Другая жизнь. Одинокий путь

***

      Лунный свет падает через приоткрытое окно на кровать, подчёркивая белизну одеяла, одежд и кожи. Темнеют полумесяцы сомкнутых ресниц, человек лежит неподвижно, подставив лицо под холодный и вместе с тем мягкий свет ночного светила.       Опускаясь к нему, дух призывающий луну, полагал, что тот спит, но, едва оказавшись в комнате понял свою ошибку.       Атмосфера здесь полнится болью. Лежащий в постели вероятно ранен.       Юэлиан едва коснулся его запястья и сразу ощутил, что тело этого человека страдает, но ещё большую муку испытывает его сердце. — Цукиёми? — прозвучал тихий шепот.       Призывающий луну вскинул взгляд и увидел, что человек смотрит на него. — Проводи меня к А-Шэну, пожалуйста. Ты ведь пришел для этого? Ты можешь?       Призывающий луну чуть нахмурился, не понимая. Он все ещё смотрел в глаза человеку и поэтому смог увидеть то, что на самом деле так жестоко терзало того.       Юэлиан увидел сражение. Не поединок, не битву, а бесчестный совсем не равный бой, потому что одна из сторон конфликта была практически безоружна. Однако, именно на этой стороне и находился человек, подле которого сейчас оказался дух, призывающий луну.       Ещё несколько таких же, как он, в белом отлично владели оружием. Им даже удавалось сдерживать многократно превосходящего их числом неприятеля. Вместе с тем они убеждали своих, безоружных, отступить дальше, уйти прочь, пока ещё оставалась такая возможность, пока их еще не взяли в кольцо наступающие.       Те не соглашались. Не хотели бросать своих учителей и наставников, вынуждая тех тем самым сражаться ожесточеннее, не сдавать позиции.       Рассудительность нередко изменяет людям в отчаянных ситуациях. Отступив, они бы не смогли простить себе. Оставшись, они становились причиной тяжких ран и гибели своих старших.       Тот, кто стоял с ним спиной к спине, прикрывал его до последнего вздоха. Цукиёми вдруг увидел страшный удар, который тот не успел отбить, но, пронзенный неприятельским мечом, даже не дрогнул. Проворно лишив жизни того, кто ранил его, он стоял дальше. Его силы быстро таяли, и все же он раз за разом поднимал свой меч. Когда он, теряя равновесие, наконец покачнулся и слегка толкнул своего напарника, на его теле было уже несколько весьма тяжких ран.       Обернувшись, второй подхватил его и, кажется, позвал по имени: «А-Шэн!»       Было опустившиеся веки поднялись вновь. Как раз вовремя, чтобы заметить предательски занесённый удар со спины в того, кого он защищал, не щадя себя. Собрав остаток сил, он оттолкнул его прочь. Лишь чудом вражеский клинок не поразил ни одного из них. Упав навзничь, Лань Дэшэн видел, как крутанув меч, Лань Чжимин, стоя на колене, принял на клинок очередной удар и поднялся.       Юэлиан отчего-то видел то, что Лань Чжимину разглядеть уже не пришлось. Темные глаза распростертого на земле Лань Дэшэна следили за каждым его жестом, полные горького сожаления не то от вида его ран и понимания, что не смог защитить, оградить со всех сторон, не то от невозможности встретить взгляд любимых зелёных глаз ещё раз, в последний раз на этом земном пути.       Дух, призывающий луну увидел, как взгляд темных глаз остановился и остекленел.       В этот момент второй заклинатель снова упал на колено. Он тоже ослаб от ран и не мог бы продержаться в одиночку, но кто-то прикрыл его от врагов. Появились ещё люди и, кажется, звери. Юэлиан мельком видел рыжий мех. Движение было слишком мимолётным и быстрым, чтобы что-то понять.       Похоже, кто-то подоспел на помощь, и Лань Чжимина вынесли из сражения, а также прикрыли отступление остальных. — Цукиёми, пожалуйста, проводи меня к нему.       К постели раненого подошёл человек с бумажным фонариком: — Лаоши? — тихо позвал он.       Лань Чжимин медленно повернул голову.       Юэлиан различил в теплом свете изумрудно зелёный цвет его глаз и немного растерянное выражение, ведь подошедший не обращал ни малейшего внимания на сидящего ближе к изножью кровати. — Немногие могут меня увидеть, А-Мин, — поспешил пояснить дух, призывающий луну.       Он окончательно убедился в том, кто перед ним. Их встреча с сяньшэном была недолгой, но он конечно успел рассказать Юэлиану о тех, кто ждет его возвращения и не мог разумеется при этом не упомянуть своего ученика.       Подошедший человек аккуратно отер лицо и шею Лань Чжимина влажной тканью, поднес целебное питьё.       Юэлиан чувствовал, что сердцем Лань Чжимин не хочет жизни без того второго заклинателя, что погиб в бою, прикрывая ему спину. Но все же оставшийся в живых не мог позволить себе отказаться от предлагаемой ему помощи и заботы.       Призывающий луну увереннее сжал его запястье и потянулся к его душе, чтобы немного смирить боль в его сердце. — Прошу прощения, но я не сопровождаю души погибших и… — проговорил дух, когда человек, дежуривший у постели раненного заклинателя, отошёл подальше. — В тебе нуждаются здесь… К тому же… Вэй Ин будет горевать, если не увидит тебя. — Шифу… — проговорил Лань Чжимин. — Вы знакомы? — Нет, — покачал головой Юэлиан, поспешно отводя взгляд. — Совсем нет.       Заклинателю показалось, что Цукиёми почему-то заволновался и почти испугался даже. — У него получилось найти Ханьгуан-цзюня? — спросил он, несмотря на только что прозвучавший довольно странный ответ. — Да, — подтвердил Юэлиан. — Он смог найти. Они вернулись вдвоем. — Хорошо, — вздохнул Лань Чжимин и больше ни о чем не спрашивал.

***

      Через пару дней он был уже на ногах.       Ему приходилось сдерживать и успокаивать оставшихся в живых, решать, что делать дальше.       Школа Чжэньянь располагалась в не слишком удаленном от жилья, но всё-таки уединенном месте, ещё и потому напасть на нее было просто.       Сейчас это казалось скорее безрассудством и явной ошибкой, но все же место, где обучали медитативным практикам и заклинателей, и людей, практически не охранялось.       В этот раз им на выручку подоспели те из детей Хуатоу и Лань Вэньяна, что оказались поблизости. Их предупредил самый младший лисенок — Байшао. Он в свою очередь узнал об опасности от людей из кумирни Дзисю-дзиндзя, посвященной ками земли и любви. Именно перед ней стоят два камня, между которыми Хуатоу помогла пройти Вэй Усяню, чтобы поддержать в нем надежду на встречу с тем, с кем разделил Путь.       По сути на территории храма Чистой Воды, стихии земли и воды соседствовали друг с другом. Ками Инари потому мог бы спокойно пройти туда, не опасаясь навлечь гнев тысячелетнего дракона. Истинная проблема крылась в людях, которые исказили подлинный дух взаимодействия земли и воды, приписав соперничество вместо заботы и дружбы.       Уже имевший опыт столкновения с разрушительной силой людских убеждений, их изменчивостью, ками рисовых полей предпочел не рисковать.       Но то, что он не ступил через тории храма Кумиёдзу-дера, не уберегло от пагубных последствий.       И то, что внутри самого храма также не было согласия, общего стремления взять именно такую в итоге кровавую цену за оказанную помощь, не спасло школу Чжэньянь.       Теперь, когда уцелевшие в бою немного залечили свои раны, старшие дети кюби Хуатоу настоятельно предлагали Лань Чжимину оставить школу и перебраться дальше от людских селений, ближе к дому их матери и отца.       Поначалу заклинатель не хотел ставить под угрозу ещё и это место. Но лисы убедили его, указывая на то, что их немного, недостаточно, чтобы держать полноценную оборону довольно обширной территории школы, зато дома им было бы куда понятнее и проще строить защиту. К тому же там есть несколько магических маскирующих и сигнальных заслонов, которые помогут всем оставаться в безопасности и быть в курсе окружающей обстановки.       Покорно собравшись в дорогу все оставшиеся в живых покинули школу Чжэньянь.

***

      Инари, Лань Вэньян и Хуатоу, прибывшие на территорию школы спустя пару дней после того, как ее покинули Лань Чжимин и остальные, застали там страшное и скорбное зрелище ещё курящегося дымами пепелища недавнего пожара.       Деревянные постройки выгорели почти дотла. Окрестные деревья стояли голыми почерневшими остовами, загубленные в самом цвете царящей весны.       Хуатоу не смогла сдержать отчаянно горестного вскрика. Инари до последнего не говорил о произошедшем со школой. Да и сам не знал, что ее еще и сожгли.       Лань Вэньян поспешил обнять супругу, закрывая ее собой от вида удручающих разрушений. — Вернёмся домой, милая, — негромко попросил он. — Давай отправимся домой прямо сейчас?       Заклинатель обернулся к ками, тот подтвердил лёгким кивком, что отпускает их, а сам остается.

***

      Дома Лань Вэньян и Хуатоу нашли уцелевших после вероломного нападения на школу Чжэньянь и узнали подробности случившегося.       Лань Чжимин старательно разбирал и упорядочивал рукописи библиотеки, которые удалось забрать с собой, а также просил всех сохранять благоразумие, не ступать на дорогу мести и не проливать новой крови, ведь она не вернёт никого из уже расставшихся с жизнью.       Почти невольно он продолжал следовать духу своего ками Инари, который ни в коей мере не одобрял насилия.       На самом же деле для Лань Чжимина жизнь утратила смысл. Навсегда закрывшиеся глаза Лань Дэшэна как будто бы оборвали всякую связь с миром и для него. Умом он понимал, что оставаясь главным наставником и основателем школы, он должен продолжать что-то делать, направлять других, беречь их.       Раны на его теле медленно, но заживали. А вот заставлять себя делать хоть что-то с каждым днём становилось все сложнее. Тем более что люди слушались его беспрекословно, а место, где они теперь находились, было сокрыто и безопасно. Никаких особых дел от Лань Чжимина не требовалось, и он все чаще замирал без движения, устремив в одну точку невидящий взгляд, перед которым всякий раз возникало до смерти израненное тело его самого близкого человека, который погиб, до последнего вздоха защищая его.       Дух, призывающий луну, каждую ночь являлся к Лань Чжимину, помогая сдерживать страдающее сердце. Только понимал он и то, что в сердце этом кроме скорби ничего нет, а освободившееся хоть немного место в нем тут же занимает пустота.       Чувствовал это и белый лисенок Байшао, который частенько сопровождал ставшего одиноким заклинателя и очень рад был узнать, что дядюшка сяньшэн жив и дядюшка Ханьгуан-цзюнь — тоже. Мальчик тут же для себя решил, что оба они скоро явятся, и все непременно будет хорошо.       В одном он был прав. Эти двое наверняка вскоре будут здесь.       Юэлиан также ждал этого момента. Ждал и страшился, не смея подумать снова попасться сяньшэну на глаза. Ведь это он помог своему старшему брату, повелителю бурь серьезно ранить заклинателя, игравшего в долине у подножья Иньских гор на флейте сяо и сумевшего на время обуздать расходившуюся стихию. Помог, чтобы скрыть, на чьей он на самом деле выступает стороне. Помог, потому что не знал… И все же причины и оправдания значения теперь не имели. Цзэу-цзюня, главы ордена Лань, Лань Сиченя именно по вине Юэлиана больше не было в живых. Потому-то дух призывающий луну и не смел вновь показаться перед Вэй Усянем, знал, что не сможет скрыть от него, а тот едва ли сможет принять и простить подобное…

***

      Инари был уверен, что, Ханьгуан-цзюнь в подходящий момент расскажет Вэй Ину о случившемся в Чжэньянь, поэтому по прибытии в Дун-Ин они непременно отправятся к школе.       В ожидании он обошел пожарище, чтобы узнать, как двигался огонь, собрал своих лис и вскоре убедился, что сожгли школу, когда она уже опустела.       Жители ближайшего поселения прознали о происшествии с сяньшэном, о том, что храм Чистой Воды оказал помощь, а школа Чжэньянь отплатила черной неблагодарностью, да ещё и оскорблениями.       Слухи всегда искажают реальность.       Ками догадался, что кто-то подстроил это намеренно, чтобы простые люди, переменчивые и довольно жестокие, взялись за факелы и предали огню оставленный хозяевами оплот «лицемерия». Таким образом и место недавнего неравного боя оказалось почти полностью зачищено от следов и улик, и репутация школы была серьезно подпорчена.       Похоже, падения и взлеты также беспрестанно чередуются в этом мире, как восходы и закаты его светил. Только здесь, на земле, они всякий раз омываются багрянцем пролитой крови.       Мрачные мысли думал ками, шагая по поселению, едва ли не впервые в жизни, спокойно, открыто, средь бела дня.       Его одежды хранили следы золы и темные росчерки от угля. Нетрудно было догадаться, где он побывал.       Заложив руки за спину, Инари шел мерно, прямо глядя перед собой, несмотря на тяжесть в груди. Он даже не думал о том, что идет через довольно большое скопление людей. Перед ним расступались, ведь весь облик его был весьма далек от привычного человеческого.       Идя так близко от них, дух рисовых полей ощущал себя бесконечно далеким. Ему было горько, что он вынужден по природе своей искать почета у этих двуногих созданий, таких непостоянных, ненадежных, скорых на расправу над подобными себе.       Люди в страхе отступали перед ним, некоторые падали на колени, другие — низко склонялись, но ками не видел этого, не слышал, как кто-то осмелился позвать его по имени, а кто-то, звучно ахнув, со всех ног помчался куда-то прочь.       Он существует!       Действительно немногим доводилось увидеть ками воочию, во плоти, на улицах поселения.       Инари продолжал свое шествие, а люди все больше проникались осознанием того, какую чудовищную ошибку по всей видимости совершили. Они приписывали ками глубокую скорбь и недовольство, хотя ни то ни другое не отражалось на лице воплощённого духа и не существовало в его мыслях. Он думал совсем о другом.       Лишь когда путь ему заступила трепещущая и гомонящая толпа, он остановился в лёгком недоумении.       Перед ним, почти к самым его ногам на дорогу выбросили нескольких человек, связанных, избитых, окровавленных, с кляпами во ртах, из-за чего те могли лишь глухо мычать, но уже не делали и этого, послушно повалившись в дорожную пыль.       Вот теперь ками действительно рассердился, вперил в толпу буравящий взгляд и воскликнул: — Вам что же все ещё мало пролитой крови?! — Это они оклеветали праведную школу и подстрекали людей сжечь здания, дабы очистить землю от лицемерия! — закричали в ответ из толпы. — Это, — Инари указал на связанных, распростертых у его ног. — Разве способно поднять из пепла то, что вы разрушили?!       Он взмахом руки обвел передние ряды и тех, кто кричал громче. Нетрудно было понять, что участвовавшие в поджоге пытались теперь искупить вину, выдав зачинщиков. — Великий дух-ками, пожалуйста, смилуйся! — люди падали на колени, склоняясь. — Пощади неразумных! Морок попутал! Правильное слово уничтожать мы совсем не хотели! — Слово не уничтожить! — бросил ками, перебивая нарастающий гомон. — Оно было и есть для каждого. Вы сами отвернулись от него.       Эта речь прозвучала для людей страшнее смертной угрозы или проклятия на десять колен в обе стороны, ведь ками по сути оставил их один на один с ответственностью за содеянное, не снизойдя до того, чтобы наказать кого-то, приняв тем самым одну из сторон и становясь участником ситуации. Вместо этого он остался вовне, отстраненным, неприемлющим, далёким, пусть и стоял он при этом всего в паре шагов от людей.       Такой его вид заставлял толпу рыдать в голос. Если бы только они знали раньше. Если бы только им довелось встретить Инари вот так хоть раз прежде, они бы никогда ни за что не усомнились ни в правильном слове, ни в нем, ни в себе.       По крайней мере в этот момент им казалось именно так.       Чувство вины заставляло проливаться запоздалые слезы раскаяния и мешала им видеть, как ками, ступая аккуратно и бесшумно между впавшими в истерику людьми, удалился прочь.       Когда некоторые в толпе начали приходить в себя, его уже и след простыл.       К тем, кого раньше схватили и бросили связанными к ногам воплощенного духа, подоспел на выручку кто-то из близких. Препятствовать им не стали, позволив освободиться и уйти.

***

      Вернуться на пожарище Инари успел как раз вовремя, чтобы встретить прибытие сяньшэна и Ханьгуан-цзюня. С ними было ещё трое заклинателей: один в белом и двое в фиолетовом, но ками не успел рассмотреть их лиц.       Вэй Усянь заслонил ему обзор, Инари заметил, как тот разом переменился в лице, обводя взглядом обугленные остатки деревянных построек. — Где уцелевшие? — коротко спросил сяньшэн. — У Хуатоу и А-Яна, — также кратко ответил ему ками.       После этого Вэй Ин довольно непочтительно сгреб его, ставя на меч подле себя, и Инари ощутил, как земля уходит из-под ног. Он крепко зажмурился, но это не особенно помогло ему. — Никогда не метил в небожители, — безотчетно прошептал ками и, не сдержавшись, буквально вцепился в Вэй Усяня.       Дорогой тот про себя негодовал на Инари за то, что дух рисовых полей сам ничего не рассказал ему, переложив необходимость сообщить о случившемся на плечи Ханьгуан-цзюня.       Сейчас, оказавшись рядом с ками, сяньшэн смягчился, осознав, что ведь это была школа, созданная именем Инари. Он погладил ками по спине, утешая его.       Двадцать пять лет назад Лань Чжимин впервые оказался в восточных заморских землях, познакомился с ками рисовых полей и как-то сразу принял в свое сердце и его и эти места, остался налаживать здесь быт и уклад. Он создал свою медитативно мировоззренческую систему, подходящую действительно любому человеку и заклинателю, вместе с тем помогающую отыскать последних среди первых.       Многие годы все шло хорошо, школа росла, поднимаясь, стала известной. Здесь не учили владению оружием, потому ее никогда и не воспринимали с позиции силы.       Инари это нравилось.       Только теперь цена такой открытой безоружности оказалась нестерпимо высокой.       Ками изо всех сил держался за Вэй Усяня. Все время до настоящего момента горечь его чувств крылась глубоко. Ощущение поддерживающих его рук заставило ее подняться. — Прости. Я сейчас спущусь поближе к земле, — извинился Вэй Усянь. — Не нужно, — отозвался Инари.— Дело не в этом. Ты ещё не знаешь… А-Шэн погиб там. И я не представляю, как мне теперь смотреть А-Мину в глаза. Я ведь не пришел им на помощь.       Сяньшэн ничего не сказал в ответ. Ками лишь ощутил, как отчётливо дрогнуло и сильнее забилось его сердце. Однако он не перестал держать и чуть похлопывать ками по спине.

***

      Вэй Усянь ворвался в комнату будто вихрь.       Точно также с разбегу он влетал во всякую жизнь, что после становилась ему бескрайне дорога.       По инерции сделав пару шагов, он замедлил движение, но не остановился, превозмогая себя, не отступая перед видом тяжкого горя, свалившегося на плечи его единственного ученика.       Лань Чжимин сидел у столика, на котором лежало несколько книг. Он по-видимому что-то писал, но отвлекся, замер, продолжая держать в руке кисть. Волосы, свободные от ленты, спадали по плечам и скрывали часть его лица, будто завеса. Он не вздрогнул при звуке шагов и движения в комнате. Не поднял головы. Ничего не сказал.       Вэй Усянь заставил себя ускорить шаг, подошел и опустился на колени рядом с ним. — Шифу, — тихим шепотом сорвалось с чуть шевельнувшихся губ.       Сяньшэн обнял его, привлекая к себе: — А-Мин, …       Оказавшись в кругу его рук, Лань Чжимин задержал дыхание, а после ему пришлось приложить усилие, чтобы вдохнуть. Самый дорогой и близкий ему человек уже больше никогда не обнимет его. Никогда в этой жизни. Заклинатель уперся ладонью в грудь своему учителю и осторожно попытался отстраниться.       Вэй Усянь не стал удерживать его, ослабил объятие, отпустил. — Шифу, простите, — извинился Лань Чжимин. — Мне правда сейчас слишком… — Держись, пожалуйста, — попробовал Вэй Усянь найти хоть какие-то слова, пожимая его плечо.       Тот взял его за запястье. Сяньшэн было подумал, что это чтобы прервать и это небольшое прикосновение, но, отняв от плеча, Лань Чжимин взял его руку в свои и держал. — Я знаю, что должен, — проронил он глухим голосом. — Я никогда не учил их сражаться. Но у многих есть родня и знакомые. Те, кто неплохо умеют держать меч в руках. И они хотят мести. Хотят заставить тех отвечать. Но я не хочу этого. Еще больше крови все равно никого не вернет. Те, кто погиб, не поднимутся. Люди слушают меня. И, пока я здесь, кровь не прольется. Но если… если я уйду вслед за ним, их, оставшихся, уже ничто скорее всего не сдержит. Поэтому я должен продолжать свой путь в одиночку, чтобы присмотреть за ними. Это ведь моя школа. И, я знаю, Инари также не хотел бы мести и новых смертей. Как он, шифу, ты не знаешь? — Переживает, что не смог защитить вас, — честно ответил ему Вэй Усянь. — Выводя нас из долины бурь у Иньских гор, он серьезно пострадал и поэтому не смог прийти.       Лань Чжимин поднял взгляд, в его зеленых глазах читалась такая боль, что смотреть нестерпимо, но его шифу выдержал, не отвел глаз. — Инари не должен принимать это на себя, — проговорил Лань Чжимин. — Ведь это я решил обосноваться на этой земле, рискнул попробовать создать что-то простое и вместе с тем особенное, что подходило бы и заклинателям и простым смертным. А-Шэн… — он запнулся, но, проглотив комок подступивший к горлу, продолжил. — А-Шэн, множество раз говорил мне, что даже самая мирная школа нуждается в серьезной защите. Я же всякий раз отвечал ему, что, чем сильнее укрепления, тем больше соблазн испытать их на прочность, что любой меч, покоящийся в ножнах, однажды будет обнажен… Почему я не слушал его… — А-Мин… — выдохнул Вэй Усянь, пожимая его руку. — Я не могу без него, шифу, — признался Лань Чжимин. — Я ничего не чувствую кроме боли, саднящей в сердце то острее, то глуше. Как будто та часть, что принадлежала ему отделяется, рвется по живому. Только принадлежала ему не часть, а целое. Я должен цепляться за этот мир, но я больше не вижу его.       Все-таки не выдержав, Вэй Усянь склонил голову.       Он помнил, когда один из пары неразлучных даоцзанов завершил свой путь, второй — выгорел будто свеча за два сезона и последовал за ним.       Те, кто разделили жизнь и судьбу, глубоко проникнув друг в друга не могут надолго расстаться.       Глава ордена Лань, Лань Сичень продержался без своей Лань Цин два десятка лет. Стойко. Он был невероятным человеком. Может быть и правда, в самом деле лучшим в их поколении.       У него тоже были люди, ради которых он оставался, держался.       Это давало легкую надежду.       Но страшно было подумать, что тот испытывал все эти годы на самом деле.       Лань Чжань сказал, что его сюнчжан ушел легко, без сожалений, счастливый тем, что смог выручить и успел напоследок поговорить с младшим братом, исполненный радости и ожидания возможной скорой встречи со своей любимой супругой… — Учитель, — позвал Лань Чжимин, выдергивая Вэй Усяня из размышлений. — Вы не могли бы, пожалуйста, приготовить и разлить чай? — Конечно, — отозвался Вэй Усянь и отошел выполнить его просьбу.       Лань Чжимин не смотрел на него.       Обернувшись, сяньшэн увидел, как он сидит понурясь, глядя вниз и как чуть подрагивает его рука, опущенная на край стола.       Приготовив напиток, Вэй Усянь принес и поставил на столик небольшой поднос с чайничком и пиалами. Чаю следовало еще немного настояться. В ожидании сяньшэн подсел поближе к своему ученику, погладил и пожал его запястье. — А-Мин, пожалуйста, не пытайся стерпеть все молча. Поговори со мной?       Лань Чжимин зажмурился и с явным трудом перевел дыхание. Чувствуя его слабость, Вэй Усянь решился немного поддержать его силы. Тот стерпел, не стал отказываться.       Шли минуты, оба ничего не говорили. Сяньшэн не торопил ученика. Он отпустил его, чтобы наполнить пиалы. Поставил одну перед ним и попросил: — Попей немного?       Лань Чжимин послушался. Он попросил о чае не потому, что хотел пить. Это было чтобы отвлечь учителя, после того, как произнес слишком уж откровенные, как полагал заклинатель, слова. И слишком жестокие поэтому. Он понимал, что его боль и без того отзывается в сердце Вэй Усяня страданием. — Они напали внезапно, — проговорил Лань Чжимин. — Врасплох. Хотя это мне стоило быть бдительнее, дальновиднее. И в чем-то терпимее. Я все же ответил им слишком резко. Все потому, что… они говорили от имени Рюдзина, дракона, хозяина воды и морей. На большой земле его зовут Дунхай Юйгуан. Это действительно удивительное создание. И он в самом деле оказал нам большую помощь. Но я знаю также, что… ему не требуется признание людей, как это нужно Инари для поддержания его сил. Дракон — другой. И он бы ни за что не стал требовать поклонения. Тем более себе одному. Я бы охотно согласился, если бы речь шла о том, чтобы чествовать их обоих: Инари и Рюдзина. Вместе, но не вместо. — Я понимаю тебя, — проговорил Вэй Усянь, ощущая необходимость сказать что-то. — Спасибо, учитель, — чуть качнул головой Лань Чжимин. — Но я все же должен был подумать лучше, предположить возможные последствия. — Они поступили вероломно, — сказал сяньшэн. — По отношению к тебе, к школе Чжэньянь, даже к тому, кого чествуют в своем храме. Предполагать такую подлость в каждом встречном — невозможно. Потому что нельзя в каждом человеке видеть в первую очередь злой умысел. — То, как они настаивали на выборе между Рюдзином и Инари должно было насторожить меня, — не уступил Лань Чжимин. — Я ответил от сердца. Но, находясь во главе, стоит в первую очередь слушать рассудок и разум. Иначе…       Вэй Усянь порывисто обнял его, не боясь, что ученик снова захочет отстраниться, он просто не мог отреагировать иначе, не мог не попытаться поддержать и отогреть хоть немного. — Не надо так, — попросил он. — Слышишь? Не смей.       Лань Чжимин вздрогнул в его руках, сгреб в пальцах ткань его одежд и сяньшэн ощутил на своей шее несколько горячих капель. Он продолжал держать его, обнимая и приговаривая: — Ничего-ничего. Пусть так. Позволь себе.       Глубокий горячий выдох сорвался с губ Лань Чжимина после чего он безвольно обмяк. Вэй Усянь немедленно прислушался к его пульсу. Угрозы жизни пока не было, но постоянно ноющее его сердце не справлялось с недавно пережитой тяжкой утратой.       Опасаясь встречи с сяньшэном, дух призывающий луну сегодня не помогал Лань Чжимину. Байшао же тот отослал сам, сказавшись, что нужно заняться делами. Он и в самом деле некоторое время пытался отвлечься на них, только это у него никак не получалось. В результате ему стало совсем плохо.       Сообщив о случившемся Вэй Усянь оставался подле своего ученика почти до исхода дня непрерывно. Ему было несложно выровнять его состояние, но в сознание тот не приходил.       Никто не мог знать, что и без памяти Лань Чжимин видит бесконечно длинный миг, в котором даже последним в своей жизни движением его любимый человек спасает его от предательски занесенного удара вражеского меча.

***

      На исходе дня Вэй Усяня вытащили из комнаты Лань Чжимина буквально силком. Наконец уступив уговорам, сяньшэн сказал, что пойдет прогуляться, посмотреть закат и немного развеяться.       Никто не стал навязывать ему свою компанию, предполагая, что он вероятно просто пойдет ненадолго пройтись.       Воспользовавшись этим, Вэй Усянь удалился и вскоре, не в силах смотреть на яркие пышные сакуры цветущие ласковой теплой весной, встал на меч и стремительно исчез в ясном небе.       Теперь он мог передвигаться на мече в прямом смысле стремительно. Даже перелет над морем с большой земли не был проблемой. А уж добраться от Чжэньянь до храма Киёмидзу-дэра и вовсе ничего не стоило.       Что его погнало туда? Что имело бы в самом деле смысл сказать им теперь? Что, знай он цену их помощи, вовек бы и близко шага не ступил? Даже под страхом смерти! Лучше бы погиб сам, чем вот так…       Стоило ли оказывать помощь, чтобы после принести в его дом такое несчастье?!       Простодушная кюби, перенесшая его из Хайнина к воде и камням возле кумирни Дзисю-дзиндзя, что помогают найти любимого, конечно, тоже не могла и в кошмаре увидеть, чем все это обернется.       Страдание гнало Вэй Усяня вперед. Так случалось уже с ним множество раз. В детстве, в юности и позже в зрелости горе и слезы, особенно других, близких ему людей буквально оглушали его. Всякий раз требовалось отойти, взять передышку, чтобы после подступиться снова.        Ветер от быстрого движения холодил ему тело, немного отрезвляя разум. Однако, сяньшэну все еще хотелось увидеть их, посмотреть в глаза тем, кто замыслил и исполнил подобную мерзость.       Как бы скор ни стал теперь Суйбянь, все же пока он добирался до места совсем свечерело, закат догорел, на небе встала луна.       Ее холодный свет растекся по лесистому холму, на котором располагались здания и пагода храма Чистой воды. На ограждении и внутри построек горел теплый свет, ласкающий взор. Окрестные деревья купались в цветах, источая легкий аромат. Теплый свет окон и холодный от луны чередовались будто мозаика на лепестках и листве.       По привычке Вэй Усянь опустился на землю на некотором расстоянии от храма, все-таки отдавая дань уважения священному месту.       «Дракон — другой. Он бы ни за что не стал требовать поклонения, » — вдруг вспомнились недавние слова Лань Чжимина.       Сяньшэн слегка поклонился водопадам Отова, ведь вода из них действительно помогла ему.       Не таясь, он открыто шел к арке торий и ступил было дальше, когда вдруг заслышал взорвавшие тишину гудение и свист.       Он не подумал, что ночью на территории храма не ожидают гостей. И уж тем более Вэй Усянь не предполагал, что такую встречу готовили именно для него.       Вместе со свистом послышался плеск воды. Сяньшэн подумал, что это часть стрел вероятно ушла в реку.       В следующий миг темная фигура возникла перед ним, закрыв собой.       Стрелы промчались рядом, но ни одна из них не достигла Вэй Усяня. — Мрази! — прорычал возникший перед сяньшэном. — Ничтожества! — голос перешел в раскатистый рев, заполняя ночное небо. — Разве земля и вода могут не ладить друг с другом?! Стихии вообще не созданы враждовать!       Он резко махнул рукой, и воды Отова вспенились бурунами, поднимаясь стеной, невозможной для не слишком широкой здесь реки.       Изогнувшись змеей и блеснув серебром в лунном свете гигантская волна ударила в бок основного здания храма, обрушая его. Послышались крики людей и грохот разлетающихся балок и опор. Вода шутя расправлялась со всем, что встречала на своем пути, сносила постройки, обрывала жизни.       В считанные мгновения холм почти опустел. Осталась лишь арка торий за их спинами, да небольшая кумирня, где чествовали землю и сердечную привязанность людей друг к другу. Перед ней сохранилась и пара камней, пройдя между которыми можно отыскать любимого человека.       По очередному мановению его руки вода схлынула обратно в реку, он обернулся, и Вэй Усянь увидел, что вся его грудь сплошь утыкана стрелами. — Я вовсе не думал убивать их, — по инерции произнес сяньшэн уже заготовленные слова. — Зато они вполне собирались убить тебя! — резко бросил ему Ао-Гуан. — Я вроде как теперь бессмертный, — хмыкнул Вэй Усянь, все еще с трудом воспринимая реальность, в которой перед ним стоял человек, пронзенный парой десятков стрел и как будто того совсем не замечающий. — Бессмертный не значит неуязвимый! — отрезал дракон. — Разве я не просил тебя не огорчать моего внука? Ты же позволяешь себе шагать прямиком в лапы смерти! И это теперь, когда ты более всего нужен ему! — Глядя на вас трудно поверить, что бессмертные уязвимы, — проговорил сяньшэн. — А я не бессмертный, — усмехнулся хозяин морей и воды. — Просто это тело для меня не главное.       Легко оттолкнувшись ногами от земли, он взмыл в воздух, раскинув руки крыльями, и исчез. Спустя мгновение, до Вэй Усяня донесся всплеск воды со стороны водопадов Отова.       Сяньшэн поспешил следом, запоздало осознавая, что Дунхай Юйгуан только что спас ему жизнь. И уже не впервые.       У воды ему почудился тонкий едва уловимый, но хорошо знакомый запах крови. Вэй Усянь погладил ладонью торопливо бегущий от водопада поток.       Кто-то почти в тот же момент положил руку ему на плечо.       Сяньшэн обернулся: — Лань Чжань?! Ты тоже здесь? Ты… всё видел? — Мгм, — чуть кивнув, подтвердил Ханьгуан-цзюнь. — Как А-Мин? — Спал, когда ты ушел. С ним Байшао и другие лисы. — Как ты понял, куда я отправлюсь? — Почувствовал. — Он может быть ранен, как думаешь? — Не исключено.       Вэй Усянь снова погладил реку, посылая в воду легкий поток ци: — Пожалуйста, покажись снова? Если нужно, мы можем помочь.       «Разве я не просил тебя не огорчать моего внука? Теперь ты более всего нужен ему!» — пронеслось в сознании сяньшэна.       Он отнял руку от воды и быстро обернулся: — Возвращаемся! Живо!       Луна, висящая высоко в небе, серебрила все вокруг, позволяя еще одному свидетелю незаметно наблюдать за происходящим.       Юэлиан был поражен увиденным. И вместе с тем глубоко уязвлен.       Тот, что из воды, оказался невероятно смелым и самоотверженным. Закрыть собой человека. Ни мало не дрогнуть под градом стрел.       Снести пару зданий для распоряжающегося такой стихией, как вода, несложно. Но остальное…       Дух, призывающий луну, с ужасающей четкостью рассмотрел изрешеченную стрелами фигуру. А когда тот, оторвавшись от земли, прыгнул в воздух, на лету принимая форму дракона, Юэлиан увидел, как сверкнули в его сторону большие изумрудно зеленые глаза. Такого же цвета, как у того заклинателя… Значит, легенды, что распространены среди людей, не лгут: дракон действительно выходит на землю, посещает человеческих красавиц, среди людей есть его дети.       Лань Чжимин — действительно его внук. Это не игра слов, не притворство.       И вместе с тем все они: Рюдзин, Цукиёми, Сусаноо вдруг оказались замешанными в судьбах смертных людей так сильно, как никогда раньше.       Дух луны ощутил странное беспокойство, подумав о том заклинателе, чья глубокая скорбь заставила его увидеть и прочувствовать сполна пусть совсем малую, но очень настоящую каплю человеческой жизни, настоящих сердечных переживаний.

***

      Используя лучи послушного ему светила, Юэлиан смог без труда превзойти в скорости пару бессмертных заклинателей и оказался в лесном укрытии лисьей семьи куда быстрее них.       Находясь уже совсем близко, он услышал тоскливый отчаянный вопль лисенка, зовущего маму на помощь. Справиться с бедой ему не хватало собственных сил.       Байшао задремал подле с виду мирно спящего заклинателя и проснулся от того, что тот крепко обнял его.       Сначала лисенок обрадовался.       С тех пор, как в Чжэньянь пришла беда, лаоши Лань Чжимин стал отстранен и холоден и, даже если лисенок жался к нему, не гладил и не обнимал его.       Чувствуя, как человеческие пальцы погружаются в его шерсть, Байшао встрепенулся.       Он услышал имя, слетевшее с губ заклинателя. Тот звал того, кого любил и потерял так внезапно и бесповоротно.       Страдающая душа терзалась потерей и рвалась прочь, птицей стремясь к небесам.       Маленький лис пытался звать лаоши Лань Чжимина по имени, но голос зверя не похож на человеческий, а тратить время на изменение формы он боялся.       Дух заклинателя был полон сил и оставался в теле, а с душой маленький лис поделать ничего не мог. Только понимал, если эта сущность оборвет сейчас свою связь с духом и телом человека, тот неминуемо погибнет, уйдет вслед за тем, кого пытается дозваться сквозь сон.       На крик лисенка прибежали Хуатоу и Лань Вэньян.       Последний сразу же достал свою лютню и тронул струны. Полившаяся музыка как магнитом притянула призывающего луну, позволяя оказаться рядом в нужный миг.       Маленький лис скулил и метался вместе с заклинателем, чувствуя, что происходит, он очень переживал, что этот человек расстанется с жизнью прямо сейчас.       Юэлиан погладил его по загривку, успокаивая. И вместе с тем поймал запястье Лань Чжимина. Только он мог дать немного успокоения, охладить страдающую душу заклинателя.       Звучащая музыка помогла ему сделать это быстрее. И человек, и зверек успокоились.       Кюби Хуатоу также касалась их обоих, но ее силы, как и дар ее сынишки не имели общего с сутью человеческой души, она не могла помочь. Вместе с тем ей было и не дано видеть духа, призывающего луну. Но все же она обернулась, глядя на голубовато-белый луч света, падающий в окно.       Хуатоу смотрела сквозь призывающего луну, не различая его, тихонько продолжая гладить сынишку и заклинателя, тот ведь тоже был ее лисенком, пусть и только названным, а не родным.       Засмотревшись на них Юэлиан не заметил, как в двери комнаты почти бесшумно прошел Инари.       Дух рисовых полей и призывающий луну встретились взглядами на расстоянии всего в несколько шагов друг от друга. При этом Юэлиан с ужасом осознал, что ками смотрит прямо на него. Не мимо или насквозь, а буквально в лицо, прекрасно видя его на сей раз. Похолодев, призывающий луну вспомнил, как на подступах к бессмертным равнинам, прощаясь с Вэй Усянем, он пережил незнакомую волну эмоций и вместе с тем почувствовал себя ближе к камням и твердой земле. И вот теперь ками рисовых полей похоже в самом деле видит его.       Юэлиан немедленно решил про себя, что земной дух сейчас же разорвет его в клочья, подумал, что тот уже сполна осведомлен о его роли в судьбе того заклинателя, что играл на флейте сяо.       Инари, довольно неконфликтный по сути, на первый взгляд имел действительно достаточно суровый, внушающий опасения вид. Возможно все дело было в киноварных спиралях жизни, контрастно выделяющихся на его светлой коже вместе с черными уголками бровей и глаз. Или это впечатление дополняли острые кинжалоподобные когти и грация дикого зверя. — Хуатоу, — обратился он к кюби, коснувшись ее и подсев рядом. — Сходи, приготовь поддерживающий отвар, пожалуйста. Всем будет на пользу. Я побуду здесь, с твоими лисятами. — Конечно, хозяин, — спохватилась та и поспешила выполнять поручение.       Ками знал, что лисе нельзя сильно переживать после недавнего несчастья. Ее собственный дух еще не вполне окреп. — Пока ты — друг и помогаешь, можешь быть спокойным, Цукиёми, — не оборачиваясь, негромко произнес ками, когда его лиса прикрыла за собой двери комнаты. — Спасибо, Инари, — заставил себя выговорить дух, призывающий луну. — Инари, — эхом повторил за ним пришедший в себя заклинатель и приподнялся.       Ками поддержал его, помогая сесть. — Инари, — повторил Лань Чжимин, ловя его взгляд. — Спасибо Вам за шифу и остальных. Вы дошли до самых Иньских гор, рискуя… — Я в порядке, — поспешил прервать его ками. — Не стоит об этом. — Простите, что не справился здесь, без Вас, — горько вздохнул заклинатель. — Ты справился, А-Мин, — заверил его Инари, привлекая к себе. — Это я не смог прийти к тебе вовремя. — Вы не могли быть одновременно и здесь, и там, — произнес Лань Чжимин, положив ладонь на плечо ками. — Это не Ваша вина.       Еще снаружи смотря на освещенные в ночной час окна, Вэй Усянь лишь сильнее ощутил неладное и поспешил войти.       Ему показалось что там, где лучи луны падали на кровать была еще видна изящная фигура молодого юноши в легких воздушных одеждах, с чуть вьющимися короткими волосами.       Заурчавший лисенок у ног вернул сяньшэна к реальности. Он, наклонившись потрепал зверька и шагнул дальше в комнату, к кровати, на которой сидел Инари, обнимающий Лань Чжимина.       Дух призывающий луну ускользнул за миг до прихода Вэй Усяня. Просто музыка лунной лютни, продолжающая звучать, сохранила зримым для сяньшэна оставленный Юэлианом след.       Лань Ванцзи, вошедший в комнату вслед за Вэй Усянем, подошел к Лань Вэньяну и опустил руку тому на плечо, предлагая сделать небольшую передышку.       Как раз подоспела и кюби, приготовившая укрепляющий отвар трав. Она раздала по пиале каждому и аккуратно проследила, чтобы все было выпито до капли.       А вскоре после комнату заполнило слаженное дополняющее друг друга звучание гуциня Ванцзи и флейты Чэньцин.