Вселенная грешников

      наши дни       Я пришел в себя в душной, со спертым воздухом, комнате для допросов.       Обжигающий свет настольной лампы ослеплял и вызывал пассивное раздражение. Мне хотелось кричать, раздирая глотку, от безысходности, просачивающейся через пальцы ног к мозгу, однако сил хватало лишь на то, чтобы прикрыть глаза, атакованные черными пятнами, появляющимися обычно после игры в «гляделки» с палящим солнцем.       К тому моменту состояние аффекта испарилось и потеряло свою власть над моим рассудком, а все случившееся перестало казаться игрой воспаленного разума и приняло оболочку свершившегося факта. Все звуки стали оглушающе громкими, запахи чересчур назойливыми, а любые прикосновения абсолютно невыносимыми.       Ломота в стянутых наручниками кистях, вгрызалась в мозг. Я начал часто и глубоко дышать, чтобы пресечь на корню вновь пробудившуюся панику, но никак не мог предвидеть того, что моя попытка возымеет ровно противоположный эффект. С каждым вздохом отчетливый металлический привкус на языке становился все ярче и тошнотворнее. Мне хотелось вывернуться наизнанку от стоящего смрада запекшейся крови, а невозможность обнаружить ее источник приводила в ужас.       Слепящий свет был пыткой. Буря, разворачивающаяся внутри меня, причиняла нестерпимую боль. Поэтому, когда бесконтрольный мучительный стон вырвался наружу, человек, сидящий напротив, развернул лампу к стене, погрузив нас обоих в тень.       Он представился старшим следователем Чжи Чан Уком. Будучи уверенным, что завладел моим вниманием, следователь Чжи зачитал внушительный список обвинений, после чего приступил к допросу. Я же, в свою очередь, был не в силах сфокусироваться ни на едином его слове и лишь по интонациям догадывался, что он задает вопросы.       — При каких обстоятельствах вами были совершены…       Я отключил звук и ухватился за воспоминание.       Запах сырой земли, впивающейся в ноздри. Тяжесть безжизненного тела, напоминающего решето. Темная густая жижа.       Кровь.       Его кровь.       — …действия каждого участника…       Мой взгляд упал на руки и обнаружил источник смрада, вызвавшего панику.       — Вы меня слышите? — голос следователя бесцеремонно вклинился в самый свежий эпизод, вызволенный из моей памяти, что вынудило меня впервые встретиться с ним взглядом.       Не знаю, что он увидел в моих, но в его глазах я отчетливо читал страх. Чжи Чан Ук боялся меня. Осознание этого возбуждало и придавало силы.       — Тебе известно, кто я? — нечеловеческий хрип, с которым вырвались наружу слова, заставил следователя содрогнуться и безотчетно дернуться.       Непростительная реакция для должностного лица, всеми силами пытающегося заработать авторитет в глазах преступника. Его провальное усилие замаскировать неловкость громким кашлем сделало ситуацию конфузной и полностью дискредитирующей Чан Ука как следователя.        Я почти рассмеялся над этой жалкой попыткой прикрыться, чем оскорбил достоинство своего компаньона, превратив его в маленького закомплексованного мальчика. Не стерпев подобного унижения и покраснев, словно застигнутая за блудом монахиня, Чан Ук стремительно покинул комнату и уже через полминуты вернулся со стаканом воды и двумя таблетками обезболивающего. Подобного рода гуманность он использовал в качестве прикрытия своего бегства, вызванного стремлением взять под контроль эмоции. По крайней мере, других причин для его милосердия я не находил.       К тому моменту, когда живительная влага оросила образовавшуюся внутри меня пустыню, а ноющая боль перестала так ощутимо терзать плоть, следователю удалось взять под контроль свои эмоции и открыть последнюю страницу моего дела, подведя допрос к наиболее интересующей нас обоих теме.       — Вы подозреваетесь в убийстве, по меньшей мере, шести человек, — его суровый голос на фоне оленьих глаз звучал весьма комично и крайне неправдоподобно.       Разумеется, он избегал прямого ответа на мой вопрос. В конце концов, таким, как Чан Ук, известно, что главный в диалоге тот, кто задает вопросы, а он, будучи следователем, никак не мог позволить мне взять на себя доминирующую роль.       — Следовательно, величать меня стоит убийцей? — предположил я то, что хотели от меня услышать. — Или, может, серийным убийцей?       Несмотря на то, что лицо мое поразила усмешка, а в интонациях сквозили ничем неприкрытые презрение и цинизм, вопросы мои вовсе не были риторическими. Следователь Чжи считал меня монстром, и в этом заключалась его главная ошибка.       Однажды Ми Ён читала книгу Микки Нокса о небезызвестном серийном убийце Джеффри Дамере и поделилась со мной одним высказыванием, которое прочно засело в моей голове. Оно гласило следующее: «Понять ход мыслей человека, совершившего убийство, можно. Но вот что можно сделать с монстром? Как понять его мысли?» Я монстром не был, а потому рассчитывал на понимание.       — Прекрати паясничать! — рявкнул Чан Ук, звонко ударив ладонью по столешнице и грозно направив на меня указательный палец. — Ты принадлежал к преступной группировке, именуемой Кровавой семеркой, и, впоследствии, убил всех ее участников. Зачем ты это сделал? Каковы твои мотивы? Отвечай немедленно! — следователь со злостью развернул лампу, направив ее свет на мое лицо.       — Не горячись, следователь Чжи, — снисходительно прошу я, прикрывая глаза руками, чем мгновенно вызываю режущую боль в кистях. — Ни к чему устраивать это дешевое представление. У нас еще есть время. Я все тебе расскажу.       Я говорил искренне, и это не ускользнуло от Чан Ука, который вернул лампу в прежнее положение.       — Ты прав, спешка ни к чему, — с нескрываемым отвращением бросил он. — У нас вагон времени, а когда мы закончим, я лично позабочусь о том, чтобы ты до конца дней своих гнил в тюрьме.       — Полагаю, для тебя это не составит особого труда, — я позволил себе негромко рассмеяться. — С моими деяниями посадить меня за решетку под силу даже такому новичку, как ты.       По лицу следователя пробежала тень. Было слишком очевидно, что мои слова немало задели его.       — Тебе следует лучше контролировать свои эмоции, — небрежно бросил я, добив Чан Ука словами о том, что все могу прочесть по его лицу.       Еще до того, как он решился, мне было известно, что он предпримет. Удар в челюсть пусть и не стал для меня неожиданностью, однако его предсказуемость не уменьшила боли им причиненную.       Следователь Чжи расхаживал по комнате, громко чертыхаясь и растирая кулак.       — Это ты тоже ожидал, ублюдок? — брызжа слюной, бросил он.       В ответ я лишь сплюнул кровь и оскалил окрашенные ею зубы. Глаза следователя Чжи от этой дерзкой провокации грозили вывалиться из орбит. Все его конечности тряслись и, клянусь, я слышал, как клокочет его горло. Он схватил меня за футболку и стащил со стула, придвинув свое лицо к моему на расстояние поцелуя.       — Ты находишь это смешным? — Чан Ук проорал мне вопрос в лицо и швырнул меня на пол.       Бетонное покрытие и мой копчик, которым я к нему приложился, самое отвратительное сочетание, которое можно себе представить. У меня сыпались искры из глаз от стреляющей боли в области поясницы.       — Сукин сын, — сквозь стиснутые зубы выдавил я.       Желваки Чжи Чан Ука вздулись, а костяшки пальцев в сжатых кулаках побелели настолько, что казалось, кожа на них вот-вот треснет. Весь его вид кричал о том, что он едва сдерживается, чтобы не убить меня на месте.       — Тащите его в камеру! — приказал он, в конец обезумев.       Дверь распахнулась, впустив потоки свежего воздуха. Я успел сделать жадный вдох, прежде чем меня оторвали от пола и поволокли к выходу.       — Посмотрим, как ты заговоришь завтра, — бросил мне в след Чан Ук и с грохотом опрокинул стул. — Я с тобой еще не закончил.       Я пялился на перевернутый стул, пока меня тащили по серому коридору, и смаковал горький привкус паники на языке.       — Подожди, следователь Чжи, — собрав остатки сил, крикнул я, когда осознание неизбежного конца вновь коснулось меня своими щупальцами.       Я не мог ждать до завтра. Никакого завтра у меня не было. Я собирался уйти сегодня. Поэтому мне необходимо рассказать все сейчас, иначе я просто сойду с ума.       — Давай поговорим, — спокойно прошу я, но на последнем слоге мой голос предательски срывается.       Пожалуй, это меня и спасло. Следователь Чжи тяжело вздохнул и прикрыл глаза, словно считал до десяти, а после жестом приказал вернуть меня обратно.       — Мне придется начать с самого начала, — предупредил я, когда все формальности были улажены, и мы вновь оказались сидящими друг против друга.       — Начинай, — небрежно бросил он.       Я почувствовал, как заработала вентиляция, и заметно расслабился. Сделав несколько вдохов, я послушно исполнил его приказ.       — Мафия в Сеуле появилась задолго до нашего с тобой рождения. Те, кого мы знаем, лишь наследники Чхве Сихвана и Чон Кван Рёля. Подними архивы, уверен, на них висит множество нераскрытых дел, — я сплюнул кровавую слюну под неодобрительные взгляды Чан Ука. — Классический случай: двое друзей решили уйти от реальности и добиться собственной справедливости. Именно так и появилась Чека — самая старая и могущественная группировка. Дела стремительно шли в гору, и два приятеля в кратчайшие сроки подмяли под себя Сеул, а впоследствии и всю Южную Корею. Влияние росло, Чека увеличивалась, как реки по весне, и все бы ничего, но для двух львов в этом прайде места не было. Чхве Сихван и Чон Кван Рёль быстро поняли, что их взгляды не совпадают, и в Чеке случился раскол. Междоусобица завершилась победой Кван Рёля, и власть в управлении бандой перешла в его единоличное распоряжение. Чхве Сихван и парочка его последователей покинули союз, но не отошли от дел. Они создали новую группировку — Черный георгин. Когда влияние Черного георгина сравнялось с влиянием Чеки, Чон Кван Рёль, предупреждая войну, предложил перемирие и раздел территории. Проведи линию от Сеула до Пусана через Тэгу и получишь их границу, — я указал рукой на висящую на стене карту. — Правая сторона по направлению к Корейскому проливу стала принадлежать Черному георгину, а левая Чеке. Первых этот расклад не устроил.       — И они развязали войну, — утвердительно кивая головой, заключил следователь Чжи.       — Видишь, и ты кое-что знаешь, — похвалил я. — Развязалась страшная бойня не на жизнь, а на смерть. Каждая из сторон пыталась привлечь как можно больше союзников. Врагов, прежде чем уничтожить, сначала переманивали и, если те сопротивлялись, их безжалостно убивали.       — Полегло много гражданских, — Чан Ук пытался сохранять хладнокровие, но я отчетливо слышал в его интонациях осуждение и ненависть. — Почему? Зачем они им понадобились? Вся страна была завалена трупами.       — Происки Черного георгина, — я тоже осуждал их за это. — К слову, в этом и заключалось расхождение во взглядах Сихвана и Кван Рёля. Чхве Сихван опьянел от власти. Прочувствовав безграничную силу, полную безнаказанность и свое превосходство, он беззастенчиво этим воспользовался. Пошли волны насилия над женщинами и убийства мирного населения. Чон Кван Рёль пытался заметать следы и компенсировать утраты потерпевшим, но Сихвана это только распаляло на новое и еще более изощренное насилие. Наши законы, — я запнулся, когда наткнулся на скептически изогнутую бровь Чан Ука. — Да, следователь Чжи, у нас тоже есть законы. Они призывают давать отпор только равным по силе и в большей степени направлены на оборону.       — Как благородно, — язвительно отозвался Чан Ук и плотно сжал челюсти.       — В этой войне победу снова одержала Чека, — проигнорировав его комментарий, продолжил я. — Чхве Сихван был убит Чон Кван Рёлем.       — Если бы не был в курсе всей этой истории, подумал бы, что ты мне пересказываешь Короля льва.       Я искренне и громко рассмеялся. Готов поспорить, что губы Чан Ука то же дернулись от сдерживаемого смеха.       — Да, похоже, — согласился я. — Только на этот раз выжил Муфаса.       Я попросился в туалет и пожелал стакан воды. После того, как обе мои просьбы были удовлетворены, я продолжил.       — К сожалению, смерть Чхве Сихвана не означала смерть Черного георгина. Новым главарем банды стал бастард Сихвана — Чха Сын Вон. Это его наследие и проклятие для всего нашего мира.       Я отметил, как напряглось тело Чан Ука, и как исказилось в гримасе его лицо, когда прозвучало имя Сын Вона. Он ненавидел его так же, как и я. Как мы все.       — Мы не такие уж и разные, следователь Чжи, — с напором произнес я. — Во всяком случае, враг у нас с тобой общий.       Чан Ук нервно усмехнулся, однако не стал отрицать мое утверждение.       — Чха Сын Вон превратил Черный георгин в легальное подполье. С подачи государства все участники продолжали творить бесчинства и при этом, как тебе известно, всегда выходили сухими из воды, — я поднес стакан к пересохшим губам и смочил горло. — Пес его знает, как Сын Вону удалось добиться такого расположения со стороны правительства. Полагаю, он крепко схватил за яйца какого-нибудь чиновника. Впрочем, выяснять эти подробности твоя забота, следователь Чжи. Нас это мало интересовало.       — Ты прав, я кое-что об этом знаю, — согласно кивнул он и жестом предложил продолжить.       — В то время, как Сын Вон укреплял свои позиции в криминальном мире, Кван Рёль, в силу возраста, ровно пропорционально их терял.       Я попросил сигарету. Повертев ее в измазанных запекшейся кровью руках, зажал губами, и тогда Чан Ук щелкнул перед моим лицом зажигалкой, выпустив язычок синего пламени. Я глубоко затянулся и ощутил сильное головокружение и тошноту.       — Примерно здесь, где баланс сил начал сменяться, и начинает свою историю Кровавая семерка, — перед глазами заплясали черные мушки и вынудили меня зажмуриться.       — Что ты мне в уши дуешь? — не выдержал Чан Ук. — В это время вы все были детьми. Каким образом ваша шайка может начинать здесь свою историю?       — В этом-то и проблема, следователь Чжи, мы все действительно тогда были детьми, — я робко сделал еще одну затяжку, но, к счастью, на этот раз не почувствовал ничего необычного. — Когда Ким Намджуну было пятнадцать лет, его родителей сбил насмерть Чхве Мин Сик — старший брат Сын Вона. Последний, естественно, отмазал братца от тюрьмы, и юный Намджун впервые вкусил несправедливость жестокого мира. Не желая отправляться в детский дом, Намджун сбежал от полиции и, по воле судьбы, встретил Чон Ильхуна — племянника того самого Чон Кван Рёля. Вместе они добрались до штаба Чеки, и Ким Намджун под чутким руководством Кван Рёля познал таинства криминального мира. Не успел он толком прикипеть к своему наставнику, как оказался на его похоронах.       — Чха Сын Вон отомстил за смерть своего отца, убив Чон Кван Рёля, — вмешался Чан Ук.       — Не просто отомстил, но и завершил его дело, — добавил я. — Поскольку у Кван Рёля не было своих детей, Чеку унаследовал его племянник Чон Ильхун, которого он любил и воспитывал как родного сына. Если бы не Ильхун, Чека прекратила бы свое существование вместе со смертью Кван Рёля, — я сделал последнюю затяжку и бросил окурок в стакан с недопитой водой. — Думаю, именно тогда, когда Кровавой семерки и в планах не было, Ильхун и Намджун дали обещание, что где бы ни находились и что бы с ними не происходило, они всегда придут друг к другу на помощь.       — И что Ким Намджун? Разве он не остался с Ильхуном? — полюбопытствовал Чан Ук.       — Нет, — я отрицательно мотнул головой. — Намджун отправился в свободное плавание, лелея мысль о том, чтобы когда-нибудь отомстить убийце своих родителей.       — Получается, тогда он и принял решение создать группировку? — не унимался Чан Ук.       — Я же уже говорил тебе, следователь Чжи, — я не сдержался и закатил глаза, —  что Кровавой семерки тогда еще и в планах не было. Намджун создаст ее только спустя восемь лет.       — Чем же, черт возьми, он все это время занимался?       — Сейчас это не имеет никакого значения! — упрямо отклонился от вопроса я и не заметно для себя повысил голос. — Имеет значение лишь то, что мы все по вине Чха Сын Вона лишились чего-то очень важного.       —  Пол страны лишилось по вине Чха Сын Вона чего-то очень важного, —  так же яростно возразил Чан Ук. — По-твоему, это достаточное оправдание всему тому, что вы сделали?       —  Ты глубоко заблуждаешься, следователь Чжи, если считаешь, что я сейчас перед тобой оправдываюсь, —  он попытался что-то возразить, но я не дал ему раскрыть и рта. —  Ты вообще пребываешь в заблуждении с самого начала.       —  О чем ты говоришь? — его брови поднялись вверх, образуя бороздки морщин на лбу.       — О том, что ты знаешь ровно столько, сколько мы позволили тебя узнать.       На лице Чан Ука проявились багровые пятна. Он оскалил зубы и уперся указательным пальцем в стол.       — Ваша банда…       — Мы никогда не были просто бандой, — перебил его я, не желая слушать очередные предрассудки, — мы всегда были семьей.       — Да? —  его смех сотряс стены комнаты.       Чан Ук медленно подошел ко мне и склонился над моим левым ухом.       —  Раз вы были семьей, зачем же ты их убил?       Я медленно повернул к нему лицо и растянул губы в свободной улыбке.       — Ты так ничего и не понял, следователь Чжи.