В новом мире

      Алиса глазеет на окружающий мир взглядом по пять копеек, через пять минут глотая панический вздох.       Стоит открыть глаза, как перед ними всё крутится-вертится, приходя в движение.       Она знает точно:       Это не её дом.       Не её кровать.       Не её тело.       Она хочет встать, но оно не слушается. Оно — деревянное, негибкое, неподвижное, холодное. Такое… будто бы… окоченевшее.       Единственное, что у неё точно получилось, так это медленно мотнуть головой, чтобы подушка слетела с лица. Потом она попыталась вздохнуть, как тут же зашлась судорожным кашлем от нехватки воздуха. Через силу, через волю, так, будто бы это тело ещё и сломано, как механизм с погоревшей проводкой, и вообще больше не должно как-либо функционировать.       Удивительно.       Догадка вспыхивает мутным огоньком свечи, затекая в мозг так же медленно, как холодный мёд из банки в крынку. Мёд — мысль, крынка — её разум, который работает какими-то непонятными категориями.        «Оно ещё и мёртвое»       Ощущения тела странные: оно слишком холодное, от внутреннего холода ломит кости и ноют мышцы, кровоток разгоняется нехотя, медленно приходя в движение; с другой стороны, нестерпимый жар обжигает кожу.       А может быть и нет… Живое.       Не всегда же залётные души вселяются именно что в мертвецов? Может, нет, а может и да. Кто их разберёт? Уж точно не она.       Алиса изо всех сил хочет нормально пошевелиться, хочет избавиться от постороннего в легких, хочет, чтобы оно, — тело, — стало движимым и послушным.       Желание на удивление исполняется: не сразу, но труп поддается её воле, чему она радуется несмотря ни на что, будь то даже неудобство и дискомфорт от всего, что только что произошло.       Спустя некоторое время ей удаётся полностью вернуть ощущения, почувствовать тело и, поддавшись порыву, встать на обе ноги, после чего закономерно рухнуть на пол.       Алиса шипит, давя неразборчивые проклятья, порывается встать. Встаёт и, шатаясь на не своих ногах, плетётся в сторону уборной, если повезёт, то душевой, возможно всё и сразу, а может ничего из этого. Мечтать — не вредно. Иногда полезно.       Сейчас она хочет смыть с себя всё, что накопилось за эти мучительные мгновения, и привести мысли в порядок. Ну и себя, по мере возможностей...

***

      Заседающие в зале высшего совета молчали, просверливая в ней дыру взглядом, — если бы это было возможно, она бы походила на решето.       Молчала и Алиса, находясь в подвешенном состоянии. Она сейчас была и здесь, и не тут, и вообще где-то там. Но, в то же время, была готова к «крайним мерам».       Насколько «крайним» было не совсем ясно даже ей, но на то они и крайние, чтобы использоваться в крайнем случае. Алиса же подходила к краю своих эмоциональных резервов.       Интересно, если она всё-таки перенервничает и сплюнет на пол (хотя хотелось в чью-то рожу), и хлопнет дверью (насколько позволяли автоматические затворки), её же не прирежут? Или всё-таки исключат из «сей организации»?       Если второе казалось сомнительным, то первое лучше не проверять. Мало ли... Вдруг действительно убьют, а в глубине души жуть как хотелось жить.       Ситуация не сдвигалась с мертвой точки с пяти часов утра по корусантскому времени.       Хронометр показывал девять, что означало четыре часа безрезультатных попыток по-тихому смыться в сторону от неприятной ситуации.       Слиться из игры заранее и под шумок, прихватив с собой куль первой необходимости, не удалось: без документов, кредитов и вообще какого-либо скарба за пазухой покинуть столицу было практически не возможно, — оставался самый сложный и неприятный вариант.       С остальными неудобствами можно было смириться, но привыкшая к комфорту в своём мире женщина к некоторым открытиям своего тела была настроена фатально, но примерно прикидывала решение проблем.       Колючая мочалка на голове, ни разу не походящая на нормальные волосы, заместо тех ухоженных гладких и здоровых, которые когда-то было не стыдно распустить и мотнуть шикарной гривой... Сейчас была годна лишь на то, чтобы на ней оттачивали технику стрижки на случай чрезвычайных ситуаций. В общем, без слёз не взглянешь. Хотя, она даже смотреть боялась, да и зеркало пойди найди в таком-то лабиринте...       Причёска была не меньшей костью в горле после попадания, с которой можно было (хотелось) бороться не напрягаясь, — скорее радикально, чтоб сразу под ноль.       Но на это нужно было время. Времени у неё не было. Зато почему-то имелось на занудную бюрократию, которая раздражала не меньше, чем косплей на Гермиону Грейнджер.       Высокий рост мешал — она едва удерживалась от преследующего ее с детства страха высоты; некогда казавшаяся выдумкой Сила — тоже.       Иначе, чужое недовольство, скрытое за толщей непроницаемых рож, просивших кирпича, фонившее вместе с замешательством и готовностью вбивать свою точку зрения до конца, витавшее вокруг и всюду, она назвать не могла.       Её нервировало всё и в тоже время ничего. Пофигизм вовремя вписался за её нервную систему — ровно тогда, когда был нужен. Причём, именно сейчас, позволив оставаться внешне невозмутимой.       Глаза несфокусированно смотрели на новый-чужой мир, на ксеносов (слава сущему, гуманоидов) плоским взглядом.       Внутреннее хотело приложиться обо что-нибудь тяжёлое черепом, да по-сильней, и развидеть окружающих.       Фильмы и мультики — это одно, а реальность — другое.       — Рыцарь Джин, почему такое решение приняли вы? — хорошо, что ещё не «мастер». Иначе проблем было бы больше, а способы решения не особо хотели придумываться и вообще как-то решаться. Ей хотелось домой. Или куда угодно, лишь бы подальше отсюда.       Действительно, а почему? Что ей так не нравится в Ордене?       Странная мысль забилась в голову, но была тут же отметена в сторону.       Конечно же, тем, что естественные права, не смотря на кодекс, отвергались в угоду учению и самосовершенствованию!       Саморазвитие — это, конечно, хорошо, но кроме мира и покоя в галактике, ценности имеются и другие.       Эти «другие», например, во многом хранят этот самый мир похлеще меча и щита.       По крайней мере, заместо того, чтобы чинить насилие локальное и планетарного масштаба, индивид переключается на более мелкие социальные группы и творить всякую ересь у индивида банально не оставалось времени. Как у любого нормального человека «за тридцать» из мемов в её коротящей памяти.       На секунду, всего на миг, ей стало спокойней.       Йода по-старчески скрипит, опираясь на свою палку-выручалку, — которой наверняка гонял не одно поколение учеников и их учителей, — при этом, не вставая с места.       Вообще, если не приглядываться, гранд-магистр создавал впечатление существа возраста неопределённого, но уж точно не космически древнего старца, у которого картинно сыплется песок из всех щелей (только и успевай, чтобы баночку подставлять).       Она и не приглядывалась, но выводы делала.       Так что… Что там было по выводам от первой встречи?       Задолбавшегося жизнью — да, а вот древнего, как космос, — нет. Не создавал гроссмейстер такого впечатления! Не создавал… Для неё уж точно. Но первое впечатление — оно «такое», лучше не обманываться.       Для галактики его девять веков — тьфу, считай, что дитя, а для Силы и подавно.       Оскар магистру был бы обеспечен.       Остальных оставалось разве что игнорировать. Чужие эмоции, от которых, кстати, учение требовало отказаться, давили на психику не меньше, чем пожирающие взгляды.       Ощущение себя бабочкой в террариуме не покидало, мутируя в обрывистые видения. И не понятно было: это такое воображение или же действительно Сила?       Скорее всего, первое, но и второе не отметалось. Мало ли. Всё-таки вздёрнутая пушистая бровь Ки-Ади-Мунди, — кажется, — ей не померещилась.       Чертовщина… Чур-чур-чур.       Тесное собрание в кругу избранных лиц, где ни одного похожего, нервировало: всех и вся за один раз было слишком много, от событий кружилась голова и немного подташнивало. А Йода, он зло более-менее привычное, о нём она хотя бы слышала, остальные… Не узнавались. Или не особо.       Если только чуть-чуть, но лучше не усердствовать. Мало ли…       Алиса подрагивала в душе, косилась в целях побега на панорамное окно, за которым простирался утренний Корусант, и совершенно неудачно одергивала ушедшие в мандраж хватательные конечности. Те, в свою очередь, искали сайбер, которого с ней не было. Глаза и мозг примерялись и прикидывали, сколько она будет падать вниз и действительно ли тела одарённых такие крепкие? И приходили к неутешительному мнению, что, скорее всего, атомную войну не выдержат, но вот попытку суициднуться на глазах магистров, — точно.       Для начала, пришлось бы пробиться через живую ограду из них, а уж потом пытаться экспериментировать.       И то, веры, что выгорит, не было. Уж слишком страшные были магистры.       И слишком прочным казалось стекло.       Алиса подавила вздох, тая в ореховых глазах искреннюю печаль.       «Прыгать» казалось таким же нереальным, как и спокойная жизнь в дальнейшем. Это она чувствовала затылком, в десяти сантиметрах от которого находилась грудь такого же неправильного монаха, как всё их общество в целом и пока ещё непослушное тело.       Хорошее настроение, несмотря на недавние «медитации» с мылом и мочалкой, уже вторые сутки, как улетучились.       Попытка сделать шаг назад была пресечена стоявшим позади неё каменным изваянием Яном Дуку, в простонародье известным как Дарт Тиранус, Граф Серено и вообще много кто ещё. Алиса не углублялась в изучение всей саги с подноготной её аборигенов, да и не особо хотела сейчас. Хоть и в жизни пригодится всякое, мало ли…       «А вообще, мастер ничего так, повезёт его жене…» — Алиса в который раз горько вздохнула, заломила пальцы, скрытые широкими рукавами мантии, в которой тонула даже со своим ростом… Но до графа… Явно не дотягивала и вообще едва доставала макушкой плеча своего уже «бывшего мастера».       — Как только звание рыцаря получили вы, и пары ночей не прошло, — час от часу полегче, но не настолько, чтобы прибывать в счастливой эйфории.       Она всё ещё в другом мире и никакого отношения к рыцарству не имеет. Да и, может, вообще думать поменьше? Это же, всё-таки, что-то вроде допроса, ещё и целой толпой джедаев, которые в телепатию, гады беспардонные, могут. А она — одна (камушек сзади почти не в счёт), маленькая (уже не очень), щупленькая («ха-ха» два раза) и вообще беспросветная бестолочь (хоть что-то не изменилось).       Новая информация о новом теле затекла в уши, никак не отражаясь на эмоциональном фоне. Сейчас ей было глубоко фиолетово. Кто она, что она, и вообще. Свалить бы отсюда...       Если удасться как можно раньше, то это будет, возможно, куда более перспективным решением, чем остаться здесь. Не вояка она, не вояка. И философ не ахти. И претензии адептов двух сторон Силы друг к другу не понимает. Она больше практик, чем теоретик.       Ей факты нужны, факты — чтобы знать, как с этими зубрами бороться, а лучше не встречаться никогда, да и вообще выжить, в идеале просто жить по нормальному, а не как «эти».       Как представит скалящегося Мола, так у неё сердце сразу румбу танцевать начинает. От страха, а не что можно от испорченности не в меру подумать! Да и об остальном, что творилось в фильме…       Смутное воспоминание о резне в храме вспыхнуло кадрами из кинокартины, что сохранилась в старом семейном доме в единственном экземпляре единственной кассеты, привезённой отцом прямиком из столицы.       — Мне не комфортно находиться в Ордене, — в принципе, это касалось и тела, но это ещё можно терпеть. Орден же… Секта, которых она опасалась не меньше, чем гадалок на улицах. От них естество приказывало держаться подальше.       Пофигистический взгляд всё ещё был направлен на панораму и на то, как солнечные лучи вступали в свои права, облизывая своим светом верхушки высоток инопланетной архитектуры. Что-то в местном антураже угадывалось из родной реальности, только куда мельче и не настолько высокое.       — Квай-Гон, в чём же причина?       А действительно в чём? Простое "хочу" тоже должно иметь какой-то вес, а не прийти с бухты-барахты.       Алиса продолжила сверлить взглядом пустоту.       Причина? Хорошо. Будет вам причина… Правдоподобная. А не её терзания по поводу будущего, где она была мужиком и где орден великих светлых наебал, причём весьма законно, вылезший из подполья тёмный — о, великая Сила и буквы закона, — или просто ситх (в простонародье). Всё-таки, здесь она Живой Силы ещё не мастер, да и полу совершенно не мужского. А женщина.       В движения феменизма она не верила. В некоторых уголках Далёкой-далёкой, как бегали за мамонтами с палками, так и продолжают бегать, хоть и в космос летают, а на дворе всё равно средневековье, хоть и, опять же, снова космическое! Те же рыцари, они же джедаи, заместо металлического дрына всё также используют тот же самый дрын, только лазерный. Да и хрень про культ прекрасной дамы ещё вроде как не сдох, да и вряд ли это когда-нибудь случится...       Алиса прикрывает глаза, собираясь с душевными силами. Ей таить нечего!       — Мей… Магистр Винду вломился, когда я принимала душ, и…       Алиса сбледнула ещё на оттенок, задрожала губами, робко приоткрыла рот, полная решимости, чтобы прикусить нижнюю губу и вцепиться в рубашку Дуку, заливая ту слезами.       — Д-до…       — До!..       — Что?       Играть так играть, по-крупному. Ей терять нечего. Если что, панорама рядом. Прямиком за спинами советников.       Почувствовав, как чужая рука скользнула по её спине, прижимая ближе к груди, Алиса, она же ныне Квай-Гон Джин, провыла в могучую грудь наставника со всей душой, со всей горестью и болью, что сейчас таились в ней, роняя слезы искренней обиды на всё и вся:       — Домогался!       Тишина была прервана подавившимся от возмущением коруном.