Дивнозёрские драбблы

Мавка и водяной в любовных игрищах, не сговариваясь, всегда обращаются в людей. Никакой рыбьей чешуи, плавников, шлёпающих по воде и переливающихся в лунном свете хвостов. Они не говорят об этом друг с другом, но и он, и она, не сговариваясь, приходят под большую иву у речной заводи, где они обычно встречаются, людьми. Всегда людьми. У водяного на могучих руках перекатываются мускулы, когда он не грубо, но достаточно бесцеремонно усаживает взвизгнувшую мавку в ложбину изогнутого ивового ствола. Его бородатое лицо оказывается на уровне её белых круглых колен. Он подсовывает ладони под её пышные ягодицы, властно разводя стройные ноги. Мавка снова взвизгивает, когда его борода (она знает, что на свету пряди его бороды и волос отливают изумрудной зеленью) щекочет её между ног. Она крепче хватается за сотрясающуюся иву. Та жалобно стонет, и сама мавка стонет так же жалобно и сладко, когда водяной лижет её лоно, будто пёс. А потом с прежней бесцеремонностью подхватывает под колени, рывком переворачивает, ставя наземь. Листва шуршит. Теперь мавка утыкается лбом в ивовый ствол, пока водяной мнёт её груди, наполнившие ему ладони. — Держись крепче, — взрыкивает он. Теперь его борода щекочет её висок, взмокший от проступившей испарины. Она снова цепляется за иву, боясь упасть под его неистовым напором, страстно всхлипывает, принимая в себя его естество, пронзающее её, будто крепкий, чуть изогнутый древесный сук. Она жмурится от боли и острой неги, слёзы текут по её щекам. «Людская любовь, — лихорадочно думает она. — Вот людская любовь».