Брайт, Гласс и очень много хуйни

Брайт плотно закрыл за собой дверь и прислушался. Не то, чтобы он ожидал кого-то обнаружить: простая предосторожность. Доктор стянул с себя шлем и, отметив, что форма у Длани Змея — говно ещё то, окинул комнату взглядом в поисках панели управления. К его величайшему сожалению, вместо пульта Тысячелетнего Сокола он обнаружил старый компьютер, рисковавший развалиться вслед за СССР, во времена которого и был, вероятно, произведен. Впрочем, рухлядь, державшаяся на слабом желании сдохнуть в кругу каких-нибудь мощных компьютерных программ после установки нового, слишком мощного софта, на удивление включилась. Ну да, кола, конечно, в то время была полной хуйней, но вот технику делали достаточно добротно. Был бы рядом Йорик, точно отметил бы, что Джек — действительно дед. На всякий случай пнув компьютер, чтобы тот не помер раньше времени, Брайт цокнул языком: фонд-хуенд, а нормальные компы в самую, мать его, важную зону, принадлежавшую господу богу, самому доктору Брайту, закупить не смогли. Впрочем, техника его в тот момент мало заботила: больше всего его интересовала медленно опускавшаяся шкала черной мерзкой херни, коей был заполнен весь теллекиловый куб. Брайт прекрасно понимал, к чему может привести его выходка. Тридцать пятого изолировали не просто так, и потому любое неосторожное движение могло привести к пиздецу, а если учесть, что за стеной творился полный хаос, за которым пытался следить ебучий неуправляемый подросток, то шанс на успех и вовсе приближался к нулю. И все же у него не было бы другой возможности. Для плана доктору не хватало всего одной вещи: расходника, которого можно будет сплавить Лере на сожжение после использования. Оторвавшись от мониторов с показаниями, которые постепенно вселяли в него веру в успех, он обернулся к двери и сделал несколько шагов, прислушиваясь к происходящему за ней, благо, звукоизоляцию в камере объекта без голоса устанавливать не стали. Высовываться без полной уверенности в том, что подходящая жертва прямо рядом с ним, было нельзя, ибо едва его заметит разумный персонал, сразу же возникнут подозрения. Шаги. Сначала тихие, затем ставшие громче и чётче. Явно бег, слышно замедление темпа и то, что бегущий то ли спотыкается, то ли перепрыгивает тела. Впрочем, у двери он замедляется ещё сильнее, словно останавливаясь, чтобы прочитать табличку. Не знает местность. Брайт резко раскрыл дверь и схватил парня в рыжем комбинезоне, который и заорать не успел, как оказался отрезан от мира. Доктор зажал жертве рот и зашипел, призывая к тишине, на что расходник в ужасе замолчал. — Заебись, — вздохнул Джек. — Значит так, задача проста: зайдешь в камеру в том костюме, — кивнул он на защитный костюм в углу, — и ты свободен. Парень закивал, и Брайт наконец отпустил несчастного, позволяя спокойно отдышаться. Судя по метавшемуся взгляду он не имел понятия, что вообще делает, однако у заложников на войне своих и чужих не было. На всякий случай демонстративно перехватив пистолет, доктор кашлянул, и Д-класс сглотнул, спешно отступая к костюму. Приготовления прошли быстро, и когда парень уже мялся у двери, Джек попросту впихнул его в открывшийся проход и мгновенно запер дверь. Снова полагаясь лишь на слух, так как камеры были безвозвратно убиты черной жижей, он припал к перегородке между помещениями. Раздалось хлюпанье ботинок по болотистой поверхности, треск стекла и, наконец, отщелкивание креплений на шлеме. Брайт терпеливо выждал ещё несколько секунд, перед тем, как раздался знакомый голос с переливчатой интонацией, что плавно, но быстро сменялась с низшей на высочайшую. — Ну что же вы, если так хотите со мной поговорить, так заходите! Последний раз удостоверившись в том, что двери надёжно закрыты, а огнемет, подобранный во время его забега, на месте, доктор решительно отпер камеру содержания. Отойдя на метр назад, он встал и стал терпеливо ожидать появления того, кто ему был так нужен. Парень в маске, чья форма уже была порядком пропитана черной кровью, чинно прошествовал в ранее невиданное им помещение. Сложив руки за спиной, он оглядывался и, словно наконец заметив Брайта, воскликнул: — О боже, доктор Брайт! Какая встреча. Неужели вы все же решили, что мне не место в заточении? — Действительно, сколько лет прошло, — усмехнулся Брайт, вступая в игру. На самом деле, он прекрасно понимал, что за разговором не сможет выбить из собеседника всю нужную ему информацию. Тем не менее, просто начать с шантажа также было нельзя: его угрозы могли быть попросту не восприняты всерьез. Он должен был провести короткий диалог, который бы сломал манипулятора перед ним и доказал, что Брайт вполне серьёзен. — Видишь ли, у меня получилось забавная такая ситуация, — начал он, дружелюбно улыбнувшись. — Есть тут один человек, который захотел быть бессмертным. Люди любят мешать ложь с правдой, и потому Брайт кинул простую фразу, дабы понять, воспринимает ли его собеседник как кого-то об этом факте знающего. — Ах, люди, все они хотят быть бессмертыми! Но нам с вами это желание чуждо, верно? — торжественно произнес Маска. Ни прямого обвинения в неполноте высказывания, что показало бы Брайта в глазах аномалии либо полным идиотом, либо гением с тремя ходами наперед, ни четкого проявления веры, что означало бы, что в Джек для него где-то между этими двумя звеньями. Только уворот от проверки с намеком на проницательность, доказывавший, что Маска прекрасно знает, что все это — проверка, и он прекрасно понимает какое между ними идёт сражение. — Да ладно, не будь этих идиотов, с кем бы я работал? — Полностью согласен. Лишь когда вокруг одни глупцы, среди них сверкают ярче всего алмазы, не так ли? Брайт мысленно выругался на то, что своей второй фразой сразу выдал собственное положение, однако в отличии от жизни, в психологии можно было на своих слабостях сыграть. — Не могу не поддержать тебя. Только в таких людей и можно влюбляться, — уже не пытаясь скрывать собственный козырь, продолжил доктор. — Любовь — вещь жестокая, на что только ради нее не пойдешь, — вскинул актер руки. — Полагаю, все же есть вещи, даже ради любви недоступные. — Не соглашусь. Я знал человека, любившего свою жизнь как никто другой, однако представить ее без возлюбленного он так и не смог. — Ужасно, как смерть порой стоит между двумя людьми, не так ли? — Полностью согласен. Не знаю, что делал бы, будь мой дорогой чумной доктор не бессмертен. — Прошу, в этой жизни нет ничего бессмертного. Любого бога, как нам показывает история фонда, можно убить. — Даже тебя, Джек Брайт? — Тем более меня, — Джек улыбнулся. — Впрочем, не будем медлить. Прелюдия затянулась, — наконец сдался аномальный объект. — Позволь же уточнить условия нашей сделки. — Ну что ты, не паникуй, — миролюбиво произнес доктор. — Как я и сказал ранее, мне нужна всего лишь информация. О, абсолютно любая, главное, что полезная. — Могу я хоть узнать у вас, доктор, более подробное положение вещей? — Как я и говорил ранее, я и мой друг оказались в том же положении, что и ты с вороньим косплеером пару тысяч лет назад. — Ах, если бы я мог понять ту армаду новых слов, что пропустил за период отсутствия здесь... И почему же вы просто не наденете эту вещицу на вашего, как вы выражаетесь, друга? — Маска склонил голову, словно с ехидством наблюдая за Брайтом. — Вы же и сами знаете: никто, попадающий в этот алый мир, не умирает. Они все заперты с вами навечно, не так ли? Знаете, вообще, это звучит весьма и весьма угнетающе. — Я стараюсь не думать об этом, — спокойно улыбнулся Брайт. — А то и с ума сойти можно. Сам знаешь, это может случиться со всеми и порой порой бывает хуже смерти. — К чему могут быть эти тончайшие намеки, Джек? — Да так, ни к чему. Впрочем, времени у меня мало, а свою угрозу в случае твоего провала, даже если он произойдет по причине моей спешки, я выполню. — Доктор, ну что же вы. Будто бы я знаю, чем вам помочь. На момент выступлений док был частью моей необъемлемой личности, так как природу воздействия себя же на человека я изменить не смог. Однако из-за своего природного могущества, — он театрально развел руками, подчёркивая глубину последнего слова, — я сумел в своем родном мире создать для него отдельную оболочку. — То есть провернуть это можно только тебе, — уточнил Брайт. — Именно так, — кивнул Маска. — Если ты хочешь высказать что-то, то поверь мне, тебе же лучше будет, — заметил Джек. — Чем больше скажешь, тем меньше шанс, что твой любовничек подохнет в пасти рептилии. Ну это так, к слову, — по-дружески напомнил он. — Было бы что сказать, Джек, было бы что сказать, — вздохнул объект. — Могу лишь предположить, что не сработает это из-за разного рода аномалии: твоя, друг мой, принадлежит этому миру и лишь подражает моей. — В таком случае, как думаешь, можно ли в природе найти что-то подобное? — словно поддерживая незаурядную научную беседу, необремененную шантажом, предположил Брайт. — Ты же и сам наверняка подыскивал своему ебырю способ пожить подольше. — Ах, Джек, я слишком силен для подобных размышлений. А где есть сила, разве нужна логика? — трагично воскликнул комедиант. — Актер сгоревшего театра, — тихо вздохнул интервьюер, перебирая в голове все возникшие варианты реплик. — Подражает, говоришь... И почему же сразу подражает? — Доктор, я был о ваших рассуждениях куда более высокого мнения, — помотал масочник головой, приложив руку к сердцу. — Ну так просвети меня, гений, — недовольно попросил Брайт. — Если уж я такой тупой. Обоснуй свое видение этого бренного мира, что тебе, увы, не покорился. — Ну если вы уж так настаиваете, Джек... Я полагаю, природа моего измерения просто не смогла бы быть настолько посредственной, чтобы копировать сама себя. — И почему же аномалии свойственны лишь твоему миру, а в нашем ничего такого появиться не может? Ты забываешь, кажется, что под всеми умными словами внизу страницы всегда есть пояснение. — Все очень и очень просто, доктор, — коротко повел рукой актер. — Этот мир обременен реальностью: четкими законами науки, правилами поведения и логикой причин. Мой — лишь связанная с ним копия, на которой остаются следы этой самой логики. И все же, их можно прогнать простым желанием воображения, что с каждым своим витком развития логику отвергает. — Ага, очень и очень интересно, — кивнул Брайт. — Но ты, кажется, не понял, — он наклонился вперёд и с гадкой улыбкой продолжил: — Я пришел за ответом, и мне абсолютно похуй на то, знаешь ты его или нет. Так что у тебя есть один дротик предположения, и если ты, кидая в слепую, промахнешься, — он сделал паузу, всматриваясь в глиняные черты лица, и лишь шире улыбнулся, — тебе пиздец. — Полагаю, ни к чему пытаться на меня давить, когда я ничего не знаю, — будничным тоном заметил Маска. — Давить? Что ты, друг. Я просто предупреждаю, — дружелюбно усмехнулся Брайт. — Просто пока пернатому после нашей встречи пиздец. — И ты полагаешь, что мое слепое гадание в твоей проблеме поможет? Ах, Джек, не разочаровывай меня ещё больше. — Ох, ну что же ты. Не стесняйся, попытайся хоть своего дружка спасти, жалкое подобие актера. Обмануть можно того, кто имеет хоть долю сомнения в своем раскладе фактов, так что давай, сделай пустую попытку с минимальным шансом. — Доктор, доктор, доктор... Вы заставляете меня работать лишь с догадками, как жестоко! Что бы мне вам предложить? Полагаю, стоит довериться практике психолога и сказать, что вы уже сами знаете ответ. Наверное, даже не в глубине души, а вполне сознательно, путем сотен опытов, — улыбаясь чужими губами под маской, произнес комедиант. — Мы с вами похожи своей каплей человечности, и потому, думаю, у нас обоих был момент попыток избавиться от этого проклятья. А если в поисках природы оного вы ничего не нашли, то я и вовсе потерян. — Ахуительный вывод, — прыснул Брайт. — Это весь твой гений? Свалить на меня возможную вину и весь процесс решения? — Увы и ах, однако на большее я не способен, — согласился актер. — Что ж, как скажешь, дружище, — вдруг сдался Брайт, поднимая руки. — В любом случае, если это не сработает, то расплачиваться совестью будешь ты. Жаль конечно будет чумного, но все же правила есть правила. — Как жестоко, доктор, — наигранно обиделся масочник. — И все же, что же вы собираетесь со мной делать? — Я? Абсолютно ничего, — улыбнулся Брайт и потянулся к вещи, припрятанной за пазухой. — Все же людей убивает оружие. Он выхватил огнемет и выставил его вперёд, выпуская огненный залп. За ослепительным пламенем не было видно, что делает масочник, однако он определенно точно молчал, теряя тело. Отбросив опустевшее оружие, Брайт осмотрел угли, оставшиеся после тела, и ничуть не пострадавшую маску. С осторожностью приблизившись к объекту, он спешно схватил снова замироточивший кусок глины и спешно зашвырнул его в камеру, тут же запирая дверь. Джек вообще не был уверен, что эта встреча ему не вспомнится в будущем, однако все же стоило признать: аномалия, кажется, действительно выложила ему всю информацию, что имела, хоть полезной ее было назвать сложно. Все также прислушиваясь, Брайт выскользнул из камеры содержания и спешно направился к кабинету Саймона, ожидая застать психолога на месте и раздумывая над своим положением. На самом деле, Брайт и раньше прекрасно понимал, что ему нужно было: бессмертная душа. Он отлично помнил тот ритуал, которым создавался его амулет, помнил, как облажался, решив использовать душу смертного для копии. Он долго думал над странным побочным эффектом в виде записи души лишь до первой смерти, и в конце концов пришел к крайне абстрактной идее. Тот стремный мужик принес свою душу в жертву, но не стал хозяином медальона, так как идиот скорее всего не прочитал собственные материалы достаточно внимательно. Его воспоминаний у Брайта не было точно, а это значит, что они были просто стёрты из медальона, однако по законам науки ничто не могло исчезнуть бесследно, что в случае Брайта подтверждалось воспоминаниями поглощённых. Но в принципе, если все воспоминания исчезли, то зачем вообще нужна была душа, если ее основной компонент был удален? Душа. Как вообще можно было разобраться в том, что существует лишь гипотетически? Стоило взять что-то на нее похожее и хоть сколько-то изученное — головной мозг например. Если стереть из него всю память, то он все ещё может быть полезен: остаётся основная масса нейронов, способных к применению и заполнению информацией. То есть фактически, без мыслей у человеческой души должна была быть ещё одна функция, проводниковая, позволявшая всей душе функционировать, скрепляя звенья логических цепей, состоявших из предыдущего опыта, и попросту храня данные. Фактически, в ритуале рассматривался частичный перенос души, так как даже на самых мощных компьютерах не может происходить одновременная загрузка — либо все загружается по биту и по очереди, либо каждый файл попросту ждет скачивания предыдущего. Первый вариант отметался: вытащи из операционной системы хоть строчку, вся она полетит к чертям, так как методы и архивы попросту бы перестали друг другу отвечать. Значит, нужно было остановить всю работу и лишь тогда переносить душу. То есть сатанист попросту разделил душу на части и сначала записал основной ее "код", лишь на который можно было скидывать оставшуюся информацию. Но, отделившись от основной системы, память попросту удалилась, так как нечему было ее держать, ну, или Брайт настолько тупой, что не помнил, а она перенеслась лишь частично, не успев распасться полностью. Хотя, второе выглядело как больший антинаучный бред, чем первое, так как воспоминания — не песок, а просто информация, которая исчезает сразу вся, а не по частям. Как говорила Лера, "так и помер дед Максим". В случае с копией медальона была проблема, с оной тесно связанная: конструкт смертной души не был рассчитан на работу после смерти. Проще говоря, Джеку теперь нужна была новая бессмертная душа, так как предыдущий бессмертый еблан стал жертвой во имя великого рыжего уебана с фамилией "Брайт". Рыжего? Брайт слишком часто менял тела, чтобы помнить цвет собственных волос. Может быть его нездоровая привязанность к своему прошлому была лишь рудиментом, однако просто отказаться от нее, вырвать из себя доктор не мог. Для него были ценны все те моменты, что он провел дома: кошка, собирание пазлов с Клэр, обучение стрельбе с Микелем, и домашний ужин, где они могли поговорить обо всем на свете. И все же, когда отец пропал, все это было в миг разрушено: ТиДжея и Сару забрали, старший брат стал агентом, мать ушла вслед за отцом, а Пирс женилась на первом встречном и ушла в опозицию. Джек остался один на долгие годы, и все это время старался забыть свое прошлое. А потом появился Гласс, и он наконец смирился со всем, что произошло. Прошлое перестало причинять боль, ведь и настоящее казалось не таким уж безнадежным. Брайт выставил прядь волос перед глазами и усмехнулся: рыжие.