стокгольмский синдром

тихий скулеж раздается эхом по палате от ноющей боли в руках. он запрокидывает голову от нее, обнажая кадык и напряженные мышцы шеи. кэрол больно смотреть на это, и она медленно отводит взгляд, пряча пухленькие ручки в рукавах свитера. неловкое молчание. ему не хотелось смотреть на нее, зная, что причинил много боли. – одно скажи: зачем ты пришла? – хотелось тебя увидеть, – с долей правды тихо сказала девушка. – насильника? – да… – звука не издала, но по губам он все прочел. – забавная ты, – ответа от нее не последовало. – я тебя удерживал дома, ковал цепями на кухне, заставлял спать со мной. а ты влюбилась. слезы разочарования в себе и проигрыша потекли по ее румяным щекам, скатываясь по подбородку и темному свитеру, оставляя пятна. боль в душе нарастала с каждым разом, а когда взгляд упал на его закованные руки, она разрыдалась. – ну и чего ты ревешь? – без тени сострадания спросил он. ей вспомнилось прошлое. *** отец кэрол редко появлялся в ее жизни, но она искренне любила его. он был не самым лучшим человеком, объективно. избивал мать и порой свою дочь. но для нее он был идеалом и она его всегда оправдывала в своих действиях. «папочка просто устал», «папочка хотел просто немного отдохнуть», «папочка не хотел делать больно», «папочка просто хочет воспитать нас», папочка, папочка, папочка… он умер, когда ей было 16, и для нее это стало огромной трагедией. и за это ее осудили. *** девушка подняла заплаканный взгляд в его холодные спокойные глаза. пальцы потянулись сами как по повиновению и погладили его волосы. он лишь прижался к ее пальцам, закрывая глаза и выпуская тяжелый выдох из колющих легких. – должен признать, я тебя тоже отчасти полюбил. – для чего ты украл меня…? – дурацкий вопрос, кэрол. разве тебе не говорили, что у насильников и маньяков нет ответа на этот вопрос? они сами не знают, зачем делают это. – возможно… это был первый более менее хороший вечер в последнее время.