Брайт, Гласс и очень много хуйни

Саймон. Как давно Гласс не слышал этого имени без приставки "психолог" или своей фамилии? Наверное, жутко давно. Да он и сам почти забыл, что оно ему принадлежит. Когда Гласса допустили к Евклиду, он испытывал смешанные ощущения. С одной стороны это была отличная возможность помочь, с другой же он был почти уверен, что та ранее непонятая шутка Леры "ебанет — не должно" оживет и прерватится в них с Брайтом, убегающих от очередного смертоносного пациента. Хотя, что вообще могло случиться? Обычно именно после этих мыслей с ним в зоне девятнадцать что-то и происходило. Однако Саймон не унывал, бодро вышагивая вперёд: все будет хорошо. По крайней мере, если так думать, то все плохое можно просто игнорировать. Хотя, вспоминая тот случай, когда они с доктором Джеральдом упали в горящей машине с крыши местной вертолетной площадки... Отогнав все воспоминания об ужасных происшествиях в зоне, доктор Гласс немного ускорился и через минуту оказался у пункта назначения — перед кабинетом директора Брайта. Психолог натянул улыбку и, на всякий случай морально подготовившись перетаскивать гору трупов, открыл дверь. В кабинет не проникал ни единый луч солнца, а свет исходил из сотен свечей, расставленных по полкам, на столе и на полу. В центре, как Гласс мгновенно убедил себя, красной краской была начерчена пентаграмма. На углах звезды было расставлено пять стульев, владельцы четырех из которых которых были пришельцу знакомы: Лера, доктор Брайт, Айсберг и доктор Клеф. Оставшийся был занят незнакомой ему женщиной, которая, казалось, была самой простодушной из присутствующих: ни закрепощенной позы, ни оскала, ни кругов под глазами. Однако самым интересным в комнате оставался подрагивающий куст томатов, стоящий в центре сего действия. Как доводилось слышать Глассу, при виде объекта пятьсот четыре стоило держать рот на замке, однако присутствующие поочередно нарушали это правило, видимо, соревнуясь в умении острить. — Итак, мы тут из России, так что шутки будут соответствующими, — развела руками Лера, кажется, перенимая эстафету. — Короче, как вычислить скорость полицейской машины? — Ограбить банк на шестьсот восемьдесят два и смотреть, как люди в панике бегут? — хихикнула женщина, и Саймон тут же внёс поправку в свои мысли: обычных людей в помещении не было. — Можно конечно, но... Эй, не перебивай! Перебивайте... Перебивай... Так, женщина, я тут не шутки шучу! — воскликнула Лера, и тут же поплатилась: один из плодов сорвался с ветки и врезался в висок подростка. — Ах ты ж блять... Ладно, вернёмся к моей хуйне, как вычислить скорость автозака? Все очень просто, нужно запереться в бункере, засечь таймер и подумать, что президент России плохо справляется со своими обязанностями. Следующий помидор сорвался с ветки и был готов впечататься девочке в переносицу, однако ее мгновенно одернул Леха, все так же не открывавшийся от консоли. Томат со свистом проломил стену и улетел дальше в неизвестном направлении. — Так, моя очередь, — потирая ладони, усмехнулся Брайт. — Почему радиоактивные объекты в России всегда счастливы? Потому что даже при низкой температуре у них все О'к! Гласс закрыл дверь и молча отошёл за угол. Через секунду ручка щёлкнула, и послышался голос той самой незнакомой женщины, что едва сдерживала смех: — Ребят, ребят... Это... Приведите ещё расходника, а? Психотерапевт почувствовал, как что-то внутри снова треснуло. Тихо, словно в огромной комнате, однако этот звук разнёсся в глубинной темноте сердца и эхом отразился от задрожавших стенок сосуда души. Но разве это важно сейчас? Нет, он просто должен сказать Брайту, что теперь они будут работать вместе, просто взглянуть на его немного безумную улыбку, в его сверкающие энтузиазмом глаза. И перестать быть геем хоть на пару секунд конечно же. Однако внезапно заметив, что в коридоре присутствует ещё один человек, Гласс в удивлении склонил голову, рассматривая незнакомца. На том не было какой-либо формы: ни рыжей, ни синей, ни научной. Парень сидел, уткнувшись головой в колени и, казалось, был готов залиться плачем. Где-то в глубине Гласса зажёгся иной огонек: то ли любопытства, то ли сожаления, и он, совершенно не опасаясь, сделал несколько шагов, подходя к страдающему. — Все в порядке? — тихо, но достаточно разборчиво, произнес психолог. Парень поднял голову и тут же отвёл взгляд. — Вы его не знаете? Гласс попытался улыбнуться, но получилось ужасно — пародия на светлую эмоцию больше напоминала насмешку. — К-кого? — споткнувшись в единственном слове, поинтересовался он. — Значит не знаете, — по неведомой причине немного расслабившись, кивнул парень. Гласс осмотрелся и, не до конца понимая, что делает, присел рядом. Человек с секунду смотрел на гостя в своем одиночестве, но не стал нападать. — И как вас зовут? — стерев неумелое притворство с лица, спросил Гласс. — Я... Я не помню, — помотал странный незнакомец головой. — У вас что-то случилось? — решил отойти от темы имени психолог. — Да, но... Это очень сложно. Не зная, что ответить, доктор упер взгляд в стену и озвучил первое пришедшее в голову. — Знаете, есть такой эффект, который мы изучали в университете. Встречая того, с кем не встретится больше никогда, человек становится куда более смелым и открытым. "Эффект попутчика" вроде. Так что я думаю, что даже если вам страшно, вы можете рассказать. Мы же больше никогда не встретимся, верно? Парень уставился на Гласса, но тот так и не оторвался от стены. Брови незнакомца подернулись вверх: мало кто в фонде вообще был готов разговаривать со странными личностями в коридорах. Обычно такие люди как этот просто вызывали оперативников, его паковали а затем отпускали. Но этот недопсихолог почему то стал говорить, не думая, что гуманоид неизвестного происхождения может и голову откусить. Интересно, он тупой или самоубийца? — Вообще, я с двадцать четвертой, — признался он, отводя взгляд. — Вас перевели? — Нет, я сам пришёл. Гласс недоуменно уставился на говорившего, однако тот не спешил продолжать, и заговорил, лишь выдержав паузу. — Я — объект. К удивлению аномалии, слушатель лишь кивнул. — Ну, я так-то не объект вроде, — продолжил незнакомец. — Я сам поставил себя на содержание, потому что они меня просто не видели. Но я же объект, а значит должен быть на содержании, верно? — слабо улыбнулся он. — Аномалия в том, что вас не замечают люди, которые знали кого-то? — сложив в голове все факты, предположил Гласс. — Которые не знали моего отца, — кивнул парень. — Он был предыдущим директором той зоны, и вот вдруг умер. А для всех, знавших его, умер и я. Вроде того, наверное. Психолог кивнул. — То есть все, кого вы знали, просто забыли о вас? — Да, но я думаю, что смогу... Смогу вернуть им память, что ли, — парень поник, вздыхая. — Хотя они и не могут обо мне что-то вспомнить, я не должен сдаваться. Так ведь? — печально усмехнулся он. — Но если это разбивает вам сердце, то почему бы не сдаться? — неожиданно не согласился Гласс. Объект удивлённо уставился на него, не понимая, к чему его собеседник ведёт. — Я имею ввиду, зачем продолжать мучить себя, когда можно просто начать все сначала? — поспешил психолог объясниться. — Ведь вы можете просто жить, не страдая. — Но моя семья, друзья... Они же... — пытался найти слова парень, ожидая, что его перебьют. Однако Гласс смотрел, и он понял: нечего ему сказать. Психолог вдруг помотал головой и оживился. — Нет, то есть, я не имею права давать советы, я просто... Я просто глупость ляпнул, забудьте. Жизнь ваша, и только вы можете принять наилучшее решения. Точка зрения, там, угол обзора шире... — Нет, вы совершенно правы. Доктор замер, понимая: он был без малейшего понятия, к чему их беседа могла привести, он такую чушь нес... Но неужели это сработало? — Как вас зовут? — улыбнулся парень. — Психолог Гласс? — переспросил психолог сам себя. — Нет, я имею ввиду имя. Обладатель сомнительного образования на секунду задумался, но все же ответил: — Саймон. — Спасибо, Саймон, — растянулся парень в улыбке. — Ты прав. Я не обязан страдать. Объект встал, и Саймон провожал его взглядом до поворота: почему-то его вдруг стало преследовать смутное предчувствие. Такая резкая перемена после слов о возможном выходе. Нет, после растерянного и депрессивного состояния принятие решения уехать и начать все сначала было невозможно. Но все эти слова... Из-за угла донёсся знакомый голос, спрашивавший о свободном месте в игре. Гласс вскочил, однако последним, что он услышал, было: — В чем смысл логических парадоксов? В том, чтобы нанять логиста. И громкий хлопок. Да, конечно. Как он мог забыть. Это же фонд. Это же Гласс. Это же снова его глупость. Ещё одна сломанная жизнь. Ноги подкосились, что заставило Саймона опереться о стену и сползти вниз, медленно приходя к той же точке в стене, куда он пялился, размышляя, как помочь. А теперь эти же мысли этого же человека и убили. Звонкий смех людей вдали, казалось, вводил в состояние интоксикации. Все плыло, смешиваясь в едином потоке, плескалось и постепенно складывалось в одну мысль: Не сейчас. Нет, сейчас у него определенно нет времени на сожаления. Он должен встать, забыть о произошедшем и жить до вечера. А потом он придет к себе и разрыдается ко всем чертям. Да, именно так. Очистив разум от воспоминаний о произошедшем, Гласс поднялся на ослабевших ногах и зашагал обратно к двери. Уже куда более уверенно надавив на ручку, доктор толкнул преграду и вошёл. Стараясь не смотреть на тело, он улыбнулся присутствующим. — Извините, а где доктор Брайт? Девушка, так смеявшаяся над шуткой Джека, фыркнула со все той же улыбкой: — Он в комнату отдыха пошел, вроде кофе выпить. Если ты к нему — передай, чтобы и мне притащил. Гласс кивнул, тут же щелкая замком: у него совершенно не было сил оставаться в той комнате. С трудом делая шаг за шагом, психолог направился к своей последней на день цели — к доктору Брайту. Джек действительно оказался в комнате отдыха, пьющим кофе. Заметив вошедшего, он мгновенно просиял. — Саймон! — Доктор Брайт, вы уже знаете? — склонил голову Саймон. — Знаю о чем? — не меняя настроения, уточнил доктор. — Я буду работать с вами над тем новым зеркалом, — улыбнувшись ещё шире, рассказал Гласс. — Замечательно! — воскликнул Джек и почему-то замешкался, однако тут же взглянул на часы. — Эй, выглядишь уставшим. Может хочешь спать? Саймон кивнул, соглашаясь. Ему действительно сейчас хотелось просто вернуться к себе, в ту странную комнату, что ему выделили, пусть даже к тем раздражающим алым шторам. Прямо сейчас он бы с удовольствием в них завернулся и проспал там недели две. *** Когда Саймон сказал, что его перевели в зону девятнадцать, Брайт сделал вид, что рад. На самом же деле он был в чертовом ужасе. Саймон. Сумасшедшие убийцы. Сумасшедшие убийцы, снова сошедшие с ума из-за аномалии. Блять, блять, блять, блять... Любил же совет шуточки. Однако письмо с извещением о новом сотруднике в зоне действительно оказалось на почте Брайта, когда тот, ворвавшись в свой кабинет, стал проверять компьютер. В тот момент ему было плевать на подколы Клефа и шутки Райтс. Отмахнувшись своими, доктор поспешил распустить собрание самоубийц и, едва закрыв кабинет с понемногу разлагающимся трупом какого-то парня, рванул к себе, пытаясь понять. Нет, только, блять, не Саймон. Кто угодно, кроме него. Лишь влив в себя две кружки зелёного чая, который подарил тот же Саймон, Джек наконец смог успокоиться. Нет, ну что случится, правда? Да ничего, вот совсем, сука, ничего. И Брайт об этом позаботится. А потом психолога снова переведут, и он снова будет жить чуть менее сломанной жизнью. Без Джека, без преступников, без этого вот всего, блять. Верно? Брайт почувствовал, как к горлу подкатили остатки обеда.