Стрипы

Громкая музыка ударяет прямо по ушам, когда девушка в помещение заходит. Лиза с некоторой неприязнью осматривает клуб, понимая, что с каждой сменой ей всё тяжелее. Тяжелее возвращаться в этот клуб, смотреть на этих пьяных мужиков и осознавать, что буквально через половину часа ей вновь нужно вставать у пилона и танцевать им на потеху. Отвратительно. Язык несмело проходится по губам, где впоследствии нижнюю закусывает верхний ряд зубов. Взгляд каре-зеленых глаз скользит по барной стойке, той, за которой Кира уже некоторое время заказы принимала. В голове же звоночком проходится осознание, что заказы она принимает не только на алкоголь. От этой мысли на груди тяжело становится, хочется развернуться и уйти. Закрыться в собственной квартире, как она и сделала на выходных. Она несмелый шаг делает назад, прежде чем чувствует чужую руку на спине и смотрит испуганно на человека, что остановил ее. — Даже не думай… — строгий голос Ангелины приводит в себя, заставляет положение свое осознать еще ярче, понять, что выхода нет и никогда не было. От чужих рук на собственной спине холодок проходится по всему телу. Заставляет вдохнуть тяжело и все же первые шаги вперед сделать. Через столики проходить, чувствуя чужие похотливые взгляды. Прятать собственное лицо за темным ворохом волос и проклинать то, что служебным входом пользуется редко. От чужих взглядов становилось физически мерзко. Хотелось залезть в ванную и кожу оттирать мочалкой, пока до мяса не разотрет. Пока не сотрет с себя взгляды и чужие мысли. Она была будто бы совсем беззащитна под этими взглядами. Хотелось оказаться вновь в квартире светлой, расписанной живописью эпохи Возрождения и ее руки на собственной коже ощутить. Те руки, что не были Лизе так противны. Взгляд скользит по барной стойке всего на мгновение, прежде чем девичья фигура должна в гримерке скрыться, но этого мгновенья хватает, чтобы в груди жуткую тревогу поднять. Ту, что ребра до боли проламывает, заставляет ощущать нехватку воздуха и ощущение, что смерть прямо в затылок дышит, обхватывая костлявыми руками кровавое сердце. Так же в собственных пальцах перебирает вены, как чужие татуированные с зип-пакетиком играют, в чужие руки передавая вместе со стаканом алкоголя. Не так плохо было от осознания, как от наблюдения за тем, как Кира это делает. Плохо от взгляда карих глаз, что фигуру женскую замечает, и виноватым сразу же делается. Резкими движениями Лиза в гримерке пропадает. Дышит тяжело, упираясь руками в трюмо и пытается сама с собой совладать. Убедить себя в том, что это не ее собачье дело. В том, что ей нужны деньги Киры, чтобы выжить. От осознания, что на деньги эти покупаются для нее одежда зимняя, продукты, она саму себя мерзко чувствует. Ощущает, что ее руки в крови точно так же, как и руки Медведевой. От ощущения этого страшно становится. Страшно настолько, что по щекам слезы текут, а легкие кислород никак не принимают, заставляя задыхаться. Ну же, Лиза. Девушка себя старается заставить успокоиться. Сконцентрироваться на собственных легких. На дыхании своем. Концентрироваться на том, как она через нос вдыхает прохладный воздух. Он проходит от самой носоглотки по всему телу, опускаясь через горло в грудную клетку. Спускается ниже, в желудок и еще ниже. Заставляет на каждой из частей тела концентрироваться вплоть до кончиков пальцев, а следом поднимается так же медленно. Внимательно наблюдать за ощущениями, за тем, как более теплый воздух выдыхается, постепенно успокаивая. Унять атаку паническую, но никак не слезы, что по щекам беспощадно катятся. Громкий хлопок двери заставляет вздрогнуть. Страх проходится по позвоночнику. Вдруг блондинка вновь решила в чувствах разобраться да мучить Лизу, доводя до еще большей паники? Однако, взгляд замечает лишь улыбку яркую, позволяя осознать, что это всего лишь Виолетта. Виолетта, которая не пойми где всегда находит силы улыбаться и радоваться. Брюнетке искренне хотелось бы жизнь Малышенко, дабы горя не знать и улыбаться всегда так счастливо. Счастливо улыбаться, даже когда работаешь в прогнившем стриптиз-клубе. Но улыбка эта с лица девушки сходит, когда она слезы коллеги видит. Взволнованным взглядом скользит, пытаясь понять, как помочь. — Маинький, ты чего? — спрашивает совсем по-детски в собственной манере, а от вопроса этого Лизе еще противнее от себя. Какая же слабая размазня. Тонкие пальцы стараются как можно быстрее слезы с лица утереть, скрывая все следы того, что Андрющенко тяжело. Что она со всем этим уже не справляется и ей спасение нужно до невозможности. Возможность сбежать от этого и счастливой себя ощутить. Жить без мыслей о том, как на нее смотрят мужчины в клубе и к каким последствиям это привести может. Без мысли, что дома лежит сестра в депрессии, что в любой момент может покончить с жизнью. Жить без осознания того, что любишь палача собственной сестры. Взгляд зеленых глаз на собственном отражении задерживается. Вся зареванная, с лицом опухшим. Выглядит сейчас уж точно не как одна из лучших танцовщиц клуба. — Давай мы тебя в порядок приведем, а? — тихо спрашивает Малышенко, подходя ближе. Она за плечи приобнимает аккуратно, сама в отражение в зеркале смотрит с сочувствием. — Будешь самой красивой у нас сегодня, даже меня затмишь! А лучше вновь вместе станцуем, а? Забьем на других и будем только ты да я у пилона? Нужно было в голове держать, что Виолетта как лучше хотела. Что была рядом, чтобы поддержать, а не для большего давления. Нужно было, но от чужих предложений становится лишь более мерзко. Мерзко не от Вилки, а от себя самой. От того, что в зал в любом случае нужно было выйти. Нужно было вновь танцевать там и осознавать, что ей нужны деньги. Что делает это все она ради Юли. Тело разворачивается и девушка в чужое плечо утыкается. Чувствует, как руки младшей ее тело обхватывают, обнимают крепко, не позволяя даже думать о том, что сейчас Лиза может вновь одна остаться. Одна со своими мыслями и ощущением того, насколько она грязная. Она не сможет сказать точно, сколько они так простояли, но помнит, что после приводили ее в порядок еще долгое время. Виолетта красила со знанием своего дела и шутки шутила постоянно. Пыталась улыбку вызвать на лице Андрющенко и, иногда, у нее это даже получалось. Татуированные пальцы крепко кисть держали, пытаясь на глазах девушки вывести стрелки аккуратные. От того, насколько в этот момент шатенка сосредоточена была, на губах Лизы улыбка разрасталась, а за ней и смех звонкий слетел с губ. — Ну че ты смеешься! Не получится ведь сейчас ничего, — возмущается девушка, а брюнетка от этого лишь в больший хохот срывается. Виолетта же ворчит еще некоторое время, но все же заставляет старшую ровно усесться. Стрелки дорисовывает, полностью заканчивая образ девушки и к зеркалу ее разворачивает. Сейчас в отражение в зеркале Лиза видела не зареванную опухшую нечто, а действительно красивую девушку. Красивую девушку с завитыми волосами, без вечных впадин синяков под глазами и с яркой улыбкой. От этой картины на щеках румянец появляется, а сама девушка взгляд от зеркала отводит, боясь лишний раз будто бы смотреть на себя. В мыслях проскальзывает, что это лишь сон. Что не правда и быть такого не может, чтобы Лиза выглядит так хорошо. Малышенко же своей работой гордится. Она девушку заставляет обратно повернуться к зеркалу да телефон из кармана достает. — Мы сейчас там всех ошарашим, я тебе отвечаю! — воодушевленно проговаривает и несколько фоток пытается сделать. Она смеется и старшую обнимает, по щеке губами мажет, заставляя Лизу и самой улыбнуться. Фото получаются и вправду живыми и хорошими. — Давай, пойдем. Сейчас у них там у всех кошельки повыпадают ради нас, угу. Чужая рука собственную ухватывает, заставляет за Вилкой сорваться, в зал выходя. Она было уже взглядом начинает скользить по толпе, чувствуя то, что успела зарыть за те пол часа, пока они в гримерке были, пока татуированные пальцы лицо не обхватывают, а зеленые глаза в собственные не заглядывают. — Смотри на меня, слышишь? Никого здесь нет, только ты и я. — проговаривает тихо, но уверенно. Заставляет смотреть лишь на нее. Ощущается лишь теплота чужих рук и легкость в теле. В ушах стоит шум, пока внимание все концентрировалось лишь на коллеге, что ее вела к пилону. Общий танец они уже второй раз танцевали, но в этот раз все действительно иначе было. Будто бы Лиза сама по себе стала другой. Она с каждым днем все больше ломалась от всей этой неизвестности. От ситуации, что каждый раз набирала обороты, как и чувства, что теплились в груди. Она действует исключительно на ощущениях собственных. Поддается под чужие касания рук, что скользят по ее телу, движется исключительно отталкиваясь от движений Виолетты. По сути, Лиза даже музыку не слышала, лишь шум, что совершенно не прекращался. Она поддавалась на провокации Вилки и все ближе была. Старалась воссоздать с ней ту страсть, что была, когда они впервые танцевали, но сейчас это было скорее нечто большее. Что-то, что было скорее про исскуство. Про красоту и эстетику двух женских тел, но не грязный стриптиз на шесте. Где главенствовали в первую очередь чувства, что девушек переполняли, а не похоть, что в глазах мужчин была властительницей. Голубые глаза, что за сценой это наблюдали со стороны, смотрели на тела женские, что изгибались с тяжестью на душе. Каждый раз, когда Лиза на смену выходила, было тяжело. Тяжело от того, что гордость не позволяла подойти и узнать как она. Попытаться помочь, при этом зная, что она никогда на нее не посмотрит так, как смотрит на Киру, когда та не замечает. Никогда не увидит в Крис кого-то больше, чем подругу. От осознания злость лишь больше гложет, заставляет каждый раз взгляд от тела манящего отводить. Вспоминать каждый раз поцелуй тот да смех, что последовал после. Лизе плевать на всех, кроме нее самой и нужно было с мыслью этой смириться. — Они такие красивые… — проговаривает с некоторой завистью Новоселова, наблюдая за тем, как девушки на пилоне в поцелуе сплетаются, создавая картинку до безумия возбуждающую публику. — Она красивая, — себе под нос исправляет Шума, пока сердце стучит бешено в грудной клетке. Им нужно было поговорить определенно.

***

Прохладный воздух вдыхался, а более теплый выходил из легких. Тонкие пальцы прятались в карманы куртки, дабы тепло сохранять, однако сама девушка не спешила обратно в помещение клуба. Взгляд зеленых глаз наблюдал за оживленной дорогой, что была видна с крыши здания. Здесь было спокойно. Это спокойствие проходилось по всему телу Андрющенко, помогая отгонять из головы мысли отвратительные. Те, что все выходные из головы не вылезали, заставляя уже самой думать о петле на шее. Телефон в кармане куртки вибрирует, заставляя руку на некоторое время вытащить на мороз, дабы каре-зеленые глаза проскользили по экрану смартфона, читая сообщение. Отвечать совершенно не хотелось. Не после того, что она видела сегодня вечером. Кира Лиза, нужно поговорить. — Нам нужно поговорить, — звучит хриплый голос за спиной, что заставляет вздрогнуть, поспешно телефон убирая обратно в карман куртки. Корпус тела разворачивается, позволяя брюнетке лицезреть фигуру Захаровой. В груди вновь тяжелеет, пока в голове сотни мыслей проносятся. Лиза молча наблюдает, как Кристина ближе подходит, усаживаясь рядом. Наблюдает, как та сигареты достает да одну из них вытаскивает. Как пальцы тонкие между собой сигарету зажимают, к губам приподнося, как второй рукой поджигают. Наблюдает, как глаза чужие прикрываются в усталости и ресницы дрожат, как с губ слетает едкий дым. Андрющенко каждую деталь замечает, впитывая. — Ты сделала мне ахуеть как больно. — произносит первая, заставляя брюнетку лишь молча слушать. — Я надеялась все, что ты одумаешься, перестанешь смотреть на Киру, как на весь свой блядский мир, ведь я для тебя больше делаю. Я всегда делала как лучше, не она. Но ты сделала мне пиздец как больно и оставила одну с этими ебанными мыслями. Я на несколько дней в запой, блять, ушла, потому что не могла в адеквате находится. Мне жаль, что с тобой произошло столько дерьма, но ты не имела права мной так пользоваться, сечешь? От чужих слов сердце сжимается болезненно. Не впервой Лизе слушать какая она безчувственная дрянь. Однако сделать с этим нельзя ничего. Если каждому чувства свои показывать, то это лишь к боли приведет. К постоянным предательствам и ударам по самому больному, что сейчас брюнетка за сто замков прячет, лишь бы не добрался никто. Нельзя было даже самым близким показывать боль, только вот не справлялась она с этим, каждый раз лишь срываясь все больше. — Мне действительно жаль, что мои действия заставили ощущать тебя так паршиво, но, я действительно не знала, Крис… — произносит совсем тихо, старается взгляд обратно к дороге отвести. Лишь бы вновь абстрагироваться, вновь успокоится. — Медведева тебе не пара, — все, что с губ срывается обветренных, пока взгляд голубых глаз также фиксируется на дороге. — Хоть в чем-то мы с тобой сошлись… — устало произносит, пока ребра трещат от чувств, что внутри таятся, заставляя буквально выть от боли. Она обязательно завоет, но лишь когда одна останется. Когда никто не увидит ее слабость. По улице разносится сирена скорой помощи, что проносится по дороге с бешеной скоростью, пока по бледной коже ползут мурашки от страха жуткого, что воспоминания будоражит.