Меняльный круг

***

      Курильщик жутко краснеет и смущается, как только рядом с ним появляется Шаманка, что вытянув ноги на всей их общей кровати, поудобнее укладывается, пожевывая чей-то недоеденный на ужин бутерброд.              Девушки появляются так же неожиданно в их комнате, как снег — в июле. Врываются и приносят с собой праздник. Хотя это больше относится к огненноволосой Рыжей, закружившейся в невообразимом танце с удивлённым Стервятником, который сталкивается с ними в дверях, удерживая в руках парочку спиртяг.       Шаманка мрачна и неразговорчива, словно ее силком притащили в четвертую, лишь бы кто составил компанию вечно смеющейся Рыжей. Возможно, так и есть, ведь четвертую она уже ни раз видала и каким-то праздником ее здесь не удивишь.       Думает себе спокойно, глядит на мальчишечью комнату своими огромными желтыми глазами-бусинками и что-то нашептывает под нос, в руках вертя застиранный носовой платок.       Курильщик морщится каждый раз, когда они встречаются взглядами — и правда глаза ее, как у хищника. Стеклянные, не выражающие ни радости, ни грусти. Лучше уж она пересела бы от него подальше, например, к Табаки, с ним-то у нее найдутся пару тем для разговора. Нальет ей парочку стаканчиков, и ее недовольство тут же испарится.       Рыжая — полная ее противоположность. Солнечная и говорливая. Она ни на секунду не умолкает, рассказывая своим старым друзьям новые истории. Шаманка же хочет слиться с желтоватым матрасом и заснуть крепким сном, чтобы ее никто не беспокоил.       Четвертая нагнетает своей уж слишком веселой атмосферой: крики, смех, звук разбитых тарелок и цокот чокающихся стаканов с бурлящей спиртованной жидкостью в них.       — Как тебе Новый Закон? — лениво спрашивает Шаманка у Курильщика, ударив слегка того по кончику носа. Колясник засыпает на ходу, вливая в желудок остатки Шакалиных настоек. — Все нравится? Или какие-то претензии возникли?       — Честно, ни горячо и ни холодно от этого закона…       — И правильно, — задумывается Шаманка, взлохмачивая непослушные волосы на затылке. Челка лезет в глаза, и она ее слегка сдувает, но она все равно возвращается в исходное положение, щекоча веки. Приходится смириться с этим. А то бедный Курильщик уже подумывает, что у Шаманки развивается нервный тик. — Ты не знал и не видел, что здесь творилось много лет назад. Поэтому все, что сейчас происходит, проходит мимо тебя. Ты не понимаешь, иногда, наверное, злишься, потому что понимаешь, что ничего не понимаешь…но все это рано или поздно пройдет… Когда настанет время Выпуска…там-то нам всем будет ни горячо и ни холодно…       — А что должно произойти во время Выпуска?       — Да кто его знает, что должно произойти, — плюет на все Шаманка, решив позабавиться над глупостью Курильщика. Он многого не знает, многого не хочет знать и многого никогда не узнает. Так устроен Дом. Он либо позволяет о себе узнать, либо дает хорошенького пинка под зад, чтобы домовец позабыл все дороги к нему. — Один Слепой знает, что с нами будет. Хочешь, спроси у него…       Курильщик недовольно пожимает плечами и потеплее укутывается в одеяло, отбирая его у непрошенной гостьи. Ни хватает в четвертой Табаки и Сфинкса с их вечными загадками, так появляется она, говорившая вовсе на незнакомом ему языке.       — Под дудку Слепого здесь все пляшут. Даже если не догадываются об этом.              Шаманке все больше кажется, что Курильщик какой-то не такой, как они. Менее сломанный и скомканный. У него много вопросов, мало ответов на них. Он по-другому думает, по-другому говорит… Он все делал по-другому.       — С чего ты это решила? — искренне удивляется Курильщик, поглядывая за неказистой парой Слепого и Рыжего, что вальсируют посередине комнаты, натыкаясь на мебель. Горбач с флейтой старается поспеть за ними.       Слепой громко считает: «Раз, два, три… Раз, два, три… Раз…». На каждом заключительном «раз» они застывают, а Горбач натыкается на них и тоже застревает.       — Думаешь, ты просто так оказался в четвертой? Просто так приняли Новый Закон? Просто так здесь… — она резко становится серьезной, от улыбки не остается и следа. — ...все это происходит? Думаешь, я здесь не из-за него? Рыжая здесь не из-за него?       — Вы здесь, потому что приперлись сюда...       — Ну да. Приперлись...А теперь попробуй подумать своим мозгом, если он на это способен, для чего мы тут? Почему ты тут вообще? Что здесь забыли Сфинкс, Лорд, Табаки, Горбач, Толстый? И тот же Черный...       — Не знаю…Так решил Акула?       — Акула? Серьезно? Это зубастое недоразумение в обшарпанном костюме? Он ничего не понимает в Доме. Абсолютно! Все его правила — пустой звук! Здесь живут по-другому закону! Закону Дома!       — И какие же законы у Дома?       — Эй! Шаманка! Рыжеволосая любовь моя, — перебивает их интересный разговор запьяневший Рыжий, уперевшийся руками в прутья кровати, чтобы ненароком не свалиться на развеселившихся мальчишек, что вылакивают остатки настоек. — Потанцуй с нами, красавица…Хватит зелень уму-разуму учить. Если надо сам всему научиться…Я — с тобой. Рыжая — со Слепым!       Протянув трясущуюся руку, Рыжий растягивает губы в извращенной улыбке, демонстрируя ряд пожелтевших зубов с запущенным кариесом. И как только Шаманка, поправив задравшуюся на животе рубашку, соглашается подарить ему единственный медленный танец, радостно свистит, подмигивая Стервятнику:       — А ты дальше учи своих Птенчиков, как с дамами общаться. Надо действовать, а не языком молоть.       — Мои Птенчики не настолько наглы, как твои... — только отвечает ему Стервятник, звеня ключницей, которую крутит на пальце.       Рыжий смело кладет руки Шаманке на талию. В нос тут же бьет запах спирта, пота и чего-то гниющего, отчего Шаманка держит свою голову подальше от головы не затыкающегося Рыжего.       Рыжая же пытается разговорить Слепого, что тут же, ощущает не мужские руки на своих плечах, а женские — мягкие и нежные. Все праздничное настроение испаряется в один миг.       — Ну что, Шаманочка, как тебе праздник наш? Все нравится? — интересуется у нее Рыжий, утыкаясь носом в изгиб ее шеи. — Что нового расскажешь? Может что-то из детской энциклопедии? Как тогда, в детстве. Мне всегда нравилось тебя слушать.       — Да нечего уже рассказывать, — бурчит в ответ ему Шаманка, пытаясь отстраниться, хотя бы головой. — Тайны человеческого тела ты и без меня уже прошел на твердую пятерку. Боюсь, уже ничем я не смогу тебя удивить.       Шакал, потягивая трубку, удрученно завывает одну из своих нудных песен. Становится еще тошнее, чем до этого.       Рыжий тянется к карману рваных джинс и вытаскивает оттуда сигарету, тут же сунув ее себе в рот. Зажигалка находится у Стервятника, который приходит на помощь, чтобы такой джентльмен, как Рыжий, не бросил свою новую подружку и не ушел на поиски огонька.       Табачный дым тут же окутывает лицо Шаманки, и она принимается наблюдать за Крысиным вожаком, который, присосавшись к фильтру сигареты, смеется над нелепыми попытками Рыжей охмурить Слепого.       — Старается, — кряхтит он, передавая сигарету Шаманке. Она тут же затягивается, благодаря Стервятника за все хорошее. Хоть как-то можно отстраниться от гогочущего Рыжего. — Прям как в детстве…       — Ты хоть минуту можешь не вспоминать про прошлое? Ты же не любишь все это… С чего такая ностальгия на тебя напала?       — Да вот, — отвечает Рыжий, собирая во рту скопившуюся мокроту. — Ты — самое большое напоминание о прошлом. С тобой о настоящем и будущем как-то не хочется говорить. Все возвращаюсь и возвращаюсь в такие беззаботные деньки, когда ты приходила со стопкой книг и что-то на умном пыталась мне рассказать… Тогда было весело. Не то что сейчас. Тогда тебя страшно было назвать занудой, потому что ты тут же засучала рукава, а сейчас — только и можешь, что хлопать глазами.       — Значит, давно ты со мной не разговаривал. Сейчас я быстрее в глаз дам, чем буду слушать чьи-то глупые россказни…       — Да-да, так я тебе и поверил.       Быстро своровав сигарету изо рта Шаманки, Рыжий хрипит, за плечи уводя подругу в другую сторону:       — Смена партнеров!       Рыжая оказывается в объятиях Рыжего, а Шаманка — со Слепым, неуклюже выдыхая ему в лицо сигаретное облако.       Танцы становятся все более нелепыми. Слепой наступает ей на ноги, Шаманка бьется боками об углы кухонного стола, боясь упасть на гору разбросанных пустых бутылок.       — Тебе больше никто не снился с той ночи? — обрывает тишину Слепой. Горбач не останавливается, сменяя одну заунылую песню другой. Щеки его розовеют. — Никто не жаловался?       — Не знаю, о чем ты говоришь, — быстро отвечает ему Шаманка. — Мне много кто снится. Лиц не запоминаю, да и разговоры глупые во снах ведутся…       — А кошмары тогда?       — А кошмары у всех разные. Что придумают люди, то и снится. Если я у каждого буду расспрашивать об их ночных кошмарах, так и свихнуться можно. В Могильник и так уже не пускают…На двери висит такая большая табличка: "Шаманкам вход запрещен!". Постарались Пауки...       Шаманка морщится. Один раз ляпнула что-то с горяча, так теперь приходится отдуваться. Сны не любят, когда о них что-то рассказывают. Каждый думает о своем, каждый трактует их по-разному. Так зачем об этом интересоваться?       — Ты же сам все прекрасно знаешь. Зачем тогда спрашивать. Если уж мне что-то присниться плохое, ты первый об этом узнаешь. Или два проводника тебе для подстраховки нужны?       — Пока не знаю, — соглашается незрячий. — Всему нужна проверка точная. Рыжий многого не говорит. Не любит вспоминать, а ты говорливая. Что на языке крутится, то сразу и выскакивает… Таких нужно держать при себе.       — Вот и держи при себе Рыжего. Я твоей ручной собачонкой становится не собираюсь! — и, выскользнув из объятий Слепого, громко шлепнулась на кровать, обратно к Курильщику, отбирает у колясника бутылку с мутной жидкостью, залпам выпивая все оставшееся. — Будет мне еще он условия ставить…       — Ты сама-то под его дудку пляшешь, а меня учить чему-то собиралась, — усмехается Курильщик, жадно смотря на уже пустую бутылку.       Шаманка громко икает и недовольная поворачивается к говорящему. Злость так и кипит в ней. Хочется — раз! И стукнуть всех хорошенечко по голове.       — Ты со мной, Курильщик, лучше не шути…