Весенний вихрь

— Николь?       Леви замирает в проеме, обескураженный присутствием Николь в его кабинете. Сегодня воскресенье, да и время позднее… — Леви.       Ее голос срывается в последний момент, но она тут же сглатывает горький ком, замолкая. Девушка не оборачивается, внимательно разглядывая ночной пейзаж за окном.       Аккерман ощущает легкий холодок, что водопадом прошелся по затылку, следом — табун неприятных мурашек. Под ложечкой засосало, в груди неприятно заныло.       Риваю вдруг подумалось, что грядет что-то… неизбежное. — Что-то стряслось?       Мужчина неторопливым движением откладывает бумаги на стол, стягивает с себя куртку. Неприятные мысли и странное чувство, что щемит в груди, донимают капитана, но он отмахивается от всего этого. Уже быстрее Леви ступает к Николь, хватает ее за талию, резким движением прижимает к себе.       Обычно горячая, необузданная Николь сейчас была такой… неприступной. От нее веяло колким холодом. — Решила добавить в наше общее расписание еще один день? — Вебер все также не шевелится, молчит, но Аккерман не сдается: его губы проходятся вдоль молочной шеи, и без того усыпанной желтоватыми островками.       Вкус Николь такой же пряный, с легкой перчинкой, весьма желанный и уж точно незабываемый.       Наконец девушка шевелится, но, неожиданно для Аккермана, убирает его руки с талии и медленно оборачивается. — Леви.       Случись это день назад, он бы обязательно заткнул ее поцелуем, зажав в углу. Но сегодня все как-то… по-другому.       Отрешенный взгляд девушки не позволяет Аккерману своевольничать. — Что случилось? — звучит нетерпеливо. Леви облизывает вмиг пересохшие губы, отводит взгляд.       Пару мгновений проходят в тишине, но тянется то безмолвие будто бы целую вечность. Тревога в груди Аккермана нарастает.       Глубоко вздохнув, Николь берет угловатое лицо в ладони, слегка приподнимается на носочках. Леви замирает, кажется, перестав дышать.       Вебер оставляет легкий поцелуй на его холодных устах, слегка покусанных. Затем дрожащим голосом произносит: — Это последний раз.       Липкий страх мгновенно улетучивается. Только вот холод овладевает всем телом Аккермана, окутывает его замершее сердце.       Он внимательно изучает поблескивающий аметист напротив. Николь старается всеми силами не отводить глаза, но оледеневший взгляд мужчины слишком пронзителен. — Хорошо.       Девушка вздрагивает. Она чуть морщит нос, кажется, пытаясь сдержать рвущийся наружу поток слез. Ее переполняют чувства, а вот Леви…       Полностью опустошен.       Он наклоняется, касаясь ее губ своими, неторопливо хватает зубами нижнюю. Но не кусает.       Николь горячо выдыхает, дрожа всем телом.

***

      Аккерман оглядывает ее хрупкий стан, окутанный лунным свечением, что льется сквозь незашторенное окно. Серебристые лучи освещают ее молочную кожу, на которой грубыми рубцами усыпаны старые шрамы. Николь одевается неторопливо, продолжая растягивать этот вечер. — Почему? — вдруг спрашивает она, накидывая куртку. Аккерман, отведя взгляд, делает продолжительную затяжку, после медленно выдыхает едкий дым. — Поясни. — Почему ты… — Николь наконец оборачивается: она вновь жмурится, но уже от отвращения, ведь ненавидит привкус пепла и тонкий шлейф табачного дыма столь тяжелых сигарет, — почему ты был так нежен со мной?       Леви изящным движением стряхивает пепел в пепельницу, прикрывает глаза.       Николь протяжно стонет, выгибаясь в пояснице, запрокидывает голову назад. Леви хочется впиться в эту тонкую шею, растерзать до хруста костей, до ошметков бледной кожи…       Но он только лишь наклоняется ниже, оставляя череду невесомых поцелуев.       Леви входит неторопливо, сжимает чувствительную девичью грудь. Проходится языком по тонкой коже, обводя кончиком каждую венку, невесомую растяжку, расцеловывает глубокие полосы шрамов.       Леви зарывается носом в густые темные волосы и вдыхает-вдыхает-вдыхает, надеясь, что этот запах отпечатается в его легких.       Уже после, дрожа и расслабляясь в надежных руках, Николь тихо рыдает, а Леви молчаливо сцеловывает солоноватые капельки с впалых щек. — Капитан?       Ривай приоткрывает веки, ловя глазами замершую Николь. Та все же не сдерживается и отводит взгляд.       Аккерман вновь лезет в пачку за очередной сигаретой. Губы несильно сжимают слегка надломленную закрутку, зубы так и норовят щелкнуть по фильтру. Спустя пару бесконечных мгновений легкие вновь наполняет молочная дымка, въедающаяся в кровеносную пленку, разъедающая органы и ноющую боль в области сердца. — Потому что это последний раз.