К чему приводит пьянство

Изысканный бал, начавшийся лёгкими беседами и утончёнными танцами, обильно сдабриваемых дорогим, даже по меркам императорского двора, вином, плавно перетёк во всеобщую попойку. Примерно к половине двенадцатого огромный банкетный зал представлял из себя скорее кабак, чем помещение для элитного общества. Тут и там толпились компании подвыпившей знати, едва соображавшей, о чём они говорят, за соседним столом мирно сопел вельможа, а под его стулом видел уже, наверное, десятый пьяный сон, его зять. Музыканты, в перерывах между игрой успевшие нахлестаться, теперь лежали вповалку по разным углам (смотря кто куда успел отползти), оставив тяжкое бремя развлечения гостей на последнего непьющего скрипача, который теперь выводил на расстроенном инструменте что-то неимоверно грустное – видимо подстать своему настроению. Впрочем, гостям уже давно было не до музыки – кто-то пьяно переговаривался друг с другом, кто-то яростно выяснял отношения, а кто-то эти отношения укреплял посредством страстных лобзаний напару с бывшим оппонентом где-то за портьерой. Перед алкоголем все равны. Выйдя в маленький садочек, заросший миртом и какими-то непонятными сорняками – за ним давно не ухаживали – Морвран Воорхис с наслаждением втянул сырой воздух. Вот чем действительно хорош Север – так это холодными, влажными от тумана ночами, без духоты и стрёкота всевозможных насекомых. Как бы не была Вызима убога по сравнению с любым нильфгаардским городом, она дарила благословенный отдых после захода солнца. Расплывающимся боковым зрением он отыскал ближайшую беседку и решительно направился к ней. Хотелось прямо на дороге лечь и проспать ближайшую неделю, но остатки аристократической чести не позволяли такого непотребства. Члены императорской семьи не ночуют прямо на садовой дорожке, они добираются хотя бы до беседки, а в идеале – до своих покоев, но текущее состояние Воорхиса явно не позволяло такой роскоши. Наконец, преодолев злосчастные двадцать метров до строения, генерал заглянул внутрь, в надежде, что это место никто не облюбовал для любовных утех. Как назло, там кто-то был. Из беседки, обильно обставленной свечами, на него смотрел Эмгыр вар Эмрейс. Напротив него копался в каких-то, наверняка очень важных, бумагах, посол Танкреда Тиссена, пока что не заметивший новоприбывшего. Кажется, он приехал решать какие-то вопросы с поставками золота, или с культурным обменом, ну или ещё чего – уже не важно. Важно то, что сейчас император смотрел на него. Боже, как же он смотрел. В колышущихся отблесках от свеч его лицо выглядело высеченным из мрамора. Непроницаемое, равнодушное, осунувшееся от вечного недосыпа, но в глазах цвета закатного солнца плескалось едва сдерживаемое раздражение. Образ кумира миллионов и лично Морврана Воорхиса. Вот он – настоящий правитель. Неважно, во что он одет, как сильно разбирается в искусстве, насколько доброжелателен, важно, как он держит себя. Такой император будет императором даже в потрёпанных доспехах. Морвран равнялся на него всё своё сознательное существование. Быть как вар Эмрейс, рядом с вар Эмрейсом, для вар Эмрейса... Кем? Когда это следование за гением переросло в нечто личное и настолько чувственное? Он не знал. Просто однажды посмотрел ему в глаза и не захотел отводить от них взгляд. Сцеловать каждую морщинку около них и до щемящей нежности ласкать губы императора. Быть рядом с ним в трудные часы и разделять радости жизни, проводить вместе редкие минуты свободного времени и делиться, делиться, делиться переживаниями. Эмгыр стал интересен Воорхису не как идеал, а как человек. Такой же недостижимый и такой же сложный. Как же невовремя Морвран зашёл сюда. –Ваше императорское величество... –только и сказал генерал. И пропал в этих глазах. Он просто пропал. Замер на входе в беседку, забыв поклониться и поздороваться. На шум обернулся пожилой мужчина, сидящий на другом конце стола. Заметил в дверях шатающегося Воорхиса. Добродушно усмехнулся. –Прочь, – бросил Эмгыр. Медленно вдохнул и повернулся к послу: – Прошу простить моего кузена за неподобающее поведение, – так же медленно выдохнул. В подобных ситуациях очень важно контролировать гнев. С помощью дыхания, например. – Было бы за что прощать. Вы ещё Танкреда не видели, –всё та же добродушная усмешка. Впрочем, этот факт мало утешал. Стараясь держаться как можно ровнее, отсчитывая каждый шаг, Морвран поспешил обратно, медленно трезвая. Нужно было сразу идти в покои – все нормальные люди давно спят. Как оказалось, протрезветь удалось ненадолго, ибо, стоило только дойти до ближайшего поворота в гостевое крыло, как он потерял ориентацию в пространстве, ибо отыскать самостоятельно дорогу до спальни в таком состоянии было невозможно. Генерал Воорхис напивался и раньше, причём весьма по-генеральски, но точно не в первый день по приезде во дворец. Он до последнего надеялся, что встретит по дороге слугу, который объяснит ему хотя бы примерный маршрут, но чаяния не оправдались, поэтому Морвран был оставлен на произвол судьбы в стенах коварного здания. Вызимский замок определённо был построен на крови крестьян, иначе объяснить его громадность на фоне бедняцких городских лачуг было просто невозможно. Наконец, найдя нужную дверь, он ввалился в просторную комнату и с облегчением вздохнул. Последние силы, честь и достоинство были потрачены на то, чтобы мало-мальски раздеться – в конце концов, он цивилизованный человек, пусть и нецивилизованно набравшийся. Дойдя до вожделенной кровати, Воорхис отрубился. *** Император зашёл в свою спальню и прикрыл дверь. Подошёл к столику около огромного окна, облокотился о спинку ближайшего стула и прикрыл глаза. Спать. Сегодня он сможет выспаться. Последние соглашения заключены, а завтра ничего важного нет. От такого бала все будут отходить дня два, так что дела заблаговременно перенесли на несколько часов позднее. Спокойный сон – маленькая радость большой взрослой жизни. Постояв так минут пять в блаженной прострации, он сел за стол, взял графин и налил себе воды. Хотелось поскорее протрезветь после банкета, потому алкоголь вызвал вовсе не радость от самого факта существования, а желание обдумать каждый прожитый день, дать каждому своему действию критическую оценку, а после повесится от тяжести бытия и неутешительных результатов. Вода была холодной от сквозняка, дующего со стороны незакрытого окна и дарила хоть какое то облегчение. Эмгыр налил ещё полбокала и подцепил со стоящего рядом блюда виноградину. Дьявол забери этот вечер, он даже почти не закусывал. Хитрый посол со своими гравюрами так уболтал вар Эмрейса, что времени на еду не оставалось. Мало того, что предусмотрительный дед слопал почти всё, что принесли в беседку (видимо, это было частью дипломатической миссии), так ещё и подливал вино с виртуозной ловкостью, спровадив под каким-то предлогом куда подальше слугу. Этот медитативный процесс был прерван каким-то то ли стоном, то ли кашлем со стороны кровати, которая находилась в тёмной части комнаты за ширмой. *** Эмгыр, понимая, что для него этот вечер может закончиться плачевно, стал продумывать стратегию выживания. Кто бы там не прятался, никто не будет ждать тебя в темноте в твоей собственной спальне, чтобы пожелать доброй ночи. Так. Оружие рядом с кроватью. Там сидит вражина. Стражу звать бесполезно – после пары незадачливых ассасинов и переодетых рыцарей император не доверял ей настолько, что, в итоге, обзавёлся ключами и запирался сам. Тем более, если убийцы в комнате, то в коридоре они точно присутствуют, покушения такого масштаба не делаются в одиночку. Тем не менее, стоит попытаться спрятаться там, ведь тут определённо не получится отсидеться. Чтобы выбежать в сам коридор, потребуется секунд девять – добраться до двери и открыть её, так что сразу подойти не удастся, поэтому император метнулся к камину, чтобы схватить висящий над ним меч, понимая, что толку от него, как от ножа для масла – тяжёлый и громоздкий, изготовленный специально для того, чтобы быть украшением, он не мог нормально использоваться в бою. Отступив в полутень, Эмгыр напряжённо подождал дальнейших действий от возможных ассасинов, но ничего путного не происходило. Спустя две минуты тягостного ожидания и гробовой тишины, была предпринята попытка продвинуться к двери. Медленно, но верно, осторожными шагами Эмгыр подошёл к стене и вгляделся в темноту. В темноте что-то зашевелилось. Выстонало имя императора голосом Морврана Воорхиса. Захотелось то ли заржать, то ли тоже выругаться. Желание выругаться победило, но тут же было задавлено праведным гневом, поэтому вместо потока брани он просто подошёл к лежащему телу и пнул его под бок. Несильно. Ведь это тело – его любимый кузен. Ну, может не такой уж любимый, просто другого нет. Тем не менее, Морвран от пинка не очнулся, только застонал ещё громче. Вздохнув, Эмгыр отошёл к столу, зажёг канделябр, вернулся к кузену и поставил конструкцию на прикроватный столик. Вгляделся в тусклом свете в мягкие черты лица. Сбитое дыхание, растрёпанные длинные волосы, раскрасневшиеся закушенные губы и... перегар. Куда ж без него. Впрочем, если абстрагироваться, то картину это не портило. На груди подрагивали длинные, ухоженные пальцы с короткими ногтями. В отличие от большинства аристократов, Воорхис не отращивал их, а аккуратно подстригал – любил фехтование. Эмгыр взял его за руку. Когда-то эта большая и тёплая ладонь была гораздо меньше. Как только император снова взошёл на престол, то сразу приметил его. Воорхис подбегал к Эмгыру и кланялся, улыбаясь во весь рот. Он просил его рассказать об Империи. Мог потратить всё свободное время на наблюдение за его делами. Даже когда он вырос, император видел в нём того самого юркого мальчишку, любимца двора и гордость родителей. Он любил литературу, банкеты и обожал лошадей. Он разбирался в винах и ухлёстывал за дамами. Он командовал «Альбой», плёл заговоры, был изящным и хладнокровным убийцей, этими самыми прекрасными ладонями он подсыпал в бокалы яд и подписывал смертные приговоры. И всё в свои двадцать два года. Он был для Эмгыра великолепным шпионом, гениальным тактиком, хорошей партией для Цириллы, но... он никогда не был для него таким красивым, таким чувственным. Прямо сейчас он лежит на его кровати и выстанывает имя императора, видя своего правителя во сне. Он преступно восхитителен. Эмгыр осторожно поцеловал костяшки пальцев. Пусть так, пусть всё останется так. Он никому не скажет об этом случае, он сохранит себе на память этот румянец, эти стоны и белоснежные ладони. На утро генерал всё забудет и останется только неловкость от пробуждения в чужой спальне. Пусть так. Он просто случайно зашёл в императорские покои, он же случайно и из них и выйдет. А пока Эмгыр просто полюбуется на прекрасного юношу, отдающего свою жизнь на благо растущей Империи. Они будут и дальше вести светские беседы, подписывать сотни указов, дискутировать о политике в запущенном темерском саду, и только лёгкая полуулыбка будет напоминать им о том чудесном вечере вдвоём. Ничего же не случится, если он его поцелует? Генерал спит крепким сном и видит в нём императора, который только сейчас разглядел его красоту. Как поэтично. Прямо как в балладе. Эмгыр наклонился над Морвраном и положил свои руки ему на плечи. Воорхис весь напряжён, его кожа горяча, как солнце, которому поклоняется весь Нильфгаард. Император медлил. Заслуживает ли генерал такого обмана? Сможет ли сам Эмгыр спокойно жить и спать, зная, что он преступил границы дозволенного? Сможет ли он смотреть на него, как раньше? И есть ли дорога назад из той бездны, в которую он рискует провалиться? Последний здравый смысл унёс очередной стон Морврана. Такой сладкий и нежный, что Эмгыр не простил бы себя, не поймав этот звук. Раз. Поцелуй. Такой лёгкий и мягкий, как первая сирень. Аккуратный, точно выверенный, рассчитанный на то, чтобы ощутить и запомнить все нотки вкуса, чтобы успеть рассмотреть каждую родинку на лице того, кого целуешь. Как же хорошо с ним. Он такой чувственный и податливый, что хочется кричать от этой нежной пытки, вытянуть всю душу, оголить нервы и сыграть на них сонет. Два. Эмгыр почувствовал, что ему отвечают.