Червоточина

— … и если мы произведем комплексное сопряжение, то полученная формула опишет динамику нашего объекта! — Профессор оглядел свои записи и покрутил ус. — Судя по всему, выход энергии может оказаться избыточно мощным, нам следовало бы укрепить соединения. — Уже, — Экко развернул к нему заготовку с прикрученным буфером. — У меня сто раз взрывались такие штуки, лучше сразу закрепить. Хеймердингер взглянул на макет и на него с какой-то отеческой гордостью. — У тебя блистательный ум, — неожиданно сказал он. — Позволь спросить, почему ты не пошел в Академию? Экко фыркнул. — А то меня бы взяли! — Глупо было бы отрицать творящиеся наверху несправедливости, но мы все же не безнадежные глупцы. Академия ценит талант, а не происхождение, я знавал не один выдающийся ум родом из самых небогатых семей. — Тут профессор хитровато прищурился. — И мне думается, ты и сам это понимаешь. Так почему же ты здесь? Щекам вдруг стало жарковато. — Потому что… Здесь вообще-то тоже неплохо! — выдал Экко так боевито, будто вместо профессора говорил с какой-нибудь шпаной с полным ртом хамских шуточек наготове. — Мы выжили несмотря ни на что, мы столько всего создали! Сбежать к вам наверх ради тортов и золоченых сортиров, как будто у меня своего дома нет? Хеймердингер выслушал так внимательно, словно речь все еще шла об их научных делах. — И этому дому весьма повезло, позволь заметить, — сказал он. — Ну что ж, продолжим с нашим творением? Их прервал Скар. На плече у него был мешок с запасами для обмена. — Все готово, — сказал он. — Двигаем в гавань? Экко кивнул и, оставив профессора продолжать их расчеты, присоединился к остальным Поджигателям. — Удачи! — пожелала им Зоря, выглянув из-за двери своей комнатушки. — Что принести? — спросил ее Скар, и она со смешком откинула за спину косу. — Принеси то, не знаю что! — ответила она как обычно. Соваться наверх всегда было делом рискованным, но теперь с тем же успехом можно было сразу кинуться вниз с крыши Голодухи: на каждом мосту кордоны, между ними на воде — патрульные барки, и даже на ховерборде не перегонишь их пули. Пришлось найти другой способ добывать необходимое. Контрабандисты из Билджвотера и Бел’жуна не упускали возможность навариться на творящемся здесь, и пусть они драли втридорога, но подпитывали Нижний город всем, что требовалось. В гавани можно было разжиться съестным и одеждой, чистым от мерцания спиртным и склянками лекарственных зелий с чудными значками Бухру на пробках, выменивая нужное на собственноручно собранные технические штуки и снятую с убитых химтековскую дрянь. Один из капитанов в прошлый раз обещал чуть ли не золотые горы за более-менее целый костюм химтанка, собираясь переделать его в подводный скафандр и найти в глубине саму Мать-Змею или затонувшие сокровища легендарных пиратов. Здесь торговали все со всеми: уличные банды и химбароны, простые жители и мастера. Возвращаясь с пристани на улицы Трещин, они вцеплялись друг другу в глотки, но на пристани всегда царил негласный мир. Поджигатели имели перед остальными большое преимущество: на ховербордах можно было добираться до кораблей вдали от берега, так что капитанам не приходилось идти к самым скалам, рискуя попасть под огонь. Экко и Олли направились к дальней барке знакомого капитана, остальные разошлись по пристани, торгуясь и разглядывая товар. — Небо темное от дирижаблей, — сказала молодая рыжеволосая капитанша, кивком поблагодарив за товар. — Как будто Страховин пришел, только черный туман наплывает не с той стороны. Экко фыркнул, рассовывая по карманам склянки с лекарствами. — Разница небольшая. Он бодрился, но новость была хуже некуда. Черные дирижабли — похоже, Ноксус решил открыть вежливо приоткрытую пилтошками дверь с ноги. Жанна знает, шлют ли они новые орды на помощь верхним или решили сравнять с землей вообще все — тут, внизу, разницу вряд ли почувствуют. Попрощавшись с капитаншей, Экко вслед за Олли перескочил через борт. Мотор гудел громче обычного, ховерборд рыскал — в сыром воздухе над водой они всегда работали хуже. Нужно будет как-то это поправить, прикрутить под ногой что-нибудь, что меняло бы угол лопастей на ходу. Рука уже по привычке нырнула в карман. Самоцвет так и лежал там, Экко носил его с собой с того дня, как нашел: для опытов он все равно пока не нужен, профессор Хеймердингер не хочет рисковать, а если вдруг удастся найти еще какое-нибудь хекстековое устройство, можно будет сразу попробовать разобраться, как оно все-таки работает. Скар и Аджуна ждали их у выхода на Линии. — Вяленое мясо! — Аджуна гордо указал на мешок со своей добычей. — Выменял на дымовые шашки у парня с южного берега. Экко хлопнул его по спине. Задерживаться не стоило, они завели ховерборды, а Олли остался стоять. — Я пойду с ними. — Он кивнул куда-то в сторону, и Экко непонимающе оглядел стоявший там корабль прежде, чем снова уставиться на друга. Олли говорил тихо, как будто сам себя стыдился, но не отводил глаза. — Капитан согласился взять меня на борт, если я помогу ему с тем скафандром. На островах я смогу что-то делать, начать заново, а здесь мы... Обречены. Он мог не договаривать. Олли все-таки опустил глаза и выдохнул: — Простите, но я… Я больше не могу. И он протянул им свой ховерборд. Скар молча сплюнул и отвернулся, но Экко не чувствовал злости или обиды, даже обозвать Олли трусом не хотелось. Он молча кивнул, взял у него борд. — Удачи тебе. Тот улыбнулся добела закушенной губой и, опустив голову, спрыгнул с причала в лодку. Назад двинулись молча, поделили топливо из борда Олли на троих. Его никто не спрашивал, но Экко все равно задумался, почему сам-то он до сих пор здесь. Может, с двигателем помощнее и если подкрутить лопасти, получилось бы долететь до островов Синего пламени или в Шуриму, да даже если нет, он наверняка нашел бы капитана, согласного взять его на борт. Собирать и чинить он смог бы везде, в мире нет места, где пропадешь с таким навыком. Тогда почему же он тут? Вслед за Скаром и Аджуной Экко обогнул косо поваленную фабричную трубу и спустился в замаскированную шахту над лохматой кроной их дерева. Свет фонарей и свечек мягко коснулся глаз: они горели возле стены памяти круглыми сутками, прогоняли темноту от нарисованных лиц. От ответа. — Держи, — Скар бросил Зоре маленький сверток, та развернула его и вытащила ожерелье из акульих зубов. — То ли жуть, то ли красиво. Зоря надела ожерелье и улыбнулась, и это тоже был ответ. Они разобрались с остальной добычей, Зоря и Аджуна отправились готовить, пообещав на ужин натуральный шедевр, а Экко собрался вернуться к профессору с их разработкой, но обернулся, как будто почувствовав затылком взгляд с мурала. У Паудер были голубые глаза. А теперь они лиловые, как у всех обхимиченных. Вдобавок к остальному, она еще и сидит на мерцании. Значит, в любой момент ее накроет, и от культиватора, рыжей девочки и половины Линий останется мокрое место. Занесла ж его Жанна в тот раз именно туда! Он бы лучше понятия не имел про Джинкс, думал бы, что она сбежала из города, может, или еще что, а теперь проклятый культиватор из головы не сотрешь, и если весь район там взлетит на воздух, это он будет виноват, он же знал, что там пороховая бочка!.. Шепотом выругавшись, Экко завел ховерборд так резко, что на траве осталась загогулина копоти от полыхнувшего двигателя, и отправился к заброшенному культиватору. Он почти надеялся, что теплица окажется темной и пустой, но нет, внутри горел фонарь. Приземлившись вдалеке, чтобы свечение двигателя его не выдало, как в тот раз, Экко подобрался ближе, и тут в черных зарослях за стеклом мелькнул бегущий силуэт, через круг света у фонаря метнулась неестественно быстрая, неестественно длинноволосая фигура. За ней кто-то гнался. Химбароны? Миротворцы? Кто еще нашел это место? Не дожидаясь их появления, Экко снова завел ховерборд и рванул вниз, поднял руку с дымовой бомбой, когда по стеклу теплицы прямо впереди размазалось ярко-зеленое пятно. Он вздрогнул, чуть не потеряв равновесие, а потом понял: это краска, изнутри о стекло лопнула пулька из игрушечного ружья. Джинкс и рыжая девочка носились друг за другом и стреляли шариками с краской. Экко подался назад и рухнул в пике прежде, чем кто-то внутри успел его заметить, но зеленый отпечаток на стекле так и стоял перед глазами. Какое-то безумие: вокруг них война, а они сидят в своей стеклянной банке и в войну играют. И ради Жанны, зачем ей все-таки эта девочка, вспомнить собственное детство? Ответ, Экко не сомневался, был бы ему дан разве что вместе с пулей в башку. Вернувшись в убежище, он обнаружил Хеймердингера и местную детвору за уроком геометрии. Профессор, наверное, миллион раз за свою уйму лет жизни объяснял ученикам все эти законы и формулы, но в миллион первый раз сейчас все равно выглядел искренне увлеченным. Решив не мешать, Экко занялся их прототипом один. Когда они работали вместе, то все больше рассчитывали и чертили, и Экко ни слова не говорил против этих академических дел, но такими темпами они никогда до практики не доберутся. Хекстек опасен, это он сплошняком видел на улицах, но как-то ведь даже громилы из Ноксуса управляются со своим новодельным оружием, значит самоцветы не испепеляют за попытку что-нибудь с собой сделать. Он покрепче зажал кристалл в клеммах недоделанного двигателя, уперся подбородком в колени, глядя в синюю волшебную глубину. Ну давай, выпусти ты наружу хоть немного!.. Это было смешно и Экко даже додумывать не стал эту мысль, но в голове все-таки мелькнуло со стыдной злостью, что какие-то умники наверху додумались, как это работает, а он все никак. Чувство падения вырвало его из дремоты, Экко рывком выпрямился и задел локтем макет, испуганно дернулся поймать его, а дальше случилось… что-то не то. Кристалл вспыхнул, раскидал по сторонам колючие зеленые отблески, контуры собственных рук раздвоились у Экко перед глазами, а потом все это исчезло, он просто снова сидел на кровати, и прототип стоял перед ним на одеяле. Никуда не упавший. Экко понятия не имел, что сделал, от чего возник такой эффект, не был даже уверен, что это вообще произошло, а не почудилось спросонья. Осторожно, как к бабочке, он протянул руку и подтолкнул механизм к краю кровати. Тот накренился, под собственной тяжестью сполз с одеяла и грохнулся об пол. Самоцвет вылетел из гнезда и укатился под стол. И все, больше ничего не случилось, назад само по себе не вернулось. Экко полез за кристаллом, вставил его на место, в этот раз покрепче закрутив гайку на держащем стерженьке — и вдруг это снова случилось: мир пошел бело-зеленой рябью, задрожал и раздвоился, как с пьяных глаз, а потом успокоился. Но гайка оказалась развинченной. Экко перевел дыхание. Не решаясь моргнуть, снова закрутил гайку, затянул изо всех сил и, помедлив, осторожно коснулся кристалла. Снова то же самое: рябь, все плывет, переливается зеленью, гайка снова раскручена. Как будто время возвращалось назад. Экко схватил со стола часы и грифель. Рука дрожала, пока он, считая секунды, черкал прямо на запястье засечки под более-менее ровный отсчет, но он все-таки измерил: да, возвращается, на тринадцать секунд-отметок назад. Еще раз — вышло уже пятнадцать секунд. Шестнадцать. Двадцать один. В глазах рябило от двоящихся радужных переливов, но щеки чуть не ломило от улыбки. Двадцать один, двадцать два, двадцать три. А вдруг удастся вернуться совсем далеко? До войны, до всех этих смертей, вернуть Еву, ребят, Бензо… Тридцать! Рассвет застал его на Жанна знает котором по счету эксперименте и сорока трех секундах. Экко успел проверить, можно ли перемещаться с чем-то в руках (нет), возвращается ли обратно съеденное (да, но ощущения отвратные), нужно ли держать в уме, как далеко ты хочешь вернуться (нет, кристалл реагирует, похоже, только на силу давления). По итогам этих тестов он прикрутил под самоцвет валик и рычаги из старых часов, чтобы повернее управлять нажимом на камень и показывать, как далеко надо вернуться. Правда, как бы сильно он ни давил, попасть в прошлое сильно далеко не получалось. Пока. Комната перед глазами плыла и качалась от тысячу раз виденных раздвоений, и, вяло прикинув в уме цифры, Экко присвистнул и свалился на кровать: за одну эту ночь он прожил две. А здорово было как-нибудь управлять этой штукой во сне: ты отдохнул, а для мира вокруг потерял всего-то сорок три секунды… Разбудил его топот. Мысль броситься с получившимся за ночь чудом к профессору проснулась раньше всех остальных, и только затем Экко вспомнил, где он и что происходит вокруг. — Ночью они расстреляли гавань, — выпалил Аджуна, уже собранный и с ховербордом под мышкой. — Говорят, разнесли много кораблей. Летим? Ну, вот и Страховин, о котором его предупреждала рыжая пиратка. Похоже, пилтошки рискнули попортить собственные торговые связи с соседями и расстреляли всех, кого застигли в порту. Ночная разработка поблескивала в зеленоватом сиянии самоцвета у него на кровати. Недоработанная, непроверенная, но когда у них тут было по-другому? Экко сунул механизм под куртку и бросился следом за Аджуной. Зарево над морем видно было издалека, даже в Сером небе как будто чувствовался новый запах, новый дым. — Без их контрабанды мы здесь загнемся за неделю, — сказал ему Скар, когда они вместе с Аджуной и Зорей неслись через гарь и соленый туман к побережью. — Если кому-то поможем, другие капитаны решат, что игра стоит свеч? Ну или хоть заберем, что уцелело. Второе было более вероятно, понял Экко, когда они вынырнули из рыжего от огненных сполохов тумана к самой воде. Моря было не видно за горящим на воде маслом, за досками, ошметками бревен, бочек и ящиков. И людей. Аджуна еле успел дернуть наверх, когда из воды под ним вырвались руки и задыхающийся парень с разбитым в кровь лбом чуть не схватиться за его ховерборд. — Мы вам поможем! — крикнул Аджуна до смешно высоким со страху голосом, но тонущий моряк орал ему вслед дикую ругань, давясь заливающеся в распахнутый рот водой. — Давайте веревку! — велел Экко и круто развернулся, скомандовав держащимся на плаву: — Хватайте раненых, мы дотянем вас к берегу! Держась повыше от опасных для двигателей брызг и волн, они бросили тонущим веревки, отволокли их на мелководье. Потом, связав из нескольких веревок сеть, собрали сколько смогли плавающего груза. — Ты глянь, — Скар указал на один из спасенных ящиков: под сбитой крышкой было доверху шкур и нанизанных на бечевку чешуек. Чешуя тварей из окрестных вод держала выстрел лучше бронежилета. Это было целое сокровище. Один из вытащенных ими моряков смотрел на них, кашляя водой в окровавленную ладонь. — Это наш груз, — хрипло сказал он. Скар выпрямился, не убрав с ящика ногу. — И что? Экко положил руку другу на плечо. — Мы заберем половину. Справедливо? Лучше не портить отношения с пиратами, большинство из которых собственную жизнь ценят разве что чуть подороже своих грузов. Мужчина перевел взгляд на Экко и вдруг пинком толкнул к нему лежавший рядом бочонок. — Вы вытащили шестнадцать моих ребят, — сказал он. — Из тридцати. Это чуток больше половины. В бочке, судя по отметине на боку, была сушеная рыба или вроде того. Очень, очень богатый улов. Наживаться на чужой беде плохо, конечно, но Бензо всегда говорил: от удачи нос не воротят. Экко наклонился открыть бочку, и это спасло ему жизнь. Пули вырубили фейерверк искр из скалы у него за спиной. Кто-то закричал, сухо хрустнул раздробленный взрывами камень. Хозяин груза повалился на ящик, кровь брызнула на шкуры и драгоценную чешую. В темноте наверху, на верхнем уровне доков, вспыхивали голубые разряды хекстековых ружей. Миротворцы. Зоря яростно выругалась, сгребла из ящика добычу, сколько хватило рук, и вскрикнула, схватилась за плечо. Скар отволок ее в сторону, а Экко дернул за собой Аджуну и спрыгнул с мостков прямо в воду. Возле самого берега было неглубоко, получалось держать над поверхностью голову и поднятые руки с ховербордом. Если повезет и вода не попадет в двигатель, можно будет добраться домой с южного края Линий, обойти самое пекло. Прячась под настилом мостков, они медленно пробирались к дальнему причалу. В щелях между досками наверху мелькали вспышки синего света, в носу свербило от дыма. Обогнув скальный выступ, Экко оглядел темные дома начинавшейся впереди нижней Линии. Пилтошек не видно, а над крышами густо лежит туча сдутого глубоко вниз Серого неба. Он махнул рукой Аджуне и завел свой ховерборд. — Пролетим через облако, очень быстро! Пропеллер визгливо скрежетнул лопастями, но завелся, и они стремительно дернули в маскирующую белизну наверху. Дышать здесь было почти так же невозможно, как под водой, и ничего не видно уже в паре дюймов. — Давай выше, — крикнул Экко Аджуне остатками своего воздуха, ускорился и вдохнул чуть не с криком, вынырнув из недр химической тучи возле самого Променада. Прямо перед отрядом миротворцев. Ружейный залп прошил дымку у него перед носом, десяток пуль мимо, мимо, мимо — а одна в цель. Разнесенный всмятку мотор пыхнул бледным зеленым взрывом, и ховерборд Аджуны перевернулся и начал падать. Парень не успел даже вскрикнуть, молча сгинул в Сером небе внизу, и жуткую вечность спустя Экко услышал тихий и очень далекий грохот удара. Но эта вечность не была дольше сорока трех секунд. Рука рванула на бок, крутанула рычаг — и какофония пальбы и собственного крика резанула уши в обратном порядке, вокруг снова сомкнулась сернистая белизна фабричных дымов, и Аджуна снова летел рядом с ним, а где-то внизу целились пока невидимые ружья. — Давай вправо! — крикнул Экко. — Вправо, сейчас! Голос душила вата Серого неба, но Аджуна услышал, обернулся к нему всего на секунду позднее, чем нужно, и его лицо лопнуло красными брызгами, разбитое пулей. Смотреть, как оно собирается назад из воздуха, было точно таким же кошмаром. В этот раз Экко не стал пытаться предупредить друга, рванул вперед и дернул его ховерборд вниз. Вслепую вытянутая рука попала под двигатель, и пропеллер рубанул его по запястью. Экко с воплем дернулся назад, и его потерявший управление ховерборд зацепился за невидимую в тумане крышу внизу и вылетел у него из-под ног. Он упал, кубарем прокатился по железно гремящей черепице, а из-за белой стены дыма уже снова неслись выстрелы. Назад. В затылке звенело от неслучившегося удара о крышу. Экко рванул выше и поймал Аджуну не за борд, а за ногу. — Эй!…— вскрикнул тот, и пулеметная очередь прошила капюшон его куртки, столкнувшиеся ховерборды сыпанули искрами, сорвались в почти свободное падение, а потом круто задранный скат крыши закрыл их от солдат наверху. Аджуна распластался на ржавой черепице, уставясь на Экко, пока понимание догоняло его: — Что это… Ну ты… Как… Тут догнало окончательно, и он засмеялся, зашелся дурным гоготом облегчения, и Экко ему вторил, так, что не успевал дышать. Настоящие ссадины болели поверх тех, которых на самом деле не было, лицо до сих пор кололо ощущением, как брызги чужой жизни отрываются от него и собираются обратно в человека, и он подавился воздухом и согнулся в пустом рвотном позыве, сплюнул горьким. Аджуна протянул ему трясущуюся руку, помог встать. — Валим, пока они не прочухались. Назад добрались все: Скар и Зоря уцелели, отделались одним пробитым плечом на двоих. Хуже, страшнее им всем было только после Дня прогресса, но сейчас было не до ужаса и не до объяснений. Стискивая под курткой прижатый к боку спасительный механизм, Экко бросился вверх по обвивавшей дерево лестнице. Профессор Хеймердингер обнаружился за своими расчетами, его тревожно сдвинутые брови разошлись при виде Экко. — Я слышал выстрелы, — начал он, но Экко его перебил. — Мне нужно вам кое-что показать! Схватив карандаш, он намалевал несколько ломаных линии на первой подвернувшейся бумаге. — Это чтобы было виднее, — сказал он. — Поверните рычаг и смотрите, что будет. Хеймердингер осторожно взял протянутый им механизм. — Просто поверните! — поторопил Экко, и профессор послушался, медленно сдвинул рычажок. Экко не знал, как со стороны выглядит перемотка во времени, приготовился к радужной дрожи как будто нагретого воздуха, но не увидел вообще ничего. Профессор выжидающе смотрел на него, совсем не изменившись в лице, намалеванные на бумаге зигзаги тоже никуда не пропали. — Не работает? — выдохнул Экко. — Вы не… не вернулись назад? Хеймердингер мягко покачал головой. Взгляд у него был опасливо-участливый, как будто он наблюдал за полоумным. — Сэр, скажите какую-то вещь, которую только вы знаете! Для проверки! Я вам докажу! — Он спас жизнь Аджуне, это точно было, но сочувственное неверие профессора все равно поставило под вопрос все случившиеся чудеса, и Экко выпалил: — Пожалуйста! Хеймердингер прищурился. — У меня в сапогах есть скрытая платформа, чтобы быть чуточку выше. С нервным смешком Экко взял у него механизм, повернул рычаг — ненадолго, секунд на десять — и, когда зеленая радуга перемещения угасла, выдал: — У вас платформа в сапогах. Вы мне сами сказали и забыли, потому что я вернул время назад. И вот тогда-то лицо у профессора изменилось. Конечно, он захотел изучить разработку во всех подробностях, чуть не до самой ночи они делали расчеты, строили теории, доводили до ума корпус и крепления. Работал механизм только если его запускал Экко, но профессора это не обескураживало. — Пожалуй, нам следует как-то назвать эту замечательную вещь! — воскликнул он. В поисках вдохновения Экко огляделся и заметил исчерканный им для проверки чертеж. Похоже, рука неосознанно выводила символ Поджигателей, сказался рефлекс из буйных детских времен, когда они с друзьями малевали этот знак на всех возможных поверхностях, но в спешке у него получился не примитивно-треугольный контур жука, а скорее зигзаг. — Пусть будет Z-драйв, — сказал он. Они с профессором взглянули на устройство, как родители на младенца. — Феноменальное творение, — пробормотал Хеймердингер. — Но все же каков здесь принцип работы? Виктор и Джейс устанавливали связь с аркейном при помощи рун, но это, очевидно, не единственный способ. Почему-то устройство работает только в твоих руках. Как знать, быть может в тебе сокрыты магические силы, мой мальчик! Экко смущенно усмехнулся и мотнул головой. — Не-ет, ничего такого. Может, потом мы разберемся с рунами и получится возвращаться назад дальше, или вместе с кем-то! Сделать несколько таких устройств… Хеймердингер не сводил с него внимательный взгляд. — И в чьи руки ты бы доверил подобное? — Я всем тут доверяю! — Ничуть не сомневаюсь в вашей сплоченности и дружбе, но мы не знаем, что может случиться, если начать дергать время туда и сюда. Оно само ведь — магия, его сила не имеет воплощения, но она ощутима! Мы не представляем, какова может быть цена таких игр. Экко с трудом оторвал взгляд от Z-драйва. — Думаете, оно опасное? — Ты все сделал надежно, не сомневаюсь! — профессор взмахнул руками. — Но это устройство дает слишком много веры в себя. В свое всемогущество. В этом-то и есть опасность магии: она отнимает у нас способность смиряться. А ведь всем нам придется однажды принять то, что не изменишь, и лучше быть к этому готовыми. — Вам много пришлось принимать? — спросил Экко грубее, чем собирался. — То есть … вы же бессмертный. Хеймердингер посмотрел на него без обиды. — Но не бессердечный, — ответил он мягко. — Я потерял многих друзей и смирился с тем, что помочь им было невозможно. И каким бы горьким ни был этот опыт, он драгоценен. Но Экко сжимал ремень Z-драйва, как руку самой красивой девчонки — без разницы, что там творится вокруг! — и воспоминание о случившемся сегодня чуде, о спасенном Аджуне билось в груди вместе с сердцем, потому что теперь невозможного нет.