Еще свидимся мы с тобой

Всех горестей мира причина — недостаток или избыток любви

      — Можете быть свободны, помощник Сун.       — Благодарю, господин Лань. Если я вам понадоблюсь, пожалуйста, позвоните мне.       — Езжайте осторожно, — попрощался Лань Сичэнь, улыбнулся, как всегда, умиротворяюще и мягко.       У входа в здание его уже ждала одетая как яркая тропическая птица женщина с короткой стрижкой. В посеребренных волосах блестел небольшой аляповатый цветок.       — Господин Лань, добрый вечер, — она протянула руку, Лань Сичэнь ответил рукопожатием. — Почему вы не предупредили о своем приезде?       — Это было спонтанным решением. Он проследовал за ней внутрь, размышляя о том, что им пора переезжать. У госпожи Люй уже наверняка начали появляться вопросы, они ведь знакомы более пятнадцати лет.       — Вы так редко балуете нас своим присутствием. Воспитанники будут счастливы увидеть своего патрона.       — Я тоже рад их увидеть. Судя по вашим отчетам, дела идут хорошо. Читать их одно удовольствие.       — Благодарю, господин Лань. Где бы мы были, если бы не ваше участие. Но вы и сами знаете.       Госпожа Люй неспешно шла по коридору, стены которого украшали детские рисунки разной степени художественного достоинства. Она гордилась своими подопечными и, несмотря на легкомыслие в одежде, была крайне упорной и серьезно относилась к своим обязанностям. За это Лань Сичэнь ее и ценил. Ему было жаль, что вскоре придется в очередной раз обрывать и так немногочисленные связи. Он старался не привязываться к людям, но это было сложно сделать, особенно если они вызывали симпатию и уважение.       — Что это за шум у вас сегодня? — они приближались к закрытым дверям, из-за которых доносился смех.       — О, мой сын привел своего друга, а тот оказался весьма изобретательным с детьми, — она улыбнулась слегка неодобрительно.       — Понимаю.       В светлой комнате с большими окнами, в которой обычно занимались музыкой или разучивали стихи для праздников, стоял гам. Дети от трех до четырнадцати наперебой что-то кричали. Двое молодых людей — вероятно, это были сын госпожи Люй с другом, решил Лань Сичэнь — ползли через комнату с малышами на спинах, которые радостно подгоняли своих «скакунов».       — Простите, господин Лань.       — Что вы, не беспокойтесь. Дети ведь радуются.       Он редко посещал этот сиротский приют лично. С одной стороны, ему нравилось, насколько дети бывают бесхитростными в проявлении эмоций, насколько открыты и устраивают хаос на пустом месте. С другой же — не мог не задумываться, что так и не обзавелся семьей. От этих мыслей бывало немного грустно. Вероятно настроение у него такое сегодня. Да еще и Ванцзи отсутствовал больше месяца, Лань Сичэнь соскучился.       От мыслей отвлек всплеск криков. Победитель вскочил и подпрыгнул. И обернулся. Лань Сичэнь только благодаря впитанной в кровь и кости выдержке смог удержать те эмоции, которые так и норовили отобразиться на лице. Он был ошеломлен. Мягко говоря.       — О, простите, матушка, — тут же подошел к ним один молодой человек, а за ним и второй.       — Это мой сын Люй Шоусинь.       — А я Вэй Ин, очень много хорошего слышал о вас.       — Лань Сичэнь, — пожал протянутую для приветствия ладонь.        «Ну конечно же ты Вэй Ин, кто же еще», — подумал Лань Сичэнь. Он был благодарен, что все отвлеклись на детей, и он мог дать себе возможность взять себя в руки. Мысли метались как всполошенные поутру птицы в зарослях дикой вишни. Он ведь ждал этого. Слишком долго, иногда даже сомневаясь, сработает ли задуманное его братом. Но все равно встреча оказалась неожиданной и выбивающей почву из-под ног.       — Господин Лань, выпьете со мной кофе?       Вэй Ин вынырнул из кучи детей и оказался близко. Ближе, чем позволяли приличия.       — С удовольствием, — улыбнулся Лань Сичэнь.       — Отлично! — и тут же ринулся в сторону. — Эй, Люй-сюн (1), ты чего мои лавры отбираешь?       — Ох, простите за этот бардак, господин Лань, — госпожа Люй вероятно плюнула на попытки угомонить образовавшийся бардак, и теперь оглядывала всех, словно курица-наседка своих цыплят — строго, но с заботой и легким беспокойством.       — Не волнуйтесь об этом. Мне не нужны особые почести.       Это было правдой. Поэтому он и приезжал иногда внезапно, повинуясь порыву, чтобы окунуться в атмосферу непринужденности, хоть на краткое время сбросить со своих плеч весь тот груз, который нес слишком давно. У госпожи Люй были свои представления о том, как полагалось приветствовать патрона, поэтому если встреча была запланирована, то его встречали выстроенные в шеренги ученики, как на параде.       — Я могу сдать отчеты за прошедший месяц сейчас, они уже готовы. Или, быть может?..       — Прошу вас, госпожа Люй, оправьте все электронной почтой как обычно, нет нужды менять привычный процесс.       — Что ж, хорошо, — она сжала ладони перед собой и вновь устремила взгляд на веселящихся детей. Она испытывала некоторое благоговение перед Лань Сичэнем, хотя считала, что избавилась от этого давно, когда еще питала романтический интерес к этому отстраненному мужчине, словно спустившемуся с небес.       Госпожа Люй незаметно посматривала на него. Каким генам в их семье он обязан такой красоте и молодости? Казалось, он не изменился за все время их знакомства, ни одной морщинки не легло на эти идеальные черты.       А Лань Сичэнь не мог оторвать глаз от Вэй Ина. Столько вопросов теснилось в его голове. Это определенно был не тот Вэй Ин из прошлой жизни. Но совершенно те же черты лица, темные волосы. Растрепавшиеся пряди падали на глаза, которые все так же светились озорством, до того, как оно было погашено вырезанным ядром и тьмой Тигриной Печати. И улыбка та же, наполненная радостью, когда он на кого-либо смотрел с интересом. Лань Сичэню даже несколько неловко было ощущать такой интерес по отношению к себе, словно он воровал то, что принадлежало не ему. Хотя и его есть в чем укорить. Ванцзи с самой первой встречи не мог не смотреть на это лицо, которое буквально светилось изнутри каким-то удивительным светом. Сложно устоять перед таким обаянием. И имя. Почему то же имя? Это больше всего удивляло.       Лань Сичэнь незаметно выскользнул на улицу. Это было невежливо, но он решил дать себе небольшую поблажку. Все же не каждый день он встречает переродившегося возлюбленного своего брата. Он успел немного успокоить бешено бьющееся сердце, когда из здания выбежал Вэй Ин и помахал рукой.       — А я уж было решил, что вы передумали.       — Нет, я решил подождать здесь. Простите, не хотел вас волновать.       — Нет проблем, — Вэй Ин поправил лямки рюкзака и дернул за шнурок худи. И, словно смутившись своей дерганости, сунул руки в карманы. — Пойдемте? Здесь недалеко есть кофейня, где подают обалденный латте. А вы какой кофе предпочитаете?       — Я предпочитаю чай.       Лань Сичэнь последовал за Вэй Ином к выходу из территории детского дома. И тут же спохватился, что не попрощался с госпожой Люй. И решил, что отправит ей извинения позже.       Госпожа Люй стояла у окна и наблюдала, как двое удаляются по аллее. Ей стоило бы догадаться, что Лань Сичэнь предпочитает мужчин. Она даже не предполагала, насколько привлекательным он может выглядеть, когда заинтересован в ком-то. И она его понимала, этот такой живой и подвижный мальчик был привлекательным и вызывал желание потискать его, как щеночка. Это примиряло с тем, что ее сигналы Лань Сичэнь упорно игнорировал, когда она была моложе и намного симпатичнее, чем сейчас.       Вэй Ин радостно указал на вывеску кофейни и, судя по всему, едва удержался, чтобы не схватить нового знакомого за руку и не потащить. Лань Сичэнь на миг представил, как бежит через дорогу, буксируемый этим сгустком неуемной энергии. Невозможная картина.       — Сядем у окна? Я уже успел облюбовать себе столик, хотя недавно в Сучжоу. Я остановился у моего друга, а он живет неподалеку. Да и к детям часто забегаю. А вы занимаетесь благотворительностью?       Лань Сичэнь сел за столик и улыбнулся. Совсем не изменился.       — Простите, я много болтаю, да? — Вэй Ин смутился и отвлекся на подошедшую официантку.       Он заказал латте и какие-то пирожные, а Лань Сичэнь — зеленый чай. Ему было немного жаль, что старая традиция заваривания чая почти исчезла, а в подобных заведениях хорошо если чай был не пакетированный. Одно из самых ужасных изобретений современности.       — Все в порядке. Под моим патронажем несколько сиротских приютов и больница.       — Круто. Дети выглядят счастливыми, вероятно, вы хороший патрон.       — Вы слишком добры.       — Вовсе нет. Поверьте, я знаю, что такое приют, сам провел в одном около года. Это было поистине ужасное место.       — Мне жаль.       — А, не важно. Это было давно.       Лань Сичэнь сам бы хотел засыпать вопросами этого молодого человека, но ответы на них он вряд ли бы получил, да и звучали бы они странно. Они отвлеклись на официантку, которая принесла их заказ. Зеленый чай принесли в чайнике.       — Вы наверняка это и за чай не считаете.       — По запаху он не так уж и плох, — вежливо прокомментировал Лань Сичэнь. По своей воле он бы ни за что не пришел бы в подобное заведение.       Наблюдательный, как и прежде. Было во всем этом что-то тоскливо-ностальгическое, что поднимало столько воспоминаний, сожалений и боли, что за ними стояла.       Вэй Ин рассматривал нового знакомого, потягивая кофе. Поморщился, добавил еще пакетик сахара. Он ни капельки не сожалел, что позвал этого мужчину на… Пожалуй, свиданием это называть еще рано. Однако он надеялся, что шансы есть. Потому что смотрел тот с явным интересом, а это Вэй Ин чуял пятой точкой. Наверное, Лань Сичэнь у всех вызывал странные чувства с этими своими длинными волосами, мягкой улыбкой и внимательным взглядом. Слишком аристократичен для такого места, да и для самого Вэй Ина, впервые почувствовавшего себя в своей одежде бесформенным и неуклюжим.       — Вы упомянули, что недавно в нашем городе. Что вас сюда привело? — нарушил молчание Лань Сичэнь.       — Библиотека. Я провожу своего рода исследование, а здесь есть хороший архив.       — Вас интересуют старинные легенды?       — О, а вы хорошо осведомлены, Лань Сичэнь.       Местный архив и правда славился хорошей подборкой старинных книг с легендами и мифологическими текстами.       — Если не найдете интересующей вас информации, то прошу, воспользуйтесь нашей семейной библиотекой. У нас неплохая коллекция.       — Уверен, так и есть, — Вэй Ин окинул его взглядом. — У вас большая семья?       — Только брат. Остальных уже нет в этом мире.       — Сожалею, — вздохнул Вэй Ин. И его семья существовала лишь в виде поминальных табличек в храме. — Мои родители тоже умерли.       — Мне жаль.       — Это было давно, — лучезарно улыбнулся Вэй Ин, пряча грусть подальше. — А чем вы еще занимаетесь, кроме благотворительности?       — Немного скучного семейного бизнеса. А вы для чего проводите исследование? Пишете книгу?       — Вроде того, —Вэй Ин потер указательным пальцем нос.       — Как вам Сучжоу?       Вэй Ин был благодарен, что его новый знакомый не стал задавать и дальше неудобные вопросы, да и сам, очевидно, не хотел распространяться на тему семьи и бизнеса. Но это Вэй Ина интересовало в последнюю очередь. Он и романы не намеревался заводить, поскольку его сюда привели свои причины, далекие от романтических. Но что-то стукнуло внутри, когда он увидел этого мужчину в дверях, такого обескураженного и невероятно красивого. Он вполне мог бы сочетать приятное с полезным, а свои тайны Лань Сичэнь вполне мог оставить при себе.       Тема города и достопримечательностей была нейтральной и способствовала оживленной беседе. Время пролетело незаметно. При прощании Лань Сичэнь протянул ему визитку с именем и номером телефона, и еще раз напомнил про семейную библиотеку.       Странное, но интересное знакомство, подумал Вэй Ин и сунул визитку в карман худи. В городскую библиотеку сегодня он уже не успевал, поэтому неспешно направился домой через небольшой парк.       Они снова были здесь. Вэй Ин сделал вид что не замечает, и попытался обойти стороной беседку, которую затягивали сгущающиеся сумерки. Натянул на лицо капюшон. Но его заметили. Их было трое: пожилая женщина, маленькая девочка и взрослый мужчина. Они встали, перегородив ему дорогу.       — Ну, что опять? — Вэй Ин обреченно остановился. Огляделся по сторонам, благодаря небеса, что парк был пустынным. Человек разговаривающий с пустотой явно бы привлек внимание.       Призрачная девочка подняла к нему руку и разжала ладонь, показывая, что в ней было зажато — сережка с красным камнем, словно капелька крови на ее бледной коже.       — Мама, — прошептала она.       — Я не знаю где твоя мама, прости.       Вэй Ин хотел бы помочь, но не знал как. Поэтому достал амулет — крошечный колокольчик с кистью и потряс его. Призраки сморщились, но отошли в сторону. Вэй Ин еще чувствовал их взгляды, когда быстро удалялся по дорожке. Обычно призраки не контактировали с ним, хотя в последнее время стали с ним заговаривать. Один такой разговор и привел именно в Сучжоу.       Он ненавидел эту свою способность, ведь из-за нее он был вынужден избегать своей приемной семьи, хотя те и были снисходительны к нему, но считали его сумасшедшим. И уже намеревались запереть в какой-нибудь психушке. А он ведь не был чокнутым, хотя иногда казалось, что был. Может ему и правда все мерещится. Вэй Ин порадовался, что в кофейне не видел то, чего нет, тогда его новый знакомый точно решил бы, что перед ним псих.       — Люй-сюн, я вернулся, — Вэй Ин ввалился в небольшую квартирку и с порога закричал: — Надеюсь, ты там не занимаешься тем, что я бы не одобрил.       — И что же это может быть? — донеслось с кухни.       — Например, ведешь здоровый образ жизни.       Люй Шоусинь строгал овощи и ловким движением закидывал их в вок, в котором шкворчало масло. По кухне разливался запах жареного чеснока и имбиря.       — О, вижу, что мои переживания напрасны, — Вэй Ин уселся рядом и стащил ломтик сладкого перца из горки нашинкованных овощей.       — Как прошло твое свидание? — Люй Шоусинь ухмыльнулся и выразительно подвигал бровями.       — Это не было свиданием, — Вэй Ин привычным движением потер нос. — Он странный, словно сошел с древних картин. И еще волосы эти. Немного старомодный. И словно бо (2) какой-то. Такие манеры, чувствовал себя крестьянином.       — Ага, я тоже заметил. Ему бы ханьфу носить, и драгоценный гуань, а не костюм.       — И кажется, что все о тебе знает, такой взгляд…       — А он тебе понравился.       — Да это неважно. Я удивился, что он согласился выпить со мной кофе. Я, конечно, хорошенький, но явно не чета ему.       — Если с тебя стянуть твои тряпки и одеть как человека, то вполне себе ничего.       — Ну спасибо, Синь-эр (3), на добром слове. — Вэй Ин поднялся. — Я пока в душ.       — Ведешь себя как нерадивый муж, вернувшийся с работы.       — Давай, женушка, готовь мне еду.       Вэй Ин рассмеялся, когда ему в спину полетело полотенце. Запершись в ванной, он обмяк, словно из него вытащили все кости.       Горячие струи болезненно лупили по лицу, но Вэй Ин не убавлял температуру и не ослаблял напор. Вот бы они вымыли из него все то неправильное и чуждое, избавили от… Он иногда не знал, что ему делать. Он пошел на поводу собственных галлюцинаций и приехал в Сучжоу. Но что ему еще оставалось? Дома он не мог заниматься исследованием, потому что все вокруг считали его психом. Смотрели сочувственно и предлагали помощь. «Вэй Ин, ты же понимаешь, что это ненормально? Ты должен лечь в клинику, там тебе помогут. Мы все оплатим». Вэй Ин опустил голову и теперь струи горячо кололи шею. Он бы и сам не поверил, что можно видеть призраков. Но то, что для других было вымыслом, для него — жестокой реальностью. Он поначалу доказывал, что он и правда видит, плакал по ночам, когда над ним насмехались в школе и институте.       — Ты такой жалкий, такой жалкий, — шептал Вэй Ин, захлебываясь текущей на него водой.       В дверь постучали, Люй Шоусинь сообщил что ужин готов.       — Давай я на тебе женюсь, — Вэй Ин плюхнулся за столик в гостиной, принюхиваясь к содержимому тарелки.       — Прости, милый, ты не в моем вкусе.       — Ну, я не виноват, что родился не девушкой. Синь-эр, ты такой жестокий.       Люй Шоусинь рассмеялся и включил какой-то фильм. Вэй Ин был благодарен ему: за кров, еду, за фильм, благодаря которому не нужно разговаривать. Они вместе учились в старшей школе в Нанкине, а потом он переехал к матери после смерти отца. Вэй Ину не хватало друга, все же переписка в вичате да и видеозвонки никогда не заменят личного общения. Когда можно завалиться без предупреждения, чтобы попить пива и потрепаться о всякой ерунде или просто помолчать, посмотреть боевик, который хоть на пару часов отвлечет.       Когда они доели, Люй Шоусинь унес грязную посуду, и вернулся с несколькими зелеными банками «Циндао» (4). Вэй Ин любил этот сорт. Может, он тоже старомодный? А его друг такой внимательный, обычно ведь предпочитал европейское пиво. Вэй Ин с щелчком вскрыл банку и сделал несколько больших глотков, утер побежавшие капли по подбородку.       Уснувшего Вэй Ина растолкали и заставили забраться на диван, укрыли пледом.       — Я завидую твоей будущей жене, — усмехнулся сквозь сон он.       — Спи уже, алкоголик.       Вэй Ин хотел ответить что-то язвительное, но лишь пробормотал невнятно сквозь сон.

***

      Лань Сичэнь задумчиво водил пальцами по струнам. Ему нравилось иногда наигрывать мелодии. Сейчас это было больше для удовольствия и лишь иногда для успокоения сердца. Он теперь не был заклинателем, почти позабыл былые навыки, флейта покоилась в футляре уже очень долгое время, как и меч. Времена менялись слишком быстро, летели эпохи. Уже никто не помнил великие кланы, их ведь больше не существовало, все растворились во времени, смылись реками слез и крови множества поколений. Лишь два нефрита клана Лань жили ради одного человека в бесконечном ожидании.       И лилась по просторной комнате прохладная в своей грусти по утерянному мелодия. Она вилась подобно нежным лепесткам, подхваченным легким порывом прохладного ветерка, что всегда ощущался в Облачных Глубинах. Как же давно это было. Лань Сичэнь вплетал свои эмоции в мелодию, вязал октавы подобно тончайшему кружеву из драгоценного шелка.       Погрузившись в размышления, он прикрыл глаза, а когда на последних высоких аккордах с сожалением отвел пальцы от струн и открыл глаза, то увидел сидящего поодаль брата.       — Ванцзи, ты вернулся. Как прошла охота?       — Хорошо.       Лань Ванцзи почти никогда не рассказывал подробности, лишь изредка ронял скупые фразы. В этом был весь Ванцзи. Но Лань Сичэнь был уверен, что эти вылазки давались брату нелегко. Он иногда пропадал на несколько лет, один раз его не было более семидесяти. Лань Сичэнь лишь знал — он жив, каждый день смотрел на заклятую налобную ленту брата. Она оставалась светло-голубой, лишь иногда покрываясь алыми или темными пятнами. Если бы она изменила цвет полностью, это значило бы, что Ванцзи больше нет в этом мире.       — Ты голоден? Я могу что-нибудь приготовить.       Лань Ванцзи покачал головой, а потом поднялся и подошел. Белоснежный строгий костюм уже давно сменил прежние одеяния. Остался верным лишь траурному цвету, хотя даже сам не знал, по кому его носит. Лань Сичэнь так и не смог привыкнуть к такому другому брату. Он ко многому не мог привыкнуть, но выбора не было. Лань Ванцзи опустился на колени и положил голову брату на плечо. Лань Сичэнь задержал дыхание на краткий миг, но тут же обнял его и провел ладонью по длинным волосам. От брата исходил запах далекого путешествия, грусти и усталости. Но все же выглядел он безупречно, как и всегда. Его безупречный Ванцзи.       — Хочешь остаться?       — Мгм, — кивнул Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь помог ему подняться и повел вглубь дома. Раздел и уложил в постель, забрался следом и крепко прижался к его спине, согревая своим теплом. В первый раз это случилось через несколько лет после второй смерти Вэй Ина.       Лань Сичэнь с ужасом смотрел как Цзинь Гуанъяо, его саньди (5), натянул струну и с улыбкой вдавил в шею, усиливая нажатие своей ци. Глаза Вэй Ина покраснели, наполнились слезами, они были обращены лишь на единственного заклинателя — его возлюбленного Лань Ванцзи. Он чувствовал этот момент ухода последней капли жизни. Кому как не ему знать, что такое смерть. Из горла вырвался едва слышный хрип. Лань Ванцзи бросился вперед, но лишь успел подхватить безжизненное тело.       Лань Сичэнь сам согнулся от той боли, которая пронизала его брата, как будто мало ему своей — от стольких потерь, заблуждений, разочарований, предательств. На лице Лань Ванцзи застыло нейтральное выражение и лишь слезы текли не переставая. Где-то внутри он кричал что есть сил, но снаружи был подобен бесстрастному нефриту — твердый, нерушимый. Но разрушаемый изнутри опустошающим чувством потери. Лань Сичэню ли не знать, какова истина. Лишь спустя несколько часов удалось разжать руки брата, приложив немалую силу, чтобы подготовить тело Вэй Ина к погребению. Лань Сичэнь хотел бы молить о прощении, ведь это его вина, что не заметил лживости в показной покорности и угодливости своего саньди. До последнего верил в невиновность и веские причины поступков. Если бы это хоть как-то могло помочь. В таком состоянии он видел своего брата лишь после смерти их матери. И Лань Сичэнь снова шептал в волосы «мой диди» (6), как не делал уже долгое время. Забрать бы хоть часть того, что сейчас испытывал брат — если бы это было возможно.       Лань Ванцзи словно потерялся между миром мертвых и миром живых, застрял в небытии, глядя в одну точку. Недвижный, словно изваяние. Лань Сичэню тоже было о чем горевать, но важнее было помочь брату. И он пытался. Заставлял есть, одеваться, двигаться, чем-то заниматься. Но его брат обернулся мертвой механической куклой в траурных одеждах, с застывшим сердцем и безжизненным взглядом.       Лань Ванцзи пропал через несколько месяцев, исчез одной темной зимней ночью, растворились следы на белоснежном покрывале, укрывшем Облачные Глубины. И вернулся столь же внезапно спустя долгие три года, просто вошел в покои брата, обласканный лунным светом, словно покинул их несколькими ши (7) ранее. Устало прижался в поисках тепла, забравшись на ложе. Они оба промерзли до самого сердца, оба нуждались в том, что могли дать друг другу. И когда Лань Ванцзи навис сверху и прошептал «Позволишь?», Лань Сичэнь ответил: «Все, что хочешь».       Брат был напористым, даже грубоватым, словно вот-вот отберут то единственное, что осталось тлеющим огоньком в стылой пустыне его жизни. В тот самый первый раз их острой близости кого видел брат под собой? Чье тело брал с таким неистовым отчаянием? Лань Сичэнь впервые видел, как брат отпускал себя в такие моменты, как позволял своей извечной бесстрастной маске соскользнуть и явить то, что дано видеть лишь тому, кому дарил себя без остатка. Наверное, они оба просто хотели вобрать и подарить тепло друг другу. Сколько правил клана они тогда, да и впоследствии нарушили? Насколько приличествующими были позы, что они принимали, или звуки, которые слетали с закушенных губ? Насколько вписывалось в понятие праведности лежать под своим братом с широко разведенными бедрами и получать от этого бесстыдное удовольствие?       Лань Ванцзи тихо выдохнул «Хуань» и поймал губы брата. На некоторое время они потерялись в ощущениях, растворились и разбились на осколки.       Лань Сичэнь очнулся, когда рассветная серость едва начала пробираться в комнату. Тело наполняла энергия, странная и теплая. Лань Ванцзи лежал рядом, размеренно дышал, прикрыв глаза. Его черты заострились, кожа обветрилась, по щеке шел едва заметный шрам, которого раньше там не было. Что с тобой приключилось, мой диди?       — Ванцзи, ты провел ритуал совершенствования?       Ресницы дрогнули, а губы чуть приоткрылись.       — Мгм, — Лань Ванцзи повернулся к нему.       — Что ты сделал?       — Божественное бессмертие. Сохрани его.       — Но откуда?       Лань Ванцзи не ответил, прижался лбом ко лбу и замер на долгое мгновение.       — Я ее нашел.       — Душу Вэй Ина?       — Мгм.       — Тебе нужна моя помощь?       — Я пойду в Священные горы.       — Ванцзи? — Лань Сичэнь поднялся, пытаясь уложить в голове что это значило. — Ты обратишься к богам? Ох. Ты знаешь, какую цену придется заплатить?       — Служение. И суп Мэн По.       — Ванцзи… Это значит, что ты потеряешь воспоминание о самом дорогом… О нем. И обо всем остальном. Ты хочешь, — проговорил Лань Сичэнь медленно, — чтобы я стал хранителем памяти.       Лань Ванцзи сильнее прижался к брату в безмолвной мольбе об очень большой услуге. Лань Сичэнь не знал, что сказать и как утешить. Все в нем противилось такому решению. Боги бывают слишком жестоки, и неизвестно, какое служение потребуют в обмен на возможность реинкарнации души Вэй Ина. Но имел ли право хотя бы на попытку отговорить брата от столь безрассудного шага? Не поступил бы он так же, случись подобное с Ванцзи? Здесь мог быть лишь один ответ.       — Ты не обязан, — после долгого молчания Лань Ванцзи отодвинулся и отвернулся. — Я пойму.       Лань Сичэнь вздохнул. Поймет он…       — Ванцзи, я сделаю это.       Достоин ли Вэй Ин такой жертвы от клана Лань? Лань Сичэнь не был уверен, но ее точно достоин его Ванцзи, чьи страдания невыносимы. И если он выбрал в качестве своего спутника Вэй Ина, значит, тот достоин пройти путь с одним из нефритов клана Лань.       Имел ли право Лань Сичэнь позволять себе так обнимать своего брата теперь, когда Вэй Ин вернулся? Имел ли право дарить и принимать любовь? Родственные души могут не помнить друг друга, но непременно притянутся, хотя ревнивые небеса наблюдают за ними особо пристально. Лань Ванцзи редко приходил к нему за такого рода теплом, словно сдерживал себя до того момента, когда реальность становилась невыносимой. И сдавался, когда терпеть больше не было сил. Все время боролся с собой, запрещал, ограничивал, не допускал и малейшей слабости. Чувствовал ли он пустоту, даже не понимая откуда она? Мог ли Лань Сичэнь ее заполнить? Такой сильный и такой беззащитный Ванцзи.       Но сейчас брат был каким-то ломким, как стекло. Складывался по суставам, как шарнирная кукла, стараясь сжаться и вплавиться в даримое с любовью тепло. Лань Сичэнь прижал его крепче и позволил сухим губам коснуться его. Ответил на поцелуй. В такие моменты Ванцзи был покорным и спустя долгое время тянущей нежности тихо стонал, моля о большем. Ни один из них не был сделан из холодного бесстрастного нефрита, как бы ни утверждали в свое время обратное окружающие. Лань Ванцзи выгнулся, когда зубы брата прихватили кожу на ключицах, вдавил пальцы в плечи, руки пробежались по выступающим ребрам. Лань Сичэнь знал, что нужно, поэтому не сдерживал себя: впивался зубами, оставлял на нежной коже следы и тут же их горячо зализывал.       Пометил внутреннюю часть бедра, вывел узоры вокруг выступающих тазовых косточек, новых шрамов на животе. Горячо накрыл ртом возбужденный член, пропустил в горло, ловя дрожь худых бедер. Разочарованный выдох сорвался с губ Лань Ванцзи, когда обволакивающее тепло пропало.       — Хуань... — не удержался Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь развел его ноги пошире и скользнул между ягодицами ребром ладони, размазывая масло, ввел сразу два пальца. Всегда так узко и так горячо, так нетерпеливо принимает тело все, что ему дают, так льнет нежная плоть к контрастно грубой коже. Двинул глубже, провернул. Мышцы неохотно отдавали, что прежде так жадно поглотили.       Лань Ванцзи сам перевернулся на живот приподнял бедра, покорно уткнулся в скрещенные руки.       Лань Сичэнь только благодаря тренированной веками выдержке не излился лишь от одного взгляда на брата, такого доверчиво-открытого и беззащитно ломкого. Разметавшиеся длинные волосы окружили черным ореолом белое тело.       Он провел ладонью по выступающим позвонкам, нежно пересчитал их подушечками пальцев. Одной рукой впился в бедро, другой направил себя и плавным движением вошел до упора. Член сжало мышцами до боли, Лань Сичэнь на миг прижался к покрытой испариной спине, уперся лбом между лопаток. Как же он соскучился по этой близости и самоотдаче. Лань Ванцзи дрожал под ним, впивался зубами в запястье, словно боялся и звук издать. А потом чуть толкнулся назад, показывая, что готов.       Лань Сичэнь проложил дорожку поцелуев по спине и поднялся, мазнув волосами по влажной коже. Перехватил за бедра покрепче, чуть отстранился и снова двинулся вперед, прокладывая себе путь в горячее нутро. А потом отпустил себя, позволяя телу действовать на инстинктах древних как сами небеса и земля. Он двигался и двигался, не остановился, когда Лань Ванцзи напрягся, изогнулся, растворяясь в оргазме. И быстро догнал его, делясь энергией, наполняя светом, вытесняя тени, залегшие внутри.       Чуть позже Лань Сичэнь смотрел на спящего брата, тот так и не изменил привычке засыпать ровно в девять. Он слегка хмурился — едва проявлялась складка между бровей. Мерно вздымалась грудь. Лань Сичэнь натянул одеяло повыше, укутывая мягким уютом. Когда-то давно, перед тем как Лань Ванцзи ушел, бережно прижав к груди ловушку для духов, в которой покоилась самая большая его драгоценность — душа возлюбленного, пообещал, что не станет рассказывать ему о прошлом. Лань Ванцзи был убежден, что это сделает Вэй Ин. Лань Сичэнь верил брату, верил в его веру, незыблемую как Священные горы.

***

      Тварь, оскалившись, хохотала, густым туманом закрывая обзор. Тянула скрюченные пальцы со сгнившей кожей, мерзко скребла по лобовому стеклу машины, по капоту, который расходился под когтями словно ветошь. Вэй Ин едва мог дышать от боли, что жаром расходилась от левого плеча. Но он снова их видел, хотя уже ведь не должен. Печать… Скрежет резал слух, словно ввинчивался в голову. И крик его родителей и следом — протяжный вой. А тварь снова тянула костлявые конечности к нему сквозь разбитое стекло. Осколки словно зависли в воздухе — мелкие, с острыми краями. Казалось, они разворачивались, складывались в какие-то иероглифы и двигались к нему. И он закричал.       — Убирайся! — Вэй Ин резко сел. Дыхание рваным хрипом вырывалось из груди.       — Что?.. Ты чего? — в комнату вбежал взъерошенный Люй Шоусинь.       — А? — Вэй Ин все еще тяжело дышал, но уже пришел в себя. — Сон плохой. Прости.       — Я думал, ты опять видишь… — он неопределенно помахал рукой.       — А, нет, — выдавил Вэй Ин улыбку. — Уже давно нет. Просто кошмар.       — Ладно.       Вэй Ин прошел на кухню выкрутил воду и сунул под нее голову. Стало легче, мысли прояснились. Ноги подкосились, он без сил опустился на пол, а все тело начинала бить дрожь. Он схватился за левое плечо, там жгло, словно кто-то раскаленный метал прислонил.       Заметались образы.       Кто-то склонился над ним и говорил, что будет очень больно, но он должен терпеть. Он должен, потому что это для его же блага. Он смелый, он сможет, если надо. Чья-то рука с силой сжимала его ладонь поддерживающим жестом.       Спину обожгло сиреневой змеей плети, по телу прошлась судорога, перед глазами от боли все мутнело, по подбородку текла густая кровь.       Он падал и падал во тьму. Страх черными иглами впивался в тело. Внутри — непривычная пустота и жуткая слабость. Сверху доносился чей-то злорадный хохот. Голос насмехался, а он падал, и падал, и падал.       Добрый голос шептал, что все будет в порядке.       Просто потерпи немного.       Просто потерпи.       Вэй Ин тряхнул головой. Давно не было такого потока ярких, страшных, не связанных между собой образов. Он с трудом поднялся и дошел до дивана, потянул рюкзак и вытащил старый ноут. Свет экрана мертвенным светом озарил лицо. Быстро записал сон и образы в заметки, пока они не выветрились из памяти. Он всегда все записывал, пытаясь воссоздать картину прошлого. Просто иногда видения были словно из какого-то фильма: незнакомая обстановка, чужие лица, много ярости, направленной на него. И все казалось бредом сумасшедшего.       Жизнь Вэй Ина началась в одиннадцать лет, а до этого — просто провал, словно его прежде и не существовало. Он даже не был уверен, что Вэй Ин — его настоящее имя, просто оно внезапно всплыло в памяти так ярко, когда его нашли на краю обрыва, откуда сорвалась машина. Вежливые усталые люди в полицейской форме сказали ему, что его родители и сестра погибли. А он никого из них не мог вспомнить. А после его передали в органы опеки, и далее — в приемную семью.        Казалось, эти образы из его жизни «до». Но некоторые моменты объяснить не мог. Он пролистал заметки, просмотрел наброски: меч со странной рукоятью, словно из фэнтези-фильма, с именем Бичэнь, невнятные черты девушки с ласковой улыбкой, затянутые чернотой глаза и оскал, талисманы и надписи, значения которых он не понимал, но они снились так часто, что он стал их зарисовывать. Бумажные фонарики в виде рыб, белый кролик в чьих-то ладонях. И облака. Много-много облаков.       — Ты псих, Вэй Ин, сразу ведь ясно, — пробормотал сам себе Вэй Ин и сохранил все в облако.       Дрожь не проходила. Зря он сунулся под ледяную воду, и так постоянно мерз. Завернулся в одеяло с головой, поджал под себя ноги. Может, получится уснуть.       Уснуть получилось перед рассветом на пару часов.       Когда Вэй Ин шел в библиотеку, голова все еще была тяжелой, а мысли мрачными. Сладкий кофе немного примирял с реальностью, и жизнь казалась уже не такой паршивой. Ему стоило заканчивать здесь дела и двигаться дальше. Он больше не мог доставлять неудобства своему другу. Люй Шоусинь хоть и не верил в рассказы, но не осуждал и не звал ненормальным. Вэй Ин же пытался оградить эту часть своей жизни от единственного, с кем мог общаться. Того, кто хотел его общества сам, по доброй воле. И вот, казалось, все становилось хуже. Но что делать и куда бежать он не знал. Может, мысль о клинике не так уж плоха?       Около месяца назад он встретил призрака женщины, которая назвала его старейшиной Илина и сказала искать ответы в Сучжоу. И вот Вэй Ин здесь, в попытке понять, что значили те слова. Возможно, архив городской библиотеки ему поможет. Здесь имелось обширное собрание старинных книг. Конечно, первым делом он забил это странное прозвище в поисковую строку Baidu (8), но ничего не всплыло даже в связке с городом Сучжоу. Поэтому придется по старинке.       В библиотеке Вэй Ин засиделся до позднего вечера. И с наступлением сумерек ожили темные углы помещений. Он обхватил себя руками, ежась от подступающего холода. Призраки редко вступали с ним в контакт, словно боялись его больше, чем он их. Не все были страшными, но Вэй Ин как мог старался не обращать внимания на эту свою способность. Казалось, здесь, в Сучжоу, призраки были активнее, словно что-то их привлекало. Раньше Вэй Ин видел их не так часто и не в таком количестве, как здесь.       А ночью ему снились укрытые снегом деревья и аккуратные тропинки, облитые ярким лунным светом, вкус вина на губах, снежинки на лице, мелодичные звуки струн, ощущение счастья. И чей-то голос тихо звал его по имени. Но никого рядом не было. И Вэй Ин бежал по снегу, оскальзываясь на поворотах, за удаляющимся голосом. Он был уверен, что непременно должен его догнать.