I Need You

      Чанбин ловит его возле лифта. Он обхватывает младшего почти всем телом; сильные руки крепко обвиваются вокруг тонкой талии, наполовину поднимая от пола.       – Нет, ты этого не сделаешь, – ругает Со. – Даже не вздумай, Ян Чонин. Когда сбежал в прошлый раз, ты перепугал нас до полусмерти. Ты вернёшься внутрь, и будешь сидеть смирно, и позволишь нам заботиться о тебе, даже если хёнам придётся сидеть прямо на тебе всю ночь, ясно?       Чонин позволяет тянуть себя обратно по коридору, немного провисая в сильных руках Чанбина и задыхаясь от попыток не расплакаться. Чан стоит у двери, держа её открытой. Меж бровей пролегла глубокая, печальная морщина.       – Иди сюда, родной.       Вдвоём они заводят младшего в гостиную, зажав его между собой. Чонин чувствует, как вздымается собственная грудь, а справа пульсирует фантомная боль от давно зажившего сломанного ребра.       Он весь сжимается в углу дивана, притягивая к себе колени и пытаясь ни на кого не смотреть. Не хватит слов, чтобы выразить своё сожаление о том, что он только что сделал. Проблемы, которые он вызвал. Он навредил их карьере, их жизням. Всему, над чем они так упорно работали. Он предал их.       – Компания сейчас работает над заявлением, – говорит Чан, как будто их разговор не прерывался. – В слитой информации говорится, что менеджер был уволен из JYPE и арестован после того, как Чонин обвинил его в насилии.       – "Обвинил"? – пищит Джисон. – Это... Имеешь в виду, там даже не говорится, что это правда?       Чан вздыхает.       – Все статьи написаны немного по-разному, – поясняет он. – Некоторые звучат так, будто это подтверждено, некоторые — нет. Первые просто говорят о том, что это артист JYPE или мембер Stray Kids, но в более поздних фигурирует имя Чонина. В двух изданиях неверно истолковали и говорят, что это Феликс.       Чонин вздрагивает. Феликсу всё это не нужно. Не нужно никому из них. Горло будто оказывается в тисках, когда Чонин сдерживает слёзы. Он тяжело сглатывает, съёживаясь так сильно, как только может.       Чан кладёт тёплую ладонь на его спину.       – В компании хотят написать заявление с подтверждением, что его уволили после обвинения Чонина, и говорят, что мы не будем разглашать никакой информации, пока идёт судебное разбирательство. Сейчас нет ничего о наркотиках или о чём-то, что произошло до этого, и никто не предложил обнародовать эту информацию, – затем он потирает плечо Чонина. – Они вышлют нам заявление, как только смогут, чтобы мы его прочитали, ладно? Ты сможешь изменить в нём всё, что захочешь.       Чонин кивает. В черепе начинает пульсировать головная боль, и Ян чувствует, как в груди бешено стучит сердце, будто загнанная птица. Внутри поднимается тревога. Не потребуется много времени, чтобы она охватила его целиком.       – Нам несколько дней нельзя постить что-то в баббл и инстаграм, – поясняет лидер. – По крайней мере, пока не появится заявление.       – У нас выступление на Music Core в пятницу, – настороженно произносит Сынмин. – Оно всё ещё..?       – Да, никто не говорит, что мы должны отменить наши публичные появления или что-то такое, – отвечает старший. – Всё как и всегда, за исключением заявления и социальных сетей, ладно? – он снова гладит Чонина по спине. – Исыль-хён скоро снова позвонит мне, и они пришлют заявление, чтобы мы могли его посмотреть. Дай мне знать, если хочешь спросить о чём-нибудь, хорошо?       Комната погружается в тишину, и Чонин слышит собственное прерывистое дыхание, неожиданно громкое во всеобщем молчании.       – Всё будет хорошо, – бормочет Чан. – Постарайся успокоиться.       Чонин притягивает колени ближе. Он так устал, и кажется, что глаза дрожат в глазницах, как будто каждая мышца напряжена, чтобы не расслабиться.       Спустя несколько напряжённых минут Чан хлопает ладонями по его коленям.       – Ладно, вы все... идите в душ, или готовьтесь ко сну, или займитесь своими делами, окей? Я дам вам знать, когда позвонит хён или придёт письмо. Нельзя просто сидеть и ждать.       – Скоро привезут еду, – осторожно добавляет Хёнджин.       Желудок переворачивается и, когда остальные начинают покидать гостиную, Ян неуклюже поднимается на ноги, качаясь так сильно, что Минхо издаёт испуганный звук и ловит его за локти, но Чонин высвобождается и заходит в кухню вслед за Феликсом, цепляя младшего Ли за плечо.       – О, – удивлённо роняет Феликс. Он хватает тонсена за руки, как делал это Минхо, и на этот раз Чонин позволяет ему, потому что не уверен, что без чужой помощи удержится на ногах.       – Ликс-хён, – пыхтит Чонин подрагивающим голосом. – Я... я...       – Эй, – зовёт Ликс ласково, – ты в порядке? То есть, очевидно, что нет, я понимаю, но... в чём дело?       Он делает шаг назад, ведя младшего за собой сесть на скамью. Он не опускает запястья тонсена.       Чонин вдруг не может взглянуть ему в глаза — у Феликса такое искреннее выражение, и окрашивающее его лицо беспокойство почти ослепляет. Вместо этого Ян смотрит на свои руки. Никто не пошёл за ними, но Чонин не уверен, надолго ли они наедине, поэтому выпаливает то, что крутится в голове.       – Мне очень жаль, – мямлит он.       Феликс выпускает одну из его рук и касается плеча, чтобы мягко потереть его.       – Чего тебе жаль, малыш? – мягко спрашивает он. – Ты не сделал ничего плохого, слышишь?       За глазами пульсирует тупая боль. В горле застревает ком, будто он вот-вот заплачет, но слёз нет.       – Я... некоторые статьи говорят, что это ты, – выдавливает Ян. – Ты не... это несправедливо. Ты ничего не сделал, тебе это всё не нужно, и это моя ви...       – В этом нет твоей вины, – сразу отрицает Ёнбок. – Её нет, Инни. Я не позволю тебе так говорить. Думаешь, меня волнует, что парочка статей пишут враньё обо мне в интернете? Мы слишком давно дебютировали, чтобы переживать о таком.       Он скользит ладонью Чонину на загривок и мягко сталкивает их лбами. Младший закрывает покалывающие глаза, пытаясь не повиснуть на нём.       – Не извиняйся передо мной за то, в чём ты не виноват, хорошо? – произносит Ли. – Единственное, что меня волнует — это чтобы ты был в порядке. Единственное.       – Но...       – Инни, я люблю тебя, – голос Феликса начинает источать печаль, и Чонин нервно ёрзает на своём месте. – Хён очень сильно тебя любит, слышишь? – продолжает он, поглаживая волосы. – Мне было бы всё равно, если бы все эти статьи были обо мне. Знаешь, я бы хотел, чтобы они были обо мне.       Чонин издаёт неясный звук и падает вперёд, чтобы обнять Феликса, пряча лицо в его шее.       – Нет.       Он редко инициирует объятия. Ощущения другие, чем когда прислоняешься к кому-то на диване, или в машине, или смиряешься, когда обнимает кто-то другой. Немного неловко, немного более уязвимо. Но легче, чем пытаться объяснить сейчас свои чувства.       Феликс сразу обнимает в ответ, немного покачивая их из стороны в сторону.       – Я знаю, что ты устал, – мягко произносит старший. – Давай хён сделает тебе закуску.       Чонин наблюдает, как он кружит по кухне. Единственное, что помогает держать глаза открытыми, — это гудящая тревожность, и юноша осознаёт, как попеременно обмякает на своём месте и напрягается вновь так сильно, что мышцы пронзает боль.       Спустя время к ним заходит Джисон и наваливается на спину Ли, выпрашивая закуску и для него тоже.       – Отстань, – ругает его Ёнбок, – ты сможешь поесть, когда привезут еду. Это только для Инни.       Хан падает на скамью возле тонсена и оглядывает Чонина сверху вниз.       – Йен-а, – канючит он, – каково это — быть всеобщим любимчиком?       Чонин улыбается ему, как может.       Проходит час, прежде чем Исыль звонит снова. Чонин маленькими кусочками сгрыз свою закуску, заказанная еда хёнов была привезена и съедена, все приняли душ и слонялись туда-сюда между своими комнатами и гостиной, как голодные акулы. У Чонина голова кружится от усталости.       Энергия в общежитии резко взлетает или падает, пока её жители чувствуют то усталость, то волнение. Чонин вжимается в угол дивана и пялится в телевизор, пытаясь не думать.       Когда телефон внезапно звенит, он так сильно вздрагивает, что ударяется локтем о стену. Все вокруг сразу замолкают.       – Хён, – отвечает Чан, вставая со своего места. Он мычит пару раз, говорит "да, окей" на английском, а затем поднимает взгляд на младших. – Ладно, я включу динамик.       Он кладёт гаджет на стол, и все тянутся вперёд. Чанбин, что сидит сбоку от Чонина, сжимает его колено.       – Привет, дети, – здоровается Исыль. Кто-то из хёнов мычит в знак приветствия, но Ян сохраняет молчание. Он не уверен, что сможет говорить и не почувствовать тошноту.       – Я знаю, Чан-и рассказал вам, что случилось, – продолжает менеджер. Его голос тоже звучит устало. – Мы отправили вам заявление. Как только закончим разговор, мне нужно, чтобы вы просмотрели его и одобрили как можно скорее, чтобы мы смогли наверстать время после утренних статей. Дело в том, что мы собираемся подтвердить, что менеджер был уволен после физического насилия в отношении Чонин-и, и что сейчас идёт расследование. Мы не можем упоминать о характере насилия, оказываемого до произошедшего, так как это окажет влияние на судебное разбирательство.       Он делает паузу, тяжело вздыхая.       – Некоторые более новые публикации и значительная доля постов в социальных сетях намекают, что насилие было...       Исыль запинается, и Чонин задерживает дыхание.       – Что оно было сексуального характера, – заканчивает менеджер.       Грудь Чонина подрагивает от конвульсий, почти как от рвоты, и Чанбин обнимает его рукой за плечи.       – Наше предложение заключается в том, чтобы не ссылаться напрямую на эти слухи, а просто подтвердить в нашем заявлении факт физического насилия; что Чонин был ранен и сейчас выздоровел, но это был болезненный инцидент, который компания хотела позволить Чонину сохранить в тайне, и, как я уже сказал, что мы не можем раскрыть больше информации из-за продолжающегося расследования.       Чонин слишком вымотан, чтобы усиленно думать; он физически не справляется. Каждый новый случай ощущается как атака на его изношенные нервы. Он выпутывается из успокаивающего объятия Чанбина и поднимается на неслушающихся ногах.       – Я просто... – пыхтит он. – Мне надо... выйти.       Несколько хёнов окликают его по имени, к нему тянутся руки, когда он протискивается мимо, но Чонин продолжает держать голову опущенной и отталкивает их всех.       – Дайте ему побыть одному, – слышит он голос Минхо.       Чонин, спотыкаясь, заваливается в ванную — единственную комнату с щеколдой — и падает на колени. Он чувствует, что сердце не справится с этим: достаточно одной панической атаки, и оно обязательно просто сдастся, остановится. Каждый раз кажется, оно его убьёт. Чонин кричит в раскрытые ладони; горло горит.       Он приходит в чувство и обнаруживает, что пыхтит, а лицо мокрое от слёз и пота. Он понятия не имеет, сколько времени прошло, но из глубин общежития доносится движение и бормотание в коридоре за дверью.       Ему нужен кто-нибудь. Ему нужно объятие. Ему нужен хён, любой хён, чтобы он просто... побыл рядом на секунду. Не дал ему развалиться на части. Чонин поднимается на ноги, пошатываясь, стукается о раковину со звуком, от которого кто-то моментально окликивает его, но он игнорирует это, возится с щеколдой и вываливается через дверь. А потом бросается на первого попавшегося хёна, которого видит, ныряя в его объятия и ныряя лицом в шею. Он слышит собственные всхлипы. Чужие руки мгновенно обвиваются вокруг него, прижимая ближе.       – О, – произносит Сынмин поражённо. – Эй, всё хорошо.       Чонин долгое время не двигается с места. В конце концов он позволяет вновь отвести себя в гостиную, чтобы сесть на диван. Сынмин не отпускает его и не ослабляет руки, но осторожно возится с биркой на футболке младшего, без конца складывая и расправляя её. Кто-то ещё садится за его спиной; одна рука второго хёна обнимает его и Сынмина за плечи, другая гладит по бедру.       – Тебе лучше, милый? – это Чан, что говорит мягким голосом, уткнувшись ему в плечо.       Чонин двигается, не отнимая головы от груди Кима, но поворачиваясь в его объятиях, чтобы взглянуть на комнату. В ней до сих пор только Чан и Минхо.       – Остальные в своих комнатах, – поясняет лидер, улавливая его мысли. – Ты попьёшь воды и затем тоже пойдёшь спать.       – Можешь остаться со мной, если хочешь, – бормочет Сынмин.       Чонин льнёт ближе, но ничего не отвечает. Он хочет остаться с ним, очень сильно, но он уже доставил сегодня немало хлопот. Сынмин уже мог бы уйти спать, как и все остальные, если бы Чонин не был такой размазнёй.       – Кстати, нам ведь прислали заявление, – объявляет Чан очень-очень мягко. – Хочешь почитать его?       Чонин хочет сказать, что ему всё равно. Он хочет вновь спрятаться в безопасном местечке на шее Сынмина и позволить Чану решить вопрос самому. Но Чан и так решает все вопросы, и Чонин должен начать брать на себя ответственность.       – Да, я прочитаю, – отвечает младший в итоге. Голос хрипит и подрагивает. Он отлепляет себя от хёна и садится прямо – Сынмин не пытается удержать его на месте, как сделали бы Хёнджин или Феликс, но не убирает руку с плеч и остаётся рядом.       Чан протягивает ему телефон, но Минхо, что сидит на кофейном столике, шлёпает Чонина по ладони, прежде чем тонсен успеет взять гаджет.       – Сначала воду, – произносит строго. – Малыши сперва берут бутылочку, а потом резвятся.       – Резвятся, – сухо повторяет Ким.       – Помолчи, Ким Сынмин.       От холодной воды желудок немного крутит, но Минхо не сводит с него взгляда, пока Чонин не выпивает стакан целиком. Затем он нерешительно тянется за телефоном старшего хёна.       "Здравствуйте, это JYP Entertainment.       В мае этого года сотрудник стаффа был уволен из JYP Entertainment и арестован полицией после физического насилия в отношении участника Stray Kids’ I.N. После случившегося инцидента I.N. получил надлежащее лечение в больнице и отсутствовал на мероприятиях группы в период своего выздоровления. В настоящее время по этому инциденту ведётся расследование. Мы просим СМИ и общественность уважать конфиденциальность наших артистов в этот период".       Оно приемлимо. Это заявление такое же поверхностное, как и заявление о сотрясении. Чонин тяжело сглатывает и осознаёт, что три последних официальных заявления компании были опубликованы по его вине. Сотрясение. Отложенный камбэк. Это. Когда он перестанет доставлять проблемы?       – Нормально, – хрипло заключает юноша.       – Я тоже так думаю, – соглашается лидер. – Сначала они написали более длинную версию, но все подумали, что лучше свести детали к минимуму.       Сынмин вытягивает рукав младшего, распрямляя его. Он сидит очень спокойно и ровно, как тёплая подушка, на которую Чонин может облокотиться. Чан вновь поглаживает бок тонсена.       – Теперь хочешь поспать? Я знаю, ты устал. Завтрашнее расписание не изменилось, но если хочешь отдохнуть утром, я могу...       – Нет, хён, всё нормально, – перебивает младший. – Я буду в порядке. Я должен репетировать для пятничного шоу.       Выступление на Music Core — первое живое шоу для Чонина с тех пор, как он вернулся от родителей. Всё, что они выпускали до этого, было записано заранее, и, несмотря на то, что они могли переснимать столько, сколько хотели, давления студии, стаффа и всех остальных, кто смотрел на них, было достаточно, чтобы Чонин каждый раз начинал паниковать. Даже до слива информации в прессу ему было страшно выступать вживую. Он должен репетировать.       Чонин неуклюже поднимается на ноги и шаркает в свою комнату, останавливаясь лишь для того, чтобы позволить Минхо сжать его ладонь. Сынмин идёт за ним по пятам и ловит за руку, прежде чем Чонин успеет открыть дверь в спальню.       – Ты хочешь, чтобы я остался с тобой?       Чонин смотрит в пол.       – Нет, хён, я в порядке. Прости.       Ким фыркает и не отпускает его рукав.       – Ты никогда раньше не липнул ко мне так.       Щёки Чонина покрываются румянцем. На самом деле, он ни к кому раньше так не липнул, но ему не хватает смелости признаться в этом вслух.       – Иди сюда.       Сынмин пользуется тем, что держит его за рукав, чтобы притянуть в объятие, настаивая, когда Чонин пытается не двинуться с места. Он крепко стискивает его, а затем открывает дверь спальни, подталкивая войти внутрь.       – У Инни была паническая атака, – прямо говорит он Джисону. – Он сказал, что с ним всё нормально, но это не так.       Джисон, лёжа на своём покрывале, смотрит на них круглыми, выражающими серьёзность глазами.       – Да, он так делает. И это довольно раздражает.       – Очень раздражает, – соглашается Ким. Он ведёт их по комнате, пока Чонин не садится на свою кровать. Одеяло всё ещё лежит не заправленным с того момента, когда Хёнджин поднял его на ноги. Кажется, будто то было несколько дней назад.       Сынмин почти агрессивно накрывает Чонина одеялом.       – Ты разбудишь Хан-и, если тебе нужно будет обняться.       – Именно, – поддакивает Хан, – и это будут лучшие объятия на свете. Король объятий. Обнимашковый дэсан.       Ян не может взглянуть ни на одного из них. Он ощущает, как горят щёки от унижения.       – Всё будет хорошо, – говорит Сынмин, будто это очевидная истина. – Мы любим тебя.       – Чан-щи рассказал мне, что произошли кое-какие изменения, – мягко произносит Наын. – Не хочешь рассказать мне об этом?       Чонин сдавливает ладони между коленей. Он провёл в кабинете психотерапевта от силы минут пять и уже чувствует себя так, будто вот-вот заплачет.       – Информация о... о том, что случилось, попала в прессу. И вчера у меня было очередное интервью с командой юристов, с... с Хечжин-щи, и она сказала, что мне придётся повторно дать показания. И мне диагностировали, эм... гастрит. Хронический. И анемию. Мне дали план диеты. И лекарство. Таблетки. И они хотят, чтобы я... эм... я не... – Чонин делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, потому что он слышит собственный лепет. – Это не тот порядок, в котором всё происходило, я... Я... простите.       – Ничего страшного, – мягко уверяет Наын. – Тебе над многим стоит поработать.       – М-м, – мычит юноша.       – Ты должен гордиться собой, что обратился за помощью и посетил врача, – говорит женщина.       Чонин не отвечает, потому что не считает, что "опорожнить желудок на глазах у других и заставить хёна записать себя на приём к доктору, хотя ты сам взрослый" можно назвать обращением за помощью.       – Этот диагноз как-то меняет твоё отношение к физическим проявлениям симптомов?       – Эм... Я не знаю. Иногда.       Юноша хотел бы говорить больше. Сынмин, как ему кажется, справился бы лучше; Ким всегда очень красноречив. Чонин же просто сидит на диване в офисе Наын и мгновенно забывает, как складывать слова в предложения.       – Иногда я переживаю, что это... что мне становится плохо, или больно, или ещё что-то, потому что... – юноша глубоко вдыхает, унимая сердце, – потому что это снова происходит.       Наын медленно кивает.       – И под "этим" ты подразумеваешь, что боишься, что тебя снова травят наркотиками?       Чонин молча кивает.       – Чонин-а, – говорит Наын, – я бы хотела, чтобы мы вернулись к вопросу, который обсуждали на нашей первой консультации. Ты помнишь её?       Чонин помнит, пусть и немного смутно. Чан был здесь с ним, потому что он ходил с тонсеном практически везде в течение первой пары недель после его возвращения из родительского дома. Ян искренне удивлён, что его лидер до сих пор хочет смотреть на него после всего того времени, что младший таскался за ним по пятам, как потерянный щенок.       Он едва ли говорил на той консультации; это он тоже помнит. Кроме невнятных "хорошо, Наын-щи, спасибо", что он произносил через каждые несколько минут, единственный раз, когда он действительно сказал хоть что-то, было... ох.       Кровь в жилах застывает.       – Я хочу вновь вернуться к предложению, чтобы ты принимал успокоительные, – говорит женщина.       – Нет, спасибо, нуна, – спешит Чонин с ответом. – Я не хочу... Я не могу...       У него уже есть набор таблеток, о которых нужно беспокоиться каждый день. Он не сможет. Ему тяжело дышать от одной лишь мысли об этом; сердце будто сдавливают в кулаке. Разве не он только что сказал ей, что боится снова оказаться отравленным? Успокоительные сделаны из бензодиазепина. Вот, что это было. Именно из-за него Чонину всё время было так плохо. В последний раз, в тот день, Донхён пытался похитить его; порой Чонин просыпается от кошмаров с горьким привкусом белой пудры на языке. Он не будет принимать его снова. Он просто не может. Не может.       На плечо нежно ложится аккуратная ладонь.       – Сконцентрируйся на комнате вокруг себя, – произносит женщина. – Контроль над этой ситуацией в твоих руках. Это безопасное место, где ничто и никто посторонний не сможет тебе навредить. Ты контролируешь своё тело и окружение.       "О каком контроле она говорит?" – думает Чонин, всхлипывая. Он не имел никакого контроля над собой несколько месяцев.       Наын продолжает легко держать руку на его спине и спокойно говорить, пока Чонин не начинает дышать снова, пусть даже поверхностно и рвано. Он сгибается на диване, грубо стирая слёзы рукавом. Это совсем не похоже на худший срыв, который приходилось лицезреть его психотерапевту, но всё же не менее унизительно.       – Кое-кто ждёт тебя внизу, – поизносит женщина. Она держит телефон в руках. – Полагаю, кто-то из твоих хёнов. Хочешь, чтобы он пришёл сюда? У нас ещё осталось время, но мы можем пригласить его, чтобы он поддержал тебя, если хочешь.       Чонин кивает в рукав. Он помнит, как бросился в руки Сынмина прошлой ночью, и сейчас чувствует то же детское отчаяние. Наын указывает на кувшин с водой, что стоит на столе, и возвращается на свой стул, печатая сообщение.       – Что ж. Это было неплохо, Чонин-а. Ты справился сам.       Раздаётся стук в дверь, и Чонин слышит, как знакомый голос обменивается с терапевтом приветствиями. Он не поднимает голову.       – Ну-ну, что, что такое? – ласково спрашивает Минхо. – В чём дело, Инни? Ты так сильно соскучился по хёну?       Он садится совсем рядом с младшим, обвивая рукой его талию. Ян борется с желанием повернуться и уткнуться лицом в плечо хёна — он не станет делать это в присутствии Наын, не в момент, когда она уже видела сегодня, как у него случилась гипервентиляция. Он сидит смирно, пока Ли гладит его руку, и стирает несколько солёных капель с щёк.       Наын терпеливо ждёт, пока Чонин не поднимает, наконец, глаза, чтобы дать ей понять, что она может продолжить.       – Это было хорошо, – говорит она снова. – Ты сам преодолел паническую атаку и попросил поддержки, в которой нуждался, после.       Она указывает на Минхо, который прижимает тонсена ближе.       – Я буду с тобой прямолинейна, Чонин-а, – продолжает мягко. – Сколько панических атак случилось с момента последнего сеанса терапии, что был в прошлый вторник?       Чонин сглатывает, пристыженный.       – Пять.       – И как часто, по твоему мнению, ты испытываешь другие симптомы тревожности, о которых мы говорили, даже если они не перерастают в полноценный приступ? Несколько раз в день, хотя бы один раз в день, через день или каждые несколько дней?       Чонин медлит. Минхо потирает его плечо, но ничего не говорит.       – Несколько раз в день, – наконец, признаётся юноша почти шёпотом.       – Понятно, – произносит Наын очень мягко. – Я хочу начать с того, что, как ты и продемонстрировал только что, ты очень хорошо справляешься со своей тревожностью, и ты должен гордиться этим.       Чонин съёживается и прикладывает усилия, чтобы не усмехнуться. Его потряхивает, тошнит, как и всегда после панической атаки, как и практически всегда.       Наын поднимает брови, как будто уловила этот жест.       – Меня беспокоит, что те усилия, которые ты прилагаешь, чтобы справиться с тревогой, мешают твоей способности функционировать и начать работать над другой твоей травмой, а успокоительные всего лишь помогут с этим. Ты уже принимаешь лекарства, которые избавляют тебя от физических симптомов, а это — просто следующий шаг в твоей борьбе с фобией медикаментов.       Это слишком. Чонин чувствует, как всё тело дрожит.       – Я не... я не думаю, что смогу, – произносит он тихим, жалким шёпотом.       – На одном из наших первых сеансов ты сказал мне, что не уверен, что когда-либо сможешь ходить по зданию своей компании в одиночку, – напоминает женщина, – а теперь ты делаешь это постоянно.       Она бросает взгляд на настольные часы.       – Мы закончили на сегодня, Чонин-а. Я хочу, чтобы до нашей следующей консультации ты хорошо подумал насчёт успокоительных. Возможно, ты мог бы поговорить с Джисоном-щи о его опыте, и мы пересмотрим эту идею во время следующей встречи. Обязательно хорошенько отдохни.       – Спасибо, нуна, – бормочет Ян. Он немного покачивается, когда встаёт для поклона.       – Идём, Инни, – зовёт Минхо. – Хён отведёт тебя обратно в компанию. До репетиции ещё есть время, чтобы ты мог немного полежать.       Старший не убирает тёплой ладони, пока ведёт его прочь из кабинета и помогает сесть в машину.