Еще свидимся мы с тобой

      Лань Ванцзи и не думал, что все пройдет легко. Прошлый раз он провел здесь… В наземном мире прошло семьдесят лет. А здесь само понятие времени терялось, растягивалось, как туман, окружавший мертвый грот на краю обрыва в мире, который и был одной из темниц Яочи Цзинму. После этого места ему заново пришлось научиться любить снег, а не ненавидеть всем сердцем. Здесь было много снега, камня и тумана. Все оттенки серого: от сизого до графитового. Никакой чистоты белого или приятной прохлады голубого. Никакой нежности зеленого или тепла желтого. Только бескрайняя вязкая серость. Холодная и безразличная. В ней тонешь, растворяешься, и кажется, будто исчезаешь. Но это лишь иллюзия. В этом месте можно бесконечно умирать, но так и останешься живым.       Лань Ванцзи попробовал чуть сменить положение, хотя прекрасно знал, что это невозможно. Тело требовало хоть какого-то действия. Он стоял на коленях, его руки были разведены в стороны, до боли. Металлические браслеты обхватывали запястья, цепи от них туго тянулись и уходили в мощь незыблемой скалы, не давая и малейшей возможности ослабить напряжение в мышцах рук или подняться из коленопреклоненной позы насильственной покорности.       Пронизывающий ветер колол холодом обнаженную кожу, но не мог забраться внутрь, не сейчас. Больше у него не было такой возможности. Потому что сейчас в груди Лань Ванцзи пылал огонь, который никому не под силу потушить.       Тогда он думал, что сойдет с ума. Возможно, это и случилось. В тот раз он цеплялся за единственное, что было лучиком света в его мертвом мире — за брата. Та связь, что чувствовалась даже в этом негостеприимном кусочке вселенной, согревала и не давала впасть в отчаяние окончательно. Он ее чувствовал и берег как сокровище. Бесконечно воскрешал образы, что жили в сердце: легкую улыбку, ласковый взгляд, сильные руки, мягкие губы. Безграничную безусловную любовь. Но было что-то еще. В этом месте он больше всего размышлял откуда внутри та пустота, словно из него что-то вынули и выбросили. Лань Ванцзи не был цельным. Кто ты, ради кого все это? И где же ты?       Но сейчас… Сейчас его ничто не могло повергнуть в отчаяние. Потому что наконец вернулся Вэй Ин. Пустоты больше не было. Лань Ванцзи его дождался. Он верил, разумеется, верил всем своим сердцем. Вэй Ин. В груди свернулось теплой лаской счастье обретения возлюбленного.       — Ты улыбаешься, мой Байфэнжень? Что же тебя радует? — сарказма в ее голосе хоть отбавляй. Как и злорадства.       Разумеется, Яочи Цзинму не могла не прийти, чтобы сполна насладиться беспомощностью своего пленника. Она стояла посреди этой студеной серости слишком яркая для этого места, слишком живая, слишком неуместная. Лань Ванцзи чувствовал себя полностью обнаженным в одних нижних штанах рядом с богиней в роскошных многослойных одеждах, сияющих как солнце. Она хотела его унижения. Но она его не получит. Лань Ванцзи испытывал многое сейчас, кроме того, что ей было более всего необходимо: смирения и покорности ее воле.        — Думаешь за тобой кто-то придет? Тебя никогда не найдут здесь.       Она не понимала, Лань Ванцзи не мог винить ее в этом. Его веру в Вэй Ина никто не смог поколебать, ей уж точно не удастся. Они нашли друг друга спустя тысячу лет. Он придет. Придет и брат. Две части его души. Ему нужно лишь немного потерпеть.       — Ты меня обманул. Как ты смог избавиться от действия супа Мэн По? Сначала ты оставил себе воспоминания о брате. А теперь это?       Она повела перед ним рукой, едва не выворачивая его наизнанку, буквально вырывая стон из груди.       — Что? Что это? Как ты достал его?       Лань Ванцзи знал, что она увидела. Повинуясь ее божественной магии, проявилось очертание изящного серебряного пера Фэнхуан (42) на коже, как раз над сердцем. Этот секрет ему удалось пронести сквозь всю свою службу у нее.       — Попросил.       — Фэнхуан очень редко одаривает своей милостью. Что же ты предложил ему?       Лань Ванцзи упрямо молчал. Она схватила своими аккуратными, но сильными пальцами его подбородок, вздернула вверх, всматриваясь в его лицо, будто там мог быть написан ответ на ее вопрос. В этом месте он был бессилен, вся его духовная сила ощущалась где-то глубоко внутри, словно Золотое ядро уснуло, но была недоступна. Мучительное положение: чувствуешь, а использовать не можешь. Это еще одна грань наказания, наравне с холодом, пустотой и одиночеством.       — Смотри на меня, — приказала Яочи Цзинму. — Не зли меня еще больше, Байфэнжень.       Лань Ванцзи поднял на нее глаза. Но смотрел сквозь нее. Ее всегда это раздражало, а он не смог удержаться от этого маленького жеста противления. Ему мало что сейчас было доступно, но принимать жестокие наказания ему не привыкать. Иронично, что все они так или иначе были связаны с Вэй Ином.       — Что ты отдал взамен на перо?       — Историю.       — Историю? — непонимающе нахмурилась она. — Какую?       — Свою.       Она фыркнула и отпустила его лицо. Лань Ванцзи испытал облегчение, он никогда не любил чужие непрошенные прикосновения.       — Значит, перо помогло вспомнить.       Магия Фэнхуан помогла выстроить связь воспоминаний, оставалось лишь найти то, что откроет плотину. Он даже не думал, что сделать спусковым механизмом. Песня, что родилась в его сердце в тот момент, когда он понял, что один весьма раздражающий заклинатель перестал быть таковым. Что Вэй Ин начал вызывать совсем другие чувства, настолько далекие от неприязни, насколько только возможно. Это первое хрупкое осознание своей еще неуверенной и незрелой любви, когда он держал бессознательного Вэй Ина в своих руках в пещере Черепахи Губительницы, было очень ярким. Лань Ванцзи до сих пор помнил трепет, что чувствовал, нежность и, конечно же, желание, которое тлело в тот момент очень глубоко и которому он не позволял пробиться наружу.       — Разве я не говорила, что не потерплю своеволия? Ты поклялся мне служить. Только мне решать, когда эта служба закончится. Почему ты решил, что я тебя отпущу?       — Я выплатил свой долг.       — Нет, мой Байфэнжень, не выплатил. Ты помнишь тот день, когда пришел ко мне на грани отчаяния с просьбой о помощи? Разве я отказала тебе? Разве я не позволила отнести ту душу к мосту Найхэ, хотя у нее не было и шанса на перерождение?       Лань Ванзци бы рассмеялся, если бы мог. Для нее не было сложным отправить душу на перерождение. Да, он был на грани отчаяния, потому что не нашел иного пути, и он готов был к той цене, что потребовала богиня.       — Твое обещание.       — Мое обещание, Байфэнжень? Верно, я обещала, что отпущу тебя, если ты вспомнишь. Но ты обманул меня!       Она от злости даже топнула ногой в расшитой туфельке, испачкав ее грязью. Разумеется, она должна быть той, кто манипулирует. Самой оказаться обманутой ей вовсе не понравилось. Но Лань Ванцзи подозревал, что такое может случиться, потому и отправился за пером Фэнхуан.       — Я слишком многое тебе прощала. Может, пара сотен лет здесь вернет тебе рассудительность.       Ей мало тысячи лет? Капризный ребенок, у которого хотят отобрать любимую игрушку. У нее сонм желающих служить. Лань Ванцзи ей не нужен, но и отпускать его она тоже не собиралась. Возможно желание его удержать иссякло бы гораздо раньше, если бы он принадлежал ей полностью, как она того хотела. Тогда бы она выбросила его, использовав по своему усмотрению. Но Лань Ванцзи давал ей лишь то, что обещал — не больше и не меньше. По крайней мере он попытался сам. Теперь он мог только ждать.       Яочи Цзинму растаяла, оставив после себя взвесь золотой пыли, что тут же унесло ветром, и эхо перезвона персиков в ее волосах.       Лань Ванцзи вздохнул с облегчением. Без нее наказание перенести проще. Боль в одиночестве ему привычна. Всегда можно погрузиться в медитационное состояние и сосредоточиться на внутреннем тепле, а не вымораживающем холоде снаружи. Оно сейчас было, в отличие от того давнего трехлетнего заключения в пещере, когда он медленно умирал, желал смерти, но все равно выжил. Или после второй смерти чжицзи, когда сердце разбилось вдребезги и он не мог с этим справиться, не знал где найти точку опоры, чтобы двигаться дальше. И намного больше в нем сейчас, чем было в прошлый раз в этом месте.       Лань Ванцзи прикрыл глаза, мысленно возвращаясь к произошедшему ранее. Он не знал как произойдет возвращение памяти. Надеялся лишь, что все получится. Когда он пил суп Мэн По, его разрывала двойственность чувств: желание все помнить и слабовольное желание забвения. Ценой богини за ее помощь с душой возлюбленного был отказ от прошлого. Но он смог обмануть ее дважды. Первый раз — когда оставил связь с братом, второй — это самое перо, которое и сейчас продолжало теплиться в груди, словно охраняло от внешних невзгод. И Лань Ванцзи ни о чем не сожалел.       Мелодия, что лилась от флейты, которую он хранил как самое драгоценное сокровище, проникала внутрь и вплеталась в его кровь, взывая к давно забытому. Это было… Словно он тонул слишком долго, настолько, что разучился дышать, и уже смирился с тем, что будет вечно парить во тьме без возможности пойти ко дну или всплыть туда, где пробивались сквозь мутную толщу воды слабые лучи. А потом кто-то протянул руку и выдернул его на яркий слепящий свет.       Едва Лань Ванцзи ощутил, как плотина рухнула, как заслон, скрывавший долгие столетия исчез, первое, что взорвалось изнутри — Вэй Ин был прав — их прощание. И он понимал, что времени у них совсем мало. Печати богини оказались чувствительны к восстановлению воспоминаний и тут же среагировали. Перо Фэнхуан помогло снизить болезненность, но печати… Они настойчиво напоминали, что расплата близка. И Лань Ванцзи понимал, что она будет жестокой.       Но все было не важно, потому что перед ним был Вэй Ин. Живой, теплый, родной. Лань Ванцзи не мог сдерживаться, да и смысла не видел. Он хотел был жадным. Он хотел его всего ощутить так полно, как только это было возможно, едва не растворившись полностью друг в друге. Плевать на боль от печатей, плевать, что мутилось перед глазами. Хотелось вплавиться в Вэй Ина. Он до сих пор ощущал вкус его губ, тепло кожи, ощущал сорванное дыхание, нетерпение, стоны, причиной которых был он.       Он готов говорить именно таким образом, когда его Вэй Ин был настолько близко, насколько это вообще возможно. Когда он беспомощно всхлипывал и хватался пальцами за последний оплот, удерживающий его на краю бездны. Лань Ванцзи хотел быть тем, кто его удержит и даст упасть только в захлестывающее наслаждение.       В каком-то смысле Лань Ванцзи даже мстил таким образом Вэй Ину, за то, что тот в свое время так бесцеремонно вторгся в его жизнь и сердце. Не спрашивая, просто ворвался, как порыв ветра сквозь окно, смел все на своем пути, оставив хаос после себя. Каким беспомощным чувствовал тогда себя Лань Ванцзи. И теперь возвращал те чувства каждый раз, когда овладевал своим возлюбленным и наслаждался тем, насколько тот податлив напору. Насколько беспомощен перед ним.       Было странно снова пережить хаотичное и внезапное появление в его жизни Вэй Ина. Незнакомец с шальной улыбкой, раздражающий, шумный. Он вызывал дискомфорт. Но, невзирая на это, к нему тянуло. К тому свету, что лился из его глаз и улыбки. Поэтому возникли подозрения, что этот такой неуместный в их привычном мире человек может быть кем-то важным, настолько, что брат впустил его, не раздумывая. Лань Ванцзи долгое время гнал от себя мучительные мысли о том, кого именно он ждал долгие столетия. Того, кто стоил всех жертв и ожидания.       Даже тело странно реагировало, что тоже поначалу раздражало. Руки будто сами тянулись коснуться растянутых в улыбке губ или притянуть за шею и впиться в этот рот. Один раз он даже не сдержался. Ему нужно было проверить свои догадки. Оглушило пониманием, что ощущение этих губ знакомо, словно тело Лань Ванцзи помнило то, что забыл разум. Мышечная память пробудила заложенную привычную механику действий, как в случае с гуцинем — он точно знал, что делать, куда нажать, чтобы вызвать звуки, складывающиеся в понятную мелодию, на которую отзывалось его сердце.       Он видел зарождающуюся симпатию между братом и Вэй Ином. И если в первый момент вспыхнула ревность к брату, то потом… Потом он потерялся на какой-то момент, не понимая, кого ревнует и к кому. Крайне дискомфортное состояние, что выливалось в злость и раздражение. Вэй Ин тоже был растерян, вопросы светились в его глазах. Лишь его брат знал ответы, но молчал. Что еще больше подтверждало подозрения Лань Ванцзи.       Тот момент, когда они с Вэй Ином согревали брата, были рядом все трое так близко, что-то теплое начало тлеть в груди Лань Ванцзи. Теперь он понимал, что это было.       Когда он приходил чтобы сыграть на гуцине или влить свою духовную силу в неподвижно лежащего Вэй Ина, то уже даже не сомневался, что скоро все станет на свои места. Что его душа наконец будет восстановлена.

***

      — Вы хотите оставить нас здесь?       Возмущению Лань Сычжуя не было предела. Вэнь Нин просто смотрел в пол, по-видимому, как и прежде готов был подчиняться любым приказам Вэй Ина.       — А-Юань, мне нужно, чтобы демоны как можно дольше думали, что я все еще здесь, а не следовали за нами. Поэтому вы останетесь и будете отражать атаки, как прежде.       — Я понял, — он смиренно опустил голову. — Мы все сделаем.       Все его естество явно противилось этому, но воспитание давало о себе знать. Спасибо Ханьгуан-цзюню и Цзэу-цзюню, которые привили этому ребенку правила и послушание, что так ненавидел Вэй Ин.       — Не сомневаюсь. Но самое главное, берегите себя. Если станет опасно, уходите. Твой дом тоже защищен.       — Не волнуйтесь, господин Вэй, — тихо проговорил Вэнь Нин. — Я защищу его.       Вэй Ин улыбнулся. Он изменился, но в то же время остался прежним. И эти его тату… Умно было спрятать черные росчерки живого мертвеца ярким рисунком. Он выглядел странно, но интересно. Когда-нибудь все они должны будут рассказать, как проходили эти столетия, как они жили и чем были наполнены их дни.       — Вы должны позаботиться о себе. Обещайте мне.       Двое слаженно кивнули.       Разумеется, от Лань Ванцзи они не получили никакой вести. Вэй Ин лишь надеялся, что с ним все в порядке. Просто подожди немного, Лань Чжань.       — Лань Сичэнь, ты знаешь, как нам быстрее всего добраться до Фэнду? Машиной?       — Восемнадцать часов в дороге? Нет. У нас есть самолет.       — Конечно, у братьев Лань есть самолет, — ухмыльнулся Вэй Ин. — Чего это я?       — На мечах теперь летать не принято, — ответил в тон Лань Сичэнь.       — Пожалуй, да.       Вэй Ин на миг представил себе заголовки газет, случись кому-нибудь заснять такое чудо.       — Ты в порядке? — Лань Сычжуй обеспокоенно коснулся руки.       Вэй Ин улыбнулся. Вот ведь проницательный мальчишка. Да, для Вэй Ина он по-прежнему был мальчишкой. Маленькой редиской, что сумел выбить из колеи невозмутимого Лань Ванцзи, что цеплялся за ногу и был маленьким лучиком света на горе Луанцзан. Тем юным адептом, что встретился случайно в доме Мо Сюаньюя. Умным и наблюдательным. С возрастом это только укрепилось. Маленький А-Юань, который потерял столько в юном возрасте, но вырос невероятно добрым и почтительным.       Конечно, Вэй Ин не был в порядке. Насколько мог, откладывал мысли о предстоящем. Он волновался о Лань Ванцзи. И очень сильно не хотел возвращаться в то место, в котором провел слишком много времени. Но вся эта задумка была его и ему же доводить ее до логического заключения.       — Все хорошо, А-Юань, не волнуйся.       — Куда вы пойдете?       — В одно негостеприимное место.       — Отец… он…       — Мы вернем его, А-Юань.       Вэй Ин ненавидел прощания. А сейчас это очень сильно походило именно на прощание, словно… Словно он сюда больше не вернется. От этой мысли по телу пробежала дрожь. Он никогда не страдал предвидением, хотя интуиция редко его подводила.       Небольшой частный аэродром, на который приземлился самолет братьев Лань, находился в сорока минутах езды от Фэнду.       — Ты все же расскажешь, зачем мы едем в это затасканное туристическое место? — не выдержал Лань Сичэнь. Вэй Ин, едва они покинули дом, молчал, погрузившись в размышления.       Вэй Ин скосил взгляд на водителя впереди, и Лань Сичэнь нажал кнопку, поднимая межсалонную перегородку.       — Я оттягивал как мог, — нервно засмеялся Вэй Ин. — Мы отправимся в лабиринт Мэнцзи (43). Ты можешь не ходить со мной. Ты должен хорошо подумать. Это место… оно…       Вэй Ин передернул плечами. Лань Сичэнь готов был взорваться негодованием. Что бы там ни ждало, он ни за что не бросит его. Разве он мог? Но с Вэй Ином что-то неладное творилось.       — Ты нервничаешь.       — Да.       — Я пойду с тобой. Ты думал, что я могу отказаться?       — Я бы понял.       Еще один понимающий, вздохнул Лань Сичэнь. Возможно ему все еще сложно принимать чью-то помощь или осознавать что кто-то хочет помочь. Вэй Ин упорно смотрел в окно, хотя за ним, кроме тьмы и редких огней ничего не было видно.       — Посмотри на меня, — потребовал Лань Сичэнь. — Только вчера кто-то говорил о доверии и помощи. Ты уже забыл свои слова?       — Нет, но… Я провел там слишком много времени. А ты не знаешь, что это такое. Но уже согласен на все? Цзэу-цзюнь, ты глупец?       Лань Сичэнь коснулся его ладони, сжал ледяные пальцы. Прятаться за улыбкой и бравадой, быть грубым или намеренно подчеркивать статус всегда было привычным для Вэй Ина. Если раньше это и срабатывало, то сейчас Лань Сичэнь слишком хорошо его понимал, чтобы верить.       — Это не то, что тебя беспокоит. В чем дело? Почему ты не хочешь, чтобы я пошел с тобой?       — Я хочу. Ох… — Вэй Ин нервным движением провел ладонью по волосам. — Хотя ты прав. Не хочу. Потому что ты увидишь то, что я не готов показывать кому-либо.       — Если бы это был… Ванцзи, было бы лучше? — голос Лань Сичэня чуть дрогнул, едва заметно, но Вэй Ин вскинул на него взгляд.       — Нет. Пожалуй, это даже хуже.       — Расскажи мне об этом месте.       Вэй Ин напрягся и обхватил себя руками.       — Это один из осколков Диюя. Связан с ним и в то же время словно отдельное творение какого-то сумасшедшего бога. Оно вытаскивает и проявляет самые ужасные вещи, которые с тобой происходили, оживляет страхи, о которых даже думать не хочется.       Лань Сичэнь вздохнул. Значит, там он может увидеть, что пережил Вэй Ин в аду, что его терзает сейчас. Понятно, почему он не хотел бы это показывать. И, конечно же, вытащит то, что внутри самого Лань Сичэня. А у него самого немало страхов и горя за прожитые столетия.       — Послушай, — Лань Сичэнь подождал, когда на него посмотрят. — Если ты не хочешь, чтобы я шел с тобой, можешь сказать. Я не буду настаивать. Но ты должен понимать, что не только твоя душа там вывернется наизнанку, но и моя.       — Доверие? — усмехнулся Вэй Ин.       — Доверие, — кивнул Лань Сичэнь.       — Давно мы стоим? — Вэй Ин словно очнулся.       — Минут пятнадцать.       — Пойдем, — слабо улыбнулся Вэй Ин.       Огромное лицо на холме повелителя Преисподней (44) подсвечивалось красноватыми огнями, придавая ему зловещий вид при нейтрально спокойных чертах. Они медленно поднимались по петляющей дороге. В этом месте электрический свет и другие признаки современного мира казались неуместными, хотя Лань Сичэнь понимал, что таящиеся в тенях демоны сделаны из пластика и покрыты не лучшего качества краской. Но именно ночь и тени делали это место более зловещим, чем оно наверняка казалось при свете дня. Странное ощущение вызывал холм. В это время здесь не было посетителей, за ними наблюдали лишь куклы, от недвижных взоров которых никуда не скрыться.       — И здесь есть вход в Диюй? В наполненном туристами месте?       — Ничем не хуже иных. К тому же, никто не пройдет туда, куда не следует.       Они остановились у неприметной боковой двери с маленьким решетчатым окошком. После стука заслонка с той стороны, скрипнув, открылась. Лань Сичэнь успел лишь заметить чье-то неприветливое лицо. Но дверь тут же распахнулась.       — Не думал, что ты так быстро вернешься.       Старик, появившийся на пороге, окинул Вэй Ина недовольным взглядом и такой же достался Лань Сичэню.       — Приветствую тебя, Хранитель, — Вэй Ин поднял руки и склонился в учтивом поклоне. Лань Сичэнь повторил.       — Вежливые какие, — проворчал старик. — Проходите.       Помещение, в которое они попали было самым обычным и даже слишком обыденным: с небольшим столом в углу, двумя деревянными стульями и потрепанным календарем, прикрепленным пластиковыми кнопками к видавшей виды доске на стене.       — Что, не нравится? — старик усмехнулся.       — Что вы, просто…       — Ожидал другого? Ну нам всем в этом мире приходится скрываться. Не так ли, Цзэу-цзюнь?       Лань Сичэнь вздрогнул. Меньше всего он ожидал услышать свой титул из уст этого человека. Хотя вряд ли эта сущность была человеком. Лань Сичэнь осторожно выпустил часть своей духовной силы, чтобы проверить.       — Это невежливо, — тут же отреагировал старик. — Я демон, если тебе так интересно. Но не суйся ко мне со своей ци.       — Прошу прощения.       Хотя это признание лишь больше напрягло его, Вэй Ин выглядел спокойным.       — Лань Сичэнь, все хорошо, — Вэй Ин сжал его руку быстрым движением и внимательно посмотрел в глаза, предупреждая ничего не предпринимать. И тут же отступил.       — Ты принес, что обещал? — после долгого взгляда на Лань Сичэня, старик обратился к Вэй Ину.       — Разумеется.       Вэй Ин достал мешочек Цянькунь и призвал свиток, тот самый, что Лань Сичэню показывал Сычжуй.       — Ты сдержал обещание.       Старик с каким-то благоговением взял свиток в руки. Затем развернул его и коснулся рисунка, что-то прошептал. Нарисованный цветок дрогнул, загорелся яркими линиями и вспорхнул. Линии искривились, переплелись, словно пытались сложиться в нужный узор. После хаотичного движениями в воздухе запылал цельный знак с четкими резко изогнутыми линиями. Лань Сичэнь решил, что это печать. Старик протянул ладонь, и печать вплавилась в нее, выжигая клеймом аккуратный след.       — Ты откроешь нам вход, Хранитель? — Вэй Ин заметно напрягся.       — Ты говорил, что придешь один.       — Я не знал, что со мной будет спутник. Это проблема?       — Сегодня я слишком добр, поэтому я проведу вас обоих. И в качестве особого расположения дам это.       Он вытащил из кармана потертый каменный диск размером с пол-ладони.       — Что это? — Вэй Ин остерегался брать предложенное.       — Это поможет не застрять в лабиринте.       — Благодарю, Хранитель. Как им пользоваться?       — Сами разберетесь, — усмехнулся старик и махнул рукой. По грязно-бежевой стене с потрескавшейся краской скользнула алая линия, очертила прямоугольник, а едва замкнулась — проявилась дверь с оскаленной звериной мордой в центре.       — Лань Сичэнь, ты уверен? Еще не поздно передумать и дождаться меня здесь.       Лань Сичэнь даже отвечать не стал. Переплел их пальцы, сам потянул Вэй Ина к двери и толкнул ее.       Они вдвоем шагнули вперед и словно упали в бездонную пропасть. Их поглотило абсолютное ничто, наполненной лишь вязкой тьмой. Они ни падали, ни парили, ни летели. А словно застыли во времени и пространстве.       Вэй Ин крепче сжал ладонь Лань Сичэня.       — Не отпускай, что бы ни случилось.       Голос звучал приглушенно, словно сквозь слой воды.       — Ни за что.       В какой-то момент под ногами стала ощущаться твердь, хотя таковой ее было сложно назвать. Поверхность под ними, казалось, была живой, она слегка вибрировала. Будто дышала. И едва их ноги коснулись ее, как послышался какой-то удовлетворенный вздох. Вэй Ин рядом дрожал и еще сильнее стиснул ладонь Лань Сичэня. Тьма вокруг замерцала, изломилась множеством граней.       Лань Сичэнь на миг задохнулся как от удара в грудь и пошатнулся.       — Это живое существо?       — Я не знаю, — после паузы ответил Вэй Ин. — Возможно. Но это место питается твоей болью. Приготовься.       К этому сложно было хоть как-то подготовиться. По граням прошла рябь и всплеснулась множеством дробящихся изображений. Лань Сичэнь хотел закрыть глаза, но у него не получалось. Он смотрел и не мог оторваться.       Лань Ванцзи с исполосованной спиной, едва в состоянии двигаться, потому что даже поворот головы или руки причиняет боль, открывает едва покрывшиеся запекшейся корочкой раны. У Лань Сичэня дрожат руки, когда он обрабатывает раны, а слезы струятся, не переставая. Его боль нельзя сравнить с той, что испытывает его брат. Но, боги, как пережить это? Как восстановить эту сломанную куклу? Как собрать осколки в единое целое? Как перестать ненавидеть Вэй Усяня, из-за которого его брат находится в таком состоянии?       Чэньцин издает жуткую негармоничную мелодию, алым пылают глаза, тьма вокруг вьется подобно щупальцам монстра. Жадно тянется к врагам. Изломанные тела падают к ногам Вэй Ина. Кривая ухмылка кривит его губы. Кровавая жатва только началась, он поднимается над горой истерзанных заклинателей. Он готов всех уничтожить. До единого! На красном выделяется человек в белом, он тянет к нему руку, но та безвольно падает. Вэй Ин перестает играть, осознавая кто это. Но когда он оказывается рядом с этим человеком, то встречает лишь пустой взгляд. И грудь разрывает полный боли крик «Лань Чжань!» Ничего исправить нельзя, и боль ширится, переполняя до краев, хлещет через край, выжигает все изнутри, оставляет лишь обгоревшие струпья.       Океан боли в глазах брата, когда он ловит мертвое тело своего чжицзи. Как неверяще смотрит, пытаясь поймать взгляд неживых уже глаз. Как каменеет, не в силах даже двинуться, и лишь сильнее вжимает пальцы в остывающее тело. Лань Сичэня пронзает той же болью и отчаянием. Снова потеря. Брат этого не переживет. Как он мог это допустить? Как мог быть настолько слепым? Как мог настолько довериться? И шепот брата: «Это твоя вина. Твоя вина. Твоя вина». Он знает. Конечно, это его вина.       Вэй Ин, изрезанный так сильно, что его едва можно узнать. Его рот искривлен в немом крике, а из глаз текут кровавые слезы. Вокруг глумящиеся морды, искаженные жаждой чужой боли и смерти. Скрюченные руки тянутся к нему и рвут его плоть на куски, запихивают в огромные рты и пожирают, давясь смехом и плотью. А едва заканчивают, как все повторяется. Раз за разом. Целую бесконечность. Без времени. Без начала и конца в извечной траектории Инь-Ян.       Холм, усеянный могильными камнями, которые упорядоченными рядами тянутся до самого горизонта. Тяжелые тучи нависают над ними, пронизывающий ветер треплет неуместно белые одеяния одиноко стоящего человека — единственного живого в этой юдоли смерти. Лань Сичэнь сжимает в руке несколько налобных лент, концы развеваются, словно пытаются вырваться и умчаться прочь, унося даже тень памяти. На плитах сияют имена: Ванцзи, Сычжуй, Вэй Ин… Никого не осталось. Никого. Лишь тлен и пустота. Лишь Лань Сичэнь вынужден бесконечно оплакивать тех, кого когда-то любил. Оставаясь живым напоминанием самому себе о действиях и бездействии.       Вэй Ин опускает флейту и падает в пропасть. Чья-то рука уверенно его перехватывает, удерживает. Сквозь боль и ярость пробивается улыбка и благодарность за этот нежданный, но совершенно бесполезный жест. Долгое мгновение он смотрит в прекрасные глаза. А когда Вэй Ин падает, рука не отпускает. Лань Ванцзи следует за ним, беззвучно двигая губами «Вэй Ин, Вэй Ин, Вэй Ин». Нет! Но крик так и не срывается с губ.       Сун Цзюйчи, хохоча, кричит о любви, вечной как само время. О мести, справедливости, воздаянии. И протыкает пропитанным тьмой мечом тело Вэй Ина. И очень быстро глаза стекленеют, а жизнь улетает из опавшей оболочки. Лань Сичэнь с заблокированной силой ничего не может поделать. Он снова бесполезен. Он снова предает свою семью. Своего брата. Он не уберег то, что делает его брата живым. Снова смерть. Снова потеря. Снова бесконечная жалящая боль. И ничего кроме нее.       Лань Ванцзи стоит у цветущего дерева. Розовые лепестки нежных цветов трепещут на ветру, подрагивая в такт биения сердца. Но вдруг чернеют, сворачиваются, как горящая бумага. Лань Ванцзи все так же безразлично смотрит вдаль. Вэй Ин бьется в невидимую стену, стучит кулаками, зовет его и зовет, но не может коснуться, не может даже приблизиться. Невидимая стена прочнее камня надежно отделяет их друг от друга. От Вэй Ина исходит волнами безысходность, но Лань Ванцзи лишь безразлично и спокойно смотрит вперед.       — …ну же! Лань Сичэнь! — его затормошили, но он никак не мог прийти в себя. Ему было слишком больно и хотелось умереть, чтобы не чувствовать все это. Так много… Так много… — Не смей! Смотри на меня!       Его голову насильно повернули, обхватив руками, и он встретился с распахнутыми в ужасе глазами.       — Вэй Ин…       Голос хриплый, словно он давно не использовал голосовые связки.       — Да, это я. Пожалуйста, сосредоточься на моем голосе. Лань Сичэнь, я здесь, живой. И Лань Чжань тоже. Ты помнишь, где мы?       Он помнил. Он должен помнить, если об этом так настойчиво спрашивают. Они пришли в какое-то место, чтобы… что?       — Это лабиринт Мэнцзи, — наконец пришло воспоминание.       — Хорошо, хорошо, — Вэй Ин продолжал всматриваться в него и нервно облизывал пересохшие искусанные губы.       — Это место…       — Я знаю, знаю. Просто смотри на меня, ладно?       А потом Вэй Ин прижался к его рту потрескавшимися сухими губами. Лань Сичэня это заземлило и привело в чувство. Он прижал теплое тело к себе, вжался в живую плоть. Это реально. Ведь правда?       — Нам нужно идти, Лань Сичэнь. Здесь есть место, где мы сможем передохнуть.       Лань Сичэнь кивнул. Он старался не смотреть по сторонам. Это сложно, потому что его будто нечто тянуло смотреть, насильно поворачивало голову. Кто-то шептал в его голове «смотри, смотри, смотри». Краем глаза он снова зацепил одну из граней. И его с новой силой окунуло. И не понять, где реальность, а где фантом. Где его, а где чужое. Все переплелось и давило, заставляло скулить от тоски, боли и отчаяния. Он кричал и слышал чей-то отдаленный вторящий эхом крик. Краем сознания он ощущал чью-то ледяную ладонь, которая словно путеводная звезда вела вглубь этого кошмара. Должен ли он ее отпустить? Нет, тут же решил он. Если отпустит, то растворится в этом месте.       Его резко толкнули и вжали в стену.       — Все хорошо, все хорошо, — нервно зашептали куда-то в шею.       Лань Сичэнь вероятно потерял сознание, потому что когда он снова открыл глаза, то сидел в небольшой пещере. Пол под ногами больше не вибрировал. Он повернул голову. Вэй Ин сидел рядом, беспокойно дергал головой и прерывисто дышал.       — Вэй Ин, — тихо позвал Лань Сичэнь.       Тот резко распахнул глаза, пытаясь понять, где находился.       — Ты… — он закашлялся. — Ты в порядке?       — Не уверен, — попытался улыбнуться Лань Сичэнь, но даже по его ощущениям это не получилось. — Как долго мы там пробыли?       — Я не знаю, — Вэй Ин переплел их пальцы.       Они просто смотрели друг на друга. Что было бы уместно сейчас сказать? Что бы успокоило душу или примирило с тем, что таилось в глубоких тайниках, но было так беспощадно вытащено наружу неведомой силой? О таком не говорят. О таком лишь молчат, разделяя понимание чужой боли.       — Зачем мы здесь? — наконец нарушил молчание Лань Сичэнь после долгой паузы насыщенной тишины, когда сердце стало биться ровно, мысли пришли в относительный порядок, а реальность стала более ощутимой чем ужасные ирреальные образы.       Вместо ответа Вэй Ин поднялся, подошел к стене напротив и начал ощупывать неровную поверхность.       — Да где же ты? А вот, — он положил ладонь и замер. Потом подобрал камень, проверил остроту и резанул ладонь. Зашипел и приложил к месту, которое наметил.       Камень словно неохотно расступился, открывая небольшую нишу. Вэй Ин сунул туда руку и аккуратно вынул белый шар, который, едва попав в ладони, начал светиться.       — Прости, что так долго. Я не мог раньше.       Вэй Ин бережно поднес его поближе и показал Лань Сичэню.       — Что это?       — Это то, из-за чего за мной охотятся демоны. То, что хочет вернуть владыка Преисподней. Жемчужина души. Лорд Янь похитил душу возлюбленной Нефритового императора, а я ее выкрал.       Лань Сичэнь осторожно коснулся пальцами шара, тот ответил мягкой вибрацией и загорелся ярче. Он тут же отдернул руку.       — В тебе есть божественная энергия? — Вэй Ин удивленно распахнул глаза, а потом усмехнулся. — Конечно же. Лань Чжань?       — Да. Божественное бессмертие. Я его хранил для тебя.       — Он все предусмотрел, — Вэй Ин отвернулся, но тут же тряхнул головой, достал Цянькунь и сунул в него жемчужину.       — Хочешь ее вернуть?       — Конечно. Царица Небес должна быть на своем месте, рядом с возлюбленным. И я хочу попросить свободы для Лань Чжаня.       — Это звучит одновременно и романтично, и расчетливо.       — Это так и есть, — развел руками Вэй Ин.       — Твоя рана. Помочь?       — Нет, я справлюсь.       Лань Сичэнь вспомнил слова Сун Цзюйчи о том, что Вэй Ин не мог отбывать наказание подобно другим душам.       — И как это связано с Сун… Мэн Яо?       Это имя силой пришлось выталкивать из глотки. Но избегание определенных тем не сделает их невидимыми или незначительными. Они не перестанут приносить боль.       — Да, это… Он поймал меня, когда я пытался проникнуть в сокровищницу. Тогда я и заключил с ним сделку. Он позволил мне забрать жемчужину и покинуть дворец лорда Янь. Условием было не возвращать жемчужину сразу, а сделать это после перерождения. Я понимал, что у него свои планы и мое выживание очень вряд ли в него входит. Но у меня не было выбора, поэтому я и согласился. А когда переродился и память начала ко мне возвращаться, то понял, что мне нужно срочно что-то придумать.       — И тогда ты придумал печать?       — Да. У меня не было сил тогда противостоять Мэн Яо. А он просто ради удовольствия меня бы убил. Прости.       — Не стоит. Я больше не буду избегать его имени или разговоров о нем. Это глупо.       Вэй Ин недоверчиво на него посмотрел, но не стал комментировать.       — Но меня все равно нашли. И мои родители… — Вэй Ин всхлипнул, вероятно вспомнив еще и свою первую семью, и клан Цзян. — Знаешь, забавно, я долгое время думал, что у меня была сестра. Полицейские сказали, что в машине было двое взрослых и ребенок. Я ее оплакивал тринадцать лет. Но это была тварь, которая убила мою мать. Она вгрызлась ей в шею и не отпустила даже когда та умерла.       — Мне жаль, — Лань Сичэнь сжал его ладонь, ощутил ответное сжатие пальцев.       — Да. Печать еще не достигла полной силы, но ее хватило чтобы отбросить тварь, что пыталась и меня сожрать. И меня вышибло из машины. Вся моя жизнь полетела в пропасть и сгорела в одно мгновение, даже документов не осталось. Вообще ничего. Печать сработала, и я все забыл. Лишь в голове вертелось имя: Вэй Ин. Наверное, из-за того, что печать была нарушена. И как дополнительный бонус — странные сны-видения и призраки.       — Нелегко тебе пришлось.       — Никому из нас не было легко. А-Юань мне рассказал.       Вэй Ин снова выудил Цянькунь и достал флягу. Лань Сичэнь усмехнулся.       — Вэй Ин и вино неразлучны?       — Увы, — он сделал несколько крупных глотков. — Я перенес эту дурную привычку и в новую жизнь.       Лань Сичэнь огляделся. С неровного свода пещеры свисали сталактиты, словно хищные клыки, готовые в любой момент сомкнуться на незваных гостях. Они чуть фосфоресцировали, заливая пространство мертвенным зеленоватым светом. Лань Сичэнь зажег с помощью духовной силы факелы, закрепленные по двум стенам. Теплый огонь взметнулся и сгладил впечатление.       — Что это? — он подошел к стене справа. Она вся была изрисована лицами, некоторые были затерты, словно в отчаянии, резкими движениями. — О, боги… Вэй Ин…       На светлом камне образы: Цзян Чэн, Цзян Яньли, А-Юань, Вэнь Цин и ее брат, даже Лань Сичэнь. И много-много лиц Ванцзи. Улыбающийся, взволнованный, расслабленный, возбужденный. Ох… Резкими штрихами, скорее всего углем, узнаваемые черты. Даже копия того портрета, что до сих пор висит в их библиотеке.       — Я боялся забыть, — нарочито беспечно проговорил Вэй Ин.       — Сколько… Сколько времени ты здесь провел?       Лань Сичэнь обернулся. Вэй Ин приложился к фляге и прикрыл глаза. Тени плясали на его лице, искажая черты еще большей тоской. А блики на его волосах играли зеленовато-оранжевыми красками, придавая ему нечеловеческий вид.       — Много. Это место идеально подходило, чтобы спрятать жемчужину. Никто в здравом уме не полезет в лабиринт Мэнцзи. Его даже демоны боятся. Да никто и не догадался, что я мог спрятать жемчужину здесь. Даже Мэн Яо.       Лань Сичэнь сглотнул, представив бесконечность в этом месте. Он был здесь всего ничего, но даже представить не мог что значит провести здесь… столетия?       — Вэй Ин…       — Я в порядке. Мне она помогла, — он прижал ладонь к карману свитшота, где лежал Цянькунь. — Иначе сошел бы с ума. Но здесь лучше чем…       Он неопределенно махнул рукой. И перед глазами встал образ, который показал один из осколков: окровавленное тело, плоть которого рвут на куски. День за днем. Год за годом.       — И Лань Чжань… Я думал о нем каждый день. Ты знаешь, что он отнес мою душу к мосту Найхэ? Мы даже успели попрощаться. И я пообещал, что вернусь.       — Ты сдержал слово.       — Я знал, что он заключил сделку с богами, — продолжал Вэй Ин, словно разговаривал сам с собой. — Знал, что это было очень сложно для него. Но он сделал это. Понимаешь, ради меня. Разве я того стою? Но я столько раз подводил его. Слишком много… Прости, это место на меня плохо влияет. Раскис совсем…       Вэй Ин злым движением утер слезы.       — Мне жаль, — Лань Сичэнь опустился рядом. — Я никогда не хотел, чтобы вам пришлось пройти через все это. Мне так жаль.       — Я не виню тебя, — Вэй Ин положил ладонь ему на плечо. — Никогда не винил. Я не врал вчера, и правда так думаю. Я рад, что сейчас со мной ты. Хотя тебе и пришлось все это увидеть.       Одно дело понимать, что терзает чужую душу, совсем иное — увидеть воочию. Ощутить на собственной шкуре. Прочувствовать так, словно это его, Лань Сичэня, тело терзают и жрут заживо. Словно это он теряет возлюбленного, убивает собственными руками.       — Ты изменился. В прошлой жизни ты бы шел напролом.       Он больше не был тем мальчишкой, что бросался, повинуясь первому порыву. Теперь он принимал решения, думая о последствиях.       — Я не могу вас подвести. Я теперь не один. Вы стольким пожертвовали ради этого недостойного. Я не имею права бездарно умереть. Это забавно, правда?       — Ты повзрослел, Вэй Ин.       Вэй Ин хмыкнул и снова приложился к фляге — вечное успокоительное неукротимого заклинателя.       — Это место обнажает до костей, — тихо проговорил Вэй Ин. — Так что ты видел даже больше, чем я хоть когда-нибудь хотел бы показать.       — Вернемся к разговору о доверии? К тому же ты тоже видел немало.       — Каково это, Лань Сичэнь, нести столько на своих плечах? Видеть как умирает привычный мир на твоих глазах.       Лань Сичэнь вздохнул. Это все еще тлело внутри застарелой неугасающей раной. Заживет ли она когда-нибудь?       — Тяжело. И больно. Но я видел, как медленно умирает мой брат, не в силах вынести потери тебя. Так что остальное было легче пережить. Ненамного, но легче.       — Ты его очень любишь.       — Он для меня все.       — Знаю. Для меня тоже.       — Как и ты для него. Не знаю как во все это вписываюсь я, — Лань Сичэнь рассматривал свои руки. В голосе оказалось больше горечи, чем он хотел туда подпустить. Это было неуместно, и он уже сожалел о своих словах.       — Лань Сичэнь, — Вэй Ин переместился и опустился на колени перед ним, взял ладони в руки. — Посмотри на меня. Пожалуйста.       Лань Сичэнь поднял на него взгляд.       — Честно? Я тоже не знаю как. Но это есть, понимаешь? Не отворачивайся. Все что я понял за свою жизнь, что мы должны больше говорить о том, что чувствуем, иначе получается слишком много боли, которой можно было бы избежать. Слишком много ошибок, которые не всегда можно исправить.       — Вэй Ин, ты не должен…       — Должен. И буду повторять это столько раз, пока ты не поймешь. Ты нужен мне. Ты нужен Лань Чжаню. Ты нужен нам.       Возможно, Лань Сичэнь когда-нибудь и поверит. Сколько в чувствах Вэй Ина благодарности? Или в чувстве самого Лань Сичэня — вины и разделенной любви брата. Но разве у любви есть четкие критерии? Не в их случае со столь запутанной совместной историей.