on the strings of their souls

наташа не хотела в этом признаваться, но она тянула. хотела запечатлеть в памяти эту наглую усмешку, кошачий прищур в льдисто-голубых глазах, пляшущие в зрачках огоньки веселья, но — за это обладательница несносного из-за своего очарования лица заслуживала уважения — все равно сосредоточенный, внимательный взгляд, улавливающий каждое движение. изучающий. наверняка отметивший, как завороженно романофф разглядывает каждую черту лика божьего, как иной раз задерживается на приоткрытых губах, жадно ловящих воздух, прилипших ко лбу светлых кудрях, уже затягивающихся благодаря неземному происхождению ссадинах, оставленных всем, что попадалось агентессе под руку во время их перепалки. сильви лафейдоттир была невыносима. появившаяся из ниоткуда, повергшая в шок бога грома («да она вылитый мой брат!» — еще при первой встрече воскликнул тор; «только посимпатичнее», — еще при первой встрече подумала романофф), сеявшая хаос повсюду, где появлялась, и совершенно неуловимая, она извела всех, кого только можно и нельзя. и вот сейчас она упиралась лопатками в стену, удерживаемая свободной рукой мстительницы и заряженным пистолетом, больно тычущимся в ребра. попробуй богиня сбежать — наташа выстрелит без промедления, даже если с сожалением, они обе это знали. потому что сильви была неконтролируема и оттого опасна… но до раздражающего интригующа и оттого желанна. хотя, чем дольше наташа смотрела, тем больше сомневалась, что пожалеет, если спустит курок. загнанная в ловушку малорослая линчевательница все равно выглядела, как истинная победительница, смотрела свысока и с ощутимым в раскаленном между ними воздухе чувством собственного превосходства. словно она снова влезла в голову романофф и на этот раз прочла все тайные помыслы, все запретные мысли с участием манящих губ, в фантазиях агентессы искусанных в отместку за все слетевшие с них ядовитые слова, припухших не только от смыкавшихся на них зубах, но от жадных поцелуев с борьбой за распределение ролей. — ты медлишь, романофф, — негромкое мурчание с явной издевкой в растянутых гласных разрезало тишину, язык неспешно прошелся по пересохшим губам, и мстительница обнаружила, что добрых пару минут бессовестно на них пялится, снова попавшая в плен своего отравленного разума. — нужно приглашение для прощального поцелуя? наташа была готова ее придушить. неужели в прошлый раз она недостаточно дала понять, что совершенно против вторжения в свой разум? от очередного греха на запятнанной душе удержала лишь вскинутая бровь и чуть округлившиеся глаза трикстерши. всего на миг с обеих слетели маски: во взгляде романофф — паника, на лице лафейдоттир — искреннее удивление. еще миг — и наташа уже глядит, привычно сведя брови к переносице, а сильви привычно растягивает губы в надменной усмешке. безвольно повисшая рука сильви приходит в движение (наташе бы насторожиться) и тянется к лицу агентессы (наташе бы уклониться), нарочито нежно обхватывая подбородок пальцами (наташе бы дать отпор). вторая свободная рука смыкается на запястье мстительницы (наташе бы крепче вцепиться в пистолет) и отводит его в сторону от своих ребер (наташе бы сопротивляться). наташе бы сделать хоть что-нибудь, но она послушно ставит оружие на предохранитель, дуло направив в пол, послушно и даже охотно подается ближе, ведомая едва ощутимой хваткой ледяной руки, и накрывает чужие губы своими. поцелуй с сильви в разы лучше, чем агентесса могла вообразить в самых сокровенных из своих фантазий. до того правильно ощущается обвитая одной рукой тонкая талия, до того приятно холодит кожу второй руки поверхность стены, о которую романофф опирается, чтобы не навалиться на девушку перед собой, все еще прижатую к той же поверхности и не меняющую положения, хотя она вполне могла бы это сделать, до того теплые и мягкие у черствой йотунши губы и до того осторожно они ловят наташины, что болезненно впиваться в них зубами уже не хочется. вместо этого она почти любовно оттягивает чужую нижнюю губу и сминает ее собственными, пробуя. хотелось бы ей сказать, что уста трикстерши горьки, как ее душа, но они оставляют терпко-сладкое послевкусие морозного вечера в тепле родной квартиры, чашки ароматного какао с корицей под носом и, пусть и мучительной, но вместе с тем и спасительной недосказанности о таящихся где-то в закромах чувствах. наташа понимает, что она проиграла, когда еще не видит, но уже чувствует улыбку богини. когда ощущает непривычную легкость в правой руке и понимает, что сжимает в кулаке воздух, а не рукоять пистолета. когда сильви лафейдоттир медленно отстраняется, с осуждением качая головой, но с одобрением глядя, оставляет быстрый смазанный поцелуй на скуле мстительницы и без особых затруднений выскальзывает из полуобъятий, тут же скрываясь за дверью разгромленного помещения. романофф не пытается догонять — столько раз они уже играли в кошки-мышки, и ни разу ей не удавалось поймать трикстершу за хвост. агентесса лишь бурчит под нос ругательство на родном языке и тянется к уху, чтобы сообщить команде об очередном побеге перехитрившей ее богини обмана и уверить, что в следующий раз она обязательно окажется в их руках. ну, может и не их, но руки наташи романофф обязательно еще раз доберутся до наглой нарушительницы ее спокойствия.