Меняльный круг

Живец ты или ловец (Реши) Умер ты или воскрес (Дыши) Человек или змея (Каин) Тебе кажется, нужен я (Хозяин)

Тебе кажется - АИГЕЛ

***

      — Пройдемся туда-обратно, в этом нет ничего сложного, — как маленький ребенок топает ножкой Русалка, глядя на качающую головой Шаманку, что жадно докуривает сигарету, вытянув насколько могла шею к открытой форточке. Дым только и успевает клубками вылетать изо рта.       — У меня еще целая пачка! Надо успеть выкурить…       Через пару часиков к ним должна заявиться Крестная с новой проверкой. Поэтому все самое любимое делалось в спешке. Без какого-либо осознания и получения удовольствия.       Есть у нее такая интересная привычка — совать свой длинный нос в чужое личное пространство.        — Тебе так сложно?       Длинноволосая думает, что она просто вредничает, отказывая ей в сотый раз, сколько бы не уговаривала. Шаманке хорошо и в своей комнатушке, где не ошиваются странные личности, любившие поглазеть, как живут другие.       — В какой раз? Десятый? — недовольно мычит Шаманка, зажав зубами тлеющую сигарету, пока чешет сальную голову. — Мне надоело по одному и тому же маршруту кеды разнашивать. Дырки зашивать ты что-ли мне будешь?       — Ну, пожалуйста. До выключения света совсем ничего осталось, а нам надо с тобой успеть обойти весь второй этаж. Всего-то.       — До выключения света еще пол дня должно пройти, — встревает в разговор Крыса.       — Ага, и еще пол дня мне от Крестной надо прятать в мышиные дырки сигареты. А настойки я куда дену? На это тоже время немаленькое нужно…       Конечно, медленно брести по мальчишечьему коридору, пройти четвертую, посидеть на пыльном диване на Перекрестке, бессмысленно таращась в противно-желтую мигающую лампочку, затем снова пройти четвертую и вернуться к себе, — идея весьма заманчивая. Особенно на полный желудок, что неистово бурчит, выпрашивая добавки.       — Нет, — отрезает Шаманка, громко шмыгнув носом.       Выплевывает докуренную сигарету и принимается закапывать ее в пальму.        — На сегодня с меня хватит! Голова уже трещит от этих прогулок…И ноги! Походи почти босиком по этой помойке, поймёшь.       В противоположном углу комнаты, в коконе из теплых, пуховых одеял, шевелится Кошатница, распугивая своих детишек, с обиженным пищанием спрыгивающих с нагретого матраса на холодный пол, в поисках нового укромного местечка для сна.       Кошатница, как обычно, хмура и недовольна.       Сощурив глаза-щелочки и сморщив нос, как один из ее котов, хриплым после продолжительного дневного сна голосом говорит:       — Сходи ты с ней, не угомонится же…       — Пусть Рыжую ждет из Могильника, — медноволосая поворачивается к Русалке горбатым профилем, словно той и не было рядом с ней. Нервы настолько расшатались от нудного разговора, что она принимается за четвертую сигарету. — Ей всегда там рады.       — А тебе нет? Я то думала, девичьему вожаку все двери Дома открыты…а ты их специально закрываешь… Вожак! — выплевывает Кошатница. Специфическая у нее способность — портить настроение лишь одной фразой. — …так, одно название.       — Спасибо, Кошатница, что не забываешь напоминать мне, кем я являюсь. Но если еще раз из твоего рта вылетит слово «вожак», убираться за своими малышами будешь ты! И я даже думать не хочу, как ты именно будешь с этим справляться.       — Когда уже высунешь свою голову несчастную из песка и начнёшь хоть что-нибудь делать? — продолжает, будто не слышала угроз Шаманки. — А то я только и слышу от тебя: «Я это не хочу. Это я делать не буду. С тем не заговорю, на того даже не посмотрю». Аж тошно от такого становится!       — Я тебя сейчас, как вожак, в коридор отправлю спать! И на твои завыванию у меня ни на секунду не проснется совесть. Тебя тепло и мягкость подушек, явно, раздражает, что ты с жиру бесишься! — сорвавшись с подоконника, медноволосая в один прыжок оказалась у спального места Кошатницы и принялась стягивать с нее пуховое одеяло. — Давай мы с тобой и проверим это!       — Не вредничай, — вздыхает Русалка, прячась в своих кофейных волосах, как в одеяле. — Ей всегда рады…просто она не в настроении встречаться с кем-нибудь из старых друзей. Ты хоть кого-то из них помнишь?       — Кто вредничает-то? Я? Я правду говорю, которую эта бестолочь только от меня и услышит! Накрой меня обратно! Холодно!       Шаманка взъерепенилась, закручивает Кошатницу в оделянный кокон, как младенца, и отходит в сторону.       Был такой хороший вечер, но стоило завести бессмысленный разговор, переросший в ссору, как он перестал казаться таковым. Не хватало только разъярённой Крестной, узнавшей, что в столовой ночью между четвергом и пятницей устраивается общая девичья попойка.       Злобный взгляд Кошатницу не смущает, наоборот разбадривает.       — И продолжай на меня смотреть, как кот — на сметану, что с того? Думаешь, замолчу?       — Ничего я не думаю, — затягивается Шаманка и тут же, вопросительно взглянув на сигарету, выкидывает ее в стакан с водой. В стакан Кошатницы. — Я тебе потом новую налью… Мне твоя философия непонятна. Но! Будет понятна, когда ты пару ночей поспишь в коридоре. Специально пойду и постелю тебе там матрасик.       — Вот то-то и оно! Ты ни о чем никогда не думаешь, а надо думать обо всем и сразу и делать, а ты только и сидишь, как сторожевой пес на привязи…понимаешь… — не дав соседке договорить, Шаманка хватает под руку Русалку и выскальзывает из комнаты в пустой коридор.       В последнее время общение с Кошатницей превратилось в пытку: слишком много умничала, диктуя какие-то свои невообразимые правила. «Это делается не так, это говорится не так…».       Ни минуты спокойствия.        Рыжая успешно сопротивляется, огрызаясь и показывая собственные острые зубы. Крыса ни на что не обращает внимание. Такая уж у нее натура. Жертвами остались только Шаманка и Русалка, что и слова поперек боятся сказать.       Кошатница любит, когда с ней спорят. И еще больше —, когда последнее слово за ней. Не важно, захочет ее слушать собеседник или нет.       — Добилась своего? — Шаманка, поправив стертые, старые кеды, из которых торчали пятки, поворачивается к широко улыбающейся Русалке. Она довольна. — Идём гулять.       — Всего лишь десятая прогулка по второму этажу за день. Туда-обратно, до выключения света мы успеем уже лечь в кровать.       — Я на это надеюсь. И очень надеюсь, что до этого времени Кошатница уже заснёт.       Коридор второго этажа совсем не такой, как женский. Он длинный, как кишка, плутай сколько хочешь — выхода не найдешь, и без окон. На стенах взорвались цистерны краски, чумовые надписи и рисунки плыли вдоль девичьих фигур. А самое главное, — он пустовал. Абсолютно никого.       Вокруг — сплошные горы мусора, режущего глаза. Наверное, сколько бы ни жила в Доме Шаманка, такого ей не понять. Для нее это кучка грязи, липкой и вонючей. Ничего более.       Русалка так не считает, хихикая над скудоумием соседки. Многое еще предстояло узнать и понять ей, а пока пусть думает, что все это — лишь ненужная кучка грязи.       Когда-то здесь все было по-другому, и именно тогда Шаманке нравился коридор второго этажа. В детстве всегда все самое плохое казалось чуточку лучше. Или хотелось казаться…       Когда-то искривлённый зазеркальный мир должен был треснуть, показать свой истинный вид: и теперь от него воротило. Воротило от пустого коридора, от грязных стен, от липкого пола под ногами, от закрашенных черной краской окон, от мигающих лампочек. От всего...       — Мадмуазели, — неожиданно из Крысятника выплывает довольный крысёныш. На голове пакет, скрывающий свежеокрашенные волосы непонятного грязно-зеленого оттенка. — Не хотите к нам? Музыка, вино, мягкий спальник, хорошая компания. Удачливое предложение в удачливую пятницу!       Паренек обнаглевший. Догоняет их, выпорхнув из своего вонючего логова, закидывает обе руки им на плечи, приобняв, и направляет к приоткрытой двери.       — Не стоит, — Русалка пытается сбросить руку ухажера, глядя, как его туповатое лицо вытягивается в недоумении. — Нам в другую сторону.       — Как в другую? Так не пойдет…вы обязаны попробовать наши настойки. Прыщ так старался, все утро над ними пыхтел: ни в туалет, ни в столовую не ходил, — вытащив изо рта Шаманки торчащую сигарету, крысеныш довольно затягивается.       — Эй! Свои надо иметь!       — Правда, не стоит. Может, в другой раз соберемся…только позовите…       — А лучше, — с другой стороны говорит взбешённая Шаманка, втянув голову в плечи. Уж не очень приятно рука обнаглевшего ухажера пытается залезть под ворот застегнутой олимпийки. — Позовите Длинную, она всегда «за» такие вечера. А если ей понравится, вечер плавно перейдет в утро… Гадюку захватите в придачу…       — Не-е-е-е, вожак Дома потом без Дома оставит, если его игрушка станет нашей игрушкой. Смекаете, красотки? Да и вы мне больше по душе. Красивенькие, чистенькие…       — Еще скажи, молочными зубами пахнем, — огрызается медноволосая, но крысеныш будто не слышит ее, летая в своих фантазиях.       — Отказы не принимаются! Прыщ всю ночь проплачет в подушку, если вы не опробуете наше творение…       Только крыса опирается рукой на дверной косяк, проталкивая девушек в комнату, как Шаманка пинает ногой дверь, защемив настойчивому ухажеру пятерню.       Тот от боли визжит, обматерив все на свете: и Шаманку, и Русалку, и настойки, и бедного Прыща.       — Сказали же: нам в другую сторону. Уши сначала почисть, потом уже лезь к «мадмуазелям»! Урод!       Дружески похлопав паренька по плечу, Шаманка разворачивается и, утягивая за собой растерянную Русалку, бредет дальше.       — Сука! Попадись мне еще! — не замолкает крысеныш, прыгая около двери, зажав больную ладонь между костлявыми коленками, торчащими из рваных джинс. — Только попадись, я тебя…       Как только его пыхтения, вперемешку с угрозами, утихает, и раздается громкий хлопок, что стены затрещали, длинноволосая тяжело вздыхает, отпуская руку соседки.       — Извращенец…       — Не то слово, — усмехается Шаманка и, порывшись в карманах олимпийки, достает кривую сигарету. — А вот и пачка кончилась, ха-ха. Предпоследняя осталась, — чиркает зажигалкой и выпускает серое облако дыма прямо в лицо Русалке. — Гаденыш, только начатую забрал...Будешь? Стресс снимешь…       — Не, — махает руками. — не…может его вожака найдем, пожалуемся? Рыжему?       — Где ты его искать собралась? — от недовольства Шаманка давится дымом, громко закашляв. Сигарета так и плавает около лица Русалки, не попадая в рот к говорившей. — Пойдешь обратно в это вонючее логово, называемое комнатой? Искать какого-то там Рыжего?       — Ты же его знаешь…и Рыжая его знает…вы же все друзья…точнее, когда-то ими были…       — Друзьями? Рыжего я знать не знаю…и знать не хочу. Если его крысеныши своих потных рук не могут удержать в штанах, то, что про это недорозумение в очках говорить…       — Вожаки должны знать друг друга…       Медноволосая оседает на пол, уже не обращая внимание на гору мусора под ногами. Оранжевые глаза недобро блестят.       Как ей надоели вечные темы про важность вожачества: не она выбирала себе такую роль…и не ей выслушивать чьи-то советы.       -…я ничего не должна знать! — кричит она, вскидывая голову. — Это всего лишь формальность…есть вожак — нет вожака, разницы никакой. Все одно и то же…поэтому, прошу, перестань! Не хватало только второй Кошатницы под боком.       — Но тебя же неспроста выбрали…       — Тебе рассказать, как меня выбрали? Да я не в то время и не в том месте удачно оказалась! На моем месте могла быть даже Длинная! А теперь представь, что Длинная наш вожак? Поменялась бы ситуация? А? Что ты умолка-то?       — Сейчас приду, — Русалка пропускает мимо ушей высказанное недовольство и, припрыгивая, направляется в глубь коридора.        Раз прыжок, два, три, четыре — и все затихает.       Шаманка принимается за вторую сигарету. Недовольная, она остается одна сидеть посередине этажа, где-то между третьей и четвертой, прямо под старой люстрой, которая через минуту выключается.       — Прекрасно, — шепчет девушка, выбрасывая в кучу мусора недокуренную сигарету. Тут не ходит Крестная, выискивая бычки. — Русалка, пошли!       Но никто не отвечает.       — Русалка, оставь розыгрыши на потом, пошли в комнату.       В детстве Шаманка ничего не боялась и очень гордилась этим: ни тараканов, ни высоты, ни уколов, ни зубной боли, ни страшных историй. Но сейчас, почти в семнадцать лет, когда вроде глупо чего-то бояться, она до чертиков забоялась темноты.       — Да извини ты, что наорала на тебя! Я же не со зла…Ну если только совсем немножко. Русалка?       Кажется, это началось в Клетке, когда она не могла заснуть. Словно из темноты за ней кто-то наблюдал, тяжело дыша в затылок. Расскажи кому — только посмеются.       Рядом скрипит дверь, и кто-то шуршит за спиной. Шаманка оборачивается — никого.       — Русалка, выходи. Это уже не смешно.       Страх сковывает ее тело, оно отказывается двигаться, словно парализованное. Все вокруг замерает.       Русалки рядом нет, ее вообще нет в коридоре, точно она растворилась в воздухе, звеня колокольчиками, вплетенными в длинные косы.       — Ладно, — повышает голос Шаманка и старается изо всех сил сделать первый шаг к выходу с этажа, ближе к лестнице, где всегда горит свет. — Я пошла без тебя. Потом не плачь, что тебя все бросили…я этого правда не хотела.       Не пройдя и трех шагов, девушка останавливается, вглядываясь в скачущие слова на стене.       “Ходоков и Прыгунов не существует».       — Не существует, — тараторит она, из раза в раз повторяя эти два слова.       Кажется, Ведьма что-то про них говорила, вечно посмеиваясь над глупостью домовцев, что не верили в «другую» сторону Дома.        — Их не существует. Как и не существует страха…       — Не существует, правильно, — хриплый голос пугает ее. Кто-то сидит на корточках у самой двери третьей, выводя длинными искривлёнными пальцами невидимые круги на паркете. Тощий и безликий, сколько не приглядывайся — не увидишь. — Только вот твой страх существует. Вонь от него по всему коридору тянется. Лес кончится, а страх так и прилипнет к ногам, как весенняя грязь. Приятно, зима-то закончилась…но потом не отмоется.       — Это не страх, а лужа газировки, в которой ты сидишь… Разницу замечаешь?       — Нет, как и ты…иди, пока Русалка не спохватилась, — безликий поднимает голову, прохрустелся вставая, и побрел в глубь коридора. Туда же, куда и когда-то ушла Русалка. — Иди…пока на волков не наткнулась…       — На волков? А леших здесь не водится?       — Юморная ты, огрызаться поздно начала. Клыки то прорезались, но ст временем стерлись…ступились…а ты их давай заново точить. Смешно.

***

      — Шаманка! — раздается шепот над ухом, и медноволосая резко просыпается, вскакивая с матраса. — Доброе утро, соня.       Около нее стоит Русалка. В любимых джинсах-клеш и светло-зеленой рубашке. Она выглядит точно так же, как и вчера вечером.       За столом набивает желудок бутербродами Рыжая в одной ситцевой маячке и трусах. Растрепанная и как всегда веселая, словно она побывала на курорте, а не в Могильнике.       — Все-таки ты меня бросила, че в четвертую позвали? — хрипло отвечает Шаманка, потирая липкое от пота лицо ладонями. Сладкий сон так и не хотел покидать ее. — Ох, голова моя раскалывается…А ты тут откуда?       — Мы уж думали Пауков звать, сколько ты дрыхла, — прожевывая кусок булки, бурчит Рыжая. — А я еще пятнадцать лет назад сюда заселилась!       — Ага…       — Шутка! Я после обеда вчерашнего пришла. Пауки вешаться уже собирались из-за моих анекдотов, вот и отпустили…       — Как это ты после обеда пришла? Мы с Русалкой после ужина только ушли гулять, тобой в комнате и не пахло, — Рыжая крутит пальцем у виска, что-то бурча о важности регулярного приема таблеток для улучшения памяти. — А я как пришла вчера? Вообще ничего не помню…       — Ты случаем не балуешься снова Птичьими настойками?       — Не смешно…       — Ты и не выходила со вчерашнего дня куда-то, чтобы приходить обратно, — Русалка нежно проводит рукой по взъерошенной макушке соседки, что глупо хлопая глазами, смотрит то на нее, то на Рыжую. — Сон страшный приснился, наверное? Ты бледная до ужаса...       — На то она и бледная поганка, — хрюкает от смеха Рыжая. — Я ее еще в детстве раскусила.       — Ты вчера вечером утащила меня в мальчишечьей коридор, — Шаманка перехватывает руку Русалки и крепко сжимает запястье. — А потом слиняла, как только свет выключили…я сидела там одна, потом какой-то ненормальный нарисовался, про лес и ходоков бредил… Сидел в луже газировки и философствовал все…       — Нет-нет, — длинноволосая освобождает из плена руку, улыбаясь. — Успокойся для начала. Вчера ты после уроков сразу же завалилась спать…просто отрубилась…и никто тебя никуда не тянул… Крестная в свою смену не допустила бы от нас такой самовольности…сама посуди, с ней еще Душенька увязалась, рыться в документации какой-то , а у нее осенний бзик на представителей мужского пола вообще! Если не веришь, спроси у Кошатница, она то тут всегда…       Шаманка глуповато смотрит на угол Кошатницы, где та, со скучающем видом, кивает головой:       — Как мумия приковыляла и сразу упала на кровать. Огромное спасибо, что не захрапела...       — Но…Но мы с тобой уходили из комнаты! — верещит Шаманка, вскочив со спального места. И принимается бродить по комнате, словно искала доказательства своих слов. — Ты, — указывает на Кошатницу. — Снова завела шарманку, какая я бестолковая. Тебя, — тычет в Рыжую. — Вообще здесь не было. Крыса! Крыса тут была!       — Крыса неделю уже путешествует по Наружности...как бы, — пожимает плечами Русалка. Лицо ее настолько грустное, словно это ей, как маленькому ребенку доказывали, где реальность, а где сказки.       — Точно, пора Пауков звать, — тянет Рыжая, запихивая в рот последний кусок колбасы. — Дело дрянь. Уже глюки пошли…