К чему приводит пьянство

Как хорошо было спать. Спать и видеть во сне того, за кем шёл всю сознательную жизнь, кем с самого рождения восхищался, к кому годами мечтал прикоснуться. Видеть его рядом таким разгорячённым, страстным, таким послушным и внимательным. Словно так было всегда, как будто между ними не высилась стена из бесконечных условностей, родственных уз, этикета и приличий. Когда твой брат так грозен, так царственен – когда ты поедаешь глазами каждый его жест, каждую улыбку и чёрточку на лице – так хочется увидеть хотя бы сон о вашей близости. Как же не хочется отпускать такие видения. Хочется остаться в них, потеряться в этих сияющих глазах и утонуть в восторге. Как приятно в забытьи подставлять шею под поцелуи, выгибаться в этих сильных руках, стонать для него во весь голос и не стесняться ничего. Во сне некуда спешить и нечего стыдиться. Когда видение подходит к концу, то хочется выть от досады, вцепиться зубами в него и не отпускать ближайшую вечность. Раз. Морвран начал просыпаться. Словно по частям, исчезал желанный образ. Он постепенно проваливался в темноту, рассеивался, и от него осталось лишь лицо. Не желая отпускать ни единой возможности, Морвран отчаянно притянул его к себе и впился в губы. Два. Ощущения показались слишком реальными. Эмгыр даже не успел сориентироваться, когда Морвран, как сумасшедший, вцепился в него, так что ему ничего не оставалось, как сдаться под напором требовательных поцелуев. Где-то на задворках разума совесть тихонько напоминала о чувстве долга, о том, что после этой ночи им ещё жить и видеть друг друга каждый день, но всё это было уже не важно. Важен был Морвран и его ласки, эти хаотичные порывы страсти, сминающие все правила приличия, оставляющие после себя сладкое послевкусие. Как же он его хотел. Как же хотел. Морвран обхватил его бёдра длинными, натренированными не в одном походе, ногами. Впутал в волосы свои аристократические пальцы, растрепал их, прижал к затылку ладони. Ближе. Хотелось быть ближе, спаяться с Эмгыром, дышать с ним одними лёгкими. В какой-то момент, оторвавшись от него и подставив свою шею под засосы, всё ещё пребывая в полубредовом состоянии, он выдохнул: –Ты прямо как настоящий. Даже жалко, что ты исчезнешь. –Не исчезну. –Врёшь. Эмгыр просто прикусил ему ключицу и сжал до синяков бёдра, подождал ответной реакции. Вспомнил о субординации. На всякий случай отстранился и попытался придать максимально безэмоциональное выражение лицу. Дальнейшее развитие событий зависит не от него. Морвран должен понимать, что его ни к чему не принуждают. Эмгыр и так уже натворил непоправимого. *** Ощущение реальности возвращалось постепенно. Сначала Воорхис почувствовал боль в районе плеча. Потом попытался осознанно подвигать ногами. Затекли. Так. Ноги и руки вроде на месте, голова поворачивается. Это ж как он вчера напился, что в таком состоянии лежит? А это кто? На него смотрел император. Его император. Морвран замотал головой, окончательно проснувшись. С ужасом всмотрелся в лицо напротив. Снова это выражение. Ни одной эмоции, не человек – оживший мрамор, бездушный голем, стоит только двинуться – и будешь раздавлен одним движением. За этой безучастной маской можно скрыть, что угодно, но не живой горящий взгляд. И дьявол бы побрал его глаза. Они смотрели прямо в душу. Требовали ответа на немой вопрос: что дальше? А дальше... что? Воорхис убежит и на следующее утро с позором покинет замок? Или его отправят на эшафот раньше, чем он дойдёт до спальни? В любом случае, он больше сюда не вернётся. И если так, то важно ли, что случится сейчас? –Неважно, – сказал сам себе генерал. –Неважно, – ответил сам себе император. К дьяволу будущее. Для них его уже нет. Морвран резко сел, на ходу снимая нательную рубашку. Закончив с ней, он потянулся к застёжкам императорского дублета, но Эмгыр неожиданно встал и начал раздеваться самостоятельно, пресекая все попытки помочь. Приказа был понятен без слов: «Стой и смотри». Просто смотреть было трудно. Разум накрывало желание удостовериться, что это не сон. Хотелось трогать, гладить, прикасаться в каждой выступающей жилке, прижаться к желанному телу и зацеловать до синих пятен, изучить каждый сантиметр этой белой, не тронутой солнцем кожи, так тщательно скрываемой за уже ненужной одеждой. Мучительно хотелось куда-то деть конечности. Рука сама потянулась к члену. Морвран посмотрел на Эмгыра и застыл, на время забыв, как дышать. Фирменный императорский взгляд буквально пригвождает к месту, запрещая шевелиться. Руку пришлось убрать. Вот Эмгыр снимает сапоги, избавляется от штанов и выпрямляется во весь рост. Великое Солнце, не ты ли вложило всё своё великолепие в этого человека? Шрамы. На белоснежной коже россыпь старых шрамов, как у бывалого солдата. Они струятся по коже, впадая в рельефы бёдер, окаймляют руки и спускаются тонкими лозами к животу, очерчивая каждую мышцу. Кто осмелился кощунственно поднять грешную руку на это божество? Любой из них не заслуживает жизни. Они должен быть уничтожены, развеяны в прах, за каждый удар стоит отплатить огромной кровавой раной. Насколько тяжела была дорога к трону, ваше величество? Что же за люди стояли на вашем пути? Спрашивать бесполезно. Император с тёмным прошлым – каждый первый в Нильфгаарде. Даже за половину неразгаданных секретов любого из них можно отправить на эшафот. Глуп тот император, что не умеет молчать. Сколько же тайн вы замолчали от вашего двора, пряча их в самом сердце? И останусь ли в вашем сердце я? Морвран осторожно подходит к этому совершенству, оглаживает ладонями спину и бедра, встаёт на носки и тянется за поцелуем. Кожа такая прохладная и неровная от шрамов. Он смотрит на императора – ни единой эмоции на лице, но глаза горят, требуют ласки, призывают к действиям, и Морвран просто не имеет права останавливаться. Воздух нагрелся от свечей, а кровь бурлит в венах, как кипяток, распаляя сознание и плоть – Морвран дарит последний долгий поцелуй своему любовнику и ведёт к туалетному столику, выцепленному взглядом ещё несколько минут назад. Массажное масло должно быть здесь. Эмгыр подбирал массажистку по рекомендациям брата. Больная спина – не такая уж редкость среди людей его возраста. Отлично, оно на месте. Пахнет чем-то сладким. Император теперь либо сменит его, либо специально оставит всё, как есть. На память. Масло стекает по руке и распространяет по помещению восхитительный аромат. Руку потом придётся отмывать очень долго. Он прикладывает ладонь к шраму на боку и медленно ведёт по нему вниз, ко внутренней стороне правого бедра Эмгыра. За рукой остаётся влажная дорожка, Морвран растирает её по телу. Заглядывает в глаза. Тот непонимающе смотрит на Воорхиса. На непроницаемом лице начинает проступать едва уловимое беспокойство. До генерала доходит: император просто не знает, что делать. С тихим смешком Морвран успокаивающе гладит его по спине, встаёт на цыпочки, медленно зацеловывает скулу и ведёт губами до уха. Прикусывает мочку и тихо шепчет: –Я знаю, что делаю, – язык вылизывает ушную раковину, пока рука вовсю гуляют по члену. Другой рукой, в которой зажат фиал, генерал осторожно пытается довести Эмгыра до кровати. Совершив задуманное, Морвран толкнул партнёра на кровать, подмял под себя, прижался к его груди, вдыхая аромат масла. Теперь они оба будут благоухать им ещё с неделю. Воорхис бросил взгляд на лицо Эмгыра, ожидая, если не ответных действий, то хотя бы согласия, и разглядел в полутьме лёгкий кивок головы. Император резко сел и притянул генерала к себе для поцелуя. И, наконец-то, впервые за всю жизнь, обнял кузена.