Двенадцать и один

      Суеверным, или, в конце концов, «вороной» Нурлан себя называть не мог, но и другого объяснения этой ситуации он назвать не мог. Накаркал. Всё утро проходил с мыслями о том, как бы «невзначай» или «случайно» встретиться с Щербаковым вне рабочей обстановки. И вот, пожалуйста.       Дорогая дверь в его ванной решила заклинить и не выпускать из комнаты. Не поддаваясь ни физической силе, ни всем известным ему молитвам. Пришёл он только к тому, что ручка двери перестала как-либо прокручиваться. Сидеть под светлым куском натурального дерева, разделяющего его с остальной квартирой, и не понимать, как же отсюда выйти. Он уже порядка часа гипнотизировал телефон, и в полной тишине пришёл к страшнейшему выводу, что из всех контактов в его записной книжке, помочь ему могло бы только два человека; только два из более чем ста номеров подходили под статус «близких», и одна из которых сейчас проводит время в компании своего мужа далеко за МКАДом, в то время как второму и звонить страшно. Точнее будет сказать «стыдно». Но что на самом деле страшно, так тот факт, что есть маленькая долька процента того, что сам факт «симпатии» к Щербакову у него связан с тем, что у него тупо никого больше нет.       Его нерабочий круг общения зациклен между Катей и Лёшей — Лёшей и Катей. И на этом, пожалуй, всё. С родителями отношения у него были на уровне ежемесячной подписки. Без каких-либо звонков и разговоров, стабильно каждый месяц на счёт его родителей прилетала немалая сумма денег, и этого, он считал, более чем достаточно.       И вот он сидит на тёплом мраморном полу, смотрит на ванную комнату и, уже смирившись со всем, просто оттягивает время для звонка, но истеричный смешок вырывается при мысли о том, как Щербаков вызывает мастеров и высвобождает его из долгого «заточения». Где пересекается взглядами с сидящим на полу в одних трусах боссом. Ему и в голову не пришло взять с собой одежду, даже домашнюю. Он у себя дома и абсолютно один, при желании может ходить хоть голым, поэтому прогулка от спальни до ванны в нижнем белье его не смутила. А вот свою тупую привычку «запирать дверь», находясь в полном одиночестве, он за все свои годы так и не переборол, что и сыграло с ним злую шутку.       Поэтому, стиснув зубы, он разблокировал телефон, и сразу же поискал знакомый контакт в строке «недавних». На быстрый ответ он не надеялся, поэтому неожиданное «алло», раздавшееся из динамика на втором гудке, заставило выронить телефон из рук. Быстро подобрав его, Сабуров, мямля что-то в трубку, еле выдавил из себя:       — Аха, привет, Лёш.        — Ну, привет, — судя по голосу, парень был в приподнятом настроении. — Что-то хотел?        И вот опять новая проблема. У них не происходит разговора просто так, всё время либо по работе, либо по его личной просьбе. Просто так у них ничего не бывает... Прижав к себе колени и уткнувшись в них лбом, Сабуров немного сдавленно, но уже более внятно сознается.       — Да… — поднявшись с пола он смотрел на своё отражение в большом зеркале.       — М? — выжидающе протянул Алексей.        — Можешь приехать? — быстро, но четко, почти выплюнув эту фразу, он вобрал воздух в лёгкие и пытался успокоить с ничего разбушевавшийся нервы. — Я в душ пошёл, а у меня дверь сломалась, — устало вздохнув, закончил: — Я, короче, выйти не могу...        Самые долгие секунды тишины в его жизни, которые, словно стекло, были разбиты на мелкие осколки раскатистым и заразительным смехом из трубки, он бы тоже посмеялся, да только неохото как-то.       — В душ? И без меня? — выдал задыхающийся в хохоте Щербаков, ещё чуть-чуть и по полу покатится. — Ладно, рыбка, не кисни, сейчас приеду, — с ощутимо доброй улыбкой, даже на таком расстоянии, сказал мужчина перед тем, как завершить звонок.       Отложив телефон на столешницу под раковиной, Сабуров всматривался в зеркало, и как назло, взгляд цеплялся только за свои недостатки. Выиграть у генетики в росте, но проебаться по полной фазе в наследственной от отца проблемной кожи. Погасив воспаления на лице, войдя в ремиссию уже как пять лет, подростковые шрамы от постакне так и остались с ним. Волосы грубые и жесткие, без укладки на которые было страшно смотреть. Психанув, он быстро включил кран, и облился холодной водой. Отшатнулся от своего отражения, снова усевшись на пол. Сколько именно так просидел, он не считал, просто из тягучих мыслей, ничего за собой не несущих, его вырвал шум у двери.        — Ты там живой? — короткие постукивания в дверь привлекающие внимание.        — Живой.       — Ща, никуда не уходи, я скоро, — издеваясь над заточенным начальством, Щербаков куда-то ушёл.        — Будто бы я могу, — проворчал себе под нос Сабуров и, закатив глаза, порыскал на столе телефон, чтобы свериться со временем. 18:34.        В какой-то момент дверь приподнялась, и после непродолжительного вошканья за ней щеколда повернулась. Дверь распахнулась, и довольная морда Щербакова показалась из-за неё, и лишь мимолетом бросив взгляд на сидевшего на полу казаха, он прикрыл глаза и на мотив реверанса пропустил его со словами:        — Прошу.       Спохватившись, и поспешив выйти, Нурлан сделал непоколебимый вид, и с перевязанным на бедрах полотенцем, прошёлся мимо телохранителя, который явно не утратил и доли того позитива с момента их телефонного разговора.        — Ну что, как тебе сиделось? — захлопнув дверь, Лёша крутил в руках нож и вилку, стянутых им с кухни.        — Я думал, ты мастеров вызовешь... — как бы невзначай бросил, уходя в спальню, Сабуров, не до конца понимая, как его открыли и при чём тут вообще столовые приборы.        — Ага, чтоб ты им потом полсостояния отдал, да хер там плавал, — следуя за в комнату ним ответил парень. — Я и не такие замки срезал, а тут всего лишь подковырнуть надо было, даже дверь целая осталась. Хотя я даже на всякий случай и шуруповёрт взял, если не отомкнул бы, то просто с петель снял.       И тут, стоя у самого шкафа с одеждой, Нурлан резко обернулся и, оглядев парня с ног до головы, забыл про все свои прежние переживания и обзавёлся новым. Поэтому решил сразу озвучить свой вопрос.       — А как ты в квартиру зашёл?        — Ну я же говорю, что шуруповёрт с собой взял, — расплывшись в нахальной улыбке, Щербаков сел на край чужой кровати, а затем и вовсе лёг в уличной одежде.       — Ты что, у меня дверь снял?! — воскликнул Нурлан, удивлённый до глубины души. Он уже собирался бежать к двери своей квартиры, но его остановил заразительный смех. Не понимая, что происходит, мужчина встретился взглядом с серо-голубыми глазами. Леша, широко улыбаясь, достал из нагрудного кармана своей куртки связку ключей.       — Не знаю, сколько их у тебя, но вот этот комплект ты оставил у меня на прошлой неделе. Я всё отдать не мог, — после чего звенящая в воздухе связка полетела в сторону владельца.        Поймав ключи, Нурлан, посмотрев на несуразный брелок и скинув их на тумбу, забил на одежду и как был, прошёл до кровати и лёг на нее с другой стороны, соприкасаясь с чужим плечом. Они лежали к друг другу неправильным вальтом, колени свисали с обоих сторон кровати, а их лица были на небольшом расстоянии. Оба смотрели в потолок, пока спустя несколько минут, уставший от тишины Щербаков, не положил свою руку на чужой торс и, приподнявшись на локте, игриво-шутя сказал.        — Так и знал, что у вас, как и в «Камеди», всё через постель, — удивленный и непонимающий Сабуров, не ожидавший подобного, хотел было что-то сказать, но Алексей решил закончить начатое и, уже загадочно приблизившись, спросил почти шёпотом, не убирая руки: — Сколько часов за должность зама отслужился Абрамов? — и расхохотался, непроизвольно прижавшись к чужому голому плечу лбом, поднимая у Нурлана табун мурашек по всему телу так, что даже кончики ушей покраснели. Но всё, что он выдавил из себя, было:        — Иди нахрен, Лёш.       Он не шевелился, просто лежал и молча смотрел на прижавшегося к нему по своей воле весёлого Щербакова. Картина необычная, выходящая за рамки его создания. Он трезво оценивал тот факт, что под этим действием ничего не подразумевается, но не мог остановить поток мыслей, пока ему не помог  в этом сам виновник торжества.        — А ты чё сухой весь? Так долго сидел, что даже обсох? — отлипнув от чужого тела, Леша, ничего не стесняясь, перевернулся и лёг на живот, оказавшись ещё ближе, сохраняя зрительный контакт.        — Я не мылся... — не выдержав натиска, Сабуров закрыл своё лицо руками и старался глубоко дышать.        — А чё ты тогда ещё в душе делал? Дроч... — задорного парня без предупреждения ударили рукой, не сильно даже, скорее отпихнули, но это лишь заставило его больше рассмеяться.        — Да блядь, у меня воду горячую отключили, — Нурлан резко подорвался и сел.       — Да не пизди, ты дом свой видел? Да за такие деньги, что ты за коммуналку платишь, я уверен, тебе половина сотрудников ЖКХ должна в таких условиях воду для ванны на свечках греть, — уже успокоившись, говорит Алексей, смотря на чужую голую спину, и, не удержавшись от соблазна, подтянулся,  ткнув пальцем в один из выпирающий позвонков. Он и сам не знает, откуда у него такой прилив бодрости и связано ли это с новыми известиями о местонахождении ещё двоих братьев, замешанных в его планах, или нет.        — Ну, как видишь... — всплеснув руками, мужчина поднялся с кровати и вернулся к шкафу с вещами. Как там видит Щербаков, его уже не колышело.        — Ну-ну, не злись, — последовав чужому примеру, Алексей тоже встал, но решив не смущать человека, вышел из комнаты. Зайдя на кухню, и наспех помыв вилку и нож, служившие ему отмычкой, он убрал их в шкаф, а из интереса заглянув в полупустой холодильник, пришёл к вполне логичному выводу, что еду Нурлан в основе заказывает. И поэтому закрыл его, побрёл к дивану. Присев, он на время отвлёкся на переписку с Гурамом. И как только хозяин квартиры появился на его горизонте, он, недолго думая, поднялся и сказал.       — Ну что, собрался? Едем, — на очередной за этот день удивительный взгляд он лишь улыбнулся.        — Куда?        — В душ блин , ко мне едем…       — Чёт темнеет быстро, не находишь?       Открывая балконную дверь, Щербаков встал на холодный пол, и, недовольно поморщившись, поджал пальцы, поспешив сесть на стул. Их бессмысленная болтовня шла уже около часа, и за это время телефон успел знатно разрядиться. Незастекленный балкон, практически пустой, за исключением стоящих в углу старых лыж, небольшого столика и того самого стула.        — До зимы месяц остался, чего ты хочешь-то? — смеющийся в трубку Амарян сейчас стоял в пробке.        — Миллион долларов крупными, самолёт, яхту, ну и мешок барбарисок для полного счастья, — съязвил мужчина, рассматривая дом напротив, особенно вглядываясь в окна с включённым светом.        — Не жирно ли?        — Согласен, с мешком перегнул, килограмма два хотя бы, — глупо улыбаясь и подсматривая за каким-то «соседом», стоящим на кухне с незакрытой шторой. Зачем он это делает, сам понять не мог, это уже привычка. Разведка и слежка была и остаётся его профилем до сих пор.       — Пф-ф, — приглушённо выдохнув, езид спросил: — Ты завтра на работу пойдёшь?        — Ну, только если Нурика увезти и забрать, а так планировал в строительный сгонять, — Алексей неохотно распространялся на тему своей работы даже Гураму.        — Обычно начальство матерят, а ты так по-дружески: «Нурик», — подметил мужчина, у которого, судя по звукам на фоне, дела на дороге стали идти лучше. Шум мотора глушил его голос, но столкнувшись с повисшим молчанием, он решил перевести тему.        — А в строительный тебе зачем понадобилось?        — Да так... — оторвав взгляд от окна и бросив его на столик чуть левее от себя, он приметил начатую пачку сигарет, оставшуюся от Сабурова. Рука непроизвольно потянулась за ней. — Я бетон прикупить захотел, — он собирался уже было продолжить, но его сбил резкий продолжительный гудок и легкая вибрация телефона, сообщающая о севшей батарее.        Выдохнув клуб пара, он убрал телефон в карман, второй рукой приоткрывая пачку. Какая-то дорогая марка сигарет, в которых он не разобрался, рядом с которыми внутри ютилась зажигалка. И в пальцах немного закололо, точно также делал в своё время Валерьян. Вытянув одну из трубочек и покрутив в руках, он сдался и достал зажигалку. Привычку он эту не разделял, но тупой интерес вел его. Последний раз он курил, когда вернулся с армии.       Тихая гладь воды расходилась кругами и брызгами от вёсел. Простая деревянная лодка мирно покачивалась и продолжала путь до середины озера. Сигаретный дым покалывал в носу, но морщиться он не смел.       На протянутую ему сигарету он лишь кивнул, и взял вместе с зажигалкой из рук старшего. Надо — значит надо. Или, как ещё любил говорить Сергей, «бьют — беги, дают — бери». Дым попал в легкие, обжигая рот и горло. Прокашлявшись, он затянулся снова, вызвав тем самым улыбку на чужом лице.        — Ладно, выбрасывай уже, — хрипло рассмеявшись, сказал мужчина, и как только сигарета без раздумий полетела в воду, он перехватил весла и попал дальше.        Алексей смотрел, как в окружении серых клубов дыма задумчивый, и такой спокойный мужчина, сорока с лишним лет, приводил их судно в движение. Всплески воды, легкий ветер, гуляющий по воде, несущий за собой отголоски шума из леса. Берег давно уже стал тонкой полоской с зеленой окантовкой. Таких озёр мало, больших и сказочных. Темных и одновременно светлых, чистых. Поджав ноги ближе к себе и возложив руки на колени, молодой парень присвистнул от масштаба картины.        — Нравится? — довольно улыбнулся мужчина, туша окурок об консервную банку и оставляя его там. Весла были подняты на борт, но никто ещё не потянулся к удочкам. Мальчишка возмужал, хотя куда уж больше. Российская армия творит чудеса, никогда не знаешь, кто, или уже что, из неё вернётся. Глаза живые, полные свободы. Как же сильно не хочется их тушить, словно пепел. — Вижу, что нравится,  — не дожидаясь ответа, он продолжил, слегка облокотившись спиной на нос лодки. — Вот когда-нибудь свожу тебя на Байкал, тогда-то ты язык себе откусишь. Такой воды ты в жизни не видел. Океан блёкнет.        — Океан больше, — возразил Щербаков, не отводя взгляд с тихой волны. Он ждал их встречи год…       — Не сравнивай, — сам же себе противоречил Кашоков. — Океан разделил нас, а Байкал объединил свет. Такую мощь от обычного озера не почувствуешь. Оно должно быть намолено, — воодушевленно рассказывал Сергей, поглаживая деревянные борта.        По дороге они ехали практически молча, Леша смотрел в окно, и словно никак не мог отойти от чувства, что он уже на гражданке. Утро, поезд прибыл в семь. В форме, красивый, полный сил бравый парень спрыгнул со ступенек на перрон, и чуть ли не снёс сумкой симпатичную девушку. Извинившись, он пошёл прочь от вокзала, пока белая машина со знакомыми номерами не остановилась у тротуара и тонированное окно не приоткрылось.        — Лёш, — простое имя, сказанное непростой интонацией, бархатный, но хриплый голос. Добрый и заботливый, и только для него. Не задумываясь, он садится и пристегивается; машина тронулась и поехала по знакомым дорогам Зеленограда в неизвестном направлении. «С корабля на бал», как говорится. Но в данном случае немного наоборот.       Этого долгожданного и родного «Лёш» он добивался всеми путями, дослужился и носил как высший чин. Гордо и заслуженно. Оба знали, что сделали всё, чтобы негласно зваться «отцом» и «сыном». Вселенная была бы слишком щедра, если бы в их венах текла одна кровь. Найти своего среди чужих и так было высшим счастьем.       Вот и сейчас он также поджигает сигарету, пытаясь сделать первую затяжку. И те же самые ощущения, что и тогда, обжигают его. Выплюнув из себя дым, он забивается в кашле и начинает смеяться. Слёзы неконтролируемо скопились в уголках глаз, и одна солёная капля уже успела скатиться до подбородка. Потушив тлеющую сигарету об не обшитую панельную стену, он выбросил окурок и, всё также посмеиваясь, выбросил окурок с балкона. Вернув пачку на прежнее место, он ушёл в квартиру.       В строительных магазинах есть что-то особенное, даже если вам ничего не нужно, то всё равно хочется рассмотреть и потрогать всё, что есть на полках. Перебрать все болтики и гайки, пройтись вдоль каждого стеллажа и оценить текущие цены на циркулярную пилу. И вы не один такой. В каждом уголке этого огромного магазина можно увидеть людей, которые с увлечением изучают ассортимент товаров. Кто-то ищет краску для стен, кто-то подбирает сушилку, а кто-то с важным видом рассматривает ассортимент гвоздей. Все заняты своими делами.       Щербаков тоже бродил по магазину, рассматривая различные мелочи, пока не нашёл то, что искал. Мешки с бетоном лежали ровными стопками. Обратив внимание на ценники, мужчина присвистнул и решил не тратить время на долгие размышления. Подтянув сорока килограммовый мешок с цементом, он забросил его на плечо. Выравнявшись и пристроив мешок так, чтобы он не упал, он направился к кассе. Мысли его были просты и понятны.        Найти «Золушку», организовать ей карету и по веянию доброй сказки одарить её бетонными тапочками, как в старые «добрые».       Задумавшись, он чуть не столкнулся с женщиной, которая несла таз. В спешке извинившись, он проводил её заинтересованным взглядом. Внезапно вспомнив ещё одну деталь, он изменил маршрут и направился в сторону магазина товаров для дома.        К мужчине, сидящему на корточках у стеллажа с обилием ведер и прочих ёмкостей, подошла девушка в жёлтой униформе, бейджик на которой свидетельствовал должность консультанта.       — Здравствуйте, могу ли вам чем-нибудь помочь? — вежливо обойдя со стороны покупателя, она не могла не отметить то, как молодой человек держал на плече тяжёлый мешок, и уже взглядом подыскивала, возможно, кем-то оставленную тележку.        — Да, — задумчиво протянул Алексей, поправил край мешковины и остался сидеть на прежнем месте.  — Может, вам лучше взять тележку? — обеспокоено спросила она, готовая уже самостоятельно сходить и привести её, но, остановив жестом сотрудницу, парень сказал.        — Не-не, не надо. — И, повернув в её сторону голову, он пересёкся взглядом с карими глазами, подведёнными светлыми тенями. Всем, кроме глаз, она напомнила ему Лену. Улыбнувшись от воспоминаний, он с лёгкостью поднялся на ноги и, возвысившись над невысокой девушкой, уточнил: — Девушка, а у вас есть вот такой таз, но побольше?        — Сейчас поищу... — еле оторвавшись, она заторможено увела глаза в сторону товара и слегка смущённо от такого пристального, и даже, наверное, доброго взгляда.       Этот взгляд он не мог назвать добрым.        Привязанный к стулу, он с трудом дышал через противогаз, линзы которого запотели. Чужой голос лишь отдавался эхом в его ушах, проходя сквозь пульсирующую кровь и толстый слой резины. Почувствовав на своём плече чужую руку, мужчина задрожал. Вместо ожидаемого удара с него стянули старый советский противогаз, но не полностью. Маску оставили на макушке, а лицо открыли полностью. Ужас охватил его, когда он увидел нечеловеческий оскал напротив. Комплекция связанного мужчины была больше, чем у Щербакова, но кто сказал, что это могло бы его остановить?        — Я же говорил, что найду тебя, — почти с наслаждением в голосе произнёс парень, крепко сжимая руку на чужой челюсти, отчего стало больно. — А ты мне не верил, — он похлопал Просака по щеке и отошёл к столу, на котором уже лежал готовый бетонный раствор.        — Не надо, — повторял Денис в который раз, но это лишь подстегнуло его. Он уже всё рассказал, и Щербаков больше не нуждался в нём. Перед ним сидел его «учитель», человек, который дал ему самый важный жизненный урок: «Чем больше мучается жертва, тем крепче спишь». И сейчас Алексей решил продемонстрировать всю прелесть обратной стороны этой «монеты». Он взял в руки баллончик с перцем и бросил на пленника хищный взгляд.        — Что-то я не вижу радости в твоих глазах, Дися, — мучить его удушьем изначально в планы не входило, но грех было от этого отказаться, когда, войдя в старый гараж, он на стене увидел именно ту старую маску. Маленький подмосковный городок скрывал в себе безжалостного ублюдка, отнимающего жизни по прихоти. Теперь же его черёд терять свою.        У так называемого Диси не было слов, он чувствовал, как по затылку вместе с болью и ужасом растекается горячая кровь, которую останавливает любезно приложенный кусок тряпки.        — Ну что, дружище, поиграем? — ох, как же он хотел это сказать, с семнадцати лет только и грезил, как отплатить ему той же монетой. Он помнил, как его самого точно так же прижали и лишили кислорода, попутно избивая. Все тогда бились за место под солнцем как могли. —  «Слоник» это же твоя тема, —  медленно он приближался к мужчине за сорок, ухватившись за край маски, вызывая вскрик, он бросил злорадное: — Ну что, Дамбо, полетаем.        Натянув противогаз, он, сдавив шланг, перекрыл фильтр и с небольшого замаха дал под дых. Сам процесс заключался в том, чтобы довести мозг до кислородного голодания, медленно и постепенно, пока человек не потеряет сознание, периодически давая вдохнуть хоть чуть-чуть кислорода и после, с новой силой, избивать, чтобы дыхание участилось. Бьют примечательно в грудь и в живот, иной раз передавливая грудину.       Сам Щербаков пытки не любил. Его профилем было подстроить смерть как случайную, или, на крайний случай, суицид, но для такого случая можно сделать исключение. После потери сознания на двадцать третьей минуте такой «игры» под ноги Просака был помещён тазик с бетонным раствором. Вторая любимая забава у Дениса в молодости была обувать людям «бетонные сапоги» и спускать под воду. Вот и его самого это ожидало в самом ближайшем будущем. Первичное застывание бетона идет в первые два с половиной часа, поэтому, зачистив гараж от следов и с горем пополам перенеся всё ещё живое, но бессознательное тело в машину, они тронулись с места.       Середина озера. Как он любил это место, до дрожи. Помнил каждый момент, проведённый на нём. Всё: от купания в проруби до привязывания аккумулятора к трупу. И поистине красивое место стоило смерти. Уже на одну больше. Круги расходились по воде, покачивая лодку. Сука, он однажды точно купит себе крутую, большую, и, главное, деревянную лодку. Такую же, как и тогда, когда он рассекал на ней с Сергеем Валерьяновичем. И привезет сюда Нурлана.       Потому что…       Потому что красиво. Вода чистая и прозрачная, на мели уходящая в тёмно-синий оттенок на глубине. Пузыри воздуха перестали всплывать на поверхность на второй минуте такого погружения. Холодно, ветер порядком обдувал со всех сторон, но так хорошо.        — И у вас в Карельских скалах будет личный водолаз, — напевая себе под нос, он брёл к машине, стоящей у обочины. Обойдя и скусив нападавшую листву, он довольно огласил тишину: — Четыре плюс один.       — Блять, он что, в психушке лежит? — шокировано глядя на Гурама, Щербаков не знал, что и сказать. Поэтому просто ел... Ну, он мог себе оправдать тем, что его бесчеловечно нагружали информацией в момент халявной трапезы.        — Да нет, просто числится, — успокаивая его, езид, показывая с телефона фотографии каких-то документов о наблюдении человека в базе данных психбольницы.        — А за что? — отпивая колу, уточнил Лёха, указывая на дисплей телефона. Амарян сам его вызвал и вещал об его «случайной» находке.        — У-у-у, Лёха, погоди, я готовился, — с серьёзным настроем его товарищ принялся искать другие фотоснимки, для которых он поднял старые контракты и упросил в услуге. — Суицидальные наклонности или типа шиза.        — Готовился он, — фыркнул парень на такое задание и уже с азартом стал осыпать его вопросами, требующие внимания к ненужным действиям по типу: — В каком году он туда поступил?        — Пятнадцатом, — с вызовом ответил Гурам, приводя в доказательство свидетельство о регистрации.        — Год кого это был? — делая последний глоток, опустошая стакан, он не отрывал взгляд от чёрных глаз.        — Да, блядь, Лёха! — ругнулся Гурам, обиженно отвернувшись. В конце концов, кому из них нужна эта информация.        — Да ладно тебе, — похлопав по плечу мужчины, Щербаков вышел из-за стола. Бросая взгляд на заблокированный, с всплывающим окном, голосящим о непрочитанном сообщении от Нурлана, телефон. — Короче, спасибо. Скинь мне фотки, а то я погнал. И, махнув на прощание, он схватил свою куртку с кресла, двигаясь к выходу.       — Лёш, — позвал его мужчина, а тот без лишних вопросов подошёл ближе, мельком посматривая на измученное тело «конкурента». После того, как один из их людей закончил допрос с пристрастием, он подъехал.       В заброшенной больнице на лестнице стоял холод, пропитанный сыростью и привкусом крови. Пальцы в карманах немели от холода, а сигаретный дым обжигал слизистую.       По ступенькам поднимался «живой труп», издавая болезненные стоны и кряхтения. В такой ситуации слова были не нужны — достаточно было простого кивка в сторону калеки. В раскрытую ладонь лёг увесистый пистолет ТТ.       Молодой человек двадцати двух лет, сглотнув комок в горле, крепко сжал оружие. Он вынул магазин, прокрутил в руках три патрона, вставил их обратно и с громким щелчком перезарядил пистолет. Подойдя ближе, он без жалости схватил неугодного за ворот куртки и прижал его зубами к ступенькам старой лестницы.                                                                               Шаг назад. Удар. И громкий хруст чужой челюсти, сопровождаемый животным криком, эхом раздается в воздухе. Нога, стоящая на затылке высокого темноволосого парня, слегка смуглая кожа, испачканная кровью, дорогие вещи...  На руке серебряные часы, такие же, как носит Нурлан.                                                                                                                                                 Нурлан…       Страх пронзает парня, его сердце колотится, словно сумасшедшее. Его трясет, он не может поверить, что это происходит с ним. Испуганно и тихо он повторяет: «Нет-нет-нет-нет». Отшатываясь, он упирается спиной в чью-то грудь, пытаясь отрицать происходящее. Но хрипы и тихие стоны казаха становятся всё реже. Боль... Лёша больше не может сдержать слез, он не может осознать, что происходит. И тут на его плечо ложится чья-то рука. Сухое и приказывающее:       — Давай.       Рука, охваченная дрожью, сжимала заряженный ТТ, снятый с предохранителя. Слезы катились по щекам, а губы дрожали, с трудом сдерживая всхлипы. Рука с пистолетом была натянута как струна. Три выстрела — и три пули вошли в голову.       В этот миг сразу два тела обмякли. Послышался звук падающего металла на бетон, разрезавший воцарившуюся тишину. И в тот же миг парень, осевший у холодного тела, с дрожью в руках переворачивает труп. Кровь и сквозные отверстия в голове едва позволяют узнать в этом обезображенном лице его Нурика.       — Двести сорок, Лёш, — услышал он сквозь собственные непрекращающиеся всхлипы. Вжимаясь в окровавленную рубашку, он уже ненавидел всё это...       Будильник стал для него настоящим ангелом-хранителем. Резко пробудившись ото сна, он чувствовал, как его лицо покрывается холодным потом, было тяжело дышать. Во сне он рыдал; об этом говорил солоноватый вкус на губах. Это же был сон? Утерев с лица остатки влаги, он выключил сигнал будильника и, свесив ноги с кровати, медленно поднялся.        Его трясло.       Забрать Нурлана с бара? Да какой там, банальщина. А вот притащиться в какой-то дохуя дорогой фитнес клуб в центре Москвы, с отсутствием свободных мест на парковке? Это то, что Щербакову доктор прописал.       Но до чего же круто Сабуров разрывает ринг! Движения чёткие, резкие, завораживающие. Алексей смотрел на тренировку Нурлана по боксу и не мог оторваться. Тот уверенно двигается по залу, ловко уходит от ударов тренера и мощно бьет в ответ. Каждый его удар словно высекает искры из воздуха, а защита выглядит настолько безупречной, что кажется, будто он читает мысли тренера. Алексей не мог не отметить его грации и мастерства.        Леша понимал, что за этим стоят многочасовые тренировки; что бокс — это не только физическая подготовка, но и ментальная. Нурлан не просто тренировался, он учился контролировать своё тело, развивал выносливость и силу.       Но как прискорбно, что таких сил всегда  оказывается недостаточно. Личный опыт наталкивает на размышления о том, что любую преграду можно преодолеть, если знать, куда бить; то же касается и людей. И, как представляется ему, у него самого появилась ещё одна такая «уязвимая» точка.       Кепка, надетая козырьком назад, пару раз пыталась слететь с головы мужчины. Это зрелище вызывало улыбку у Лёши, но на лице Нурлана не дрогнул ни один мускул.       Сабуров, поглощённый своими мыслями, даже не заметил, как тот подошёл и теперь стоял рядом с рингом на периферии, облокотившись на колонну. Уклонившись от удара тренера, они поменялись местами, и теперь последний оказался спиной к Щербакову, который стоял за пределами ринга. Лёша, не отрываясь, наблюдал за его движениями, испытывая чисто эстетическое наслаждение.       В этот момент к нему обратились со стороны:        — Мне охрану позвать или сам уйдёшь? — спросил подошедший, не скрывая своего высокомерия. Его тон заставил мужчину растеряться и оторваться от наблюдения за тренировкой. Он вопросительно поднял бровь и повернул голову.       — Что-то не так?       — Да, — сказал молодой человек лет двадцати пяти в форме клуба с бейджиком тренера, стоя в полутора метрах от него и свысока оглядывая, словно товар на пункте выдачи. — Незаконное присутствие посторонних лиц на закрытой территории нашего фитнес-клуба — вот что не так.                                                                                    — Хуясебе, — бросил Алексей, не скрывая своего раздражения. Он уже успел привыкнуть к такому за почти два года работы. Вечно эти самодовольные и богатые выскочки не устраивают. Ну а что поделаешь, если он не деньги и всем нравиться не может?       — Я бы попросил! — негодующе воскликнул спортсмен и, сверкнув глазами, стал ожидать ответа.       — Ну, попроси, — Лёша закатил глаза и повернулся к нему всем телом, всё ещё опираясь на колонну, которая так удобно подпирала его плечо и спину. — Может, тренер и с тобой позанимается. Чё ко мне пристал то?         — Слушай сюда! — дистанция порядком сократилась, и чужой длинный палец упёрся ему в грудь. — Я тут всех знаю, а тебя вижу впервые. И браслета у тебя нет. Так что либо ты сам уходишь, либо я охрану позову.       — Мальчик, я детей в колготках не слушаю, — непринужденно, словно в воспитательных целях, он слегка хлопнул по чужому запястью как бы отмахнувшись. — Беги ищи свою воспиталку.       — Это трико!       — Да хоть ползунки, мне похуй. Отвали от меня, — рявкнув чуть громче уже из злости, он от греха подальше скрестил руки на груди, пока не приложил мальца. И вновь отвернулся, прекращая игру в гляделки.       На ринге, как и прежде, царила атмосфера напряжённого ожидания. Сабуров, сосредоточенный и серьёзный, держал блок и наносил удары. Тренер, держащий лапы, то и дело перемещался по площадке. Он, вероятно, уже заметил суматоху за пределами арены, но продолжал следить за происходящим на ринге.       Щербакова пропустили предупреждённые заранее сотрудники на стойке регистрации и провели до места тренировки, попросив подождать. Соответственно, какого-либо пропуска при нём не было.       Нурлан, по-видимому, ожидал очередного опоздания Щербакова. Однако, как гласит народная мудрость, раз в год и палка стреляет, и порой даже Алексей проявляет пунктуальность.       — Ты напросился, — в порыве некоей величественности незнакомец схватил Алексея за грудки, и ткань его чёрной рубашки затрещала где-то в районе шеи. В глазах Щербакова словно всё заволокло пеленой, и в следующую секунду незнакомец уже лежал лицом в пол, придавленный коленом и с заломанной рукой за спиной, а отлетевший бейджик сообщал, что «Константин, тренер по самообороне» не заслуживает должности.       От резкого звука удара и пронзительного вскрика, Нурлан словно окунулся в ледяной поток. Концентрация, собранная с неимоверным трудом, мгновенно испарилась, оставив его беззащитным перед атакой. Пропустив удар и ощутив резкую боль в носу, он отшатнулся назад.       Переглянувшись с тренером, Нурлан перевел взгляд на периферию, где разворачивалась сцена. Он застыл в изумлении на несколько мгновений. Не теряя ни секунды, Нурлан зубами сорвал застёжку с перчатки на одной руке, затем на другой. Освободившись от них, он ринулся к телохранителю.       — Лёш! — на оклик среагировали незаметно, отпустив и поднявшись с чужой спины, Щербаков посмотрел на подбежавшего. — Ты что творишь?       — Обнимаюсь, не видно, что ли, — не скрывая сарказма, Алексей отошёл подальше от поднимающегося паренька и, даже не глядя в его сторону, был готов прописать тому в зубы, так сказать, для профилактики.       Не было никаких разбирательств, никто не пытался определить, кто прав, а кто виноват. Просто Щербакова бездоказательно обвинили во всех мыслимых и немыслимых грехах, и на этом всё закончилось. Он был вне себя от гнева и в какой-то момент подумал о том, чтобы утопить Сабурова, пока тот мылся после тренировки, ведь тот снова не принял его сторону.       А он что? Стоит и всё. Надо бы этого сопляка проучить, чтобы запомнил, а он охраняет эту «восточную красавицу», как собака. Лучше бы такси заказал, а не ему названивал.       Они вышли из клуба, и, отойдя от здания, шли на расторжение. Озлобленный и напряжённый Щербаков почти бежал, держа руки в карманах куртки и не даваясь поравняться с собой, а идущий вслед за ним вымотанный и нервный Сабуров уже был готов подставить тому подножку, дабы хоть как-то остановить его. В воздухе повисла напряжённая пауза, подобная затишью перед бурей. Казалось, что в этой тишине повисло нечто недосказанное, требующее своего прояснения.       — Нет, — произнёс он ледяным голосом, словно ноябрьский мороз.       — Лёша, я не хотел, — прошептал он, снова приближаясь и обходя поникшего мужчину, который, словно тень, смотрел в пол. Он мягко положил свою ладонь на чужое предплечье, пытаясь проникнуть сквозь стену молчания и вывести на контакт.       — Ага, я прям вижу, — кивая, глядя всё так же в пол, Алексей несильно пнул носком кроссовка сабуровский ботинок.       — Прости, пожалуйста, — уже вторил Нурлан.       — Хуялуста, мне это не надо, и деньги мне не сдались. Я б на море жил себе спокойно и не жаловался, — распыляясь по новой, Лёша пытался стряхнуть руку с себя, но выходило не очень удачно.       — Ты же не уйдёшь?       — А вот уйду! Брошу тебя и в метро уйду, — возразил Щербаков, мельком бросая взгляд на лицо парня, и продолжая разглядывать пуговицы на пальто, вырез на котором манил спрятать замёрзшие ладони. — Мне, блять, как человеку обидно, я хаваю эти твои шутки гейские, доёбы, проблемы левые, прихоти. А получаю что? — вопрос нельзя было назвать риторическим, но и ответа он не требовал. Они продолжили стоять молча. Пока слова у Нурлана всё же не нашлись.       — А ты не думал, что я тоже не могу по-другому? Я тебе многое прощаю, за что других бы с лестницы спустил. Ты что, святого из себя возомнил? Я тебе верю, слышишь? Верю! Просто не могу иначе. Ты же не извинился. Я не заставлял, просто сказал условно для вида. А потом плечами пожал, мол: «Ну не судьба, значит». В этом мире нельзя всех направо и налево посылать.       — Но когда у человека есть приоритеты, он всегда выбирает их. А я у тебя, судя по всему, там не числюсь. Уж извини за такую самонадеянность, значит, мне просто показалось, — подняв наконец-то потухшие глаза, не до конца осознавая сказанное.       — То есть я у тебя в авторитете? — изумлённо спросил Нур, по ощущениям теряя последние нити рассудка, раз слышит какое.       Ответом служит молчание.       — Лёша…       Он всё же увез его. Молча сел в машину и выкрутил радио почти до предела, дабы не слышать пронзающую тишину. Тихо не только в салоне, но и в его голове. Ему стыдно, обидно; страшно, в конце концов. Страшно думать, что будет дальше, сказал он явно лишнего. Особенно в конце.       На месте Нурлана он бы прописал себе как минимум хорошего леща, чтоб неповадно было, но его тупая привычка сначала делать, а потом думать, всегда на шаг впереди.       Ну а Нурлан... А что, собственно, Нурлан? Он забыл всё, что хотел или думал сказать. А думал он о многом, в том числе о том, как же невероятно Щербаков выглядит в чёрной рубашке и как его глаза голубеют на фоне покрасневших белков. Красивый чёрт! И так близко.       Но в машине вечно говорливый Лёша молчал. Тупое радио орало какой-то бред. А в голове так и вальсировали всевозможные мысли.       Заходить в квартиру одному было уже непривычно. Даже если Щербаков торопился, он всегда шёл с ним и заходил во все комнаты, мельком оглядываясь, и только потом уходил, надолго не задерживаясь.       И в то время как кто-то, стоя на балконе, курил, наблюдая за тем, как «Тойота Спринтер» покидает огороженную территорию, Щербаков, с силой нажимая на педаль газа, едва не снёс шлагбаум, и злился прежде всего на себя самого. Он ехал домой, но сейчас ему туда совершенно не хотелось. Делать там было нечего, одному.       Сна ни в одном глазу, на часах — полвторого ночи. Алексей, дрожа от пронизывающего холода, сидел на лавочке под тусклым светом фонаря. Его руки почти потеряли чувствительность. Проклятая зима всё не наступала. Обычно в ноябре уже шёл густой снег, укрывая землю белым покрывалом, но сейчас и намека на это не было. Холодно дико, но новогоднего настроения при этом нет. Да какой там, никакого настроения не было.       Воспоминания про то, как он носился по двору, играя в снежки с маленьким Эмиром, наводило на лицо лёгкую улыбку. И то, как в прошлую зиму он радостно убегал от Сабурова, которому закинул снег за шиворот; как до слёз ржал над ним, поскользнувшимся на льду у самого входа; то, как сам от скуки прилёг в сугроб, пока ждал, когда тот договорит по телефону, а после того как увидел его всего в снегу, помог встать и отряхнуться; и то, как на Новый год получил короткое поздравление по телефону, которое переросло в часовой разговор. И пока всё это время Лёша был у себя дома и ел салаты, Сабуров свалил на балкон с организованного банкета и, мёрзнув, обсуждал с ним растущие цены на горошек.       Почти два часа ночи, а если быть точнее, 01:46. И просидевший всё это время в парке Щербаков продрог и «протрезвел». Под влиянием нахлынувших чувств он вернулся к машине и сел за руль.       Белые хлопья стремительно опускались вниз, устилая практически пустую дорогу белой пеленой. В салоне тихо играл Цой, а с губ то и дело срывались строчки с припева.       — Попробуй спеть вместе со мной... — почти шёпотом подпевал Алексей, в такт барабаня пальцами по рулю.       Дворники ходили из стороны в сторону, сминая снег. А красный сигнал светофора почти догорал. Выехав на кольцо, он пропускает два съезда и выезжает на третий. Его путь в который раз лежал в сторону дорогого ЖК.       Телефон подал признаки жизни, выводя хозяина из транса. С неохотой потянувшись за ним, карие глаза быстро пробежались по короткому сообщению. Жду внизу. Леша 02:13       Глупо отрицать очевидное, но полусонный мозг казаха не сразу осознаёт, что к чему. И только просидев порядка двух минут, смотря в одну и ту же точку, он бросает телефон и подрывается к шкафу, натягивая первое, что попадается под руку. Серое трико и какая-то футболка белого цвета; удосуживаться искать носки он не собирался, так что наспех сбросив домашние вещи, он, подобно ветру, собранный стоял у порога, набрасывая пальто на плечи, и готовясь выйти, опомнился про телефон, что сейчас лежал на диване. Взвесив все за и против, принял важное решение о том, что лишних минут на переобувания у него попросту нет, быстро пробежавшись в кроссовках по коридору, он взял телефон и пулей вылетел из квартиры.       Почему он так спешил? Оставалось без ответа. Просто этот дурак делает из него ещё большего кретина. Побуждая с каждой встречей всё новые и непонятные эмоции. Словно школьник в пубертате, он плавает в своих чувствах, не в силах их обуздать.       Темная фигура стремительно приближалась к мужчине у машины. И последний, слыша шаги, оборачивается, встречаясь лицом к лицу с Сабуровым, которого уже успел облюбовать снежок. А ветер, дувший до этого в стену Алексею, утратил такую возможность из-за закрывающего его парня. Вот игра взглядов достигла своего тупика.       — Покурим? — спокойно и уверенно предложил, облокотившись на капот своей машины Щербаков, в привычной манере приподнял светлую бровь.       — Курить вредно, — с усмешкой сказал казах, стараясь скрыть своё изумление. Он нащупал в кармане пальто пачку сигарет, вытащил её, а затем услышал шуршание и снова полез в карман. На этот раз он достал горсть конфет и протянул их Щербакову.       — Опять барбариски, — забрав конфеты, и без того не собиравшийся курить Лёша, развернул одну из карамелек, сразу отправляя её в рот и убирая фантик в карман вместе со всей горстью.       — Не нравится? — прикуривая, спросил Нурлан, впервые на самом деле задумавшись о том, что такие конфеты Щербаков может просто-напросто не любить.       — Да не, — покачав головой, он смотрел за тонкой струей поднимающегося дыма. — Я счастлив, — безжалостно разгрызая карамель, он добавляет: — Вкус кладбища.       — Я думал, ты скажешь «вкус детства», — ухмыляясь сам себе, Нурлан выдыхает дым в противоположную сторону от парня.       — Ну и его тоже, — кивнул он и как-то на автоматизме потянулся поправить поднявшийся воротник верхней одежды Сабурова, как зачастую делает если поблизости не было зеркал, чтобы тот сделал это сам. Поэтому, уведя руки за шею, он подходит практически вплотную.       — Что, обниматься лезешь? — хитро улыбнувшись, слегка наклоняясь для удобства, Нур делает ещё небольшой шажок и обхватывает свободной рукой парня за талию, прижимая к себе. Встретившись с удивлением и небольшим сопротивлением, он напрягся, готовый уже отпустить и извиниться за то, что в очередной раз перегнул, но чужое тело расслабилось, а руки с шеи спокойно сошли на плечи, а потом и вовсе за спину. Уткнувшись лбом в чужую грудь, Щербаков просто сцепил пальцы в кольцо и, не задумываясь, стоял так, вслушиваясь в стук чужого сердца.       — У тебя что, тахикардия? — не поднимая глаз, спрашивает телохранитель, отмечая слишком частый стук.       — А ты что, врач?       — Нет.       — Ну пусть тогда будет тахикардия, — истлевший бычок полетел в снег, а, подавшись на зов своей «болезни», он прижался ещё крепче, уткнувшись в сгиб шеи, вдыхая морозный воздух вперемешку с запахом одеколона и кожи.       И, не сговариваясь, оба одновременно на выдохе произносят:       — Прости...       А дальнейший предлог остаться не встретился отказом. И даже когда в гостевой комнате зажёгся свет, оба не торопились спать, переговариваясь о мелочах. Подпирая плечом дверной косяк, скрестив руки на груди, Нурлан смотрел за сидящим на кровати Лёшей и не понимал, почему выбрал свою комнату в качестве основной? Здесь, в гостинной, в разы уютнее, хотя стиль мебели и стенпрактически идентичен. Кровать другая, но это пустяки. В ней будто теплее и комфортнее. Возможно, самое главное отличие сейчас между той и этой комнатой было наличие и отсутствие Щербакова. Расслабленного, с мокрыми после душа волосами, отказавшегося брать его одежду, чтобы, цитируя его же словами, «не выглядеть как баба». Разница в росте, конечно, не в тридцать сантиметров, но тоже заметная, а учитывая чью-то любовь к более прилегающей одежде, в нурлановых вещах он будет выглядеть необычно. И он бы с удовольствием на такое взглянул, но чужой голый торс сейчас куда привлекательнее.       На улице всё ещё темно, а на часах время близится к пяти. Парни по-прежнему говорят, за исключением только того, что уже оба сидят на кровати и спорят об очередной глупости, совсем не злобно, больше для виду, оттягивая время отбоя.       В конечном итоге сон свалил обоих, и если Щербаков устроился на подушке, то Нурлан заснул, неудобно облокатившись на спинку кровати, позже поснувшись от затекшей шеи в полседьмого, аккуратно пытаясь слезть с кровати и уйти к себе, он почувствовал легкий толчок ногой, и тихое хриплое:       — Да куда ты, блять, лезешь, танкист хуев, — бурчал Лёша, откидывая край одеяла и хлопнув рядом с собой на второй половине большой кровати. — Спи давай, — спорить и отпираться никто не собирался, поэтому, как только он лёг рядом, его слегка грубо накрыли одеялом с головой и буркнули что-то ещё.       Заснуть повторно было несложно.