Огранка моих чувств

      Первое, что я услышал, вернувшись домой, была писклявая музыка, звуки осыпающихся камней и криков животных. Источник этого безумия обнаружился быстро: Катя сидела на кухне и играла на старой красной PSP, которую уже сто лет никто не видел.       — Привет, — поздоровался я.       Сестра оторвалась от маленького экрана и удивлённо посмотрела на меня.       — Боже… Который сейчас час?       — Сейчас почти пять часов шестого марта две тысячи пятьдесят восьмого года.       — Ха, ха, ха, — с расстановкой произнесла Катя без должного веселья и повертела PSP в руках. — Эта штука держит заряд максимум два часа.       — Значит, ты сидишь тут уже два часа?       — Нет, думаю, залипла только на час. Но еда, которую я грела, наверняка уже остыла. — Катя уставилась на микроволновку, а затем перевела взгляд на меня. — Покушаем вместе?       Я пожал плечами и согласился, сказав, что присоединюсь к ней, как только отнесу вещи в комнату.       — Что тебе разогреть?! — донёсся крик сестры, когда я почти уже поднялся на второй этаж.       — Что угодно!       На тарелке красовалось всего понемногу: остатки со вчерашнего ужина, немного салата и сырники с завтрака. Катя пыталась таким образом повысить вероятность того, что я съем хоть что-то. Не помню, когда она начала так внимательно относится к моему питанию, звать позавтракать или пообедать вместе, но это уже стало чем-то привычным.       Я ковырялся в тарелке под музыкальное сопровождение игры. Порой Катя ненадолго отвлекалась от экрана и накалывала на вилку кусочки мяса, а затем, жуя, вновь возвращалась к приключениям Индианы Джонс, который в образе лего-человечка пытался разгадать очередную тайну. Катя редко возвращалась к старым играм, а с PSP я её не видел класса с шестого. Обычно такое происходило, когда она очень уставала и на что-то новое просто не находилось сил.       — У тебя всё хорошо? — спросил я.       Катя неопределённо повела плечами и отложила игрушку в сторону.       — Денис на нас обиделся.       — Что?       — Из-за того, что мы скрывали твою ориентацию.       Я приоткрыл рот, не зная, что сказать.       — Но… это же…       Катя махнула рукой, останавливая меня.       — Мне можешь не объяснять. Больше скажу — не принимай на свой счёт. Мы в последнее время грызёмся, нам только повод дай.       Одна новость прекрасней другой. Я прикрыл глаза и потёр виски, надеясь прийти в себя.       — Почему вы ссоритесь?       Катя вновь пожала плечами.       — Просто столько всего… — она резко замолкла. Я видел, с каким усилием сестра заставила себя это сделать, но не успел ничего сказать. Катя продолжила: — Я думаю, одна из причин в отце Дениса и его новой паре.       — Нервирует, что вы не можете оставаться у Дениса в доме, когда захотите, и надо подстраиваться под них? — Катя покачала головой.       — Это уже давно не проблема. Для меня, — она особенно выделила последние слова. — С Глебом у меня всё гладко, Денис давно нас познакомил. А Жанна… Знаешь, Жанна на самом деле мне даже очень нравится. Она открытая искренняя женщина. Но у Дениса с собственным отцом отношения не ахти, а тут ещё надо с его парой как-то на контакт выходить. — Катя замолчала, а потом, решившись, призналась: — Он злится на отца. Мне кажется, в его голове есть мысль, вроде «на меня у тебя времени не было, а на любовниц — целый вагон».       Родители Дениса и вправду поступили нехорошо. Насколько я знал, разлад между ними начался давно, ещё в подростковом возрасте друга. Но он до последнего верил, что всё рано или поздно будет хорошо. На деле же родители просто ждали совершеннолетия сына, полагая, что оно ляжет бальзамом на рану от плохих новостей.       С тех пор как Денис начал встречаться с Катей, он заметно расслабился. Она отвлекала его от скверных мыслей. Но чтобы разбудить детские обиды вновь, больших усилий не нужно.       — Артём, ты знаешь, с чего начались их ссоры? — вопрос был риторическим. Так Катя показывала, что дальнейшие слова — секрет. Она не просила меня никому об этом не говорить, потому что и так знала, что я не проболтаюсь. — Глеба поймали с любовницей.       — С Жанной?       — Нет, с другой. Денис от мамы более отстранён, не из-за развода, просто так получилось. Ну, знаешь, иногда дети выбирают среди родителей любимчиков. Но в отстранённости есть плюс — действия мамы задевают Дениса куда меньше, чем поступки отца. Из-за того случая Денис в глубине души считает, что именно отец виноват во всём.       — По-моему, они оба хороши, — сказал я, подразумевая и мать Дениса.       — Вот именно! — радостно воскликнула Катя. Я понял, что угадал ход её мыслей. — Чем больше подробностей я ненароком узнавала, тем больше думала: Глеба просто первым поймали с любовницей. Понимаешь? Это случайность. Ему просто не посчастливилось стать спусковым крючком.       Я вспомнил историю о том, что после развода мама Дениса вскоре повторно вышла замуж, как будто только и ждала удачного момента. Это наталкивало на мысль, что она и Глеб в равной степени вели двойную жизнь.       — Денис как будто внутренне сопротивляется появлению Жанны. Он ничего плохого не делает и не говорит, куда ему — плюшевому мишке, но я это чувствую. Очень надеюсь, что только я.       — Он думает, что это предательство отца по отношению к матери?       — Походу. Я сейчас скажу, наверное, ужасную вещь. Если бы нечто подобное, не дай Бог, — Катя на всякий случай перекрестилась, — случилось в нашей семье, кто знает, может, мы думали бы так же. Мама и папа должны любить друг друга, нас этому везде учат. Но если посмотреть на ситуацию бесстрастно, раз родители Дениса искали кого-то на стороне, значит, вместе им было плохо. После появления Жанны Глеб стал чаще бывать дома. Он познакомил её с Денисом! Это ли не знак, что с ней ему лучше, чем с бывшей женой?       — Наверное, ты права.       — Не все же встречают своего человека вовремя. Бывает так, что ты совершишь много проб и ошибок, прежде чем создашь нормальные отношения.       — Ага. — Теперь я понимал это как никто другой.       — Может быть, именно старые грабли и дают кому-то возможность обойти их в будущем и достигнуть нужного финала. Но как я могу сказать это Денису? Твоя мама просто была не той, кто нужен отцу и наоборот. Никто не захочет слышать такое о своей матери. Звучит, будто их союз был ошибкой, и Денис, выходит, тоже.       — Это очень косвенный вывод, — заметил я. — Но учитывая все обстоятельства, Денис и вправду может так подумать.       — Знаешь, что ужасней? Я не считаю их идеальными родителями, но я могу их понять. Дети ведь не всегда будут рядом. Рано или поздно они начнут строить свою жизнь, появятся люди и вещи, в которые они будут вкладывать все силы. А что тогда делать тому же Глебу? Ради спокойствия сына жить с ненавистной женой до конца дней? Или развестись, но никого потом не искать и умереть в одиночестве? Нельзя забывать о собственном счастье. Господи, наверное, я буду ужасной матерью!       — Или благодаря твоему подходу у детей не будет синдрома жертвы и они поймут, что не обязательно ради чего-то ложиться костями. — Катя благодарно улыбнулась. — Наверное, тут остаётся только ждать, когда Денис сам это поймёт, — сказал я, мельком задумавшись, откуда в голове берутся эти советы? Почему я ничем не могу помочь себе, но зато знаю, как поддержать Катю? — Или просто рано или поздно в его голове не останется места для таких мыслей. Он будет занят вашей личной семьёй, бытом и так далее.       У Кати и Дениса не было чёткого плана касательно дальнейшей жизни. Они предпочитали наслаждаться тем, что есть здесь и сейчас, но вели себя при этом так, будто создание семьи и любовь до гроба — это само собой разумеющееся. Они настолько были уверены в этом, что умудрились быстро и молчаливо развеять сомнения всех тех, кто находился рядом. Теперь и я, и остальные ребята не могли представить для них другого будущего.       — Если честно, за этот быт я больше всего и переживаю, — вдруг призналась Катя.       — В каком смысле?       — Стас на своей днюхе подкинул идею снять квартиру. Да и Денис мельком уже предлагал такой расклад. Но чем больше я о нём думаю, тем больше понимаю, что не хочу съезжать. И мне кажется, никогда не захочу. Да и мама… После смерти бабушки я поняла, что родители тоже могут быть слабыми. Мало ли, что ещё случится. Мне стыдно, что в самом начале я убегала к Денису. Больше не хочу их оставлять.       Это было неожиданно. Собственное жильё казалось мне чем-то самим собой разумеющимся. Я не стремился покидать семью, но знал, что рано или поздно этот момент настанет. И даже был немного воодушевлён. Наверное, из-за хорошего примера Стаса и Лёши, которые с наслаждением вместе неторопливо делали ремонт в квартире, или благодаря родителям, у которых за годы совместной жизни сложилось много уютных традиций.       Я думал, что Катя с её новаторскими взглядами тем более захочет обзавестись собственной территорией, на которой сможет всё построить с нуля.       — Как думаешь, это нормально — всю жизнь прожить с родителями?       — Мама, папа и ты всегда напоминали мне, что я не должен стыдиться своих желаний и предпочтений, как бы сильно они не отличались от большинства.       Катя улыбнулась и через стол протянула мне руку, а я ободряюще сжал её ладонь на полпути.       В конце обеда, когда сестра ставила тарелки в посудомоечную машину, а я протирал стол, мне в голову пришла мысль, что стоит повидаться с Денисом и объяснить ему всё касательно каминг-аута.       — Сомневаюсь, что он согласится на встречу, — сказала Катя, когда я озвучил эту идею.       — А если мы без предупреждения приедем? — предложил я и задумался. — Только, как понять, дома ли он?       Катя разблокировала телефон и принялась водить пальцем по экрану. Я уж подумал, что она решила написать Денису прямо, но никакого звука, оповещающего о новом сообщении, не возникло. Зато Катя уверенно сказала:       — Он дома.       — Как ты это поняла?       — Через локатор.       — Это который связанные устройства на карте показывает?       — Ну, да. — Заметив, что моё удивление никуда не делось, Катя спросила: — А ты не знал? Он не только местоположение наушников показывает, планшета или Apple Watch, но и человека, если тот своё разрешение даст.       Нынешние технологии поражали.       — И ты что, можешь отслеживать Дениса? Зачем?       — Да он так, за компанию к локатору присоединился. Помнишь, я где-то месяц назад на ночёвку к подружкам ходила? В общем, каждая принесла тонну сплетен, и Лида рассказала, что её одногруппницу, походу, преследуют. Мы начали ещё истории в таком духе вспоминать, а потом я подумала, что бережённого Бог бережёт, и сказала Денису, чтобы он меня в локатор добавил. Если меня похитят, то хотя бы будет ясно, где искать мой труп.       — Господи, что ты несёшь?! — не выдержал я. Мне даже в шутку о таких вещах слышать не хотелось. — Давай и я тебя добавлю.       Я протянул Кате телефон и она, уверенно открывая вкладку за вкладкой, сделала так, чтобы теперь фото, установленное на контакте сестры, отображалось на карте.       — Я тоже хочу тебя добавить, — сказала она и, не дожидаясь ответа, принялась ещё быстрее водить пальцем по экрану моего телефона. — Буду за тобой следить, бу-у-у, — протянула она, возвращая смартфон.       — Да на здоровье, у меня же такая насыщенная жизнь: универ-приют-дом.       — Максим, — томно добавила Катя.       Я отвернулся и продолжил протирать стол, который и без того уже сверкал.       

***

      — Почему вместо того, чтобы сразу поехать к нему, ты сидела и играла? — спросил я, наблюдая за тем, как дома за окном машины быстро сменяют друг друга.       — Вспомни нашу недавнюю ссору, мы ведь тоже далеко не сразу помирились. А ведь под одной крышей живём, тут даже локатор не нужен. — Я кивнул, а Катя замолчала на пару минут, что-то обдумывая. — Знаешь, после маминого затворничества и нашего бойкота я осознала, как на самом деле важно прочувствовать, прожить какую-то эмоцию, даже если она негативная. Ещё одна причина, по которой я не хочу съезжаться с Денисом.       — Я думал, ты просто не хочешь покидать отчий дом.       — Кроме этого я боюсь, что у меня не останется укромного уголка. Только для меня. Моя личная мышиная норка, куда пролезу только я.       Катя была права: всем нам порой хотелось как следует позлиться, поплакать или бездумно смотреть в потолок. Вот только если одни боялись остаться с чувствами наедине, другие наоборот желали этого изо всех сил. И пути Господни воистину неисповедимы, раз он раз за разом сводит таких противоположных людей: Катю и Дениса, Стаса и Лёшу, меня и Максима.       — Не знаю, как быть с норой, но если ты не хочешь съезжать, то, может, Денис когда-нибудь переедет к нам?       Катя на секунду оторвалась от дороги и уставилась на меня так, будто я только что заговорил на нечеловеческом языке. Мне и самому до конца не верилось в то, что предложил.       — Мда-а-а, — только и смогла протянуть Катя. — Вот уж кто точно будет счастлив, так это папа.       — Точно. Он всегда мечтал собрать всех в одну кучу и на старости лет сидеть в окружении уймы родственников.       По домофону нам ответил незнакомый голос, а когда мы миновали ворота и дошли до входной двери, то у порога встретились с женщиной среднего роста, которая взирала удивлённо и в то же время приветливо.       — Привет, Жанна, — поздоровалась Катя.       — Привет, Катюш. А я и не знала, что вы сегодня вместе собираетесь. Это твой брат? — Жанна перевела взгляд на меня, и я представился.       — Денис не знает, что мы тут, — пояснила сестра. — Не говори ему, ладно.       — Конечно, — Жанна махнула рукой и повела нас на кухню, попросив, чтобы мы захватили с собой восточных сладостей, которыми её недавно угостила подруга.       От неё сквозило простотой и дружелюбием. Говоря, она не вкладывала между строк тайный смысл, двигаясь, не пыталась казаться той, кем не являлась. Катя оказалась права, Жанна была приятной и располагающей к себе женщиной.       Стук в дверь комнаты Дениса показался набатом. Мы знали, что он не погонит нас прочь, это было не в духе Teddy Bear, но комочек тревоги всё равно не давал покоя. И никуда не делся даже после того, как Денис приветливо обнял Катю и пригласил нас внутрь. Мы сидели, медленно жевали сладости, которыми угостила Жанна, и не знали, с чего начать. Разговор клеился нелепо, но его лёгкого и вместе с тем настойчивого дуновения хватило, чтобы разжечь чувства Дениса, заставить их вырваться.       — Почему от меня скрывают такие важные вещи? Сначала Стас, потом вы…       — Мы скрывали это не от тебя, — сказал я и понял, что впервые сталкиваюсь с подобной ситуацией.       В моей жизни было не так много каминг-аутов. Семья знала о моих предпочтениях с самого начала, в разговоре с родственниками это не имело значения и только привело бы к лишним проблемам. Я признался Стасу, потому что он был таким же, а Лёше так и вовсе не пришлось ничего объяснять. Я не чувствовал себя одиноко, потому что самые близкие люди знали и принимали мою ориентацию, а жизнь в конкретном обществе, в конкретной стране благоразумно советовала молчать и не распространяться об этом перед другими. И я просто привык.       — Мы не видим смысла об этом говорить, — сказал я, не зная, как лучше объяснить.       — Дело не в тебе. И не в Грише. И не в ком-то другом, — принялась объяснять Катя. — Это как не говорить о том, где твоя семья хранит деньги или по какому поводу родители решили поругаться. Так не принято. Это не то, что должен кто-то знать.       — Я понимаю, но у меня всё равно чувство, будто вы мне не доверяли, — признался Денис.       — Прости, — прошептал я.       Возникла недолгая пауза, после которой Денис махнул рукой и сказал:       — Ладно. Если так подумать, зря я тут трагедию ломаю. Тяжелее всего то тебе.       Тяжелее? Я не знал, так ли это. У меня не было другой жизни, чтобы сравнить.       

***

      Я качал на руках Венеру, а та мерно муркала, готовая вот-вот уснуть. Кошка была настолько спокойна и любвеобильна, что мы с Дианой однажды предположили, что ей можно участвовать в курсах для будущих мам. После того, как Настя в шутку запеленала Венеру, а та не выказала никакого сопротивления, мы лишь сильнее убедились в этом.       В углу комнаты Диана и Фёдор терпеливо ждали, когда из переноски вылезет кот. Он около трёх недель был на передержке, но недавно им заинтересовалась одна семья и завтра она должна была прийти в приют для личного знакомства.       — На выходных всегда людно, но завтра будет особенно, — Диана делилась новостями с Фёдором. — Придут знакомиться с ним, — она указала на переноску, из темноты которой поблёскивали два глаза, — Ржавого должны забрать, уже собеседование прошли. И парень, которому понравился Дымок, тоже решил ещё раз заглянуть.       При упоминании о последнем Фёдор вдруг скривился.       — Тот размалёванный? Думаешь, это хорошая идея?       Мне не составило труда вспомнить недавнего посетителя. Парень примерно моего возраста с милированными в голубой и зелёный волосами, в яркой одежде и с тысячью фенечек на руке. У него была такая мягкая на вид толстовка, напоминающая сахарную вату, что я всё размышлял, а не спросить ли, где он её купил и не подарить ли похожую Лёше?       — А почему нет? — недоумевала Диана.       — Не знаю, Дианочка. На мой взгляд, доверять педикам — гиблое дело.       Я вздрогнул, не ожидая таких слов. Почти уснувшая Венера обеспокоенно открыла глаза и внимательно уставилась на меня. Геем тот парень не был. Просто любил яркие вещи. А даже если мой гей-радар вновь сбоил, как ориентация могла повлиять на уход за котиком?       Диана не нашла, что ответить на слова Фёдора, а я не видел смысла что-то объяснять и переубеждать. Дискурсы с гомофобами редко приводили к чему-то плодотворному.       Когда человек, с которым до этого неплохо общался, говорил такое, я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, конечно, было неприятно, с другой, хотелось в какой-нибудь удачный момент сказать: «Кстати, я предпочитаю мужчин». И вместо того, чтобы печалиться, я предпочёл поразмышлять над тем, как это можно было бы особенно метко сказать?       Но к вечеру фантазии, в которых я выходил мастером острот, сменились воспоминаниями о словах Дениса. Он считал, что будучи геем, мне приходится нелегко.       Я никогда об этом не думал, поскольку был окружён понимающими людьми. Мне не составит труда сказать родителям: «Это мой парень» и привести Максима домой. Они отреагируют на такое событие ровно так же, как отреагировали на Дениса: порадуются, заходят узнать поближе, полюбопытствуют, как мы познакомились. Но что насчёт Максима? Если мы пересечёмся с его друзьями, то, скорее всего, будем вынуждены поддерживать дистанцию, а для его мамы я максимум буду хорошим другом сына.       Не то чтобы это стало шокирующей новостью, но, как оказалось, до конца я к такому не был подготовлен.       

***

      С кошачьим кормом в руках и парочкой вкусняшек для Золушки, я поднимался на четвёртый этаж. Мне, наконец, удалось уговорить Максима принять помощь. Путь к этому был долгим. Сначала я просто звонил ему и спрашивал, как он поживает, затем начал приводить аргументы, вроде немытой посуды, не глаженых вещей или грязного лотка для Золушки. Максим отнекивался, говоря, что всё в порядке и к нему недавно заходила мама. Тогда я избрал другую тактику и принялся жалобно лепетать, что соскучился. Это давалось легко, потому что я действительно тосковал по Максиму. Лёд тронулся, однако путь в двухкомнатную квартиру окончательно открылся лишь после едких слов:       — Просто смирись, что ты уже в том возрасте, когда тебе нужна сиделка.       О, сколько всего на меня вылилось. А в завершение Максим разозлённо сказал:       — Приходи и сам посмотри, что у меня всё хорошо!       Это мне и нужно было.       Открыв как всегда незапертую входную дверь, я тут же услышал топот из спальни. Мне на встречу шёл громко дышащий недовольный Максим, желающий прямо с порога показать доказательства того, что травма его не сломила. Я расстегнул пальто и упёр руки в бока, готовый отражать удар. Но стоило нам поравняться, как атмосфера вмиг переменилась. Морщинка от хмурившихся чёрных бровей расправилась, лицо Максима стало мягче, я опустил плечи и потянулся к нему, чувствуя стаю мурашек от поглаживаний широкой ладони, которая неизвестно когда успела зарыться в волосы на затылке. Максим был без повязки, так что я смог спокойно прижаться к его груди и самозабвенно целовать.       — Ты вредина, — сказал я, чувствуя, как губы чуток онемели после долгого поцелуя.       — Я знаю.       — Но я скучал даже по твоей вредности.       — Прости, но её будет ещё немало. Меня так всё бесит.       Он наклонил голову и обречённо уткнулся мне в плечо. Я спросил, что именно его бесит, хотя уже знал ответ, ведь когда мы созванивались, Максим вскользь говорил о том, что не может нормально работать одной рукой, из-за чего сроки всех заказов горят, путь в спортзал ему закрыт, Золушку нормально не потрепать и много чего ещё. Он повторил это всё на одном дыхании, только куда в более грубой форме, с каждым словом всё сильнее прижимая меня к себе, а под конец издал какой-то звук, похожий на рычание, и тяжело засопел. Я гладил его по волосам и спине, чувствуя, как Максим потихоньку расслабляется, и к тому моменту, когда мы отстранились друг от друга, грозовая туча уже превратилась в обычное серое облако.       Мы отнесли корм и лакомства на кухню, где Золушка тут же заинтересованно принялась обнюхивать упаковки, а потом направились в спальню. Я — чтобы переодеться, а Максим — чтобы поставить рендер.       — Ты ужинал? — спросил он, потянувшись к пуговицам на моём кардигане.       — Нет. — Я неотрывно наблюдал за тем, как Максим одной рукой ловко умудрялся расстёгивать пуговицы. — Что ты делаешь?       — Помогаю, — беззаботно ответил Максим.       Я уже мог относительно спокойно переодеваться при нём, но когда меня вот так раздевали, сердце непроизвольно начинало отбивать бешеный ритм, а душа металась в волнении. Тем не менее, я позволил стянуть с плеч кардиган и заняться рубашкой под ним. Ткань шуршала в тишине, её непереводимый язык смешивался со звуком нашего дыхания, делая этот миг особенно чувственным. Максим то и дело задевал кожу пальцами, а мне казалось, будто он напрямую касается каждого нерва.       — Не благодари, — произнёс задорный голос, когда выше пояса на мне ничего не осталось. Я покосился на жёлтую футболку, лежавшую на кровати.       — То есть раздел ты меня с большой охотой, а одеться не поможешь?       — Ну, раздевать-то интереснее. Ты же не заворачиваешь конфетки обратно в фантик.       Я усмехнулся и подхватил с кровати футболку. Максим напоследок поцеловал меня в висок и отправился разогревать ужин.       

***

      — Мда, — протянул Максим после моего рассказа о реакции Фёдора. — Тут столько всего можно сказать, но какой смысл?       — Вот и я так подумал.       — Хотя я, наверное, не выдержал бы и сказал что-то сразу. Что-то вроде «эй, не называй педиком моего парня».       Я засмеялся. Из всех вариантов, которые пришли за сегодня в голову, этот был самым лучшим.       — Знаешь, в чём основная проблема? — спросил Максим. Я сунул в рот вилку с салатом, который передала мама Максима, и покачал головой. — То, что чуть ли единственный вариант для нас — это сидеть вот так и размышлять, что бы такое едкое мы ответили.       Я уставился в тарелку. Максим был прав. Конечно, в некоторых случаях можно было действительно что-то сказать, но один против всего мира не пойдёшь. Не выйдет переубедить тех, кто не хочет смотреть на вещи под другим углом, поэтому самым наилучшим вариантом остаётся фильтровать окружение.       — Как думаешь, твоя мама догадывается о том, что ты гей? — Я решил, что раз разговор зашёл на эту тему, то самое время немного разведать ситуацию.       — Не думаю. Я не давал ей повода. У неё, наоборот, гораздо больше фактов, подтверждающих, что я натурал.       — Как она вообще ко всему этому относится?       Максим пожал плечами и набрал в ложку остатки супа.       — Не знаю. И не хочу знать.       Я понял, что Максим боится. Это и вправду страшно — узнать, что самый близкий человек не примет тебя, если ты вдруг решишь признаться.       После ужина мы решили посмотреть телевизор, сев близко-близко друг к другу. Комик с экрана выдавал очень забавные шутки, приглушённый свет окутывал комнату уютом, а к тёплому боку Максима хотелось прирасти. Я специально сел справа от него, чтобы не задевать сломанную руку.       Максим водил пальцами по щеке, виску, убрал чёлку со лба. С каждым прикосновением внутри всё трепетало, глаза закрылись от удовольствия. Но стоило сделать это, как лба коснулись губами. Я перестал дышать, стараясь всем естеством сосредоточиться на нежности поцелуя, вобрать его и навсегда сохранить где-то около сердца.       — Я соскучился.       — Я тоже, — сказал Максим и наклонился чуть ниже.       Сначала он просто прижался к губам, проверяя реакцию, затем сжал здоровой рукой мою талию, притянул поближе к себе и углубил поцелуй. Максим часто разведывал обстановку схожим образом, и я был благодарен за то, что он не бросался на меня в страстном порыве. Не уверен, что я оценил бы такое на данном этапе.       Максим аккуратно обнял меня ладонью в ортрезе, другой же огладил лицо и плечи, на короткий миг зарылся в волосы, а после заскользил пальцами вдоль позвонка. Внезапно ладонь оказалась под одеждой на пояснице, отчего я вздрогнул.       — Прости, — Максим вытащил руку и положил её поверх одежды. Я поспешил объясниться:       — Ничего, просто неожиданно. Всё нормально.       Но на самом деле чувства были странными. Мне нравились прикосновения Максима, но я не очень понимал, чего хочу. Однако с другой стороны всё и вправду было нормально.       Максим возобновил поцелуй, я обнял его и принялся старательно отвечать, чтобы отвлечься от странных сомнений. Было очень приятно чувствовать его любовь, знать, что теперь он только мой. Большая ладонь вновь гладила спину, и я в который раз убедился, что мне особенно нравится, когда Максим касается её. Такие поглаживания умиротворяли. Правда, когда пальцы задевали поясницу, тело пробивала лёгкая приятная дрожь.       Я придвинулся к Максиму ещё ближе, максимально вжался в крепкое тело и вдруг почувствовал коленом его возбуждение.       Конечности чуть онемели, а в груди поселилась неприятная тяжесть. И чем больше я о ней думал, тем хуже становилось, меня беспокоило наличие этого странного ощущения, отчего становилось ещё тревожнее, и так всё закручивалось по спирали.       Когда я говорил о том, что соскучился, то имел в виду не совсем это. С другой стороны, может, мне просто нужно время, чтобы разогнаться? Может, ещё немного, и я захочу того же?       Я старался, гладил Максима по плечам, подставлял шею, пытался проявить участие, но если обычно разглядеть ему что-то во мне было сложно, то только не это.       — Что такое?       Я обнимал его, боясь отстраниться и заглянуть в глаза.       — Артём.       Было непривычно слышать своё имя из его уст. За прошедшее время я уже успел поверить в то, что меня зовут Сладкий.       — Я хотел просто пообниматься, — на грани слышимости ответил я. Максим отстранил меня и, оставив руку на плече, спросил:       — А я заставляю делать тебя что-то кроме? — Я красноречиво посмотрел вниз, и Максим быстро понял намёк. — Это ничего не значит.       По-моему, это значило очень многое. Я понуро опустил голову и уставился на ткань дивана, не зная, что сказать. Может, со мной что-то не так? Но говорить об этом не хотелось. Максиму и так скверно, я пришёл сюда, чтобы развеять его, а не нагружать.       — Сахарочек, не переживай, — попросил Максим, наклонившись ко мне и заглядывая в лицо. — У всех разное либидо. К тому же, ты вечно недосыпаешь или недоедаешь. Это тоже влияет. Я не буду врать, мне нравится, когда наши желания совпадают. Но ты не обязан под меня подстраиваться.       Максим ласково, без какого-либо страстного подтекста поцеловал меня. Я криво улыбнулся и сказал:       — Эх, я пришёл тебя подбодрить, а в итоге…       Максим сощурился и томно посмотрел прямо в глаза:       — Ну, мне понравилось тебя жамкать. За эти дни в организме образовался дефицит сахара, а теперь мне заметно лучше.       Я был благодарен ему за то, что, несмотря на весь свой непростой характер, в такие моменты Максим относился ко мне с пониманием. Даже удивительно, сколько в нём было терпения и мягкости. Однажды Максим сказал, что его не привлекает неопытность и он не понимает тех, кому непременно требуется девственница или девственник. Однако моя неопытность его ничуть не отталкивала.       

***

      Золушка довольно чавкала новым кормом, и под этот забавный звук я намывал посуду. Хоть Максим гордо показал пустую мойку, за ужином мы доели остатки салата и супа, так что посуды скопилось больше обычного. И вряд ли с кастрюлей можно было спокойно справиться одной рукой. Так что счёт между сахарком и тучей был один-ноль.       Мысли текли сами по себе, и в голову пришло понимание, что готовых блюд не осталось. Можно было бы заказать что-то, как мы обычно и делали, но вряд ли в моё отсутствие Максим станет это делать. Он уже пару раз говорил, что заказывать еду — неэкономно.       Может, мне сварить суп? Он всегда стоял в холодильнике, полагаю, Максим его любит. Правда, я никогда прежде не готовил ничего подобного. Но так хотелось сделать что-то для Максима. Это же наверняка несложно, просто сварить всё вместе — и готово.       Быстро найдя в интернете рецепт, я убедился в простоте блюда и направился переодеваться для похода в супермаркет. Максим был удивлён, но останавливать меня не стал и продолжил работать. А когда я вернулся, помог разобрать пакеты.       — Креветки и мидии? — удивился Максим, достав упаковку морепродуктов.       — Это на случай, если не получится. Их я хотя бы знаю, как готовить.       Благодаря Кате, которая могла жить на одних креветках, их готовку я освоил в совершенстве и уступал в этом деле только сестре.       Золушка крутилась рядом и тёрлась об ноги, пока я аккуратно нарезал мясо, так что пришлось поделиться им с кошкой. Сегодня у неё был праздник живота. Стараясь нарезать всё ровными кубиками и делать кусочки примерно одинаковыми, чтобы было не только вкусно, но и красиво, я следовал рецепту и примерно через час суп был готов. Выглядел он хорошо, но явившегося на зов Максима вид мало интересовал. Набрав половник и заполнив миску наполовину, он вскоре пробовал на вкус плод моих трудов.       — Ну, как? — спросил я, поскольку по лицу Максима невозможно было ничего прочесть.       — Неплохо, спасибо, — искренне отозвался он и вместе с миской направился в спальню, где ждала работа.       Я сел на пол и начал радостно гладить наевшуюся Золушку. Здорово, что всё получилось, ещё и кошке мясо досталось. Проводя по мягкой пушистой шерсти, я порой косился на кастрюлю, от которой исходил пар. Есть, как всегда, не хотелось, но было любопытно оценить собственное творение.       Вскоре я уже набирал в ложку суп. В ней быстро оказались картошка и зажарка, после секундных стараний к ним присоединился кусочек мяса. Я открыл рот, принялся жевать и через секунду кинулся к мойке. Послышался утробный кашель. Это Золушка отрыгивала неподалёку от меня шерсть, пока я поласкал рот.       — У тебя что, рефлекс, как у людей, когда кого-то рядом тошнит?       Я убрал бедствие, устроенное Золушкой, и широким решительным шагом направился к Максиму.       — Почему ты не сказал?!       Максим подпрыгнул на месте и, с криком «а-а-а, бля», обернулся ко мне, вырывая из ушей наушники.       — Какого хрена?!       — Почему ты не сказал? — повторил я, замечая на столе около клавиатуры пустую миску.       — Что? Что мне нужно сказать? «Я тебя люблю»? «Отлично выглядишь»? «Вау, новое бельё»?       Я почувствовал лёгкий жар от этих предположений, хотелось спросить: «А ты любишь меня? Сильно, сильно?» — и поворковать с ним пару минут, но нужно было сосредоточиться на другом.       — Суп ужасный, а ты сказал, что неплохо.       — Ну, да, не идеально, но…       — Не идеально? Картошка твёрдая, от соли у меня язык скрутило, зажарка горелая, а бульон пресный и странный, как вода из-под крана! Золушку от одного вида стошнило!       — Не всё так плохо…       — А ты всё съел! Почему?       — Ну, ты же старался, — ответил Максим так, будто сообщал очевидные вещи.       Мозг туго соображал, я стоял с приоткрытым ртом и, не моргая, глядел на Максима. Это было, пожалуй, самое трогательное, что он сказал за последнее время.       Прежде чем разум полностью осознал ситуацию, я уже сидел на коленях Максима и крепко обнимал его. А потом отправился избавляться от супа и готовить морепродукты.       

***

      Я лежал на его плече, а Максим самозабвенно водил пальцами по моей пояснице, рождая стайку мурашек. Каждое ненавязчивое движение будто порождало маленькие разряды тока, бьющие точно по самым чувствительным точкам. В голове как-то сами собой появлялись мысли о том, какие у Максима крепкие мышцы, широкая грудь, красивый профиль. Как он классно целуется и как чудесно будет, если он прикоснётся ко мне. Вместе с последней мыслью я понял, что возбуждён.       Думаю, Максим был бы только рад такому развитию событий, но меня гложила неуверенность и стыд, ведь только сегодня я отшил его, а тут, видите ли, передумал. Но так хотелось почувствовать близость.       Ладонь, покоившая на груди Максима, принялась скользить по коже, очерчивать ключицы. Я решил попробовать разведать обстановку. Вдруг повезёт и Максим решит начать первым. Но ничего не переменилось, даже его дыхание оставалось таким же мерным и спокойным, как и прежде. Да что за дисбаланс?! Где было моё желание час назад?!       Я злился на всё, на что только можно было злиться, и этот огонь сжёг почти всё смущение. Он позволил жадно провести пальцами по накачанной груди, вплотную вжаться в крепкое тело и пару раз поцеловать в шею, от которой исходил лёгкий запах мыла. А потом мозг отшибло окончательно. Я перекинул ногу через Максима, взобрался на него, наклонился и крепко поцеловал, мимолётом заметив шокированный взгляд. Пожалуй, это был первый раз, когда поцелуй начинал не он. Оглаживая любимое лицо и сминая чуть сухие губы своими, я чувствовал, как внутри вместо безумного пламени наступает покой.       Когда оно окончательно утихло, до меня, наконец, дошло, что происходит. Я прервал поцелуй и резко выпрямился, уставившись широко распахнутыми глазами на лежавшего подо мной Максима, который взирал на меня с не меньшим удивлением.       — Я…       — Не, не, — перебил он, — продолжай.       Лицо охватил жар, а голос пролепетал:       — Я тут подумал… что я не подумал.       Я собирался было сползти обратно на своё место, но Максим быстро положил руку на бедро и сжал его, веля оставаться на месте.       — Ты что, соблазняешь меня? — хитро спросил он, садясь, и вот уже оказался со мной лицом к лицу. А я сам не знал, что делаю.       — У меня получилось?       — А то ты не чувствуешь.       Чувствовалось действительно очень хорошо, учитывая то, что я сидел прямо на доказательстве.       Максим скользнул назад, к спинке кровати, облокотился об неё и потянул меня за собой. Его рука быстро оказалась под пижамной рубашкой, пальцы не спеша прошлись по каждому позвонку, а губы грели шею поцелуями. Мне оставалось только тихо постанывать от удовольствия.       Пуговицы ловко расстегнули одной рукой. Когда ткань скользнула вниз, оголяя кожу, я в порыве небывалой нежности прильнул к Максиму и крепко обнял его, прижимая голову к груди, отчего он на секунду замер. А мне всё отчётливей казалось, что я, наконец, нашёл своё место в этом мире.       Прикосновение к бедру вернуло в реальность, и вместе с поцелуями в грудь я почувствовал, как здоровой рукой Максим пытается стянуть мои пижамные штаны. Из-за нашей позы получалось это плохо, а точнее совсем никак. С каждой секундой штаны всё больше казались мне заклятым врагом, так что я подорвался с места, встав на кровати, и принялся стягивать их сам, краем глаза замечая, что Максим подо мной не теряет времени и уже кидает бельё куда-то в сторону.       Что за привычка отправлять свои и чужие вещи в дальний полёт?       Развить эту мысль не дали. Максим помог выпутаться из штанов, запустил их примерно в ту же сторону, что и своё бельё, а потом потянул меня вниз, заставляя наши самые чувствительные части тела соприкоснуться.       Мне нравилось чувствовать Максима голой кожей, прижиматься и прижимать к себе, но нынешние ощущения не шли ни в какое сравнение и наравне с наслаждением порождали массу смущения. Даже в полумраке мне не хватило воли наблюдать за тем, как Максим накрыл нас здоровой ладонью, поэтому я уткнулся в его плечо и сосредоточился на приятных прикосновениях.       В груди бушевала буря. Я чувствовал, как сильно бьется сердце, как дрожат, не в силах справиться с нахлынувшей волной, руки. Мысли путались, путались наши ноги, напоминающие клубок змей в брачный период. Я слышал, как Максим постанывает, его голос отдавался в голове эхом и возбуждал ещё сильнее.       Уже на грани я сделал рваный вдох и впился пальцами в спину Максима, а он будто и не почувствовал образовавшихся царапин, продолжил двигать рукой, желая догнать меня.       — Надо бы где-то рядом пристроить салфетки, — практично заметил Максим, откидываясь назад, на спинку кровати.       Я молчаливо растёкся на его чуть вспотевшей груди. Плевать мне было на салфетки.