Меняльный круг

***

      — Слепой вернулся! А мы то думали, за тобой гонца уже посылать. Ну вот почему нельзя по-человечески изъяснятся, ведь не просто так нам дан язык, на минуточку, очень важный орган в нашем нездоровом организме. Но нет, мы будем играть в молчанку! И пусть все проведут оздоровительную разминку извилинами, пока сам не припрешься...— завывает Табаки, завидев на пороге комнаты темный силуэт вожака. Тот, как ночное приведение, опираясь о стену, скользя по неровностям зрящими пальцами, проплывает к подоконнику, усаживаясь на холодную каменную поверхность.       Шакал же продолжает завывать баллады, заливая в себя настойки:       — Бравый рыцарь вернулся в дом свой… Красавица заточенная ждет его в замке, а он вернулся к нам, к своим ближайшим и родным!       Он босой и взъерошенный, свитер повязан на шее узлом, на ногах — налипшие опилки, пальцы вымазаны сажей, и еще от него странно пахнет. Сыростью и, как будто, травой. А вокруг губ чернеет полоска грязи.       И если бы Курильщику не было так плохо от ночной дегустации и непрекращающихся сказок, что залетая в одно ухо — вылетают из другого, обязательно спросил, где он все это время шатался. Табаки обязательно бы его одернул, ляпнув, что такие глупые вопросы в умном обществе не произносят вслух. А потом бы шло размусоливание темы: почему Шакал возомнил себя и всю четвертую — умным обществом.        Ведь ни для кого не секрет, крыша давно протекает, полы на первом этаже не моются, штукатурка отходит — все приходит в ужасный упадок, и, наверное, где-нибудь то Слепой и нашел самое грязное местечко, хорошенечко искупавшись…       В спальне весело. Все точно так же. Словно Слепой отошел на минуту в ванную, а не уходил на полночи, шляться по коридорам Дома.       Запьяневший розовощекий Курильщик с Горбачом сидят на кровати. Табаки, Сфинкс и Лорд — на полу, передавая друг другу какие-то банки и бутылки, внюхиваясь, дегустируя и переливая таинственные смеси из одних емкостей в другие. Рядом с ними стоит складной манежик. Толстый в розовой пижаме наблюдает за их действиями изнутри, через сетку.       Курильщик смотрит на этот концерт с кровати через прутья спинки, иногда поглядывая на отрешенного вожака, сидевшего как манекен на стуле. Принял сгорбленную позу старика и застыл, позабыв, как и дышать. Только челюсть его ходит ходуном, словно в зубах что-то застряло, и он языком пытается вытащить это необычайное сокровище. Не самое приятное зрелище.        Во рту у Слепого, глубоко-глубоко в глотке — солоно и горько. И тянет гарью, словно что-то сгорает внутри него. Скрежещет и щиплет на языке теплым, живым, невысказанным. Отдает горькими хвойными иголками и вязкой смолой. Теплом, утекающим под голые ступни, и резко становится холодно.       Лес злится и наказывает его, что он так легко сбежал, сверкая пятками. Лес не любит, когда его избегают и врут…       Горбач выстругивает что-то перочинным ножом из черного, узловатого корня. На нем дворовая куртка со следами Нанеттиного помета, в волосах запутывается стружка.       — А я говорю, что хвоя перестояла, — гудит Табаки, ныряя в банку с чем-то мутно-коричневым. — Запах совсем не тот. Да и эффект паршивый!       Толстый разрывает сигаретную пачку, валявшуюся около него, и радостно ухает при виде высыпавшихся сигарет. Хватает сразу две, запихивает в рот и тут же с отвращением выплевывает. Сфинкс только тяжело вздыхает, ведь пачка была его…       — Это не игрушка, — воспитательским тоном проговаривает Сфинкс, большим пальцем ноги оттаскивая разгрызенные сигареты. Как метла, сметает грязь с пола и, как строгая мама, отчитывает провинившегося Толстого. — Нельзя так делать.       — Хороший эффект, не ври, — огрызается Лорд, запивая свое прошлое вне Дома еще одной бутылкой с заспиртованными ягодами. Сегодня ему можно все.       — Оставь хоть немного вожаку! — обиженно пищит Табаки, выхватывая бутылку из рук Лорда, и ползет, обернутый, как куколка в кокон, в одеяло, к стулу, где высиживает Слепой, так и не проронивший ни слова с того момента, как зашел в комнату. — Он-то в отличие от вас, алкоголиков, ничего еще не пробывал!       Хорошо, что перебрался в более теплое место, а то Могильник уже переполнен сопливыми домовцами, обкрадывавших запасы Пауков. Еще одного пациента они просто не выдержали бы.       Локтем ударив по щиколотке, Шакал щебечет:       — Ночное свидание обернулось неудачей? Милая Дездемона отказала? Или снова с Габи шлялся по углам? Смотри, отмывать от ее вонючей помады здесь тебя никто не будет! Даже Македонского подговорим, чтоб к тебе не прикасался, и зарастешь ты мхом и плесенью, как пень дремучий!       — Не к Габи, — безмятежно отзывается Слепой, утираясь рукавом.       Курильщик настораживается. Прислушивается.       Грязный, невесть где бродивший, он к кому-то ходил? Да ни одна девушка в своем уме, хоть и прожившая в Доме всю свою жизнь, не глянет на такое существо.       В пьяной голове крутятся всевозможные теории. Воображение рисует фигуры и силуэты, сплетающиеся в объятиях, отчего самому Курильщику становится мерзко. Не стоит такое фантазировать себе, даже если сегодня Ночь Сказок. Ведь сказка всегда может превратиться в ночной кошмар, от липкого ужаса которого потом не отмыться.       — Я догадался! — возбужденно шепчет Слепому Шакал, расплываясь в хитрой улыбке. — На рыженьких потянуло? Хотя, какая тебе разница, какой у нее цвет волос. Но знай, мой дорогой и уважаемый вожак, все рыжие — ведьмы! Заколдуют, приворожат, опутают своими прелестными речами и сожрут твою душу, когда ты сладко спать будешь, мурлыча как кот, нажравшийся сметаны.       — Никто жрать меня не собирается…       Но от ответа Шакал возмущается еще больше. Побагровев, он продолжает, набирая в легкие побольше воздуха:       — Не веришь мне? Я посмотрю, как ты запоешь потом, когда мозг твой отравится настолько, что там будет только образ этой ведьмы. А она этого только и ждет: строит из себя недотрогу, зубы тебе заговаривает, а потом пасть свою клыкастую откроет и…все! — тяжело вздохнув и положив руку на колотившееся внутри грудной клетки сердце, Табаки широко заулыбался. — Вот такая моя сказочка. Тебе понравилось? Не боись, знаю я все…У кого ты бока нагревал. А сказки про рыжих это так…смеха ради!       Удовольствие или проклятие это — выслушивать Шакалиный бред каждый вечер?       — Слушай, Дорогуша, — принялся приставать колясник уже к Курильщику. Тот сам себя же и спалил, покрывшись яркими красными пятнами от стыда. — Сейчас Шакал Табаки тебе тоже поведает сказку о прекрасной деве. Сказка поучительная, что ни с какими рыжими ведьмами не захочешь дел иметь…       — Вот однажды несчастный дурак влюбился…

***

      Дождь бьет с неба так сильно, что не слышно криков воспитательских машин, припаркованных на ближайшей стоянке — не так далеко от Дома, но вне зоны видимости. Из окошка можно увидеть муравьиные силуэты расчесочников, бежавших вдоль дорожки у Дома. Бежали быстро, утапливая ботинки в лужах, лишь бы Дом исчез с их глаз, лишь бы его тяжелое дыхание и скрипучие вздохи не гудели в ушах расчесочников.       Шаманка, закутанная в тонкое одеяло в застиранном желтом пододеяльнике с огромной дырой посередине, напоминавшая утопившийся в чае зефир, сидит на подоконнике, колдуя над своими амулетами.       Недавно из долгого путешествия по Наружности вернулась Крыса, их главный и незаменимый Летун. Вернулась не с пустыми руками, а с подарками для своих соседок: Рыжей — блок сигарет и глянцевые журналы, Русалке — новый набор для рукоделия, Кошатнице — масляные духи, которыми пропахла вся комната — мята и лес после дождя, а Шаманке — коробку с всевозможными побрякушками, как сама это обозвала Крыса.       В коробке теснятся и камни, и браслеты, и ожерелья. Разноцветные камни так и манят своим теплом и таинством. У каждого из них своя история, длинная легенда, которую они поведают Шаманке в ее снах. Только для этого надо хорошенечко их начистить, но так, чтобы не стереть их память.       Если с медноволосой не захотят разговаривать, то зачем же их ей заговаривать. Вдруг тот, что пойдет на удачу, своему прошлому хозяину приносил только несчастья и тоску? А тот, что на любовь — разбитое сердце и одиночество?       Неправильно так…       Крыса падает на матрас под шведской стенкой, каждую перекладину которой украшает выводок колокольчиков на шнурах, и они разом запели. Как будут петь теперь каждую ночь, едва она шевельнется во сне.              — С кого ты их сняла? — серьезно произносит Шаманка. — Только честно. Мне лишней работы не хватало только...       Из огромного пухового рукава выбирается ее тощая рука, обтянутая тонкой тканью могильной рубашки, рыская в поисках пепельницы, другая же — прошуршав в нагрудном кармашке, выуживает тонкую сигарету, сразу же потянув ее к приоткрытому рту.       — У кого сняла, у того ничего уже нет, — хихикает Крыса. — Не ворчи, а забирай, пока я сама не забрала.       Шаманка только фыркает, продолжая выпускать едкий сигаретный дым на свои новые амулеты. Сколько еще разобрать надо, чтобы обменять их на предстоящем меняльнике. Тут ни один день и ни одну ночь придется копошиться в старых запасах, отыскивать энциклопедии, воровать у Русалки иголки с нитками. И ради чего? Ради того, чтобы домовцы спокойно спали, пока их кошмары забирала Шаманка.       Беззаботные, прекрасные, яркие сны должны накатывать на уставших домовцев. Нежно обнимать, унося в заветные мечты. А с кошмарами будет справляться Шаманка, вырисовывая на теле ловцов снов. Попадут в сплетенную паутину и никогда не выберутся оттуда, растворившись в небытие.       Ведь кошмары - это искаженная реальность. Более мрачная, противная. Липкая и вонючая, как пот.       — Эй, бледная поганка, — перед глазами медноволосой оказывается Рыжая. Нос к носу. Ее яркие веснушки, плясавшие хороводы по всему лицу, так и бьют в глаза. — Помнишь про наш уговор? Или уже забыла?       — Заявиться в четвертую без приглашения? Как же такое забыть...Такое забыть просто невозможно.       — Вообще-то с приглашением, — с умным видом заявляет Рыжая и, потянув за собой Шаманку, начинает рыться в тумбочках. Плохая примета — идти в гости с пустыми руками. Даже мелочь может поднять настроение, будь-то пуговица или кофе. — А кукла моя уже готова?       — Надо спросить у Русалки, — хмыкает Шаманка, вынырнув из одеяла, а потом и из рубашки. — Не хочется ее как-то поторапливать с этим делом. Все должно быть идеально: волос к волоску, ниточка к ниточке...       Тощее тело девушки красивым назвать сложно. Только кости, обтянутые бледной кожей со светлыми волосами. Побыстрее запрятавшись в бесформенный свитер с потертыми локтями и пригладив торчащие волосы, она продолжает:        — Посмотри в ее тумбочке заодно. Вдруг там оставила. Хоть посмотрим, что там вырисовывается.       Перевернувшись на живот на своем матрасе, Рыжая тянется к соседней тумбочке, выискивая заветную куклу, над которой в последнее время трудится длинноволосая.       Потеснив швейные наборчики, девичью косметику, самодельные браслеты и ожерелья, Рыжая находит желаемое. Маленькая куколка, едва больше ее ладони. Черные длинные нити, напоминавшие волосы, слегка запутались в клочки, краска на кукольном лице подтёрлась, оставляя на мягких щечках серые подтеки, штанишки распустились, что легче оставить куколку в одном большом свитере.       Шаманка присвистывает, увидев творение Русалки:       — Постаралась она хорошо. То, что надо.       Спрятав куклу в кармане штанов, Рыжая, натянув на босые ноги шлепки, радостная вылетает из комнаты.       — Наверное, будем поздно, поэтому не теряйте нас, — предупреждает Шаманка соседок, размахивая в руках провонявшими кроссовками. — Заранее спокойной ночи и доброго утра.       — Не творите ерунду, которую затеяли, — не поднимая головы с подушки, шикает Кошатница и громко чихает. Знак, что она права. — Даже если бы я была трижды проклята, не стала бы надеяться на твое колдовство!       — Будешь много говорить, натравлю на тебя Прыща, — и кинув в возмущавшуюся Кошатницу кроссовок, распугивая всех ее деток, убегает вслед за Рыжей.       — Напугала! Прыща она на меня натравит. Еще посмотрим, что с тем несчастным ухажером Рыжей станет от ее камней…