Madness of fate

             Билл перемещается в своё логово-пентхаус-Страхоромиду и щелкает пальцами, чтобы принять человеческую оболочку. Снимает с головы цилиндр, сбрасывает с плеч фрак и стягивает с рук перчатки. На белоснежной рубашке виднеются бордовые пятна. Сайфер расстёгивает верхние пуговицы. «Мэйбл Пайнс» выведено на алебастровой шее, как будто пером. Каллиграфически, черными буквами.       И ему от чего-то становится так смешно. И он смеётся: громко, истерически, хриплым голосом, человеческим, столетиями неиспользованным.       — Что же так развеселило тебя?        Демон в форме красного квадрата с тростью и котелком, пытается казаться равнодушным, на что Сайфер лишь усмехается. Удивление и лёгкое беспокойство читаются в чёрном, конечно же, единственном глазу.       — Что тебе нужно, Малакай? — Билл не спрашивает, как он сюда попал, почему подкрался и тому подобное. Хотя, наверное, стоило бы, но ему, на данный момент, плевать.       — Ребята волнуются, что…       — Так пусть расслабятся! — гаркает он, сверкнув разъяренным взглядом янтарных глаз.       — Ты не имеешь права так говорить. Из-за твоей халатности, — Малакай подлетает ближе и тычет тростью Биллу в грудь, — мы все попались полиции времени, теперь они следят за каждым нашим шагом! Но если бы ты не был таким самовлюблённым придурком, то старики и дети не смогли бы так просто обмануть тебя, и… Что это? — демон заканчивает свои нравоучения наконец-то заметив покраснение и метку на шее. Он пытается отодвинуть воротник рубашки всё той же тростью, но Сайфер резко перехватывает её.       — То, что к делу никак не относится.       Несколько секунд на осознание происходящего, тяжёлый вздох и вердикт:       — Я сообщу ребятам, что планы отменяются.       — Не смей! — Билл тянет трость так, чтобы Кай оказался с ним на уровне глаз. — Я уничтожил купол, так что и с этим как-то разберусь! А вы можете и дальше развлекаться в грязных забегаловках, пока я делаю за вас всю работу!       Малакаю очень хочется высказать Сайферу всё, что он думает о нём и о сложившейся ситуации в целом, но сдерживается, не желая в очередной раз впутываться в бессмысленный [и возможно даже кровавый] конфликт.        — Разбирайся, но помни — их терпение на исходе. Больше тебе ошибаться нельзя.       Билл лишь улыбается в ответ, не по-человечески широко, жутко. И нежданный гость исчезает.        А он остаётся один с кучей проблем, от которых готова кругом идёт, но ничего. В конце концов, это лишь очередные перемены, а он — космический демон, треугольное воплощение хаоса, синоним безумия и антоним доброты, что презирает [почти] всё живое, будь то родное измерение кошмаров, которое он собственноручно испепелил, или планета Земля с мешками с костями и дурацкими разного рода ограничениями, которые людишки по собственной глупости называют законами и правилами. А Билл «правилам» не следует.       За миллиарды лет существования он многое успел поведать, отчего, наверное, и сошёл с ума, или, может, он с самого начала времён таким был? Впрочем, это не важно, ведь в любом случае побочные эффекты от разлуки с соулмейтом на него не подействует, а на то, что будет с девочкой Пайнс, ему плевать.       Так что дело осталось за малым: захватить Землю, потом всю вселенную, стать королем и всё-таки устроить грандиозную вечеринку для отбросов, которых он для собственной выгоды называет друзьями.

***

      Мэйбл может назвать себя героиней. Ведь не каждый сможет выдержать пустые и бессмысленные, но очень красноречивые обещания родственников о спасении и скором решении нерешаемой проблемы. А она смогла. И даже не разрыдалась в объятиях дяди Стэнли, так ещё и, вроде как, убедительную улыбку натянула.       Пайнс чувствует себя маленькой девочкой, что больна неизлечимой болезнью, а родные и друзья — врачи и медсестры, что рассказывают сказки о волшебном исцелении. Хотя разница невелика.       Ей ведь и без этого хорошо жилось. Она знакомилась с парнями, встречалась, куролесила и никогда в соулмейте не нуждалась. Мэйбл нравилась эта детская беззаботность и свобода. Она грустно усмехается от таких мыслей и наконец-то тянется к блинчикам, немного подгорелым и явно приготовленным дядей Стэном на скорую руку.       Сегодня утром Пасифика оставила возле её двери поднос с этими самыми блинчиками, коробочкой и запиской. Пайнс знает, что должна благодарить её не только за стильный чокер и теплые слова: «Милая, не обязательно скрывать неприятность бинтами, можно сделать это красиво», – а и за то, что брат не находится возле её двери двадцать четыре на семь с баснями про светлое будущее и нормальную жизнь.       Нортвест вообще чуть ли не единственная, кто не лез ей в душу, не пытался вытащить из комнаты или вывести на разговор. Она сделала то, на что у других не хватило то ли духу, то ли мозгов — позволила побыть одной, пострадать и, чего таить, поплакать.       Этим, стыдно признаться, Пайнс и занималась первые несколько дней. Она боялась. Боялась последствий, неизвестной болезни и сумасшествия. Настоящего, не того, что ей шутя приписывали в детстве. Но всё же, так не могло продолжаться вечно, и спустя неделю такой жизни она наконец-то покинула пределы своей комнаты, но не Хижины, хотя это далось ей не легко.       Есть не хотелось, даже маленький кусочек в горло не лез, но Мэйбл принудительно запихнула в себя в яичницу [родным на радость] и запила её крепким кофе, который ненавидела, по правде говоря, но так как не спала уже третью ночь подряд, то другого варианта ободриться по сути и не было. В холодильнике пусто, в аптеке — тоже. А в автомате с напитками даже банального энергетика не нашлось.       Спустя месяц все надежды на то, что через некоторое время её отпустит, канули в лету. А в начале августа Пайнс окончательно перестала внушать себе это. Что именно было причиной её состояния, она не знала. Возможно, пожирание себя, паранормальные мысли или последствия от разлуки с чёртовым [в прямом смысле этого слова] соулмейтом, для которых ещё, вроде как, рановато, но Мэйбл не знает точно. Она вообще ничего не знает, разве, что Сайфер находится далёко. Непозволительно далеко для ее метки и психического здоровья.       Она путается в датах, днях и даже событиях, но, как назло, чётко помнит каждый минус на весах и то, насколько сильно дрожат руки, которыми она в спешке по ночам вяжет оверсайз свитера. Под ними не видно исхудавшего тела, точно так же, как под слоем тонального крема не видно бледно-фарфоровой кожи. Вот только темные круги под глазами уже ничем не скрыть, как не старайся, поэтому губная помада с каждым разом всё ярче, ведь это чуть ли не первое, что бросается в глаза, отвлекая внимание еще от исхудавших щёк.       Мэйбл чувствует себя сволочью, когда в семьдесят восьмой раз сбрасывает звонок Мэри и кое-как находит в себе силы, чтобы дать сухой ответ на сорок шестое сообщение:       «У меня всё хорошо. Надеюсь ты сможешь и дальше позаботиться о Пухле? Я перевожусь на заочное обучение».       Ещё паршивые было врать старосте и преподавателям, что ей нужно оставаться в Гравити Фолз, чтобы ухаживать за больным дедушкой, когда на самом деле каждый здесь ухаживает за ней.       Мэйбл всё так же смутно помнит их с братом день рождения. Только фото в телефоне и надувные шары с цифрой двадцать три помогают немного прояснить память.       — А меня спросить ты не подумал?! — слышится раздражений крик Пасифики откуда-то то с первого этажа, и Пайнс отбрасывает в сторону спицы, затем на цыпочках подходит к двери, прислушиваясь.       Она удивлена, что Нортвест смогла выдержать так долго. Нахождение в Гравити Фолз давило на неё с каждым днём всё сильнее и сильнее, и нужно быть слепцом, чтобы не заметить этого. Диппер предпочел быть тем самым «слепцом» до последнего, «кормя» девушку обещаниями о скором отъезде. А сейчас, судя по всему, всё-таки сознался, что взял академический отпуск, чтобы на постоянной основе быть рядом с сестрой.       — А что мне нужно было делать?! Оставить ее здесь одну?!       — А смысл нам всем оставаться здесь?!       Пайнс задала такой же вопрос ещё в первые недели. Ей очень хотелось домой, и она, как и Пасифика, не видела смысла оставаться в Гравити Фолз. Но для дедушки Форда она стала чем-то вроде лабораторной крысы. Он поил её разными эликсирами, обвешивал амулетами, и записывал результаты в дневник. Говорил, что это нужно, чтобы у неё не проявился СПОН, и много чего другого, ведь организм и без того сильно ослаб. Но Мэйбл не уверена, что что-то из этого на самом деле помогает, но Дипперу и всем остальным так спокойнее. Создаётся иллюзия того, что они что-то делают, что-то, что может помочь и девушка не противится, лишь бы не лишать родных надежды.

***

      Билл не считал, сколько времени длилась его спокойная жизнь. Ведь время, даты и всё остальное не имело никакого значения. По крайней мере, пока он не начал замечать, что колдовать стало тяжелее. Даже на самые простые заклинания уходило много сил и энергии. Слишком много. Но Сайфер предпочёл ничего с этим не делать. Забить болт и продолжить строить планы по захвату вселенной.       Это казалось важным. Важнее, чем всё остальное. Ведь в этот раз это не банальное желание власти, силы, признания и веселья [хотя и не без этого] это — принцип. Людишки, стыдно признаться даже самому себе, задели его самолюбие, и Билл готов пойти на что угодно, лишь бы они поплатились за это…       По крайней мере, был. Пока в один день у него не хватило сил, чтобы остаться в излюбленной, совершенной форме треугольника. Но он и дальше убежал себя, что всё хорошо, даже когда пришлось взяться за трость, Сайфер предпочел думать, что хромал на правую ногу всегда, и то, что магия утекает сквозь пальцы, как песок, не имеет к его состоянию никакого отношения.       Самовнушение работает исправно, но иногда даёт сбои. В такие моменты пелена падает [уже с двух] янтарных глаз. Давно забытое чувство страха перед неизвестностью ощущается где-то возле лёгких, и от этого он злится ещё больше. На себя, на девчонку Пайнс, на метку да и на всю вселенную в целом. Ненависть и ярость затуманивают рассудок, и Билл крушит всё, что попадается под руку.        На мгновение становится легче.       Ещё через месяц его зрение мутнеет. Правый глаз перестаёт видеть, и Сайферу приходится надеть повязку. Но это ничего, в его извращённых мыслях даже хорошо. Одним глазом смотреть на мир привычные.       Он вспоминает, что где-то в недрах Страхоромиды затерялась библиотека — сборище книг и летописей со всех вселенных. Билл впервые за несколько тысячелетий засел там, перерыв всё, что только можно, пытаясь найти ответы, но тщетно…       Он тихо хохочет, чувствуя, как паника, такая ему несвойственная и такая устрашающая, сковывает всё тело, а голоса в голове, что всегда говорили в унисон, его личности, что помогали ему очаровать любого, и добиться желаемого, сейчас сплотились против него, и приручать их с каждым днём всё сложнее и сложнее.       Плюс ко всему головные боли [которые он тоже старается игнорировать] становятся всё сильнее, отчего остаётся только биться головой об стену в прямом смысле этого слова.       Не помогает.       Что там мигрени, даже голоса не замолкают, злобно хихикают и шипят словно змеи.

***

      В середине декабря Мэйбл уже не выдерживает и ставит родным ультиматум. Она уезжает далеко и возможно надолго. А они остаются здесь, и не пытаются её остановить. Конечно, Диппер с этим не согласен. Он впервые за долгое время повышает на сестру голос. Истошно кричит и размахивает руками.       — Зачем ты это делаешь?!       — Хочу побыть одна.       — Побыть одна?! — он нервно смеётся и закрывает лицо руками . — Ты и так постоянно одна! Ты полгода не выходишь с комнаты, и уж прости, но в этой ситуации тебе точно нельзя быть одной!       — Я не хочу, чтобы вы видели меня такой… — она тяжело вздыхает, мнёт в руках теплый свитер, не решаясь обернуться, чтобы взглянуть брату в глаза. — То, что мы с Биллом находимся вдали друг от друга, с каждой днём всё больше и больше проявляется на мне, и ты сам знаешь чем это закончится… Прости.       Мэйбл резко закидывает несколько вещей в чемодан, берёт с собой только самое необходимое, остальное ей не понадобится. После услышанного Диппер больше не пытается её остановить, он больше не кричит, не переубеждает, просто смотрит с надеждой, что сестра передумает.       Он чувствует себя неполноценным, когда бахкает входная дверь. Её тихое «прости» эхом звучит в голове.       — Так будет лучше, — сладкий, успокаивающий шёпот возле уха, теплая ладонь на плече, и рыжие локоны на периферическом зрении.       Дипперу очень хочется поспорить, составить список из причин почему она не права, но девушка опускает голову ему на плечо, [удивительно, они почти что сравнялись в росте] и он закрывает глаза, сдерживая навернувшиеся слёзы, позволяя детской влюбленности утешать себя.

***

             Билл не знает, является ли приглушённый голос издалека бредней, а громкие звуки быстрых шагов на этажах – причудой, но кинжал, припрятанный между книгами, держит не далеко от себя.       Появление Малакая было почти что предсказуемо, его недовольный вид — тоже. Теперь он в человеческой шкуре, с цепью на шее, в огромной футболке, рваных джинсах. Больше похож на тинейджера нежели на великого, древнего демона.       Всё, что он должен был сказать, очередные нравоучения которые он должен был прочитать разом вылетают из головы, как только он видит кинжал в нескольких миллиметрах от своего горла.       — Что стряслось, брат?       — Брат? — Билл истерички хохочет. — Тысячу лет я не слышал от тебя этого слова, — и отходит назад, но оружие не убирает.       — Тысячу лет ты не выглядел так.       Видок у него и правда не очень. Болезненно–уставший, даже жалкий.       — Чего ты хочешь?       — Того же, что и всегда — помочь.       Билл впервые за сколько лет видит припоминает, насколько они на самом деле похожи, [только внешне, конечно же.] Острые скулы, курносый нос и тонкие брови — всё это у них одно на двоих, а ещё тяжёлое прошлое за спиной, взаимная неприязнь и недопонимание.       — Ложь! — стучит кулаком по столу.       — Что бы там не было ты — мой брат!       — Те шестеро тоже были твоими братьями и сестрами! — он размазывает кинжалом и жутко усмехается. В глазах пляшут безумные огоньки. — А те фанатики правосудия твоими родителями!       Удар похуже любого ножа в сердце.       — Нашими.       Билл закатывает глаза и демонстративно фыркает, всё-таки бросая оружие на стол.       — Знаешь почему я убил их?       — Удиви меня!       Билл качает головой, и заливается смехом:       — Мне просто захотелось, — и по-театральному разводит руками. — Плоский мир, плоские умы, плоские мечты! Смотреть, как это всё пылает в огне было одним из лучших зрелищ в моей жизни, и ты это знаешь.       Малакай кивает. На его лице ни дрогнул ни один мускул, в душе ничего не защемило. Прошло. И ужас и боль, и разочарование, и время. Он чудом спасся от той катавасии, а следующие несколько столетий потратил пытаясь добиться от старшего брата раскаяния. Зря, конечно. Билл гордился содеянным, возомнил себя всесильным, и нажил врагов на несколько миллионов лет вперёд, но…       — Это всё давно в прошлом.       — И почему я должен тебе верить? — настороженно спрашивает, косо поглядывая на Кая.       — Как минимум, потому, зная сколько вознаграждения дают за твою голову, я пришёл сюда один, а не с охапкой твоих врагов, и предлагаю помощь.       Малакай бросает брату связку из пары колючей, что появилась у него словно из ниоткуда.       — От чего они?       — По счастливой случайности от миленького, уютного домика в Калифорнии, — иронично протянул он, — а если быть точным в Пьемонте. Насколько я помню твоя девчонка от туда?       — Ты же не думаешь, что я…       — Я не собираюсь тебя уговаривать! Решай сам, что для тебя лучше: сорок–пятьдесят лет мороки с девчонкой Пайнс, а потом возвращение к привычной жизни, или временная смерть и столетия потраченные на регенерацию. Убить то ты её не можешь.

***

      Билл, не без помощи Кая, находит её в Испании — страна яркого летнего солнца, музыки, и экстравагантной культуры. Как раз ей под стать.       Городок Саламанка. Отель среднего класса, маленький, одноместный номер.        Сайфер надеялся появится эффектно, но каково было его удивление, когда в комнате оказалось, на первый взгляд, совершенно пусто и темно. Огромное, деревянное окно завешено жалюзями. А сама Пайнс сидит на холодном ламинате, в углу между стеной и двуспальной кроватью. [Ему пришлось хорошенько осмотреться, чтобы найти её там.]       Мэйбл замечает присутствие демона не сразу, но когда поднимет на него взор, смотрит долго, пустым, безразличным взглядом, почти не моргая.       Сайферу даже становится чуточку не по себе.       — Ты — моя галлюцинация? — наконец-то, почти что шёпотом, спрашивает она, нарушая тяжёлую тишину.       — А ты их видишь?       Пайнс опускает голову, и снова невыносимо долго молчит, крутя пустую бутылку от вина. Та соприкасаясь с полом издаёт раздражающие для Билла звуки, и он хмурит брови, а затем всё-таки присаживается напротив, бросая трость где-то рядом.        Между ними расстояние в несколько метров, а кажется, что с бесконечность.       — Не знаю, — слабо пожимает плечами. — У меня совершенно точно есть слуховые галлюцинации, не исключено, что и зрительные имеются.       А ещё признаки анорексии.       — Свитер больше не амплуа? — язвительно подмечает он.       — Трость тоже? — в тон ему отвечает она.       Мэйбл всегда была слишком эмоциональна, как последствие часто выходила из себя, и никогда не умела держать язык за зубами. Даже перед ним. Сайфер криво усмехается, сдерживая в себе желание вырвать ей зубы и сделать из них ожерелье.       Теперь идея брата кажется ему ещё более абсурдной. Им, мягко говоря, некомфортно друг с другом, противно, невыносимо, и даже лёгкое просветление рассудка не скрашивает это. Не стоит этого.       — Чтобы ты не задумал, я не буду в этом участвовать.       Мэйбл боится Билла Сайфера до дрожи в коленях, до нехватки кислорода в лёгких, до одури. А язвит только потому что знает — пока на запястье есть браслет он её не тронет. А так, как она его соулмейт не убьёт.       — Я могу обойтись и без твоего согласия.       Билл ненавидит всех Пайнсов разом взятых, и каждого по отдельности, и какой бы миленькой она не была, исключением не стала.       — Попробуй, — сквозь зубы произносит она.       — Сними браслет и повтори это.       Мэйбл поджимает ноги под себя, обнимая колени руками, пытаясь сократить расстояние между ними. Сайфер, как на зло, подходит ближе, и присаживается на корточки, глядя в ее обесцвеченные глаза. Как у мертвеца.       — Я предлагаю тебе выгодную сделку, малыш, пока что по-хорошему.       — Где гарантии того, что ты меня не обманешь?       — Их нет... Для нас двоих.       Жёлтые острые глаза и оскал вместо улыбки выдают в нём беса, и Мэйбл сомневается. Боится быть обманутой. Снова. Хотя и понимает, что по-сути, они в одной лодке, и на этот раз он, скорее всего, не лукавит. Ведь просто незачем.       — Каковы условия?       — Всё очень просто! Я обеспечиваю нам комфортную и беззаботную жизнь на следующие полгода, а ты ведёшь себя, как паинька, и снимаешь браслет.       Он поднимается на ноги и протягивает ей руку. На мгновение дышать становится проблематично. Лишь на секунду.       Медленно, дрожащими пальцами она снимает браслет и бросает его на пол. В ту же секунду он загорается, и девушка от неожиданности дёргается, а Сайфер продолжает сардонически усмехаться. Всё так же неуверенно Мэйбл жмёт ему руку, но к удивлению ничего не происходит.       — Сделка условная, — поясняет он, и пока Пайнс находится в полном недоумении, дёргает её за протянутую ладонь, поднимая на ноги, затем подхватывает на руки.       Белая вспышка.       Первая в жизни сделка где обманывать он не собирается, заключена.

***

      Спустя непонятное количество времени, а возможно мгновение, Мэйбл открывает глаза, неосознанно крепко держась за шею демона. Тот без лишних слов резко опускает её на землю, от чего девушка слегка колышется, но кое-как удерживается на ногах.       — Мог бы и предупредить! — бормочет она, потирая пальцами виски. Боль невыносимая, и непонятно виной тому телепортация или бутылка дешёвого вина.       Билл игнорирует её недовольство и лишь бросает безразличное «осваивайся» в ответ, и до Пайнс доходит, что она не знает где находится. Девушка начинает хаотично осматриваться по сторонам и понимает, что они в каком-то доме. Уже хоть что-то. Судя по всему в гостиной, об этом говорят входная дверь за спиной, огромный, белый полукруглый диван в центре комнаты, маленький столик, камин у стены, и телевизор, висящий над ним.       Мэйбл делает несколько шагов вперёд и замечает, что предполагаемая гостиная совмещённая с маленькой кухней, но Пайнс решает, что осмотреться там чуть позже, и направляется в противоположную сторону, минуя белый рояль [который совсем её не интересует, а Сайфера похоже наоборот,] раздвигает шторы, что в длину в пол, и вглядывается в вид в панорамном окне.       — Мы в Пьемонте? — даже не оборачивается, а продолжает всматриваться в зимнее пейзажи.       — Как видишь.       Не просто в Пьемонте, а в нескольких кварталах от родительского дома. Мэйбл хорошо помнит эту улицу, они с друзьями часто гуляли здесь после уроков.       — Это твой дом?       — На следующие пол года наш, — демон усмехается, наигрывая какую-то незамысловатую мелодию.       Честно говоря, когда он говорил про комфортные условия, Пайнс не очень-то и поверила. Она ожидала, что он запрет её где-то в подвале, посадит в цепи или клетку, а возможно, ещё чего похуже. Мало ли, что придет в его сумасшедшую голову, но к удивлению, реальность оказалась не такой устрашающей, даже наоборот.       — Ты и я будем жить вдвоём в этом доме, как минимум, полгода? — из уст вырывается смешок, улыбка на мгновение мелькает на лице, и она всё-таки оборачивается смотря на демона. — Похоже на плохое реалити-шоу! — пытается сгладить напряжение между ними шуткой, но не получается. Сайфер выглядит на удивление задумчивым и хмурым. Ему явно всё это очень не нравится, что ж это взаимно.       — Здесь две комнаты одна там, — Билл снова её игнорирует, и показывает рукой в сторону, неизведанного коридора, — другая на втором этаже. Выбирай любую, — он на секунду замолчал, и странно улыбнулся поглядывая на неё, — хотя, я советовал бы первую. Там есть ещё один камин.       — Хочешь уступить мне комнату с камином? В такую-то погоду? — Мэйбл складывает руки на груди, ожидания подвоха.       — Да, вдруг мне повезет, ты забудешь его потушить, сгоришь заживо, и я освобожусь от всего этого! — он заливается безумным смехом.       — Я займу комнату наверху, — она даже не удивилась по правде говоря, просто чуточку испугалась. [До дрожи в руках.]       — Оу, неужели ты обиделась, судьба моя? — саркастично спросил Сайфер заметив, как резко девушка направилась к лестнице, и самодовольно усмехнулся.       — Не называй меня так!       — Как скажешь, судьба моя… — еле слышно повторил он, а затем громче добрал. — И кстати, с новым годом, Звёздочка!

***

      Ночью Мэйбл пожалела, что так поспешно приняла решение, даже не осмотрев предложение варианты. Хоть её спальня и была довольно-таки уютной, и даже чем-то схожей с комнатой в Хижине чудес: мансардное окно, что отдельно напоминает треугольное, кровать у стены, гирлянды на потолке, большое зеркало, и круглый ковёр на полу. Всё это очень мило и отдаленно знакомо, но совсем не спасает от холода.       А ведь у нее даже теплой одежды с собой не было, да и вообще любой одежды, но, по сути, это было не проблемой можно было пойти к родителям, или домой, забрать вещи и Пухлю у Мэри. Но вот только, чувствовала Пайнс себя всё ещё не очень, и сил на прогулку [да и желания] у неё не было.       Так, как Мэйбл проснулась очень рано, ещё даже семи часов не было, то спустившись надеялась, что никого не застанет внизу. Но к неё разочарованию Билл уже сидел за барной стойкой, и бардак возле него, подсказывал, что скорее всего он и не ложился вообще.       Она обнимает себя руками, и неосознанно сутулясь, мнется с ноги на ногу, и тяжело вздохнув, подходит ближе, включая чайник.       — Празднуешь? — оперевшись спиной об столешницу неуверенно задаёт вопрос.       Билл поднимает в её сторону затуманенный взгляд, спустя секунду фокусируясь на ней, и примружившись фыркает: «лечусь от безысходности градусами», затем протягивает прозрачную бутылку с синеватой жидкостью ей.       — По утрам пьют только алкоголики.       — Тогда считай, что я один из них.       И снова молчание. Долгое, неловкое, давящие. От нервов у Мэйбл подрагивают пальцы, и чтобы она ни делала, любая мелочь, например такая, как насыпать сахар в чашку, получалась громко и неуклюже. Но Биллу похоже всё равно, или он очень хорошо делает вид, что ему всё равно. В любом случае, Пайнс не знает, как себя с ним вести. Его действия непредсказуемы, а перепады настроения всегда пугали до чёртиков, так что, совсем непонятно, что он может выкинуть даже через секунду. Но, как ни крути им придется уживаться вместе, хоть это и кажется дурным сном, или очередной бредней.       — Ну?       Это подобие вопроса заставляет девушку остановиться, и поставить чашку, всё ещё ненавистного но такого необходимого кофе, обратно на столешницу.       — Что «ну»? — вполоборота спрашивает она.       — У тебя мысли слишком громкие. У меня аж голова разболелась, так что говори, чего хочешь.       Мэйбл опешила от такого заявления мало того, что он лезет ей в голову, так ещё и возмущается. Козел.       — Ничего, я просто думала.       — Думала? — оскал вместо улыбки появляется на лице. — Не знал, что ты умеешь.       — Надо же великий Билл Сайфер разговаривает со мной фразочками Драко Малфоя из Гарри Поттера, — деловито сложив руки на груди, в ответ буркает она.       — Что поделаешь, мне симпатизирует этот герой.       — Не удивительно…       — Так к какому умозаключению ты пришла?       — Что это, — она убирает ломкие, сухие волосы на другой бок, и показывает на метку, — какое-то кидалово.       — Что ты имеешь ввиду? — кажется в голосе даже звучит любопытство.       — Что на самом деле между соулмейтами нет никакой любви, только эмоциональная и физическая привязанность. На самом то деле, никто же не хочет умереть от неизвестной болезни, или провести полжизни в психушке. У людей по-сути и выбора нет, они обязаны постоянно находится рядом, и бум, — Мэйбл разводит руками, как бы показывая взрыв, — мозг привыкает к постоянному присутствию другого человека, и ассоциирует хорошее самочувствие именно с ним, что многие и воспринимают за любовь, хотя это не так. И кстати, не стоит забывать про самовнушение, люди хотят любить, и хотят чтобы любили их. Это тоже играет немаленькую роль.       На удивление, Билл выслушал её не перебивая, и вроде как даже внимательно. Несколько секунд он молчит, словно анализируя всё, что она сказала, и наконец склонив голову немного на бок начинает говорить:       — Тогда, судя по твоей логике, твой брат и его подружка не любят друг друга?       — К ним это не относится.       — Потому что он твой брат?       — Потому что они полюбили друг друга раньше чем узнали, что являются соулмейтами.       Сайфер кивает, улавливая её логику, но всё-таки девушка поясняет:       — А всё, что я сказала ранее относится к людям вроде нас с тобой, и к незнакомцам.       — То есть, хочешь сказать, что через некоторое время мы привяжемся к друг другу эмоционально?       — Думаю нас это обойдет. Максимум мы просто свыкнемся, а когда придет время разбежимся.       — Или поубиваем друг друга.        Тоже как вариант.