Другая жизнь. Одинокий путь

                        

***

      Поев каши, Вэй Усянь лег и вскоре заснул.       Удостоверившись, что его дыхание глубокое, ровное и легкое, Яньли некоторое время посидела подле него, чуть поглаживая его руку, а потом отошла к кушетке, которая стояла в этой же комнате ближе к окну, и тоже легла.       Сон пришел к ней не вскоре. Донимали мысли, тревога, непонимание происходящего. Уверенная, что Сянь-Сяню никто не желает вреда, Яньли все никак не могла понять причин его состояния. А дружеская привязанность к нему наполняла ее сердце сочувствием и глубоким состраданием к нему.       Задремав лишь к середине ночи, Яньли на следующий день проснулась поздно.       Она подскочила на постели, осмотрелась и побежала к кровати Сянь-Сяня.       Жар у того снова вернулся, усилившись. Его губы опять пересохли. Он что-то беззвучно шептал во сне, беспокоясь. — Сянь-Сянь, — вздохнула Яньли, трогая его горячую щеку.       Быстро набрав прохладной воды, она снова принялась отирать ему лицо влажной тканью, надеясь, что это даст небольшое облегчение и шигэ придет в себя. Ведь накануне именно так и случилось. Она осторожно коснулась тканью его губ, как случайно сделала вчера, но от этого ничего не изменилось. — А-Сянь, — позвала Яньли.       Но и на ее голос, он не отреагировал, даже отвернулся, по-прежнему бормоча что-то в бреду.       «Значит, вчера он очнулся случайно…» — огорченно заключила девушка.       Вместе с тем она заметила, как часто вздрагивает пульсирующая жилка на его шее. Перехватив запястье, она почувствовала неистово бьющийся ритм. — А-Сянь! — ахнула она и, сама не сознавая, что делает, запустила руку под отворот его одежд, чтобы охладить влажной тканью область над сердцем.       Резко вздрогнув, Вэй Усянь распахнул глаза и увидел свою шицзе, испуганно склонившуюся над ним. — А-Ли… — выдохнул он, судорожно хватая воздух, и прижав ладонью ее руку у себя над сердцем. — Шигэ, — свободной рукой она коснулась его виска и щеки, чуть гладя.       Он опустил веки и немного расслабил мышцы.       «Вэй Ин… Вэй Ин…» — все еще звучало в его ушах, постепенно становясь все тише. — А-Сянь, прости, я заспалась и поздно заметила, что тебе опять плохо, — повинилась Яньли. — Что со мной происходит? — спросил Вэй Усянь, открывая глаза. — Холодный источник тут не при чем, верно? — Но ты в самом деле нырнул в него на празднике, — ответила Яньли. — Не помнишь?       Вэй Усянь отрицательно покачал головой. — Ты выпил много вина. Так нельзя, — вздохнула Яньли.       Вэй Усянь медленно отвернулся.       Он действительно абсолютно ничего не помнил кроме того дня, когда очнулся в цзиньши, увидел обоих Нефритов Лань. Цзэу-цзюня в добром здравии. И, кажется, его Лань Цин тоже была жива… Но как это возможно? Шицзе здесь, только она теперь — младшая сестра Лань Ванцзи.       «Я, что, успел переродиться и прожить еще одну жизнь? Но почему тогда я ни капли об этой жизни сейчас не помню? Почему мое собственное имя больше нельзя произносить вслух? Что случилось тогда, пока мы с Лань Чжанем творили заклинание?» — Шигэ? — позвала Яньли, осторожно подводя руку ему подзатылок и помогая приподнять голову.       Оказывается, она успела отойти от кровати и вернуться. За мыслями он ничего этого не заметил. — Попей немного? Это теплый мятный чай. Просто чай.       Вэй Усянь послушно сделал глоток из пиалы, которую она поднесла ему.       «Действительно самый обычный мятный чай. Хорошо. Пока А-Ли рядом — все хорошо.» — А-Сянь, о чем ты думаешь? Тебе снилось что-то тревожное? — попыталась разговорить его Яньли. — Ничего, — отговорился Вэй Усянь. — Это все жар. Пройдет.       И в самом деле, раз она здесь, снова подле него, разве что-то еще может иметь значение? Ему ведь так хотелось видеть ее, говорить с ней, улыбаться ей. Ради этой возможности он был готов перевернуть весь мир. Быть может, в конце концов это и удалось? Какая к черту разница, если они снова вместе!       Яньли пробыла подле него совсем недолго, а жар Сянь-Сяня снова начал заметно спадать. Чай не мог бы оказать такого действия, да еще и так скоро. Нетрудно было понять, что дело в ее прикосновениях, ее близости к нему.       Она отставила на прикроватный столик пустую пиалу и зевнула, деликатно прикрывшись ладонью. — Ты совсем не отдохнула из-за меня, — тут же отреагировал Вэй Усянь. — Не волнуйся, шигэ. Все в порядке, — заверила Яньли. — Наверстаю, когда ты поправишься. Если в детстве мне случалось болеть, ты всегда оказывался рядом. Теперь — моя очередь.       Вэй Усянь молча слушал ее, решив, что со слов постепенно составит представление о реальности, в которой находится, или, может быть, что-то подтолкнет и всколыхнет его собственную память. — Приготовлю тебе еще лечебной каши, — сказала Яньли. — Поешь тоже, — попросил ее Вэй Усянь.       Вскоре они ели яочжоу вместе, сидя на постели и нарушая тем самым орденские порядки подобающего приема пищи. Благо никто не мог застать их за этим и отчитать.       Поев, Яньли снова тихонько зевнула. — Поспи? — предложил Вэй Усянь. — Тебе все-таки нужен отдых.       Вместо ответа Яньли робко склонила голову к его плечу.       Вэй Усянь напрягся.       Его шицзе всегда была ласкова с ним, но также всегда тщательно следила за тем, чтобы держать подобающую положению и возрасту дистанцию.       Впрочем, вчера он сам вовсю пользовался положением больного, чтобы вольготно расположиться на ее плече, и в том поступке его совсем ничего не смущало.       Он опустил руку ей на спину, приобняв немного осторожно, привлекая к себе лишь слегка. — Отдохни так, если хочешь. Вчера ты держала меня, теперь — моя очередь. Поспи хорошо. — А-Сянь, приляг тоже, иначе устанешь, — шепнула ему Яньли.       Он послушался ее и лег.       Они лежали вместе. Ее голова покоилась на его плече. Его рука легла на ее бок.       Он снова слушал ее дыхание, ощущал тепло — и только так воспринимал ее действительно настоящей, снова живущей, а не миражом, неведомо как порожденным его буйным сознанием. — Шимэй, — шепнул он. — Доброго сна. Не тревожься. Мне лучше.       Ему и в самом деле стало легче. Счастье ощущать ее живой и так близко быстро возвращало ему силы лучше любого лекарства.

***

      Если бы увидел их вот так, Лань Ванцзи наверняка бы скончался на месте, его сердце, не выдержав, раскололось бы на пять лепестков.       По счастью для него самого, да и для Сянь-Сяня с Яньли, он был занят делами и не планировал появляться в уединенном домике.       Решив не откладывать своего намерения в долгий ящик и уж точно не промолчать на сей раз, Ханьгуан-цзюнь договорился о встрече с отцом. — Фуцинь, — с подобающим поклоном обратился он, едва войдя в зал аудиенций.       Стоило склониться перед ним, и каким-то непостижимым образом все последующие слова, которые Лань Ванцзи тщательно подбирал и готовил мысленно, так и застряли у него в горле не высказанные.       Цинхэн-цзюнь во время поклона поддержал его руки: — Чжань-Чжань, не нужно церемоний. Мы ведь — родные люди. Расскажи лучше, с чем ты ко мне пришел? — Отец, … — Лань Ванцзи, выпрямился и глухо проговорил, напрягая всю волю. — Мы больше не можем продолжать в том же духе.       Цинхэн-цзюнь чуть повел бровью.       Лань Ванцзи медленно втянул воздух, чувствуя, что не может просто взять и развить свою мысль в подробностях. — Так нельзя. Ведь в конце концов мы убьем его, — очень тихо, отрывисто прошептал он.       Отец продолжал держать его руки в своих и почувствовал дрожь, которую Лань Ванцзи не мог сдерживать. — Ты несомненно говоришь о Сянь-Сяне, Чжань-эр, верно? — снисходительно пришел он на выручку своему среднему сыну. — Разве не должны мы стараться сберечь этот дар, фуцинь? — осмелился ответить вопросом Лань Ванцзи. — Дар — это возможность, Чжань-эр. Он ведь единственная надежда на жизнь для твоей саоцзы… — Я помню, — прервал Ванцзи. — Конечно, отец. Сюнчжан и его семья безусловно достойны поддержки. Но другие… — Кто? — уточнил Цинхэн-цзюнь. — Те, кто не в силах удержать полученный дар и в очередной раз просят о новой возможности, — разъяснил Лань Ванцзи. — Дар дается лишь раз, Чжань-эр, — сказал ему отец. — В этом и есть испытание. — Но почему же тогда?.. — с удивлением и горечью спросил сын отца. — Всегда находятся те, кому испытание не по плечу. Но тогда остается возможность осознать и сойти с неверного пути, — проговорил Цинжэн-цзюнь.       Лань Ванцзи онемел, вдруг предположив, каким именно образом невыдержавший испытания заклинатель сходит с пути. И этот странный недуг, вдруг постигший саоцзы. Неужели она тоже рискнула попытаться принять этот дар? В тайне от сюнчжана, лишь желая жить также долго, как он?       Лань Ванцзи с трудом удержал на лице максимально нейтральное выражение. — Но ведь и я тоже, … — вдруг осознав, проговорил он.       Конечно дух падающей жар-птицы касался его почти бессчетное множество раз. — Ты — совсем другое дело, — заверил его отец, положив ладонь ему на плечо. — Ты — проводник от нас к нему и от него к нам. Твое испытание куда сложнее и горше. Мне бесконечно грустно, что эта ноша легла на твои плечи. Но вместе с тем именно ты принес нам эту величайшую в мире возможность. Нам и себе. Благодаря духу жар-птицы мы можем отобрать и взрастить сильнейших и достойнейших в своих рядах. Чтобы реализовать это, всем нам придется идти до конца. — Он должен погибнуть? — пораженный страшной догадкой, проронил Лань Ванцзи.       Цинхэн-цзюнь отвернулся, но недостаточно быстро, его сын успел заметить горькое выражение явственно проступившее на его лице. — Отец, простите, я был не сдержан, — поспешил склониться он, извиняясь. — Это действительно слишком жестоко, Чжань эр, — отозвался его родитель, отступая в глубь комнаты. — Но это моя вина, что ничего не объяснил тебе прежде, не дал понять. Думал, что правда заденет тебя. Но выходит, неведение — еще хуже. Прости меня, сын, и выслушай сейчас. Давай присядем за пиалой чая и спокойно поговорим? — Конечно, фуцинь, — согласился Лань Ванцзи и последовал приглашающему жесту отца.       Они расположились у столика. Цинхэн-цзюнь не спеша разливал чай.       Лань Ванцзи, чувствуя вину перед ним, не выдержал: — Отец, я… Вчера я привез А-Ли из Башни Кои домой в Обитель. Я просто не знаю, как еще можно помочь ему. — Раз ты поступил так, значит, так и следует, — спокойно принял известие Цинхэн-цзюнь. — Расскажи мне, как он?       Ханьгуан-цзюнь потупился и молчал. — Он частенько называет себя именем того, кого все мы клялись не упоминать вслух? — терпеливо задал очередной вопрос глава Ордена Лань.       Лань Ванцзи вскинул на отца взгляд, полный смятения.       Лицо Цинхэн-цзюня оставалось спокойным и доброжелательным: — Тот заклинатель вовсе не был прожженным злодеем или безумцем, Чжань-эр. Иначе как бы тогда он смог продвинуться в заклинательстве так хорошо и как бы теперь его дух мог продолжать помогать совершенствующимся? — Что? — Лань Ванцзи полностью растерялся. — Дух падающей жар-птицы — это его пламенно горящий не успокоившийся дух. При жизни он успел достичь высочайшего уровня владения обоими видами ци. Даже лишившись тела и души во время своего последнего ритуала, он мог бы сохранить каплю осознания, чтобы успеть понять последствия содеянного. И конечно же он вовсе не хотел разрушать мир, в котором родился и вырос. Как я и сказал, это был не злодей. Искренность чувств сгубила его. И не только его одного к сожалению. — Как такое возможно, фуцинь? — окончательно смешался Лань Ванцзи. — Привязанности сердца контролировать и прерывать сложнее всего. Самое горькое и нестерпимое — терять близких. Именно поэтому мне больно слышать о том, как ты говоришь о его гибели, — ответил Цинхэн-цзюнь. — Не понимаю, — признался Лань Ванцзи. — Ничего страшного. Еще есть немного времени, чтобы разобраться. Я дам тебе рукопись, которую прежде укрыл от тебя. А пока что подумай вот о чем: имена заклинателей повторяются. И наверняка не зря считается, что имя выдающегося способно влиять на судьбу человека, которому дано при рождении. Каждый из нас носит имена тех, кто прежде уже жил. И это лишь доказывает, что на самом деле, запретив себе говорить о нем в слух, все это время заклинатели надеялись, что однажды он вернется, чтобы исправить свою ошибку. Кому же еще может быть под силу подобное? Лишь тому, кто за случившееся в ответе.       Лань Ванцзи медленно перевел дыхание. — Но у всего совершенного есть цена, Чжань-эр. Он ошибся жестоко и, пусть несознательно, но действительно едва не сгубил все сущее в этом мире. Сейчас мы помогаем ему исправиться. Наш Орден может стать первым, кто сможет подняться до былых высот: культивировать ци настолько мощную, что она даст возможность вновь подниматься на мечах в небо, преодолевать расстояния с помощью полетов, а не на лошадях. Жить десятки лет, не старея, а может — и сотни, если удастся поймать и удерживать оптимальное равновесие духа и души. Уверен, он бы очень хотел, чтобы все это было, как раньше. Чтобы мир не потерял так много. Но для этого мы должны использовать его дух до конца. Раз он выбрал нас, мы не можем отказывать ему, правда? Каждый из нас должен постараться помочь ему исправить то, что он случайно натворил. Когда удастся, он обретет покой и возможность перерождения. Все будет хорошо. Прости, что не рассказал тебе всего раньше.       Цинхэн-цзюнь вынул из рукава и протянул сыну рукопись: — Прочти, и сам все поймешь. Не волнуйся. Уверен, ты пройдешь свое испытание с честью. Ты — самое ценное и решающее звено в этой цепочке. Будь крепок душой и телом и не давай духу и сердцу слишком большой воли. Уверен теперь, понимая нашу общую конечную цель, ты справишься лучше. Ты справишься непременно.