В новом мире

      Душ и горячий чай — самое оно, что только нужно для восставшего из мёртвых человека.       Алиса ковыляет до нужного отсека, с облегчением обнаруживая за обычной дверью весьма неплохую душевую, сушилку и стиралку.       Стягивая с себя всю грязь, что являлась облачением бывшего трупа, она закидывает шмотьё в стирку, сама же врубает душ, мылится всем, что только попадает под руки и, чтобы отвлечься, проверяет собственный голос, погружаясь в песнопения так, что от его звучания дребезжат стенки душевой.       Втирает мыло, скребя длинными пальцами кожу до кровавых подтёков, инстинктивно пытаясь снять с себя чужую шкуру.       Не получается.       Кожа, как родная. Мягкая и мертвецки холодная. И всё равно чужая.       По ней, гуляют холодные мурашки, на коже болят кровоподтёки, а вода обжигает до колик.       Распевшись, поёт так громко, что не замечает, как на её голосину выламывают двери душевой, в которую мгновенно влетает целая орда ниндзя со световыми шашками.       Но даже так, это не мешает чернокожему человеку с фиолетовой селёдкой (нет, она не хочет вместе с этим персонажем фигурировать в порно!!!) кричать на неё и Алисе на него — в ответ.       — Рыцарь Джин, от ваших криков весь Храм на ушах стоит!       — Пусть стоит, а я моюсь!       — Рыцарь!       Кто?! Она? Да ни в жизнь!       Она самое мирное создание на планете. Женщина, к которой вломились во время мытья и что-то требуют, а она вся такая, в общем, никакая, но весьма мирная, и даже не пытается окатить их кипятком из лейки, вот. А они!       — Пошли вон, извращенцы! Ворвались, напугали бедную девушку, вломились к ней во время банных процедур, так ещё и пялитесь! Пялитесь и орёте! Вламываетесь! Машете Мечом! А теперь ещё и облапать удумали! Да вы самый настоящий Извращенец!       Может и не совсем мирная, но то, что на нервах — это точно.       Алиса угрожающе хватается за кусок мыла, другой же рукой прикрывает намыленную грудь, остальное скрывает пена, медленно стекающая в слив стараниями душевой воды.       Сейчас ей плевать на то, что она не у себя дома, что она находится в каких-то бараках, что вторженцы вооружены. Её волнует лишь одно: она голая как липка, мыльная, как мыльный корень, пена норовит затечь в глаза и вытечь вместе с ними.       Даже на орду мужиков на любой вкус и цвет плевать. Но отстаивать свою честь и право помыться она будет до последнего. И точка.       Даже если это не её тело и не её душевая.       Мужчина угрожающе раздувает ноздри. Оскорбление в свою сторону, терпеть он ненамерен. Но и Алисе не совсем всё равно — она тут жертва. Чужое эго подождёт, когда страдает её достоинство.       А оно было куда важнее, чем душевное равновесие неизвестного хмыря.       Душевая вода бежит, смывая остатки пенного покрова, оставив глаза Алисы при ней, а орда ниндзя во главе с оказавшимся чернокожим юношей, закутанным в хламиду и с пурпурной саблей в руках, не исчезала.       — Да как вы!..       — Смею. Будьте добры, покиньте помещение!       — Нет.       — Я голая!       Что верно, то верно.       — Вы задержаны!       Ноль реакции.       — По какому праву!       — Вы мертвы, — невозмутимость — сестра таланта (не только политика, но и комика). Алиса подавилась воздухом.       — А вы, значит, некрофил?       Вуайерист. И возможный убийца…       Что в общем-то хоть и висело в воздухе, но так и не озвучивалось... Алиса обводит сосредоточенным взглядом столпившуюся у входа компанию со световыми шашками, — ей богу, ещё бы со свечками пришли, — закусив внутреннюю сторону щеки.       Стиральная машина пищит, оповещая о завершившейся стирке. Мужчина не движется с места, пародируя истукана.       — … — о, как глазки забегали, явно сказать нечего.       Молчание знак согласия.       — Всё с вами ясно… А это — команда поддержки… — Алиса держит паузу, чтобы сорваться на воистину змеиное шипение, — Извращенцы!       Теперь она была точно уверенна в своих обвинениях. Возмущение холодом разливалось в груди, адреналин правил бал.        Пройдя мимо не иначе как… Неизвестного хмыря, она невозмутимо вынула из заливающейся соловьиной трелью стиралки шмот, мысленно радуясь, что ставила на быструю стирку с допполосканием и отжимом, из-за чего надевала едва сухие, но и не до конца мокрые одежды.       — А теперь извольте пройти с нами, — ещё и желваки ходуном заходили. Интенсивно. У кого-то явно проблемы с гневом. Алиса через силу поморщилась, медленно натягивая хламиду.       — Нет, — тело всё ещё болело.       Никуда идти она не хотела. Не хотела, чтобы до неё дотрагивались, не хотела, чтобы всё было так сложно, не хотела находится здесь и много чего ещё. Но её не спрашивали ни люди, ни жизнь, ни Сила. Мир завертелся, выкидывая держащийся в здравом рассудке на добром слове и адреналине мешок с костями в сонное забытье.       Где-то на периферии её осеняет мысль, что если это всё-таки органы правопорядка, она не оказывала вооружённого сопротивления, кипятком не брызгалась и мылом не кидалась, значит всё должно быть в порядке…

***

      Она не любила фильмы, но после тяжёлого рабочего дня была не прочь отвести душу за простеньким чтивом.       Чтиво имело свойство быть разным: серьёзным, до текущего красного носа и зарёванных от слёз глаз читателя; смешным, до сорванной от смеха глотки, но также серьёзным в своей непосредственности донесения дельной мысли до читателя, пускай и в юмористическом ключе.       Но даже так, познавши всласть, Алиса Васильевна каждое утро, помимо субботы и воскресенья, должна была быть как в штык на работе с беспристрастной миной (чтобы не принимать всё близко к сердцу), но участливой, оказывая соответствующие услуги клиентам.       Через неё проходили толпы людей, у которых были разные жизненные ситуации, всем была нужна помощь. Проблемы были разные, ситуации тянули на скандальные мылодрамы и фильмы ужасов вместе и по-отдельности. Хаос творился в сознании под конец смены и от него голова шла кругом.       Чего Алиса Васильевна не ожидала, так это того, что сама окажется в трудной жизненной ситуации. Такой, которой не было ни в одной методичке по работе с клиентами.       Чтиво имело свойство быть разным. И серьёзным, и донельзя абсурдным, наполненным абсолютным везением и выгодными совпадениями.       Этого у Алисы Васильевны не было, как и джойстика с выбором характеристик персонажа, и фильтра с физическими данными, — не говоря уже о выборе мира, — тоже. Не имелось и избытка времени на привыкание, ассимиляцию и эмансипацию из арсенала попаданца. Она это понимала. Зато было что-то между абсурдом и серьёзностью происходящего, придуманного на зелёных щах.       Страха не было.       Тяга к жизни, тяга отстаивать себя и свои права… Присутствовала. И наглость. В избирательном количестве: «Вы не трогаете меня, я не трогаю вас».       И был адреналин. И в таких количествах, что здравый смысл перекрывался первым, а потом глушил страх, заставляя действовать по принципу: «Сначала говорю, потом думаю».       А потом пришёл пофигизм, вслед за умеренным любопытством, хороня страх в зародыше, оставляя его блёклую тень — опасливость.       Как итог, попаданка со всем своим коктейлем рубленных эмоций получилась весьма дёрганной, тормознутой и совершенно не понимающей, что ей с этим счастьем делать.       Сила или же интуиция говорила просто жить, открывая горизонты возможностей. Возможностей было дофига.       Реальность попросила седьмое чувство подвинуться и закатать губу.       Здравый смысл задал вопрос: «Кто я есть?»       Мозг выдавал: «Eror!»       Алиса нервно смеялась, давя это в себе, издавая по звуку что-то между застрявшей в горле кости и сдавленным кашлем. Надрывным, болючим и зудящим.       Собственно, не так уж она ушла от правды, — она подавилась.       Миром. Местом пребывания. И именем.       И… Собственным везением.       Это же надо было, с ней не случилось ни внезапного грузовика, ни маньяка, ни сосульки — ничего такого, чтобы имелся хоть какой-то смысл оказаться здесь. Такого не случалось ни когда она свалилась в погреб глубиной в три метра, ни когда на неё обрушилась поленница, ни когда старинная хрустальная ваза жахнула ей по темечку, а она отделалась рассечённым затылком и периодической головной болью.       Она просто… Не знает «что», но причин оказаться здесь не было.       Чужой труп не двигался. Но со временем, тем самым, которым располагала она, начал приходить в движение, медленно, постепенно и со скрипом показывая признаки какого-либо прогресса. Не иначе, душу почувствовал, а какую — не важно, было бы кому руководить.       Дыхание вернулось внезапно, обжигая лёгкие. Она слышала, как скрипели суставы и хрустели хрящи. Она чувствовала, как коченеющее от отсутствия кровотока вместилище отмирало, как болели мышцы, как ныли кости, как хотелось встать, как приходило обоняние сквозь пелену. Тишина звенела в ушах, проходя как сквозь толщу воды. Ткань на холодном от лежания на деревянной койке тела была мокрой и неудобной.       Шмот хотелось содрать с себя в первую очередь.       Содрала.       Получилось. Не сразу, но получилось.       Ценой пары падений, заплетающихся ног, пары снесённых тумб и отбитых мизинцев на обеих ногах.       Лапы казались до нельзя длинными, рост высоким, а одежда неудобной.       Без неё было проще.       Легче.       Чуть-чуть, пока мокрая прохлада, царившая в душевой, совместной с прачечной, — если таковой считалась тройка центрифужных машинок, — уместившейся в противоположном углу от ряда душевых, не начала облизывать плечи после неприятного жара.       Спокойно отмыться она не успела. Не вышло. Толпа неизвестных не располагала к дальнейшему мытью, пение немного успокоило клокочущие от душевного раздрая мозги. А потом начался какой-то бред: не успев обособиться, свыкнуться, эмансипироваться по всем правилам, принимая личину того, кем она оказалась, Алиса второй раз за бытие странного мира открыла глаза не рядом со стиральной машинкой, подле которой отрубилась, а на этот раз — в медицинском блоке. По крайне мере, синекожая мадам с двумя отростками на затылке что-то бурчала о пациентах, идиотах, лентяях и здоровье.       — Сколько пальцев показываю?       — Два?..       — Должно быть три. Дальше… Зрачки… правый. Минус два, второй минус полтора? Итог: полностью расшатанный вестибулярный аппарат, миопия первой степени, развивающийся некроз и… Рыцарь Джин, почему вы не обратились к нам раньше?       Алиса, нервно хихикнула, давя глупую лыбу. В один миг мрачнея…       — Как-то было не до этого… — момент нужно ловить, пока тёплый.       — Отговорки.       Да и действительно, когда. Она даже не знает, точно ли она там, о чём думает, а тело… Так оно и не её вовсе. Зрение… Так мало ли что у этой Джин со здоровьем, она же рыцарь… Не Алиса же?       Мало ли какие заморочки, но если уж это джедаи, то по каким только углам галактики они шатаются, а целители, они… Ну, всегда единственные в своём роде?       Скорее всего.       В лесу, на необитаемой планете, где кроме живности какая-то неразумная хрень, а цивилизацией и не пахнет, где уж тут целительству, светилам медицины и медцентрам.       Может, действительно, причина была и не обязательно в простом попустительстве и невнимательности.       А некроз… Так она же воскресла… Недавно. Но не говорить же о том, что Квай-Гон Джин умерла по неясным причинам, а она вообще не отсюда и вообще из другого мира?       Сочтут ещё, что она двинулась, а то и вовсе «ситхом» объявят, — они же всё сменой тел баловались. Чего Алисе уж точно не хотелось. Хоть тело чужое — это не значит, что она не хочет жить…       Алиса тяжело вздохнула.       — Все вы так говорите, пока не становится поздно. Тебе уже столько раз говорили, следи за своим здоровьем, неужели так трудно, раз в полгода прийти на консультацию? Во-от. Молчишь!       Попаданка, уставилась на медицинского дроида, что летал рядом, продолжающего скан, зависнув в воздухе огромной мухой. Тви’лека не прекращала бурчать, Алиса слушала, постепенно уходя в глухие дали.       Бровки домиком, задумчивый взгляд, волосня на удивление не лезет в глаза и рот, что-то в чужом-своём уме перемыкает, и Алиса Васильевна вдруг понимает: «Момент нужно ловить, пока горячо».       Или там что-то говорилось про «ковку», она точно не помнит, но возможно сейчас это решит большинство будущих проблем, если, конечно, выгорит…       — А мы случаем с вами не были знакомы… раньше?       Что-то со звоном брякнуло, ударяясь о кипенно-белый пол. Похоже вводить в ступор окружающих, стала её талантом.       Квай-Гон Джин натянуто улыбнулась.