Весенний вихрь

      Николь внимательно рассматривает собственное блядское отражение, легонько опираясь на край раковины. Холодный кафель обжигает бледные ладошки.       «Шлюха».       Она бы усмехнулась собственным мыслям, но губа кровоточит. Леви не умеет целовать нежно.       Ее бедра и запястья в синяках, шея в засосах, а сердце — в глубоких ранах.       Слегка подрагивающей ладонью она тянет за отросшие пряди волос, другой — хватается за ножницы. — Они такие блестящие, — завороженно шепчет Армин, а после, краснея, прикрывает рот рукой, — ох, извини. — Все в порядке, — Николь машет рукой куда-то в сторону, — можешь потрогать, если нравится.       Тихо прорычав, Вебер резким движением отстригает одну из прядей. Щелкает ножницами еще раз — в раковину летит еще одна прядка. — Остановись.       Николь замирает. — Прошу тебя, хватит.       «Отстригать волос или причинять тебе боль?». — Он меня бесит, — тихо произносит Вебер. Щелчок — в раковину летит еще одна темная прядь. Армин хмурится. — Ты тоже. — Это не правда. — Капитан Леви будет ругаться за такой длинный волос, — взволновано шепчет Армин, сминая темные пряди пальцами. Николь усмехается. — Ну и пусть. Главное, что мне они нравятся… — Может быть.       Вебер безжалостно отрезает еще несколько прядей. Мгновение — и ее требовательно хватают за руку, отводят ладонь в сторону. — Прекрати. — Отвянь.       Она дергает рукой, но тут же жмурится: Армин задевает пальцами свежий синяк. Ножницы со звоном падают в раковину. Арлерт, тут же спохватившись, отпускает девичью руку, взволновано взирая. — Больно? — Да нет, — девушка потирает кисть руки, отводя взгляд. Но по иронии судьбы встречается с лазурных глазами, пронзительно взирающими, в отражении зеркала. Ее охватывает сжигающая душу ярость. — Нет, сука, не больно. Хотя… уточни момент. Может ты не про чертов синяк? Может ты…       Слова застревают в горле, перекрыв дыхание. Николь понимает, что если продолжит говорить, то разрыдается.       Нет, только не перед ним. — Николь… — Отвечай на ебаный вопрос, Арлерт! — стена внутри рушится. Горячие слезы градом орошают бледное лицо, выжигая тонкую холодную кожу. Вебер не смотрит на него, нет, она стыдливо опускает голову, дрожа всем телом.       Пару мгновений слышатся ее жалкие всхлипы, после Армин неторопливо тянет к ней руки. Она ощущает горячие ладони на плечах, а затем и то, как ее прижимают к широкой груди. Девушка слышит учащенный ритм сердца, его взволнованное дыхание, чувствует дрожь в юношеских пальцах. Она хочет оттолкнуть его, ударить, послать к черту, но руки непроизвольно тянутся навстречу, хрупкое тело прижимается к крепкому, мужскому.       Истерзанная душа Николь пронизана болью и кровоточит от любых вибраций изнывающего сердца, но все же каждая частичка девушки стремится к юноше, словно Армин в состоянии исцелить ее раны. Будто он — спасительная панацея, а не тот самый яд, что пожирает ее изнутри. — Блять, больно! — она вопит, уткнувшись лицом в широкую грудь, хватается за плечи Арлерта, словно утопающий цепляется за спасательный круг, — как же больно… сука. — Я знаю, Николь, — он шепчет ей эти слова куда-то в макушку, вдыхая остатки весеннего шлейфа, крепче прижимая девушку к себе, — я знаю. Поэтому не спрашиваю. — Отпусти, — спустя несколько мгновений произносит она дрожащими губами, утирая слезы с щек, — отпусти, блядь. — Никогда.       «Ты будешь убивать меня дальше, да?» — злорадно подкидывает сознание девушки. — Отпусти. — Ни за что.       Армин прижимает Николь к себе крепче, зарываясь носом в густоту на макушке.       «Они такие же мягкие, — проносится легким вихрем мысль в голове Армина, отчего юноша улыбается, — они все еще блестят.»       Как бы не было тяжело, он не отпустит. А она не уйдет, насколько бы сильно ей не было больно.