Огранка моих чувств

      — Венера так смешно сегодня спала, а потом проснулась и посмотрела на меня своим фирменным полным любви взглядом, от которого создаётся впечатление, будто у неё в глазах целый космос, — щебетал Артём, идя как можно ближе ко мне. Я зашёл за ним после работы в приюте, и вот он уже минут пять рассказывал о его обитателях. — И, как на зло, оба раза у меня не было рядом телефона. Миша успел её заснять и сказал, что скинет фотки, но вряд ли они вышли нормально, у него руки явно не из того места растут.       — Миша? — переспросил я.       — Да, он теперь тоже волонтёр.       Я напрягся.       — Ему понравилась Настя, вот он и решил к нам присоединиться.       И расслабился. Но на всякий случай решил закинуть руку на плечи Артёма. Поток слов на секунду стих.       — Ну… в общем… — Артём принялся невнятно что-то бормотать, чего никогда не случалось прежде.       Я скосил взгляд вниз и увидел на его лице глупую смущённо-влюблённую улыбку. Судя по ощущениям, но моём лице красовалось нечто схожее. Если кто-то из редких безразличных прохожих всё же оторвётся от телефона и посмотрит на нас, то вмиг догадается. Но мне всегда было плевать на мнение незнакомцев. Артёму, насколько я знал, тоже.       Мы так и дошли до моего подъезда, а когда очутились внутри, я притянул Артёма поближе и поцеловал в макушку. Он обнял меня и в смущении спрятал лицо в складках дублёнки.       Флирт и кокетство, которые раньше в шутливой форме сопровождали наши беседы, ещё ни разу не дали о себе знать. Артём был слишком смущён происходящим, я старался как можно меньше язвить и вредничать, чтобы не расшатывать его и без того звенящие нервы. Признаться, мне и самому требовалось время, чтобы освоиться в наших продвинувшихся отношениях.       Я мягко отстранил от себя Артёма, сжал его ладонь и не спеша повёл наверх. Этот путь был одним из немногих, которые мы могли проделать, держась за руки.       Лёгкая дрожь отдавалась в пальцах. Артём волновался. Он приходил ко мне не раз, но сегодня впервые в роли парня. Хотел бы я поглядеть на его мысли, есть ли там что-то неприличное? Впрочем, это больше по моей части.       — Если Золушка начнёт умоляюще на тебя смотреть — не верь ей, — сказал я, стараясь отвлечь и успокоить Артёма. — Я кормил её перед уходом.       — Уверен, для неё это не аргумент.       — Точно, она всё равно будет клянчить пельмени.       — Какие пельмени?       — Мне мама передала, — пояснил я, ища ключи в кармане. — Думал сварить их на ужин.       — Я не голодный.       — Для меня это не новость. — Я отворил дверь и чуть сдвинулся в сторону, пропуская Артёма внутрь. — Вот что ты сегодня ел?       — Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих, — важно произнёс Артём, спуская сумку с плеча.       — Если не хочешь услышать парочку моих слов, тебе придётся поесть.       Артём насупился, недовольно фыркнув, сел на банкетку и принялся разуваться. Я успешно игнорировал его недовольство, стягивая дублёнку. Молчание нарушило требовательное «мяу».       — Тебя уже кормили, и вряд ли ты это забыла. Ещё слишком рано для кошачьего склероза, — даже не посмотрев вниз, строго ответил я.       — Не переживай, я отдам тебе парочку своих пельменей, — раздался за спиной заговорщицкий шёпот.       — Мяу, мур, мяу, — тихо ответила Золушка.       Я лишь закатил глаза и направился в спальню, за вещами для Артёма. Он мягко следовал за мной, а где-то на отдалении слышался цокот когтей. Иногда Золушка почему-то не прятала их и издавала при ходьбе лёгкий звук, что мне нравилось. Я любил, когда дом был наполнен чьим-то ненавязчивым присутствием.       — Если что, твоя пижама и домашняя одежда лежат тут, — сказал я, открывая шкаф в спальне. Наверное, пора уже показать Артёму места, к которым он имеет полный доступ.       — Понял, — сказал он и достал с полочки домашние штаны, которые принёс с собой уже не помню когда, и мою жёлтую футболку.       — А тебе что, тоже футболку выдать? — спросил я у Золушки.       В ответ она лишь очаровательно поморгала, вынуждая меня присесть на корточки и погладить идеально расчёсанную благодаря Адель шерсть. Идиллию нарушил пристальный взгляд за спиной. Я обернулся и увидел, как Артём сжимает в руках футболку.       — Ну… — протянул он, отводя взгляд.       Ясно, переодеваться при мне он пока не намерен. Я молча подхватил Золушку на руки и вышел из комнаты. Как и предполагалось, путь будет долгим.       

***

      Битва с пельменями была трудной, но победа осталась за Артёмом. У меня уже вошло в привычку напоминать ему о приёмах пищи, однако как норму я это воспринимать не собирался. Катя с Лёшей считали так же.       Я встретился с ними на днях, получил пожелания удачи и парочку советов от Кати, какие приёмы из мелодрам нравятся Артёму в особенности.       Она рассказала о них после того, как смогла выровнять голос и унять слёзы. Вначале всё было вроде хорошо, но чем больше мы рассказывали друг другу об изменениях в Артёме, тем более понурой она становилась, а под конец не сдержалась. Я не знал, что делать. У меня были проблемы с утешением людей, особенно женщин. Единственной особой женского пола, для успокоения которой у меня всегда находился чёткий план, была Адель. И то подозреваю, что к наступлению переходного возраста киндеры-сюрпризы перестанут работать как прежде.       Эта встреча была непростой, но зато я смог полюбоваться ещё более бледным, чем обычно, лицом Лёши. Его не особо порадовало, что путь к вершине башни, в которой самовольно был заключён Артём, преодолел именно я.       «Ладно, первый блин всегда комом», — едко заметил он.       Но эти слова, наоборот, порадовали. Катя и Лёша считали меня первым парнем Артёма. Они не знали ничего о Валентине. Потому что Артём ни словом не обмолвился о нём, зато сразу растрезвонил обо мне.       Но что удивило сильнее — несмотря на свой оскал, Лис всерьёз думал, что отношения со мной смогут помочь, а то и исцелить Артёма. Я не исключал, что любовь способна придать сил, но не считал её панацеей. Поэтому внимательно приглядывался к Артёму.       — Завтра у меня мало пар, а в приюте очередь волонтёрить Насти и Миши, так что ты даже не успеешь заметить, как я вернусь, — говорил он, обнимая меня со спины, пока я мыл посуду.       Вот что его ничуть не смущало, так это объятия. Стоило нам оказаться вдали от чужих глаз, как Артём начинал ластиться ко мне и обнимать за первое, что попадётся под руку. Такие невинные ласки заставляли меня смущаться почти так же, как откровенные разговоры — Артёма. Я не привык ощущать такое от кого-то, кроме членов семьи.       — И во сколько ты завтра просыпаешься? — спросил я, намыливая последнюю тарелку. Спиной ощущалось мерное дыхание Артёма.       — Часов в восемь, — ответил Артём и прижался ко мне сильнее.       В такие моменты всё происходящее казалось нереальным, выдумкой, сном. Глупо, но назойливо трезвонила мысль, что если я всецело поверю в то, что между нами всё же что-то сложилось, то оно вмиг разрушится. Я почти физически чувствовал тяжесть укоренившегося пессимизма, который с трудом, но всё же удавалось отодвигать на второй план.       Артём отправился в ванную, я расстилал кровать, то и дело спуская Золушку на пол. Она думала, что застилать и расстилать постель — не обычное человеческое занятие, а игра, придуманная специально для неё. Как только дело было сделано, кошка резко потеряла интерес и вышла из спальни в коридор, где столкнулась с Артёмом. Послышались комплименты касательно длинных усов и мягкой шерсти вперемешку с довольным мурчанием.       — Я тебе рассказывал, что дедушка решил взять Разбойника? — спросил Артём, когда мы улеглись. Золушка, принесённая им обратно в спальню, громко вылизывалась на краю кровати.       — Серьёзно? — удивился я.       Разбойник был непростым котом, считал, что приют создан исключительно для него, не позволял себя гладить никому, кроме Зебры, и неустанно кусал за пятки всех, на ком была хотя бы крупица золота. За ним было забавно наблюдать, но мало кому захочется иметь с таким котом дело, о чём я и сказал Артёму.       — Да, я предупредил дедушку, что с Разбойником будет непросто. Но ему так даже больше нравится. Он сказал, что бабушка тоже была… своеобразной.       Артём замолк. Я нащупал под одеялом его ладонь и крепко сжал.       — Я скучаю по ней, — тихо признался он.       Конечно. Как иначе? Я тоже очень скучал по папе. Особенно в самые важные моменты жизни. Я бы хотел, чтобы он пришёл ко мне на выпускной. Чтобы подержал на руках Адель. И особенно мне его не хватало, когда я не знал, как быть с дочерью. В этом деле мог бы помочь папа Жени, он всегда хорошо ко мне относился, или дядя, у которого получилось справиться с Лизой и вырастить хорошую дочь. Но никогда, ни в каком вопросе я не стремился найти фигуру, заменившую бы отца. Я хотел именно своего папу.       Его смерть навсегда изменила мою жизнь. Так наверняка считает каждый ребёнок, но я уверен, что есть разница между тем, чтобы потерять родителя, будучи взрослым и подростком. Мальчик, лишившийся отца слишком рано, ещё не подготовлен к тому, чтобы узнать, что отношения не вечны, безопасность не абсолютна, а семья не постоянна.       Но я смог переиграть жизнь и обратить эту жестокую суть вещей в силу.       В итоге мысли о смерти давали мне толчок. Они помогали расставить приоритеты, быть смелее. Артёма же наоборот слишком страшило внезапное осознание хрупкости бытия.       Золушка на время затихла, а потом спрыгнула на пол и куда-то ушла. Артём всё молчал, и чтобы хоть как-то поднять ему настроение, отвлечь, я придвинулся ближе, навис над ним и невесомо поцеловал. В ответ он обнял меня за шею, что было расценено за разрешение углубить поцелуй.       Невидимый барьер рушился. Мозг всё отчётливей осознавал, что больше нет необходимости думать: что если… Игры в намёки закончились, и впервые за несколько последних дней я почувствовал себя прекрасно. Наконец не нужно гадать, кого выберет Артём, какие у него отношения с другими парнями и что конкретно между нами. Теперь всё стало кристально ясно.       Перенеся вес на одну руку, вторую я просунул под спину Артёма и прижал его к себе сильнее. Грудью ощущалось бешеное биение чужого сердца, а слух улавливал сбившееся дыхание. Артём был смущён, но на поцелуй отвечал неплохо. Или мне так просто казалось из-за того, что я был именно с ним.       — Ты такой сладкий, — вырвалось у меня.       Артём отвернулся и уставился на встроенный шкаф у стены. В полумраке было не разглядеть, но уверен, что кое-кто тут красный, как помидор. Что ж, раз смотреть он на меня пока не собирается, уделю внимание беззащитной шее. Можно же?       Артём ахнул, стоило мне коснуться губами пульсирующей венки. Я высунул руку из-под его спины и жадно провёл по рёбрам, активно засыпая поцелуями шею, надеясь ещё раз услышать стоны, но Артём упорно молчал и лишь дышал через рот. Ну, ладно, даже так хорошо: водить ладонями по пижаме, ощущать вышивку созвездий и лёгкую дрожь тельца под тканью, легонько прихватывать губами кожу. Я перекинул одну ногу через Артёма, полностью нависая над ним, и сунул руку под пижамную рубашку.       Его кожа была приятно горячей, будто он полыхал изнутри. Через кончики пальцев я получал новый вид удовольствия, хотелось касаться Артёма везде и сразу, но крепкая хватка не позволила даже попытаться.       — Не надо, — вопреки сильно впившимся в моё запястье пальцам, голос Артёма звучал тихо и неуверенно.       — Я ничего такого…       — Я знаю. Но всё равно… — прошептал Артём.       Думаю, надави я немного, он бы ослабил защиту. Но мне так совсем не хотелось.       Я вынул руку из-под пижамы и лёг на своё место. Спустя пару секунд Артём придвинулся поближе, уткнулся лбом в плечо и тихо сказал:       — Прости.       — Не парься. Ты ни в чём не виноват.       Я на всякий случай пару раз погладил Артёма по голове, пожелал спокойной ночи и потянулся за маской для сна.       

***

      Резкий звук выбросил меня из сновидений и заставил подобраться. Только спустя пару секунд я понял, что это не сирена, оповещающая о стихийном бедствии, а всего лишь будильник на «Айфоне». Артём выключил его, дремота унесла меня в мир снов, но пронзительная трель вновь нарушила покой. Повтор. Это был блятский повтор. Потом снова. И снова.       Раньше, если Артёму не удавалось проснуться со второго раза, он ставил будильник на час позже, и мы спокойно досыпали. Но в последнее время он взял в привычку не глядя жать на кнопку, вынуждая просыпаться каждые десять минут. Утро и так не было моим любимым временем суток, а тут и вовсе грозилось разбудить во мне чудовище.       — Если не собираешься просыпаться, то отключи будильник, — пробормотал я.       — Встаю, встаю, — ответили тем же тоном.       Будильник завопил вновь, его выключили. И на этом всё. Никаких телодвижений рядом.       Я сдёрнул с себя маску и уставился на спокойно лежавшего рядом Артёма, который не собирался вставать. И сколько ещё раз этот адский звук будет тревожить меня? Я потряс Артёма. Затем ещё раз. Продолжал до тех пор, пока он не посмотрел на меня сонным, недоумевающим взглядом.       — Просыпайся, — прорычал я. — Или выключи его до конца.       Артём приоткрыл рот в немом вопросе, но через секунду нахмурился и возмущённо произнёс:       — И тебе доброе утро!       Из-под подушки снова раздалась противная трель. Артём, не глядя, сунул руку, остановил звук и… прикрыл глаза. Я вновь стал его трясти. Так и не открывая глаз, Артём замахал рукой, пару раз хлопнул меня по лицу, но я не сдавался.       — Не прекращу, пока ты не встанешь или не уничтожишь свой телефон, — предупредил я. — Мало того, что я мог поспать подольше, так меня ещё и будит ужасно мерзкий звук.       Артём распахнул глаза и ответил тем же недовольным тоном:       — О, знаешь, я что-то не вижу букета и завтрака в постель, только твоё недовольное лицо, так что моё утро тоже далеко от идеала. И хватит меня трясти!       Я выполнил просьбу. Потому что придумал план получше и принялся забирать всё одеяло себе. Артём спохватился лишь тогда, когда у него остались крохи мягкого убежища, сжал край одеяла, наклонился назад и, используя собственный вес, пытался удержать его при себе.       Мы несколько минут перетягивали «канат», пока ткань непроизвольно не выскользнула из моих рук. Вот только Артём не учёл, что когда это произойдёт, собственное тело сыграет с ним злую шутку и поближе познакомится с полом. Раздался грохот, на кровати остались лишь бледные стопы, а снизу послышалось протяжное «ау».       — Не благодари, — сказал я, натягивая маску.       Казалось, что в комнате вновь воцарились тишина и спокойствие, однако вместо блаженного сна я сначала почувствовал, как матрас рядом прогнулся, а затем сверху упало примерно шестьдесят килограмм. Артём уселся на мне, коленями прижимая руки к телу, и разъярённо колотил по голове. Я пытался увернуться и одновременно вырваться из хватки, извиваясь, как змея, и в какой-то момент это удалось. Теперь преимущество было на моей стороне, и Артём подвергся граду несильных, но ощутимых щипков. Я явно лидировал в силе, вот только у Зефирного принца был арсенал внезапных приёмов: улучив момент, он отработанным движением сунул пальцы мне в ноздри. Я тут же схватился за нос, что позволило Артёму выбраться из-под меня.       Мы довольно долго катались по кровати, кусая и щипая друг друга, однако «ринг» оказался маловат для размаха нашей битвы, и, в конце концов, я больно приложился спиной о пол. В этот раз Артёму повезло больше — он упал на меня, затем резко поднялся на ноги и ретировался из спальни.       Топот перекрыла настойчивая трель. Звенел уже мой будильник.       

***

      Артём массировал бедро, медленно попивал из кружки какао и скользил обманчиво непринуждённым взглядом по кухне. Я потирал укус на плече и размышлял, как нарушить тишину. Мне хотелось свести напряжение на нет, чтобы мы одинаково подумали: ну, было и прошло.       — Артём… — позвал я.       Держа спину в идеальной осанке, он взглянул на меня холодно-спокойным взглядом, в котором было столько безмолвного осуждения, что всё сразу стало понятно: меня огласили виновным без суда и следствия. Ну уж нет.       — Знаешь, я бы предпочёл, чтобы на мне остались укусы после другого времяпровождения.       Как тебе такое, мистер смущённый помидор?       Ликование длилось недолго. Артём упорно избегал моего взгляда, и я с каждой секундой всё сильнее убеждался в том, что его мысли шли в какую-то неведомую, но явно неуместную сторону.       — Я пойду собираться.       Так и не допив какао, Артём поднялся со стула и прошёл мимо меня, но я успел поймать его за руку.       — О чём ты думаешь? — Артём удивлённо взглянул на меня сверху вниз. — Я не умею читать мысли.       — Я не могу относиться к этому так же просто, как ты, — признался он. До меня дошло мгновенно.       — Я в курсе. Это шутка.       — Я понимаю, но ты же знаешь, в каждой шутке…       — Нет, — мгновенно ответил я. — То есть да, нашей утренней бойне я предпочёл бы что поприятней, но это не значит… в общем… ох, — я устало провёл ладонью по лицу, продолжая удерживать Артёма за запястье. Объяснять очевидные вещи всегда было сложнее всего. — Если я скажу, что ты сексуальный, или что какую-то горизонтальную поверхность можно использовать не только для того, для чего она изначально предназначалась, или ещё что, это ни к чему тебя не обязывает. Понимаешь?       Артём слабо кивнул, уставившись в пол.       — И ты не можешь обидеть меня отказом. Я что, конченный мудак на такое обижаться?! — невольно возмутился я. Артём в ответ покачал головой.       О’кей, мне удалось донести до него свою мысль. Но что дальше? Если бы речь шла обо мне, я бы предпочёл побыть один. Перезагрузиться. Но Артём был другим, можно сказать, моей противоположностью. Поэтому я ненавязчиво потянул его к себе и усадил на колени. Меня тут же обняли за шею, потёрлись щекой о плечо, огладили его ладонью.       — Ау! — вырвалось у меня, когда Артём задел укус.       — Прости, я не рассчитал, — виновато произнёс он.       — Ты сам-то как?       — Ну… пойдёт.       — Извини.       — В следующий раз буди меня поцелуями.       Я провёл по спине Артёма ладонями, прижимая его поближе, и поцеловал в линию подбородка.       — Вот так? — В ответ послышалось довольное хихиканье. Я поцеловал щёку. — Или так?       — Не могу выбрать, — смущённо признался Артём.       — О, ну тогда надо ещё потренироваться.       Я зарылся пальцами в мягкие светлые волосы на затылке, заставил Артёма чуть наклониться и накрыл его губы своими.       

***

      Работа шла медленно, но верно. Впрочем, сразу было ясно, что этот проект не из быстрых. Дом в двести квадратов, ещё даже фундамент не залили. Неважно, как быстро я сделаю 3D, всё ещё сто раз изменится, и меня завалят правками. Но в этот раз они были с доплатой. Каждая правка стоила свою копейку, что было выгодно как мне, так и архитекторам. Никто не хочет лишний раз расставаться с деньгами, так что прежде чем капризничать и раскатывать губу на хотелки, заказчики двести раз подумают, стоит ли менять цвет стен в комнатах или облицовку на фасадах.       Телефон зазвенел, и я решил, что это архитекторы хотят рассказать об изменениях в планировке, но высветилось имя Жени. Странно, обед давно прошёл, а в остальное время ей некогда было отрываться от работы на звонки. Я на секунду испугался. Вдруг с Адель что-то случилось? Но голос Жени был бодрым и весёлым.       — Привет. Адель по тебе соскучилась.       — Я думал, она в садике, а ты — на работе.       — Я выходила в субботу, так что мне дали отгул на сегодня и завтра, — объяснила Женя. — У Адель новые схемы оригами, и она хочет показать тебе морс…       — Нет, я хочу, чтобы папа догадался! — послышался тонкий детский возглас.       — Хорошо, хорошо. Сейчас переключу на видео, — сказала Женя.       Я поставил телефон на стол, облокотив его о монитор компьютера, и вскоре на экране показались умиротворённая выспавшаяся Женя и радостная Адель.       — Смотри! — доча приблизила к камере оригами. — Угадай, кто это?       — Морской конёк, — быстро понял я. — Отлично получилось.       По ту сторону на меня взирал красный бумажный морской конёк с выведенным чёрной ручкой глазом. Адель абсолютно всем оригами-зверюшкам рисовала глазки. Это был её авторский штрих.       — Я сделала красный для мамы и жёлтый для тебя. — На экране появился второй морской конёк. Только я хотел поблагодарить Адель, как она сказала: — А вы знали, что у них деток в животике носит папа?       — И я чертовски им завидую, — призналась Женя.       — Почему? — тут же спросила Адель.       Я уставился на Женю, она взирала на меня тем же напряжённым взглядом, с каждой секундой всё отчётливее осознавая, как опрометчива была.       Дети любят задавать неудобные вопросы. К счастью, мы с Женей не были слишком обременены моральными нормами. Как-то раз Адель спросила, что такое амфетамин (она произнесла это заплетающимся языком и с кучей ошибок, но мы всё равно поняли) и почему многие певцы поют о том, что им нужна таблетка.       «Болеют, что ли?» — предположила дочь.       Пока Инга — мама Жени сокрушалась о том, какое ужасное нынче время, как легкодоступны детям подобные песни и что в её годы, конечно же, всё было иначе, и Цой не пел о том, как хочет восьмиклассницу, мы с Женей объясняли четырёхлетке, кто такие наркоманы и какие ещё виды запрещённых веществ бывают.       Хуже было, когда Инга услышала от Адель довольное заявление:       «Папа сказал, что когда я стану совсем взрослой, то смогу набить себе столько татух, сколько захочу! А мама разрешила проколоть язык!»       В тот день нас объявили безответственными и недальновидными родителями. Мы поспорили и сказали, что вообще-то всё продумали: Адель соглашается на прививки и мужественно терпит их, потому что если она не сможет вытерпеть всего один укол, что уж говорить о татуировках и пирсинге?       Моя же мама на это лишь пожимала плечами и мудро замечала, как хорошо, что Адель не застала Женю с фиолетовыми волосами.       Но сегодняшний вопрос поставил в тупик. Как вообще до этого дошло? Мы же обсуждали оригами. Я попытался отвлечь Адель:       — А какие ещё схемы у тебя есть?       — Много всяких. — Она повертела перед экраном тонкой книжечкой, в которой помимо схем была и цветная бумага самых разных оттенков, и откинула журнал в сторону. — Потом покажу. Так почему мама завидует морским конькам?       Мы молчали, пытаясь найти выход, и это стало роковой ошибкой. Драгоценное время было потеряно, и Адель задала ещё более щекотливый вопрос:       — А как дети потом выходят из живота?       — Ну-у-у… мамы идут к врачу, — ответила Женя. Я активно закивал.       — И что он делает?       — Вытаскивает детей, — продолжала Женя.       — Как?       Вновь воцарилась пауза. Первая нашла путь к отступлению Женя. Она резко подорвалась с места и протараторила:       — Вот блин, совсем забыла про суп!       — Мама, но ты же не готовила никакой суп! — крикнула ей вслед Адель.       — Самое время начать! — раздался где-то далеко голос Жени.       Я остался с Адель наедине. Синие глаза, так похожие на мои, с любопытством взирали через экран телефона.       — Знаешь, бабушка Вика объяснит тебе всё гораздо лучше.       — Правда?       — Конечно! Она же такая умная. Так, покажешь схемы оригами? Может, сделаешь мне что-то ещё?       Прости, мама.       

***

      — Знаешь, кто первым бежит с тонущего корабля? — спросил я, созвонившись с Женей позже.       — Что ты ей сказал? — проигнорировала она. Где-то на отдалении слышался шум воды и грохот посуды. Женя и правду готовила суп.       — Ничего. Сказал, что бабушка Вика всё объяснит.       Женя усмехнулась.       — И ты ещё что-то говоришь обо мне.       От недовольства я принялся щёлкать мышкой с особой силой.       — Это ещё не самое сложное, — заметила Женя. — Когда-нибудь она задумается, как дети вообще попадают внутрь матерей.       — Адель сказала, что сегодня вечером вы пойдёте к Климу, и он разрешит ей поиграть на барабанах, — перевёл я тему.       — А, да, у него есть установка и иногда он мстит соседям с вечно лающей тупой собакой.       — Ты уже познакомила их? — задал я главный вопрос.       — Да, на прошлой неделе. Он провожал меня от работы до садика Адель, и я решила, что можно сразу их и познакомить.       — И… как он отреагировал?       — Нормально. — Женя постучала посудой и на пару секунд включила воду. — У него два младших брата, так что он не теряется при виде детей.       Я невидящим взглядом уставился в монитор. Очень хотелось вновь спросить у Жени, как она всё это сделала, но зачем, если ответ останется неизменным? Она просто взяла и сказала.       — А у тебя какие планы на сегодня? Будешь целый день работать? — спросила Женя.       — Нет. У меня сегодня Артём.       — О, вновь будете убивать время, делать вид, что якобы безразличны друг другу? — с сарказмом спросила Женя. Я усмехнулся.       — Вообще-то, мы теперь вместе.       Женя на пару секунд затихла.       — Вау, — выдохнула она в трубку. — Это определённо хорошие новости.       — Но он не знает об Адель.       — Ты говорил, что он довольно проницательный. Разве он не чувствует, что что-то не так?       — Он спрашивал об этом…       — И ты упустил подходящий момент сказать?!       — Знаю! Знаю, что я идиот! Я сказал, что объясню всё позже.       — Слушай, тебе страшно, но не все такие твари, как тот Ильяс.       В словах Жени была логика, однако меня уже несло. Я не любил ныть, но она была единственной, кому вообще можно было рассказать об этой проблеме.       — Я понимаю, что надо уже просто сделать это и жить спокойно, но я не могу! Знаю, что не смогу всю жизнь скрывать их друг от друга. Но как мне объяснить ей…       — Не ты ли вечно твердишь, что надо решать проблемы по мере их поступления? — перебила Женя.       — Но эта проблема рано или поздно наступит! Дети любопытные. Особенно по отношению к собственной семье. Ты сказала, что когда-нибудь Адель задастся вопросом, как вообще появляются дети. И она так же задумается, почему у тебя есть кто-то, а моих женщин она ни разу не видела. Я не хочу ей врать, — обречённо признался я.       Как объяснить ребёнку, что в этом мире не все пары состоят из мужчин и женщин? Как сделать так, чтобы конкретно в этой стране из неё не сделали изгоя за то, кем является её отец? Люди глупы и ленивы. Они предпочитают отдаваться мнению большинства и выбирать наиболее простой путь.       — Мы и не будем ей врать, — уверенно сказала Женя. — Но нужно подумать о том, как лучше всё это подать.       

***

      Артём вернулся в районе пяти. Он принёс с собой запах морозного воздуха и стук бьющихся друг об друга бутылок. Я мельком посмотрел вниз, на пакет в его руках, и тут же поднял взгляд. Уловив молчаливый вопрос, Артём сказал:       — Я подумал, мы могли бы устроить что-то вроде романтического вечера.       — А конкретней?       Артём пожал плечами.       — Посмотрим фильм.       — И в чём же здесь романтика? — отшутился я, стараясь выбросить из головы грызущее беспокойство. По отдельности я спокойно воспринимал как Артёма, так и выпивку, но когда эти две вещи объединялись…       — Господи, какой же ты вредный, — покачав головой, спокойно сказал Артём. Он уже давно смирился с этой моей чертой.       — Ну, простите.       — Прощу, если фильм буду выбирать я, — сказал Артём, разуваясь.       — Только не какую-нибудь слёзодавилку.       — Так и введу «фильмы, от которых вы будете рыдать».       Артём явно не хотел, чтобы последнее слово осталось за мной. Это было не в первый раз. Это меня в нём и подцепило.       От смены температуры его волосы немного электризовались, и он то и дело приглаживал их. Шерстяное пальто приятно шуршало, сползая с плеч, шарф покидал тонкую шею. В этом всём было что-то удивительно уютное, но я не мог полностью насладиться моментом, заглушить настырную мысль:       

Ты скрываешь от него ребёнка. Врёшь и недоговариваешь.

      Как мне это сказать? Когда?       Артём прошёл мимо меня на кухню, две бутылки вина в пакете опять звякнули. Они уже казались не такой плохой идеей.       — Мне нужно ещё немного поработать, — предупредил я, встав позади Артёма. Он перестал разбирать пакет и обернулся, давая возможность рассмотреть вселенскую печаль в серых глазах. — Да брось, всего часа полтора. Я даже спортзал на сегодня отменил, чтобы мы вместе побыли, — успокоил я. Веселее от этого Артём не стал, окончательно отпустил пакет и крепко обнял меня. — Ладно, можем быстренько вместе поужинать.       — Только не пельмени.       Контакт налажен. Правда, голос Артёма звучал приглушённо из-за того, что он утыкался мне в шею всё ещё холодным, не успевшем согреться носом.       Я не стал его мучить, согласился на пару бутербродов и разлил по бокалам вино. А после ужина мы разошлись по комнатам.       Я слышал за стеной тихий звук телевизора, порой мяуканье Золушки и голос Артёма. Дом наполнялся жизнью, и от этого становилось очень приятно. Время в такой атмосфере летело незаметно, и я запоздало заметил, что провозился гораздо дольше, чем планировал. Почему Артём не выдернул меня смотреть фильм?       Я поднялся с компьютерного кресла, прошёл в гостиную и обнаружил задремавшего на диване Артёма. Пустой бокал стоял на полу, по телевизору крутили «Битву контейнеров», а с кухни слышался хруст сухого корма.       Интересно, давно он уснул?       Я опустился на пол перед диваном и взглянул на безмятежное лицо. Кажется, сегодня у Артёма был хороший день. Но мне всё равно до конца не верилось в то, что он решил купить вино лишь для атмосферы. Может, что-то его тревожит? Может, он уже просто не может остановиться?       Я вытянул руку и отвёл светлые пряди назад. Артём тихо, удивлённо промычал и медленно открыл глаза. А потом улыбнулся и потянул меня к себе, двигаясь на диване.       — Я думал, мы собирались смотреть фильм, — сказал я, устроившись на боку, и теперь ждал, пока Артём уляжется в моих объятиях. Дольше него возилась только Золушка. Удовлетворённо выдохнув, он напоследок закинул на меня одну ногу и сказал:       — Полежим и потом посмотрим.       — Спорим, ты ещё даже фильм не выбрал.       — И что ты мне сделаешь?       — Ты чего такой борзый сегодня?       Артём беззлобно засмеялся.       — Что, боишься, займу твоё место?       Я не стал ничего отвечать. Вместо этого защекотал Артёма, которому некуда было деваться. Зажатый между мной и спинкой дивана, он пытался прикрыть рёбра и одновременно защекотать в ответ. Получалось слабо, тогда Артём предпринял попытку спихнуть меня ногами на пол, но эта идея тоже не увенчалась успехом.       — Так нечестно! — принялся жаловаться он через смех.       — Потому что ты проигрываешь? — триумфально заметил я, зажимая Артёма так, что он теперь даже пошевелиться не мог.       Войдя в раж, я принялся легонько покусывать его через измявшуюся рубашку. Он так и не переоделся, вернувшись с универа. Ткань соблазнительно шелестела от каждого прикосновения, укусы быстро сменились поцелуями, а смех Артёма — тяжёлым дыханием. Я облокотился на одну руку и чуть приподнялся, чтобы заглянуть в шальные глаза. Никогда ещё мне не приходилось видеть Артёма таким разгорячённым. Его губы были призывно приоткрыты, и я не стал долго думать, прижался к ним в поцелуе и тут же глубоко проник языком внутрь, вызывая удивлённый стон. Но уже скоро Артём зарылся пальцами мне в волосы и крепко держал на месте, не позволяя отстраниться. Я что, идиот добровольно прекращать всё это?       В домашних штанах становилось тесновато, бедром ощущалось возбуждение Артёма, и моё тело стало покалывать от предвкушения. Я забрался рукой под рубашку, наивно полагая, что в этот раз всё будет иначе, но Артём тут же разорвал поцелуй. Он растеряно глянул вниз и тревожно впился пальцами в мои плечи. Даже будучи не слишком проницательным, я понимал, что и без чёткого «нет» тут что-то не так.       — Что такое? Ты не хочешь, чтобы я тебя касался?       Я заранее знал, что это не так, ведь чаще всего Артём первым обнимал меня, а только минуту назад самозабвенно отвечал на поцелуй. Но стоило залезть под одежду, как он мгновенно соскакивал. Какое-то странное, но твёрдое правило в его голове гласило, что перейти невидимую черту можно лишь при определённых условиях. Мне казалось, что все они уже соблюдены, ведь мы встречались и знали друг друга далеко не первый день.       — Не совсем, — ответил Артём, но ладонь мою всё же убрал и одёрнул рубашку вниз. — Просто… насколько ты серьёзен?       Я отстранился и с прищуром посмотрел на него.       — Ты мне не доверяешь?       — Дело не в этом. Но раньше ты говорил, что тебе не нужны отношения. Я не хочу… чтобы ты…       «Чтобы ты меня бросил», — вот что он хотел сказать. Я удивился тому, как впервые чётко смог продолжить чью-то мысль, но куда более сильное удивление вызывал тот факт, что боялись мы одного и того же. Из страха быть отвергнутыми мы не допускали друг друга к определённым вещам. Вот только в моём случае кодовый замок стоял на мыслях, а не штанах.       Я сел на диване, чтобы лучше обдумать ответ, но Артём расценил это по-своему, тут же подорвался с места и вцепился в моё предплечье.       — Я тебя обидел? — обеспокоенно спросил он.       — Нет. — Я погладил его напряжённую ладонь. — Нет, сладкий. Я просто не знаю, какой мерой можно измерить серьёзность. Просто пойми, что если я чего-то не хочу, то не делаю, а если хочу, то стараюсь изо всех сил.       Эти слова немного успокоили его, и спустя время я уже искал нужный фильм, а Артём, переодевшись в домашнюю футболку и штаны, делал заказ в японском ресторане.       Мы сидели в уютной атмосфере, прижавшись друг к другу боком, а кисть то и дело ловила ласковые поглаживания тонких пальцев. Каждый раз, когда взгляд падал на Артёма, я понимал, что фильм его не интересует. Он его уже видел. Мою руку, по сути, тоже, но она куда больше привлекала его внимание, и Артём задумчиво выводил на тыльной стороне узоры.       Я тоже уже смотрел этот фильм. А даже будь это что-то новенькое, всё равно предпочёл бы закрыть глаза, склонить голову на бок и прижаться щекой к макушке Артёма. От его волос пахло не чем-то цветочным, а моим шампунем. С одной стороны было приятно, с другой — такой запах ему не шёл. Не удивительно, что он нагло пользовался шампунем сестры. Я искренне верил, что в идеале ему вообще надо было купаться в конфетах.       Дверной звонок нарушил идиллию.       — Заказ пришёл, — пробормотал Артём.       — Угу, — лениво протянул я.       — Надо открыть, — посоветовал Артём, не сдвинувшись с места.       — Угу.       Звонок повторился. Мы тяжело вздохнули и нехотя отстранились друг от друга.       Роллы стоили нашей недолгой разлуки, даже Артём ел их без уговоров. И не стал противиться моему бескультурью, а присоединился к нему и брал еду прямо руками. Правда, подход к трапезе у него был какой-то странный.       — Зачем ты их надкусываешь? — спросил я.       — Потому что целиком в рот не помещаются.       — У меня помещаются, — сказал я, как раз берясь за новый ролл.       — А у меня — нет. Слишком большие.       — Слишком большой для тебя, — с набитым ртом пошло сказал я.       — Прожуй сначала, извращенец.       Я безобидно пихнул Артёма в бок, он ответил мне тем же, вытирая пальцы салфеткой, а затем потянулся к пульту, чтобы сменить титры закончившегося фильма на первый попавшийся канал. Я не понимал, почему мы просто не выключим телевизор, если моё внимание было направлено на Артёма, а его — на табуретку с тарелкой суши и бокалами вина, которую он отодвигал подальше от дивана.       — Ты наелся?       — Да, — ответил Артём, прижимаясь ко мне и обнимая за шею.       В это слабо верилось. Как можно было наесться четырьмя роллами, пусть и большими? Но лишние мысли быстро выветрились из головы, стоило только почувствовать невинный поцелуй в плечо.       Обнимая, Артём всегда льнул ко мне всем телом. И я ещё никогда не чувствовал столько любви. Не знаю, как он это делал, но каждое его прикосновение было пропитано безмолвным признанием.       Я был влюблён. Я был любим. Наконец-то.       Я крепко обнял его в ответ, ещё немного и кости захрустят, но Артём только удовлетворённо выдохнул. Подобный звук порождал чувство радости и уверенности. Я самозабвенно водил ладонями по его спине, прикрыв глаза от удовольствия, что дарили пальцы Артёма, зарывшиеся в волосы на загривке.       — Ты как будто вот-вот замуркаешь, — с тихим смешком сказал Артём, смущённо заглядывая мне в лицо.       — Я много времени провожу с Золушкой, так что как знать.       Я поймал его губы и сходу углубил поцелуй. Хотелось почувствовать Артёма как можно сильней. Зная, что он, скорее всего, вновь закроется, я всё равно рискнул залезть под низ футболки, совсем чуть-чуть, кончиками пальцев. Артём, конечно же, почувствовал, и на секунду замер, но прерывать поцелуй не стал.       Вот это прогресс! Кто бы знал, что когда-то я буду радоваться таким невинным мелочам. Но даже они жутко возбуждали. И не меня одного. Краем глаза я видел, как встопорщились домашние штаны Артёма.       Он отстранился, тяжело дыша, и смотрел куда угодно, но только не мне в глаза. Я понял, что в отличие от меня, Артёма всё происходящее смущает настолько, что он теряет почву под ногами. Дело не в недоверии, а в том, что эта ситуация для него абсолютно новая. Вместе с тем я пришёл к мысли, что сам он вряд ли решится сделать новый шаг, даже если очень захочет. Мне не стоит действовать напористо, но при этом ненужно оставлять попыток зайти дальше, чем в предыдущий раз.       Артём наклонился, потянулся за бокалом вина, оставленным на табуретке, и сделал два шумных глотка. Смущённый взгляд уставился в ковёр. Я забрал у Артёма бокал и залпом выпил остаток.       А затем, под разыгравшийся за окном ливень, мы стали смотреть телевизор.       

***

      К тому времени, как мы легли, дождь разошёлся не на шутку. Артём мирно лежал рядом, а я думал о том, что паршиво будет, если после такой погоды вновь нагрянут морозы и всё обратится в сплошной каток.       — Когда за окном дождь, а ты под мягким одеялом, так уютно становится, — сказал Артём. — Ещё и ты рядом.       Он придвинулся ближе и обнял меня за руку. Неизменный оптимист.       На секунду комнату озарило холодным синим светом, я внутренне подобрался, надеясь, что это не то, о чём я думаю.       — Молния? В феврале? — удивился Артём, но голос его был еле слышен через шум в ушах.       Грохот разошёлся по всей округе, и даже с детства зная, что за молнией неизменно следует гром, я невольно содрогнулся. Эта хрень ещё и где-то поблизости ударила!       Артём приподнялся на локте, его обеспокоенный взгляд отчётливо чувствовался в темноте.       — Тебя напрягают молния и гром?       Вот он — мастер подбирать слова. Не «боишься», которое я тут же принялся бы отрицать, а «напрягает».       — Немного, — чуть повернув голову, признался я.       Артём был достаточно близко ко мне, чтобы почувствовать напрягшееся тело, так что ему не составило труда догадаться, что «немного» было явным преуменьшением. Но он не подал вида и прижался к моему боку сильнее, давая почувствовать тепло.       — Этот дом не самое высокое, что здесь есть, так что не о чем беспокоиться.       Уверен, папа думал о том же. Просто дождь, не о чем беспокоиться.       Те немногие, кто знал, что я боюсь молний, думали, что это связано с потерей отца. Мой страх был взаимосвязан с причиной его смерти, но то лишь послужило триггером. Мне никогда не нравились молнии. Я не считал их красивыми, завораживающими или удивительными. Мне было плевать, что это наглядный пример того, что свет быстрее звука. От ярких вспышек я ощущал тревогу, а гром всегда заставлял вздрагивать, как от любого резкого звука. Я считал молнию такой же проблемой, как лужи после дождя, от которых промокает обувь, или раскалённое летнее солнце, способное вызвать обморок.       Природа априори была могущественнее человека и как будто насмехалась над нами, показывая молнию. Меня одолевал первобытный страх от небесного огня, просто потому что он был сильнее.       Успокаивало лишь базовое психологическое доверие к миру, которое внушало, что смерть и несчастные случаи — это всегда про других и никогда — про нас. Но смерть папы нарушила его. Бам, и я понял, что молния реально убивает людей.       Второго удара не произошло, дождь стихал, я начал успокаиваться и вдруг заметил, что всё это время Артём гладил меня по плечу.