Стрипы

В подъезде тишина, прерываемая лишь дыханием двух девушек. Они сидят недалеко друг от друга, но ни одна из них не может начать разговор. Будто бы обе не знают, о чем вообще говорить. Не знают, как им закрыть ту пропасть, что мешает жить. Пропасть, которая пугала их все это время. Поговорить определенно нужно было. Без этого никак, ведь иначе они так и продолжат жить, тая в самой грудине обиду. — Ты хотя бы немного меня любила? — тихо спрашивает Чикина, начиная этот тяжкий разговор. Прерывает тишину, но так и не решается посмотреть на Киру. Вопрос в действительности простой для Медведевой, только вот произнести ответ тяжело. Тяжело сказать об этом, смотря на нее. Признаться, что это все была лишь игра, а Юля в ней лишь пешка. Возможность оказаться ближе к королеве, дабы добраться до заветной победы на доске. Для того, чтобы произнести это, нужно собрать всю волю в кулак. Разрезанный язык проходится по обсохшим губам и карие глаза вверх поднимаются, в потолок. — Нет, никогда. Изначально и до сих пор лишь Лизу. — произносит совсем тихо и наконец взгляд возвращает на девочку, перелавливая ответный взгляд голубых глаз, что слезами наполнены. — Ты скорее маленькая сестра, которую не хотелось обижать. Я… я не знала, как мне по-другому оказаться ближе к Лизе, ведь она не подпускала, а ты… — Была влюблена по уши, — перебивает, пока по щеке течет слеза. — Так, что никого вокруг не видела, что только с тобой рядом быть хотела, позабыв о сестре и больной матери. Я отреклась ото всех, чтобы только с тобой быть. Я любила тебя больше жизни до самого последнего вздоха. — До последнего вздоха ты любила порошок, Юль… — опровергает хриплый голос, а Кира смотрит виновато, но правду лишь говорит. — Мне искренне жаль что тебе пришлось это все пережить. Не было еще ни одного дня с тех пор, как ты попала в больницу, когда я бы себя не винила в произошедшем. Я в действительности сожалею и искренне хочу чтобы ты обрела свое счастье. Чтобы Лиза обрела свое счастье… — А если счастье Лизы будет без тебя? — спрашивает тихо и вглядывается в лицо полное вины. Видит, как темные глаза девушки наполняются пеленой слез, но та их сдерживает изо всех сил. — Значит я оставлю ее раз и навсегда, лишь бы она была счастлива, — тихо произносит Медведева, а голос дрожит. По щекам Андрющенко, что за дверью все это время сидела, слезы текут рекой без остановки. Она успокоиться не может, не может унять всю ту боль, что в груди разрастается. Любовь. Лиза может это назвать любовью, что ее сломала. Что заставила пройти все круги ада и теперь сидит за дверью и говорит о чем-то искреннем. Слишком искреннем для их истории. Встает на ногах дрогнувших, придерживаясь за стену, стараясь собраться и на кухню вернуться, лишь бы Юля ее такой не увидела. — Ты правда ее настолько сильно любишь? — пальцы небрежно вытирают последнюю слезу за этот разговор с собственной щеки, а взгляд голубых глаз прожигает. — Так, как никого не любила… — отвечает Кира, прикрывая глаза, пока слезы все же текут по ее щекам. Пытаясь успокоиться полностью, Чикина с места поднимается. Отряхивается от подьездной пыли и совсем неуверенно, но все же подает Кире руку. Видит взгляд, будто бы на собаку побитую смотрит, а после помогает подняться. К двери проходит, выуживая ключи дабы ее открыть, лишь напоследок разворачиваясь. — Кира… — ловит взгляд карих глаз, что глядят прямо в душу, заставляя по коже мурашкам пройтись. — Я не смогу тебя простить, наверное, никогда, но… Я тебя отпускаю. По подъезду проносится хлопок двери, что закрывается прямо перед блондинкой. Кажется, Юля смогла впервые ощутить опустошение внутри. Не было больше бесконечного шторма, лишь полный штиль.

***

Входная дверь квартиры прикрывается максимально тихо, но это не помогает. Взгляд строгих темных глаз прожигает девушку, заставляя по спине пройтись табуну мурашек. Гаджиева смотрит на отца с некоторым опасением, ждет первых движений. Замечает даже слегка пошатнувшуюся руку, чтобы быстрыми движениями до собственной комнаты добраться. Она бежит, что есть сил, захлопывая дверь за собой, да припадает к ней, стараясь как можно дольше сдержать. Сдержать чужой гнев, что выплескивался ударами кулака по хлипкой деревяшке. Страх в груди девушки плещется, заставляет ее лишь молить вселенную о том, чтобы все это закончилось. — Мишель, открой дверь, сейчас же! — крик, что заставляет глаза зажмурить. Еще один, особенно сильный удар по двери, что в спину отдает, заставляя с собственных губ сорваться крику. — Я запретил тебе выходить из дома! Шлюха неблагодарная! Открой сейчас же иначе будет хуже, я клянусь тебе! Сердце стучит бешенно, пока девушка лишь сильнее к двери приподает, надеясь на то, что хлипкий замок выдержит эту напасть. Каждый скандал все больше поднимал напряжение до точки кипения, как у родителя, так и у самой Гаджиевой. Это была крайняя точка для обоих. Когда мужчина был готов выломать дверь, а девушка была готова выпрыгнуть в окно с четверного этажа. — Сегодня вечером приедет твоя тетка. Только попробуй сбежать, и я выдам тебя замуж за первого, кто за тебя хоть что-нибудь предложит и плевать мне будет, что с тобой станет, поняла меня? — голос за дверью грубый, в нем любви нет ни грамма. Лишь желание выгоды и агрессия жуткая. Карие глаза обводят собственную комнату, когда Гаджиева уже определенно точно знает что произойдет сегодня вечером. Знает, а потому решается на самый безумный поступок в собственной жизни, заканчивая свои и чужие страдания…

***

Яркий свет фонарных столбов проникает сквозь стекло машины, освещая ее салон. Татуированная рука крепко сжимает чужую, сплетая пальцы. Позволяет девушке чувствовать тепло второй, что в телефоне роется. На ее лице улыбка яркая, а в мыслях лишь искреннее счастье. Счастье от того, что обе признались в собственных чувствах, обе смогли сделать друг друга счастливыми. Рони и сама улыбаясь ярко. Она смотрела на улыбку Виолетты и понимала, что красивее ничего не видела никогда. Что эта девчушка, что была рядом с самого детского дома, сейчас выросла в прекрасную девушку, что создает комфорт одной своей улыбкой и шутками. — Вил… — тихий голос, что заставляет Малышенко сразу же оторваться от телефона и взгляд зеленых глаз поднять, глядя на возлюбленную со всей своей заинтересованностью. — У тебя очень красивая улыбка, обещай мне улыбаться чаще. Слова совсем простые, но теплотой отдают неземной, что сердце Виолетты согревает на долгие годы вперёд. Она поддается ближе к блондинке, губ ее касается. Целует совсем нежно, не торопиться. Знает, что у них еще целая жизнь впереди. Целая жизнь двух юных девушек, что любят друг друга до безумия. На телефон Малышенко уведомление приходит, что отвлекает их друг от друга. Две пары глаз устремляются в экран, где видео загружается. Приятная динамичная музыка доносится из динамиков телефона, пока взгляду представляются кадры татуированного тела. Она изгибается в эластичных движениях, что пластичность тела подчёркивали. Это не выглядело пошло в темных стрипах и одном лишь белье. Это выглядело эстетично. — Виолетта Малышенко, вы должны мне поклясться, что никогда не бросите стрип-пластику, потому что это слишком, блять, красиво. Я хочу смотреть на это всегда! — восторженно произносит Вербицкая, а девушка рядом вновь к чужим губам тянется, надеясь, что он скажет все за нее. Не было никакого яркого света как в фильмах. Был лишь громкий звук от столкновения металла и болезненные удары, когда машина переворачивалась. Казалось, никто из всех троих в салоне так и не понял, что произошла авария, но это уже не было важно. Не было важно для таксиста, что остался инвалидом на всю жизнь. Не было важно для Вероники, что скончалась еще до приезда скорой помощи. Травмы несовместимые с жизнью. Взгляд зеленых глаз пусто смотрел в потолок следующие недели сознания. Мозг не хотел воспринимать информацию о чужой смерти. В голове все также звучал ее яркий смех, а перед глазами стояла улыбка. Это сцена повторялась из раза в раз, а Виолетте казалось, что она просто напросто сходит с ума. — Клянусь… — тихий шепот слетает с губ, когда по виску катиться слеза.

***

Тонкие руки в спешке собирают все вещи в сумку. Во внутреннем кармане горит крупная сумма, что копилась годами, а вместе с ней и те деньги, что удалось стащить из сейфа. Сердце стучит как бешенное, а в голове до сих пор не укладывается то, что Мишель решилась наконец. Молния застегивается с громким визгом, заставляя девушку поморщиться и затаить дыхание. Тихо. Комнату, уже почти пустующую освещала луна, что была свидетельницей побега. Окно открывается, позволяя телу вылезти через него, а уже после девушка осторожно перелезает на ветвь дерева рядом. Тяжело дышит, будто делает это впервые, после слезая еще ниже, пока не оказывается на чужом подоконнике. Она стучит настойчиво и, когда окно все же открывают, смотрит в сонные голубые глаза напротив. Несколько секунд ей нужно было, чтобы решится, прежде чем ладони обхватывают чужое лицо, притягивая ближе, а губы касаются чужих в поцелуе. Первое мгновенье страшно. Страшно обеим, ведь одну могут отшить, а над второй лишь пошутить неудачно. Однако, когда тонкие пальцы Чикиной нежно укладываются на чужую шею, а губы несмело отвечают, все опасения пропадают. Исчезают в бездне, оставляя лишь двух блондинок под луной-свидетельницей. Поцелуй разрывается, позволяя Мишель втянуть воздух, прежде чем с губ слетит фраза. — Давай сбежим отсюда?…