Имя моей борьбы

На урок фехтования Каллен шёл как Андрасте на костёр. В нем бушевало море эмоций: стыд, обида, жалость и даже немного злости — на себя, дурака такого, и на Алима, который по сути сам же его и спровоцировал. Ну серьёзно. Как можно было так бессовестно кокетничать, разжечь в Каллене все эти чувства, а потом.. И Каллен совершенно не понимал, как теперь быть: как вести себя и что говорить. От всех этих мучений хотелось живьём кожу с себя содрать. Раствориться, исчезнуть. Лишь бы все поскорее закончилось. Поэтому Каллен решил, что раз он все равно чувствует себя так, будто стоит на краю огромной пропасти, то нечего и тянуть — нужно прыгать. Входя в зал он был уже готов с порога разразиться тирадой извинений, но застал эльфа в полной боеготовности. Алим не только успел сам размяться, но и немало удивил рыцаря, с лёгкостью схватившись за щит. Разговоры откладывались. И Каллен почувствовал малодушное чувство облегчения. Каллен не очень любил работать со щитом. С ним он чувствовал себя неповоротливым. Но Алим был настроен решительно, так что пришлось на ходу вспоминать все уроки, которые давали в казармах Ордена. Получилось не очень внятно, но кажется маг все прекрасно понимал. Алим двигался все ещё неуклюже. Делал типичные ошибки. Один раз даже чуть не упал. Но все же маг показывал определённые успехи. Причём такие, каких Каллен от него никак не ожидал. Щит в руке хрупкого на вид эльфа держался как влитой. И удары с предыдущей тренировки стали значительно крепче. Пожалуй, по силе они не уступали ударам самого храмовника. Каллена это, мягко говоря, удивляло, и он чуял какой-то подвох, но решил не спрашивать. Какая, собственно, ему разница? Лишь бы Алиму самому все нравилось. Дрался Алим яростно. Не так как подобает ученику, только взявшемуся за меч и щит. А так, будто… “Ну да”, — Печально констатировал факт про себя храмовник, — “Так, будто он злится на тебя и хочет тебе врезать”. Поэтому Каллен решился. Отбив очередной удар мага, он остановился и, сделав глубокий вдох, принес, наконец, извинения. Алим отреагировал почти ожидаемо — продолжил злиться. И, что было чуть менее ожидаемо — ударил его магией. Каллен попытался спросить, что это было, но маг был так взбешен, что не ответил. И Каллен решил не давить. В конце концов, что храмовник мог поделать? Видимо, Алиму нужно было время. Он спросит позже, когда будет восстановлен мир. А потом Каллена осенило: а что если дело не только в дурацкой шутке? И после тренировки, когда они уже вернули оружие на стойку, Каллен тихо произнес: — Несколько дней назад усмирили одного мага. Я там был. — Храмовник нервно потер шею. — Не внутри — у дверей… Впрочем, какая разница? — Рыцарь раздраженно поморщился. Слова шли с трудом, и это выводило его из себя. — В общем, я надеюсь, он не был твоим другом. И… Алим прервал его резким взмахом руки. — Если ты еще не заметил, у меня в Круге нет друзей. — Фыркнул он. И тут же смягчившись добавил, — Кроме тебя, разве что. Эти слова заставили Каллен просиять. — Мордреда усмиряли что ли? — буркнул маг, не давая рыцарю насладиться моментом. Храмовник кивнул: — Он оказался магом крови. — Даже знаю, кто его вычислил. Старший чародей Ульдред. У него нюх на таких. — Вздохнул Алим. — Поэтому Ирвинг так его ценит. — Если честно, то это меня изумляет. — Сказал Каллен. — Он ведь знал, что его поймают. И знал, что усмирят, если это всплывет. Так почему же? — Страх. — Просто ответил Алим. — Жажда свободы. И, может быть, власти. В Круге все одиноки и знают, что сгниют здесь заживо. И готовы на самые отчаянные поступки, чтобы получить хотя бы надежду на свободу. — И ты тоже? — Спросил Каллен. — Нет. — Ответил Алим. — В эльфинаже мне было ещё хуже. И я точно знаю: свободы не бывает, и никакой надежды нет и быть не может. Так что этой ерундой я точно страдать не стану. В голосе Алима не было печали или отчаяния. Только опустошенность. Каллен едва ли представлял, что пришлось пережить эльфу. И что ещё предстоит пережить. И единственное, что он мог сделать сейчас, это мягко взять его за плечо и сказать : — Есть ещё кое-что. Ты не одинок. Алим поднял на Каллена взгляд и впервые за день улыбнулся ему. Но не привычно нахально, и даже не грустно, что соответствовало бы моменту. А как—то… Будто он смотрел на несмышленого ребенка, который говорит милые, но бестолковые вещи. Каллен понял, что никогда, наверное, не сможет понять, что творится в душе этого странного эльфа. Алим медленно отстранился и, поведя плечами, протянул: — Ну лааадно. Если ты все еще чувствуешь себя виноватым, и тебе нужен какой-то акт примирения, можешь принести мне виноград. Без косточек. Я действительно чертовски его люблю.