Меняльный круг

Джинсы воды набрали и прилипли Мне кажется, мы крепко влипли Мне кажется, потухло солнце Прости меня, моя любовь

П.М.М.Л. — Земфира

***

      Ванна переполнена ржавой водой. Наверное, это замечает только Шаманка, пытающаяся стереть с лица прилипшую маску. Маску, что она рисует каждый день: черные тени, ужасно яркая коралловая помада и толстый слой белой замазки, девушки называют это тональником, чтобы избавиться от красных пятен на подростковой коже.        Хочется потянуться за очерствевшей губкой, стереть все старое безобразие и остаться новым белым листом. Щеки нещадно горят и щипают, но ей все равно. Пусть горят, как горит ее собственный маленький мирок в голове.       Она трет лицо намыленными руками и плачет от того, что мыло попадает в глаза. Так кажется Русалке, но на самом деле Шаманка, которую за жеванием соплей можно было увидеть редко, плачет от накопившейся грязи внутри нее. И это не просто грязь, как, например, засохшее масляное пятно на одежде. Это грязь, копившаяся на душе. Она пылилась и тяжелела, обрастала плесенью и кисло воняла.       Хочется поскорее взглянуть в запотевшее зеркало и узнать себя другую.       Другую, которая когда-то смотрела в то же зеркало и счастливо улыбалась беззубой улыбкой.       Русалка, сидящая на холодном кафеле в окружении разбросанной одежды соседки, ждет, когда та что-то скажет. Даст сигнал, что пора действовать.       В последние дни Шаманка сама не своя. Молчит, грызет ногти, на которых уже давным-давно облез лак, ярко-синий такой, напоминавший чистое море, жгла благовония, обходя углы комнаты, перетасовывала карты и обвешивалась амулетами.       Давно она так себя не вела. Видимо, спокойствие в ее душе дало трещину.       — Стриги, — лениво проговаривает медноволосая, поворачиваясь лицом к разрисованной стене, поджав костлявые колени к груди. — Вот так, — и показывает ребром ладони туда, где заканчивалась мочка уха. — Если короче выйдет пофиг…       — Уверена? — переспрашивает Русалка, боязливо подползая с ножницами в правой руке к оголенной спине Шаманки. — Может не будем? Красивые же…       Быстрый кивок головой и по плечам, как змеи, начинают падать медные клочки волос. Цветом, точно холодная вода в ванной.       — Слышала когда-нибудь, что волосы хранят в себе воспоминания? Так вот я хочу эти воспоминания стереть…       — Эх, Шаманка…Воспоминания — самое главное в нашей жизни. Без них мы — не мы…Это же элементарная математика!       Они все падают и падают, продолжая свое существование отдельно от хозяйки, пока их не засасывает в слив, тогда как голова Шаманки, наполненная мыслями свежими и не очень, вечными и проходящими, своими и чужими — остается на своём месте.       И тут она задумывается. А вообще ее ли голова у нее на плечах? Может, она и не в ответе за свои мысли…вдруг кто-то ее придумал…       Ну уж нет!       Приходит Рыжая. Необычайно спокойная. Видимо, надышавшаяся успокаивающими благовониями…       Приносит еще одну чашку кофе и пепельницу, заодно отдает свою раскуренную сигарету Шаманке, поднося к самому открытому рту, чтобы лишний раз не вытирать мокрые руки об грязное полотенце, которое уже затерялось в корзине для белья.       — Ну и срань у тебя на голове...Как мальчишка, — говорит она, потрепав соседку по обстриженным волосам. — В детстве и то длиннее были.       — Спасибо, — недовольно отвечает Шаманка, сбрасывая пепел себе под ступни. Все равно скоро выходить из этой помойки. - В детстве моими волосами только Паучихи занимались...точнее делали все, чтобы ими не заниматься...       - Ой, давай только без этого пафоса. Ты сама им давала окалганивать себя.       Последнее лязганье ножниц, последняя ржавая прядка, и все заканчивается.       Шаманка, наконец, встает на дрожащие от холода ноги, оборачивается полотенцем, мягким и чистым, что протянула ей раскрасневшаяся Русалка, смутившаяся наготой подруги, и выходит из ванной, сразу же направившись к зеркалу.       Стало совсем тошно. Она смотрит в зеркало. На свое чистое лицо и антеннами торчащие в разные стороны обстриженные волосы. Проходится пятерней по ним, оттягивая, чтобы проверить не слишком ли они длинные и, глядя в красные глаза своему отражению, неожиданно начинает рыдать.       — Эй-эй, — теряется Рыжая, захлопав по голым плечам Шаманки. — Бледная поганка, это же всего лишь волосы. Отрастут еще...Русалка, — поворачивается она к длинноволосой и тихо спрашивает. — Она при тебе ничего не пила?       — Не видела, — невинно хлопает глазами та. — Когда я пришла в комнату, она уже здесь сидела. Она меня пугает...       Она была таковой, как и раньше, но гаденькое ощущение внутри, будто какая-то поселилась там язва, не отпускает ее разум. И первый симптом ее превращения — воспоминая. Теперь она осознает себя и окружающее, и оттого становится почему-то ужасно страшно, по-детски страшно.       Русалка протягивает туалетную бумагу и выходит из ванной комнаты, чтобы оставить соседку наедине со своими чертями.       Кто знает, что сбредет ей в данную минуту в голову, добровольно никто не хотел на себя насылать проклятия.       — Вытерай быстрее свой приступ нежности и возвращайся в реальный мир, — бурчит Рыжая, поспешив за Русалкой.       Вытерев сопли и остатки прошлой себя, Шаманка натягивает на голое тело свитер, вчерашний ужин моли, что загостилась у них в шкафу. Нежно проводит рукой по колючей ткани.       Старый свитер с заплатками на локтях, мальчишечий, когда-то принадлежавший одному очень хорошему человеку. Подарок, так сказать, как и запылившаяся в углу гитара, на которой, по-хорошему, надо было поменять струны и начать играть.       Некрасиво так обращаться с вещами, которые когда-то кому-то были дороги.       Ведь не просто так ей отдали именно эти вещи: свитер могли и выбросить или отдать какому-нибудь пацаненку из родной стаи, а гитару прибрать к себе или отдать тому, кто хотя бы умел играть на ней.       Но нет…решили, что хозяйкой станет Шаманка, ведь к ней призраки не любили ходить в гости.       Дом любит играться с именами. И неважно, кем ты был в прошлом или кем ты станешь в будущем. Главное, кто ты сейчас…       Шаманка и сама могла наколдовать себе новое имя, украсть его или приворожить. Хотя, зачем ей вся эта суматоха и лишние действия?        Не зря ей Дом дал такое имя, и отбирать его у него она не собиралась.       В Ночь Сказок всегда происходили чудеса, как и тогда, когда впервые маленькая Шкет смогла выпросить у Дома новое, созвучное к ней самой имя…       — Ну, здравствуй, Шкет… — знакомая опушка веснушек на горбатом носу и жёлтые уставшие глаза, под которыми красуютсяя черные круги. — Я и не думала, что мы так рано с тобой увидимся снова…       Теперь собственное отражение не вызывает противных чувств и желания стереть липкую маску, пока не заболят ладони. Наверное, это хорошее чувство — смотреть на себя и по-настоящему улыбаться.       Такой ее видели старые друзья, такой она запомнилась Дому…       Даже гора немытой посуды в раковине не смущает ее больше, кровь в венах не кипит от злости к Рыжей, что не соблюдает план уборки.       Она вздыхает с облегчением и покидает ванную. Все-таки в Ночь Сказок происходят настоящие чудеса.       Время впадает вспять, возвращает старых героев, меняет целую жизнь. Удивительно, что может произойти еще, пока девушки раскладывают на полу пледы, несут со стола свечи, открывают запрятанные настойки и готовят около себя пепельницы.

***

      Шаманка лежит в темноте и слушает. Жарко. Голова кружится от коктейля, в котором смутно угадываются водка, лимонный сок и что-то вроде шампуня с запахом хвои. Из похороненного в одеялах магнитофона доносится классическая музыка, скрипит флейта. Вокруг теснятся чужие ноги и руки, подушки и бутылки.       Историям не было конца, только вот девушка не торопится рассказывать свою сказку, медленно перетасовывая карты, поглядывая в зеркало напротив Рыжей.       Снова гадают на суженых, только вот теперь под чутким взором главной ведьмы комнаты, что изредка цокает, когда девушки норовят подглядеть, что же у них творится за спиной.       — Отвернись, — строго произносит Шаманка и легонько дает подзатыльника Рыжей. — Еще чертей в этой комнате не хватает…       Рыжая жаждет увидеть в отражении конкретного юношу, все и без того знают, кто он, и лишних вопросов стараются не задавать.       Пусть дальше мечтает… Ведь мечтам свойственно сбываться, если долго в них верить.       Шаманка уже подумывает предложить ей приворожить ее любимого, но так и не отваживается сказать. Сначала надо избавиться от лишних ушей, а потом уже решать любовные вопросы.       Любовные вопросы…Совсем чокнулась, решила лезть туда, куда не следует. А самое главное зачем? Какой ей прок от этого всего?              Сказки обрываются, не успев толком начаться, и сменяются другими, возобновляясь, когда она уже успела позабыть их содержание, и из этих чередующихся отрывков складываются причудливые узоры, уследить за которыми совсем не легко, хотя девушка очень старается.       Алкоголь обжигает горло и оседает теплом где-то в груди. Когда возникает пауза между чужими сказками, Шаманка негромко начинает говорит, ни к кому не обращаясь:       — Не хотят к вам суженные приходить… Все дымом заволокло, — и тянется к недокуренной сигарете, одиноко тлеющей в пепельнице. — Ничего не разглядеть.       — А ты кури поменьше, может дым и рассеется, — хмыкает Кошатница со своей кровати. Ее раздражение лезет через всю комнату. Молчать она не собирается и при каждом удобном моменте, выдавливает гаденькую фразу, портившую весь настрой.       Медноволосая недовольно цокает и кидает сигарету в пепельницу.       Гадания на кого-то мамочку всех котов и кошек не привлекают, как и рассказанные в сотый раз сказки. Ничего нового, как думает она.       — Попробуй-ка сама себе кого-то нагадать, вдруг твои способности на самом деле испарились…вместе с волосами в слив ушли.       В спальне витает ощутимое напряжение: кажется, можно сжать воздух в кулаке и мять его будто пластилин.       — Далеко отсюда есть странное местечко, люди там вовсе не похожи на нас…время их потрепало знатно, — прерывает мысли Кошатницы Шаманка, начав рассказывать свою сказку, попутно вглядываясь в зазеркальный коридор, в котором отражаются две свечи и яркие глаза гадающей.       Кажется, голос совсем не ее, сказки она не любит ни слушать, ни рассказывать, занимаясь в эту ночь другими делами. А тут словно подменили. И даже заплетающийся язык тому не помеха.       — Говорить с кем попало тоже местные жители не советовали, остерегаться стоило оборотней: днем — люди, а ночью — звери…       Вглядывается в зеркало она пристально и вздрагивает от каждого шороха, иногда прерывает свой рассказ и только шевелит бледными губами.       Повисает тягучая тишина, которую все боятся прервать.       — Видно что-нибудь? — не выдержав, интересуется Рыжая. Ее суженный так и не явился к ней на ужин, только белый кот Кошатницы прыгнул из-за спины ей на колени, перепугав всех.       — Не отвлекай ее, — цокает на соседку Русалка, слегка толкнув в бок, чтобы та наконец успокоилась и не донимала лишними вопросами.       Когда они гадали впервый раз, именно Рыжая все испортила, что потом все четыре девчонки тряслись в своих кроватях от страха, отказываясь открывать глаза до самого утра, пока в комнате не стало светло.       В третьем зеркале, что стоит позади Шаманки так ничего и не появляется: ни единого очертания.       — Кажется, сегодня неудачный день, — вздыхает она и тянется к свече, чтобы задуть ее. — Как-нибудь в другой раз попробуем…       Тихо скрипит входная дверь и все три девушки оборачиваются.       — Девчат, — в дверном проеме показывается растрепанная голова Мухи. Быстро заскочив в комнату, она закрывает дверь и подпирает ее стоящим рядом стулом, на котором обычно хранится грязная одежда. — Там кто-то по коридору бродит.       — И что с того? — сердится Рыжая, вставая на затекшие от долгого сидения ноги. — Мало-ли, кто решил прогуляться сегодня…может, кто забыл, что сегодня Ночь Сказок, вот и шастается по коридорам, таких дурех, как ты, пугает.       — Да нет же! — ревет Муха, сев на тот стул. — Кто-то чужой. Пахнет дурно в коридоре, до самых комнат этот дурман отвратный доносится! А я так не могу! Страшно, что аж курить и пить расхотелось…       — Еще одна… — закатывает глаза Кошатница. — Разбудите, когда у вас хоть что-то прояснится, — и, закутавшись в одеяло, отворачивается к стенке.       — Шаманка, хоть ты ее успокой, — махает рукой Рыжая и наливает себе и перепуганной Мухе мутную жидкость. — Не послушает больше никого.       Шаманка же, не отрывая широко раскрытых глаз от зазеркального коридора позади нее, резко задувает свечу и с дрожащими руками принимается отворачивать от себя зеркала, лишь бы не видеть подкрадывающийся к ее спине силуэт, так и норовивший прикоснуться к ее плечам.       Она никогда не признается, что что-то разглядела в ночной темноте, что вместе с Мухой в комнату зашёл и тот, кого они так долго ждали. Может, именно тот чужой, что бродил у них по этажу, пугая развеселившихся девушек, искал нужную комнату. И может, если сейчас выйти в коридор, вовсе никого не найдешь, потому что он уже у них…       Спрятался в темном углу и ждёт, когда соседки, вдоволь напившись, лягут спать, чтобы подкрасться к своей суженной и намекнуть, что он совсем рядом.       — Я сейчас схожу, посмотрю, кто там потерялся, — и, поправив колючий воротник свитера, махает Мухе, чтобы она встала со своего спасательного места, и выскакивает из комнаты, совсем позабыв, что босиком.       — Странная она чего-то, — растерянно почесывает затылок Муха и закрывает на всякий случай дверь. — И уговаривать даже не пришлось…       Чего опасного то в Ночи Сказок, это же не Самая Длинная?       — Это что тогда получается? Сидим ждем ее? — проводит пальцем по зеркальной поверхности Рыжая. — Зуб даю, она прибежит через пять минут!