Имя моей борьбы

Всю дорогу до комнаты Алиму хотелось выть и громить все вокруг. А еще лучше — украсть с кухни нож и расковырять им лица Старшего рунолога и этой мрази Веснушки. Почему Каллен? Почему опять, демон вас всех подери, Каллен?! Почему Алим просто не может спокойно жить, не попадая с рыцарем в неловкие ситуации?! “А что ты такого неловкого нашел в досмотре?”, — язвительно спросил внутренний голос, — “Тебя до этого раз сто досматривали, и ничего такого ты в этом не видел. Может, ты просто сам извращенец и напридумывал себе эту неловкость потому, что это был ОН?”. Стало гадко. Очень гадко от самого себя. Тело еще помнило прикосновения Каллена. Тепло его ладоней. То, как приятно и немного щекотно было от его дыхания на спине и шее. “И то, как ты стоял перед ним почти голенький, и он наверняка заметил, какой ты тощий урод”, — еще раз съязвил внутренний голос. Алим ни единой секунды не желал знать, заметил ли Каллен его возбуждение, и то как он краснел и боялся поднять глаза во время этого досмотра. Захотелось умыться. Смыть, стереть с себя ощущения собственной ничтожности. А, может, еще и утопиться заодно. Из тягостных размышлений Алима выдернул стук в дверь. “Не знаю, кто это, но я его убью”, — холодно решил Алим. Но, открыв дверь, все-таки передумал. На пороге стояла Эйлин. — Ты как? — участливо спросила она, — Хотя можешь не отвечать. Вот, держи. Она протянула Алиму аккуратно сложенный пополам листок. Сурана взял в руки бумагу и развернул ее. — То, что ты принес, оказалось Руной ёмкости класса “руны совершенного”, то есть самого высокого. Их обычно наносят на броню. Конкретно эта руна значительно увеличивает силу воли того, кто ее носит. И, как видишь, в твоем рисунке были некоторые неточности, так что я ее для тебя заново перерисовала как положено. Алим поднял на девушку усталый взгляд: — Я же могу считать, что я тебе за это ничего не должен? Эйлин как-то растерянно посмотрела на Алима, немного нахмурила брови, а потом резко подалась вперед и сгребла эльфа в объятья. Да так проворно и так крепко, что ошеломленный Сурана ничего не успел по этому поводу предпринять. — Ты ничего мне не должен, — прошептала Эйлин, — Ты очень хороший. И тебе ужасно не везет. Я переживаю за тебя. И если я только чем-то могу тебе помочь, обязательно скажи мне, хорошо? Алим решительно не понимал, что происходит, но вырываться или скандалить по поводу вторжения в его личное пространство не хотелось. Объятья девушки оказались невероятно уютными и, что странно, действовали очень успокаивающе. А успокоение — это именно то, что сейчас Алиму было так необходимо. Поэтому, немного подумав, Алим сомкнул руки на ее спине и прислушался к этому новому чувству: заботы, доверия, безопасности. Может, потом он об этом пожалеет, но сейчас ему очень хорошо. Будто почувствовав это, Эйлин ласково погладила Алима по голове, как маленького ребенка. — Все будет хорошо, — промурлыкала она. — Досмотр позади, а дальше все обязательно будет хорошо. Алим почувствовал, как тревоги уходят. И понял, что больше всего на свете хочет сейчас верить словам этой рыжей девчонки.