французское гетто

– Блять, – роняет Астор, смотря в пол, – Удерживайте его там, сколько сможете. Я разберусь с копом и подойду. Три минуты. – Я понял, – отвечает мужчина и скрывается за дверью, на этот раз закрывая её очень тихо. – Ну и как будем выкручиваться, коп? – спрашивает Астор, наклоняясь на стуле вперёд. Видно, что он нервничает – стучит пальцами по колену и поджимает губы, а дышит так неровно, делает такие глубокие вздохи, что их слышно, наверное, из каждой точки этой проклятой комнатки. – А какие есть варианты? – в бешеной внутренней суматохе вырывается фраза, как предсмертный крик. – Если я убью тебя – Даниэль убьёт меня из-за этого, потому что, насколько мне известно, он хотел увидеть того, кто ищет его уже так долго, и поговорить. Но он в любом случае будет стараться прикончить меня и моих людей. Так что сейчас я всё же, – он усмехается и достает из кармана складной нож, – Убью тебя. Сделаю это ему на зло. А потом разберусь с ним самим. – Убьёшь? И вся уверенность Эрвина сваливается в пятки. Вот он – конец. Вот она, проклятая смерть, подбирается так медленно, но так уверенно, ещё и смеётся громко и противно. Хоть он и готовил себя к тому, что это произойдёт, он не думал, что так быстро и резко. Его трясёт и он закрывает глаза, когда Астор поднимается со стула и шагает в его сторону. Как смерть. Он и есть смерть. – Я не хотел бы убивать такого копа, как ты. Всё же ты хороший человек, разговаривать с тобой приятно, – голос Астора раздаётся где-то за спиной, а горячая потная рука касается плеча Эрвина, – Так давай закончим с этим побыстрее? – Да бей уже! – вдруг орёт Эрвин, вскакивая со стула. Несмотря на слабость и боль в ногах, стоит он твёрдо, – Решил убить – значит бей! Я не собираюсь слушать твои бесконечные попытки растянуть время! – Так ты сядь, – ухмыляется Астор, – Или мне тебя в живот пырнуть? Жалко рубашку с пиджаком заморать, их продать можно было бы. Сядь, Эрвин Смит, и прими уже свою смерть, как что-то неотъемлемое... – Постой, – вдруг перебивает его Эрвин, слегка наклоняясь вперёд и закидывая волосы назад, – Дай задать ещё один вопрос перед смертью. Дай мне хотя бы сейчас это узнать! – У нас осталось чуть меньше минуты, коп. Спрашивай быстрее. – Скажи мне, кто такой Даниэль?! Назови мне хотя бы его имя, – Эрвин кричит, а по щекам текут слёзы. Ручьями льются и вовсе не из-за страха, нет, а из-за того, что тот самый человек... Монстр, который убил его напарника, за которым он охотится чуть ли не одиннадцать лет, находится буквально в соседней комнате, а он его так и не узнает перед смертью. Так и не посмотрит в эти безжалостные, холодные, мёртвые глаза! Не узнает его имени и не убьёт! Эрвин плачет, но не из-за страха. А от обиды. От дикой обиды, что гложет и топит его, как собаку. Как будто камнем на шее тянет ко дну. Эрвин шмыгает. Астор движется в его сторону. Сердце бьётся так редко, но так больно отдаётся в груди. Как пуля. Эрвин слышит его удары в ушах, слышит, как оно так медленно, но злобно пульсирует. Он смотрит вперёд, на эту проклятую улыбку Астора, от которой уже тошнит и как будто чувствует, что сейчас что-то случится, но точно не его смерть. Будто что-то намного страшнее. Сердце будто останавливается. Воздуха не хватает. Астор подходит максимально близко, как кошка, которая охотится на долгожданного воробья. – Жаль, коп, что я многое ещё не узнал, – хмыкает Астор и нож раскладывается в его руке. Один взмах и он окажется в животе Эрвина, – Имя этого подонка я скажу тебе, как только пырну тебя. Хочу, чтобы это было последним, что ты слышал. Эрвин оседает на колени, когда нож резко входит в живот. Оседает, а сам всё так же плачет, как старик, бесшумно. Не больно, совсем не больно. Больно от осознания того, что жизнь закончится прямо сейчас. И об этом даже не узнает Леви... Леви, человек, которого он действительно так сильно полюбил за эти пять месяцев. Никогда он ни к кому настолько сильной привязанности и любви не испытывал, если не считать Майка. Майк был его лучом света в пасмурный день – правильной дорогой, наставником, который помогал идти вперёд и не сдаваться. А Леви... Леви стал для Эрвина небом, затянутым грозовыми тучами, сквозь которое с каждым днём всё сильнее пробивалось солнце, он стал тем самым путником, которого Эрвин направлял по правильной дороге, он стал просто учеником, которого Эрвин, как наставник, вёл к лучшему. Эрвин действительно полюбил Леви. Но не испытал этого в ответ. Ведь Леви говорил не лезть в гетто без него, говорил! Говорил, чтобы ни в коем случае не совался. Так же говорила и Саша, так же говорил и Конни, но он не послушал. Не послушал, как капризный ребёнок. Как идиот. – Его зов... – Десять шагов от полицейского в мою сторону! – раздаётся чей-то голос в унисон с хлопком двери. Эрвин хочет посмотреть, но бессилие не позволяет. В глазах всё так и плывёт, всё так и темнеет, а в ушах звон... И голос Леви, а ещё его смех, который он слышал так редко. Кажется, что его огненным одеялом начинает окутывать агония. Эрвин не хочет умирать и из-за этого бесшумные эмоции накрывают по новой. – Полицейского поднять и отвести в зал, – раздаётся чей-то строгий голос, – Обеспечить необходимую медицинскую помощь. Эрвина сразу подхватывают под плечи два человека, пытаются поднять его на ноги, но он так и сваливается в бессилии. Он замечает пятна крови на полу, на брюках, на рубашке. Возможно, что и руки у него все в крови, но он этого попросту не видит. – По-моему я много крови потерял, – едва разборчиво докладывает он, как рапорт, когда его под руки тащат к двери, – Нужно остановить. – Знаем, полицейский, не переживай, – смеётся какой-то старик на ухо, – Прорвёмся. И не таких спасали. Эрвин хоть и тащится с открытыми глазами, но не видит ничего, кроме света, который появляется, когда его, видимо, выводят в другое помещение. – Чем он тебя пырнул? – спрашивает другой голос, когда Эрвин ощущает, что его кладут на пол. – Дамы и господа, наше кафе временно закрывается! Оплата за заказы будет возвращена вам завтра утром, но только при предоставлении чека! – раздаётся чей-то бодрый крик, а после и шум. Неужели его прямо в зал заведения вытащили, где, судя по звукам, находится очень много человек? Неужели французы настолько привыкли видеть окровавленных людей, что даже не возмущаются? Будто это для них совсем обыденная обстановка. Очень странно. – Нож, – роняет Эрвин, пытаясь отдышаться. Как будто пробежал марафон, воздуха катастрофически не хватает, появляется дикая жажда, – Воды... – Принеси ему воды, живо! – кричит уже знакомый старик и после этой фразы обращается куда-то вдаль, – Даниэль, что делать с полицейским?! – Спасай, – какой-то хриплый голос, который Эрвин едва различает в шуме, который творится у него в голове, – Главное, чтобы он был жив. До него даже не с самого начала доходит, что это голос Даниэля. Того самого проклятого чудовища. Его пробирает дрожь очередной волной, а к горлу подкатывает ком. Не может такого быть. Вот он, в одной комнате с ним... И он ничего не может сделать. Какая же безвыходность! – Я знаю, – отвечает старик, – Ты в какую степь сейчас? – Посмотрю, что там у батюшки с Астором, а потом пройдусь и почищу территорию от его дружков. Давай не отвлекайся, полицейский обязательно должен выжить. Спаси его ради меня. Как придёт в себя и будет готов к разговору, направь его за угол. К огромному сожалению Эрвин даже голоса разобрать не может, все они сливаются в кашу и одной тональностью буквально шепчат на уши. Да и на самом деле состояние такое, что вслушиваться не получается, даже если это голос заклятого врага. Старик склоняется над Эрвином: – Насколько длинный нож, коп? – Две, – он делает глубокий вздох, чувствуя, как боль пронизывает всё тело, – Две фаланги пальца. Складной нож. – Ты только не отключайся, коп, – трясёт его за плечо старик и тут же кричит куда-то ещё, – Ну где вода, кретин?! Эрвина приподнимают за плечи и ко рту приставляют холодный бокал с водой. Он пьёт, пытаясь взять стакан в руки, но не выходит. Слабость. Эрвин слышит отдалённо чьи-то крики, чей-то голос, который он, возможно, уже где-то слышал. Слышит, а сам пытается зажмуриться, чтобы хоть что-то увидеть и даже немного получается – теперь он видит два черных силуэта, который свисают над ним. – Судя по всему, органы не задеты, да и рана аккуратная и маленькая, – усмехается один из голосов, когда Эрвин чувствует, что его рубашку чуть ли не рвут, – Ювелирно, что ещё сказать. Но это был не основной удар, так, запугать тебя решил. Так что терпи, старик, жить будешь. Повезло тебе. Рубашку расстёгивают и Эрвин чувствует прикосновение чьей-то руки. Чувствует, как, видимо, стирают кровь с кожи, шипит и чуть ли не кричит, когда из-за неаккуратности касаются раны. – Терпи, сейчас больно будет, – рычит мужчина, склоняясь над ним, – Терпи, полицейский. – Мистер Даниэль, ну что там? – спрашивает человек, всё это время находящийся рядом с ними. Эрвина перестают трогать и силуэт старика полностью оборачивается на зашедшего Даниэля. – Молчит, – фыркает Даниэль, – Филиберт постарался и выбил ему зуб. Как он сказал – чистая случайность. – А потом он ему пальцы отрежет и будет говорить, что тоже случайно, – хихикает старик, снова склоняясь над Эрвином. – А потом убьёт. Тоже случайно, – говорит Даниэль с другой стороны комнаты и продолжает, подходя уже ближе, – Я пошёл. Посмотрю куда его крысята разбежались. Модестайн, ты, кстати, не в курсе, куда твои влюблённые дружки делись? – Чёрт знает где их носит, – отвечает молодой голос, – Я их уже неделю не видел. Единственное, про кого я знаю, так это про Клода. Он сейчас по делам уехал, а меня тут оставил. – Бедный и одинокий Модестайн, – роняет Даниэль и дверь со скрипом открывается, – Буду минут через тридцать. Как коп в себя придёт – отдайте ему его оружие и все документы. Их отец уже забрал. Холодное прикосновение руки к коже приводит Эрвина в себя. Его слегка трясёт и тут он уже видит то, что над ним висят лампы, рядом стоит какой-то шкаф, а на него смотрит какой-то совсем молодой парень, сидящий на полу рядом с ним. В черной шляпе с широкими полями и сигаретой во рту. Больше пугает осознание того, что он только что слышал шаги и голос Даниэля, но, к огромному для себя сожалению, пропустил мимо ушей весь их диалог. Слышал только отрывки фраз неразборчивым голосом. «Мечты сбываются», – сказал бы Леви, но не те мечты, которые хотелось бы осуществить в такой момент жизни. Не те. – Руки держи ему, а то брыкаться начнёт, – приказывает старик, – Тебя как зовут-то, коп? – Эрвин..., – хрипит, чувствуя, что его руки поднимают и прижимают над головой коленом, – Эрвин Смит. – А меня зовут Жермен, – смеётся старик и снова прикасается руками к его животу, – Может быть, ты даже меня знаешь. Приближенный Даниэля и очень близкий друг Филиберта. Эрвин чувствует, что что-то он делает с его раной. Неприятное жжение разрастается с каждой секундой, а потом, со звуком шипения, режущая боль заполняет всё тело. Эрвин процеживает сквозь зубы мычание, жмурясь, и голову поворачивает вбок, а ноги рефлекторно начинают дёргаться. Кажется, что всё тело становится вновь ватным. Кажется, что он прямо сейчас умрёт из-за этой кошмарной боли. – Терпи, говорю же, тут немного, – рычит старик, продолжая заливать какой-то жидкостью рану, – И говори со мной, чтобы не отключиться. – И представить не мог, что знакомство с такими, как вы, пройдёт в такой обстановке, – сквозь дичайшую боль и мучительное мычание смеётся Эрвин, а слёзы стекают по вискам к ушам, – И представить не мог. А что вы... Делаете? – Края раны тебе обрабатываю, нож у этого козла был грязный. Как бы инфекцию не занёс, – констатирует Жермен, – Ты не переживай, мы тебя убивать не собираемся. Так что нас не бойся. Мы, «Ковбои», люди добрые. – Ещё скажите, что и Даниэль тоже добрый, – плачет Эрвин, улыбаясь, – Не поверю. – Когда надо – добрый, – смеётся парень, держащий его руки, – Меня, кстати, Модестайн зовут. Возможно, знаете меня от Каринн и Стефана, но называли они меня другим именем. Настоящим. За что я им уже дал втык. – Даниэль хороший с хорошими людьми, – роняет Жермен, отставляя стеклянную бутылочку в сторону, и снова обрабатывает уже другой жидкостью, – Всё, коп, жить будешь. Рана совсем не глубокая и не широкая, что делать будем? Зашивать тебя? – Только не наживо, – на выдохе, чуть ли не крича, – Просто перевяжите. Я потом обращусь в больницу. Ничего не надо больше, не надо! – Не кипяшуй, я пошутил, – противно громко смеётся Жермен, – Шутки у меня такие. Воды будешь? – Да, – облегчённо улыбается Эрвин и стирает с лица слёзы, пытаясь отбросить мысли и внимание от ужасно болящей раны, – Не откажусь. – Садись тогда. Эрвин садится, но только при помощи Модестайна, который всё время поддерживает его за спину. Стакан с водой, который, оказывается, принесли на запас, теперь находится в его руках и как же Эрвин радуется, когда понимает, что может его держать. Руки начинают слушаться. Голова постепенно перестает кружиться. – Тебе бы поспать, – говорит Жермен, когда Эрвин ставит пустой стакан на пол, – Сними пиджак, перевяжу тебя и перестану трогать. Эрвин пытается снять пиджак и у него это получается, хоть и не с первой попытки. Он оглядывает его и распахивает глаза в удивлении – практически весь в крови, как и руки. Выглядит это так, как будто он только что убил кого-то, причем самым изощрённым способом. Ну и страшно. Как он вообще домой будет возвращаться, а ведь перед этим нужно будет заехать в участок, чтобы поставить машину? Если он, конечно, выберется отсюда сегодня... И выберется ли вообще? – Грязновато, – ухмыляется Модестайн, – Ну, не беспокойтесь, мистер Смит, постирается. Только кровь надо в холодной воде... – Я в полиции почти одиннадцать лет работаю, знаю, конечно, об этом, – усмехается Эрвин, – Вы, господин Жермен, сказали, что лучше бы поспать. А где? – Да тут, на полу, других вариантов у тебя нет, – хмыкает Жермен, затягивая выше его раны какую-то широкую и тугую повязку, – Тут мы будем, так что тебя никто не украдёт. Во, как хорошо, уже и кровь останавливаться начинает. – А мои вещи? – желание спать резко пропадает после осознания того, что он будет спать на пыльном грязном полу, тем более ещё и в луже собственной крови. – Это всё там, – и Жермен показывает на дверь в подсобное помещение, из которого его вытащили недавно, – А туда сейчас лучше не заходить. Филиберт настолько обрадовался возможности побеседовать с Астором, что слишком разыгрался. Жди. – Господин Жермен, – раздаётся чей-то голос. Эрвин поднимает голову и видит за Жерменом какого-то приятного на внешность старичка, – Вам может за счёт заведения что-нибудь сделать на троих? – Ну, будете что-нибудь? – оборачивается Жермен к Эрвину и Модестайну и хмыкает. – Мне салат какой-нибудь, – отвечает сразу Модестайн, – Как обычно, в общем, дядь Камиль. – А тебе, коп? – Просто что-нибудь попить, – жмёт плечами Эрвин, – Чай какой-нибудь. С лимоном. – Замечательно, – улыбается Жермен и оборачивается к старичку, который весь заказ записывает в блокнот, – Мне тоже как обычно, Камиль, но сегодня без алкоголя. Дел ещё много. – Сделаю всё в лучшем виде! – отчитываться Камиль и отходит назад к своему рабочему месту. – Коп, а хочешь мы на твои вопросы отвечать будем? – предлагает Жермен, вставая с пола. Отряхивает брюки и садится на стул в трёх шагах от Эрвина. – Мне уже Астор поотвечал, – нервно хихикает Эрвин, снова заваливаясь на пол, – Закончилось это, как вы понимаете, не совсем хорошо. – Это ты с ним просто говорить не умеешь, – смеётся Жермен, подкуривая сигарету от горящей на столе свечки. Модестайн тоже встаёт с пола и садится за тот же стол, что и Жермен, – Ну так что? – О чем хочет поговорить со мной Даниэль? – Я не могу тебе этого сказать, Эрвин, – опускает уголки губ Жермен, – Но разговор, я тебя уверяю, будет очень длинный. Но ты не беспокойся, плохо или больно он тебе не сделает. Просто нейтральный разговор. – Я понял, – кивает головой Эрвин, пытаясь встать с пола, – Не могли бы вы мне помочь подняться? Хочу сесть за стол, как нормальный человек. – Модестайн, – приказным тоном шикает Жермен и парень тут же встаёт со стула, наклоняется над Эрвином и помогает ему. Эрвин плюхается на стул, как кукла с тяжёлой головой – кладёт слабые руки на стол и откидывается на спинку, потому что рана сильно болит и пульсирует. Эрвин понимает, что если переводить внимание с боли на что-то другое, то она не так сильно будет чувствоваться. Именно это он и делает. Несколько минут увлекательного рассказа Жермена о том, как он Даниэля воспитывал с самого детства, слишком сильно удручают Эрвина. Вот вроде бы и интересно слушать, но когда он понимает, о ком идёт речь – весь интерес и какая-то улыбка на лице просто исчезают. Это ведь просто монстр. Монстр, о котором рассказывают, как о ком-то невыносимо хорошем. Они сидят ещё минут пятнадцать, говоря о разном, но Эрвин всё же относится к ним с сильным недоверием. Не то, что каким-то страхом или же злобой – просто недоверие. Это ведь тоже бандиты, убивающие людей, мало ли, что взбредёт им в голову. Эрвин пьет свой чай с лимоном (он думал, что будет он намного хуже по вкусу, чем есть на самом деле), пока не слышит удар по окну, видимо кулаком и с силой. – Кажется, тебе пора, – улыбается Жермен, вставая со стула, – Эй, Филиберт! Прекращай издеваться над мальцом и отдай мне вещи копа! Жермен быстро скрывается за дверью в помещение и Эрвин переключает взгляд на Модестайна. Как же сильно сейчас стучит сердце. Как же страшно ему сейчас. Даже вся боль в ране притупляется и уходит в сердце, каждый удар даётся всё с большей тяжестью. – Вы можете мне доверять, – шепчет вдруг Модестайн, протягивая руку по столу, – Я Жан. Тот самый Жан из рассказов Саши и Конни. – Я так и подумал, – кивает Эрвин, вставая со стула и поправляя окровавленную рубашку, – Как думаешь, что там будет? – Разговор. Серьёзный разговор, но без всяких драк или же ранений. Вы не переживайте. Я ничего не могу Вам сказать, но, поверьте, всё будет в порядке. Жан хочет что-то ещё сказать, но из каморки выскакивает Жермен, отдавая в руки Эрвину его удостоверение и пистолет. – Модестайн, нам нужно оттаскивать Филиберта от Астора, иначе добром это не обернётся, – строго говорит Жермен, опираясь руками на стол и пристально смотря в глаза парню, – Ну что ты сидишь, идиота кусок?! Провожай копа и пойдём вместе, я один с этим кретином не справлюсь! – Я понял, – кивает парень, вставая из-за стола. Эрвин укладывает свои вещи в карманы и на секунду смотрит на него, – Пойдёмте, мистер Смит, я провожу Вас. – А стоит ли? – спрашивает Эрвин, делая свои первые за эти несколько часов самостоятельные шаги. Он думал, что ходьба будет отдаваться болью, но нет. Ничего не болит, кроме сердца. А ноги ещё и подкашиваться начинают, когда Эрвин понимает, куда и зачем его ведёт Модестайн. Сердце рвётся из груди с криками о том, что это, скорее всего, какая-то ошибка, но Эрвин его попросту игнорирует. Руки трясутся, но он всё же не подаёт виду, поэтому старается уверенно шагать вперёд. Открывает дверь бара и выходит на улицу, вдыхая пыльный влажный воздух французского гетто. – Дальше вам налево и за это здание. Там Вас ждут, – улыбается Модестайн, помогая ему спуститься со ступеней, – Не переживайте Вы так, всё в порядке будет. Удачи Вам, мистер Смит! – Спасибо большое, – и тихо добавляет, – Жан. Тебе тоже удачи. Эрвин шагает, но уже медленно. Каждый шаг даётся с диким трудом и страхом. Ужас, который вскружил ему голову своей преступностью ещё десять лет назад, сейчас стоит за углом и хочет с ним поговорить. Как же это ужасно смешно звучит. Он заворачивает за угол. – Здравствуй, – раздаётся голос Даниэля. Эрвин поднимает глаза. И без сил оседает на пол, начиная захлёбываться в слезах. Ещё и рана снова начинает кровоточить и сильно болеть, но на это он сейчас не обращает никакого внимания, нет. Сердце. Сердце, которое просто разрывается на маленькие кусочки без единой капельки анестезии – вот, что действительно делает Эрвину больно. – Я знал, что ты так отреагируешь, – Эрвин слышит медленные шаги, но голову поднять не может, лишь только падает, утыкаясь лбом в землю, – Эрвин... Прекращай. Эрвин дёргается, когда чужая рука касается его макушки и слегка теребит. – Не трогай меня! – кричит не своим голосом Эрвин, ударяя кулаком по земле, – Не трогай, ублюдок! – Хорошо, – и Эрвину кажется, что Даниэль шмыгает носом и голос его начинает дрожать, – Сколько тебе дать времени, чтобы прийти в себя? – Вечность. – сквозь слёзы низким голосом говорит Эрвин, – Мне потребуется вечность. Как... Он хочет договорить, но снова бьётся лбом о землю и начинает рыдать. Рыдать, как ребёнок, стуча руками по земле. – У тебя глаза сегодня не просыхают. Эрвин, я... Я могу всё объяснить. Постараюсь. Хочешь? – до боли родной голос раздаётся прямо над ухом, а Эрвин всё не верит, – Пожалуйста, давай поговорим, Эрвин. Пожалуйста. – Не трогай меня. – огрызается Эрвин, находя в себе силы встать с колен, – Дай мне подумать хотя бы пять минут. Это просто абсурд, такого быть не может! – Хорошо, я дам тебе время, – Даниэль отходит от него и садится на землю, скатываясь по стене бара. Эрвин глотает слёзы, размазывая некоторые из них по пыльному лицу, поправляет повязку на животе, потому что она съехала наверх и пытается успокоиться, но в пустую. Ужасно. Ужасно больно и обидно. Несколько минут проходят в напряжённой, убийственной тишине. Только лишь чирканье зажигалки и запах табака перебивают подобный зигзагу поток мыслей. – Леви, – зовёт Эрвин, шмыгая носом. Парень, сидящий у стены с сигаретой в окровавленных пальцах, поднимает голову и смотрит на него заплаканным взглядом, – Почему? – Я и сам не знаю, мой дорогой Эрвин, – пожимает плечами, говоря тихо и спокойно, совсем как обычно (всё так же прокуренный и хриплый голос с приятным акцентом – тянет букву «е», а букву «р» произносит так, будто бы её нет. И ударения в словах ставит на последний слог – в самом начале их знакомства Эрвин обращал на это внимание, потом привык и лишь удивлялся и умилялся этими необычным акцентом, как теперь оказалось, вовсе не канадским, а французским), – Я хотел забыть прошлую жизнь и стать детективом, искать преступников и добиваться достижений в этой профессии. Но, как итог, я стал охотиться сам на себя. Смешно, правда? – Мне сейчас совсем не смешно, – хрипит Эрвин и делает несколько шагов в его сторону, – Дай мне сигарету. Сигарета и зажигалка без лишних слов оказываются в его руках и он подкуривает, сразу же закидывая голову назад. – Три года не курил, – хмыкает он, смотря в седое небо. Табачный дым расплывается по лёгким, заставляя его несколько раз прокашляться и прислониться к стене из-за головокружения, – Почему... Почему всё именно так? – Ты даже представить себе не можешь, насколько мне стыдно перед тобой. – трактует Леви, вставая с земли, – Как мне было страшно ждать тебя здесь, смотреть на то, как ты валяешься на полу с раной в животе. И это всё... Всё моя вина. – Ты убил немыслимое количество человек... Скажи мне, что они сделали? – и Эрвин взрывается, резко хватая его за плечи. Начинает его трясти, крича в лицо, – Что сделали тебе эти люди?! Что сделал тебе Майк?! – Прекрати, – шепчет Леви, но Эрвин тут же с силой бьёт его по щеке ладонью, – Эрвин, пожалуйста. Просто послушай меня. Вероятность того, что ты поймёшь меня, равна нулю, но всё же послушай. Я молю тебя. – Я пять месяцев ненавидел того, кого..., – Эрвин делает затяжку и закрывает глаза ладонью, незаметно стирая слёзы. – Любил? – спрашивает Леви, потирая ладонью горящую щёку, – Это ведь так? Хотя ладно, постой, ничего не отвечай. Просто пойми, что я это знал, – подходит к нему ближе, кладя руку на плечо, но Эрвин тут же его отталкивает, – Просто слушай меня и молчи, хорошо? Эрвин делает рваный вздох, когда голова ещё сильнее начинает кружиться из-за никотина, и смотрит на него пустым взглядом. – Я готов тебя выслушать. – Я рад, – поджимает губы Леви, кидая бычок на землю, – До того, как меня начала искать полиция, на моём счету уже было порядка пятидесяти жизней. Мне лет десять было. Убитые мною – плохие мужчины и старики, больше я никого не трогал. Единственный случай, за который мне до сих пор стыдно, – он кусает нижнюю губу и смахивает слезу с щеки, горько вздыхая, – Я задушил девочку. Тогда я был ещё совсем маленький и не понимал, что творю. До сих пор помню, что её звали Карла. Я себя таким уродом чувствую, ты даже не представляешь. А потом в гетто начали ездить вы и я понял, что дело пахнет дерьмом. Меня прикрывали отец – да, по сути он мне дядя, как я и называл его при тебе – и Жермен, с которым ты уже знаком. Меня уже тогда назначили королем гетто, отец выбил мне это звание, потому что хотел вырастить из меня достойного бандита. Когда приезжали вы, папа почему-то называл вас пророками, я быстро садился либо читать книгу, либо же рисовать что-нибудь. На меня ведь никто внимания не обращал, я был маленький. Но потом, выходит, три года назад, когда мне было девятнадцать по-настоящему, а по-отцовскому семнадцать, в очередной раз приехал ты и Майк. Я тебя тогда запомнил, Эрвин, вы зашли к нам домой. Да и ты тоже должен меня помнить – я читал Шерлока Холмса на диване в гостиной и ел сушки. Не помнишь? – Сейчас вспомнил, а до этого даже не думал об этом, – грустно улыбается Эрвин, смотря вниз. К этому моменту он уже сел на землю спиной к холодной грязной стене, – Ты ещё поделился с нами этими сушками. Майк потом долго смеялся, говоря о том, что такие хорошие и добрые парни пропадают в этом гетто. Оказалось, что совсем не добрые и не хорошие. Мы, получается, были буквально в нескольких шагах от того самого убийцы, но не могли даже догадаться об этом. – Слушай дальше. – Леви садится рядом с ним и Эрвин сейчас даже не против этого, – Майк что-то нехорошее сделал отцу, то ли ударил его, то ли сказал что-то не то, в общем, папа сказал, что вас двоих нужно убрать. Вы ушли из нашего дома и через несколько минут следом за вами вышел и я. Шел медленно, вы меня так и не заметили. В тот день тебе повезло, ты тоже должен был стать моей жертвой. Но посередине дороги вы остановились и, если я не ошибаюсь, Майк отправил тебя в магазин. – Так и было, ему стало не очень хорошо, поэтому я быстро побежал за водой, а его оставил в тени, – тихо говорит Эрвин, шмыгая носом. Леви замечает, что он снова начинает плакать, поэтому кладёт руку на его колено, но Эрвин тут же встаёт в полный рост, поправляя светлые, но уже сильно испачканные брюки, – Майк сказал твоему отцу, чтобы он перестал страдать всей этой хернёй и отправил тебя жить в нормальный район города. Сказал, что ты выглядишь умным и хорошим парнем, поэтому тебе нужно выбиваться в люди. – Этого отец мне не говорил, – Леви резко замолкает, утыкаясь лицом в острые колени, и через несколько секунд начинает рыдать, хрипло крича, – Мне так стыдно, Эрвин! Я даже не знал того, о чем он говорил с отцом, я думал, что Майк ему чем-то пригрозил! Я думал, что он совершил что-то плохое. Эрвин, боже, я молю тебя, извини! Леви падает вперёд и становится на колени. – Я умоляю тебя, Эрвин! – кричит, горько рыдая, складывает руки ладонями друг к другу и смотрит на него, – Я не знал, правда не знал, что так всё зайдёт! Я не знал... – Поднимись. – грубо командует Эрвин, толкая его за плечо так, что Леви падает назад, но вовремя упирается рукой в землю за спиной, – Рассказывай дальше. – Я подошёл к нему сзади, пока он стоял и курил, – рассказывает Леви дрожащим голосом, но тут же как будто что-то щелкает и он резко переключается на безэмоциональность и холод, – Подал знак, а именно кивок головой, чтобы в магазине закрыли шторы, дабы ты ничего не увидел. Сразу же ударил его в затылок, чтобы он упал, но он этого не сделал. По габаритам я раза в три меньше него, поэтому он, хоть и пребывал в полуобморочном состоянии, кинулся на меня. Я хотел сделать все чисто и аккуратно, но вышло так, как ты уже знаешь, – Леви качает головой и поворачивается к Эрвину, который так же безэмоционально, как и он сам, смотрит в одну точку пустым, мёртвым взглядом, – Но всё же у меня получилось его ранить так, чтобы он размяк и упал. Тогда я подхватил и потащил его в переулок, где ты его и нашёл. А потащил, потому что ты собирался выходить из магазина – мне подали знак оттуда. Тогда я его окончательно зарезал и как точку поставил эту проклятую букву на его запястье. – Мне страшно это слышать из твоих губ. Я никогда больше не хочу затрагивать эту тему. – выдает Эрвин, стоя у стены, и сразу же пытается перевести тему, – У каждого жителя гетто есть татуировка с первой буквой имени, это правда? – Верно, – кивает головой Леви, снова подкуривая сигарету, – Если тебе интересно, где находится моя, то она на щиколотке. Я сейчас её тебе не покажу, но она там есть. Просто ты её либо не замечал, либо не видел. Тишина снова заполняет, кажется, что всю улицу сразу. – Эрвин, – вдруг зовёт Леви и Эрвин кивает головой, молча спрашивая о том, что ему нужно, – Твои чувства, которые были у тебя до этого дня, в общем-то, взаимны. Я хотел рассказать тебе об этом, по приезде из воображаемой поездки к несуществующему другу в Сан-Диего. Насчёт этого я солгал. Но Эрвину в данный момент уже не до того, что Леви сказал после первого предложения. Он впадает в ступор, причем в такой, что спирает дыхание и глаза просто не закрываются, чтобы моргнуть. – Так ты же говорил, что..., – Эрвин мнется, поворачиваясь к нему полностью, – Что ты плохо к такому относишься. Неужели и это была неправда? – Это называется стадией отрицания. Я отрицал осознание того, что являюсь таковым, – говорит Леви и Эрвин лишь ударяет ладонью по своему лицу, – Эрвин. Прости меня за всё это дерьмо. Я на коленях готов тебя умолять, Эрвин, я готов всё, что хочешь сделать, только хоть чуть-чуть меня прости! Эрвин опускает взгляд на Леви, который снова становится на колени и, стирая слёзы с лица, наклоняет голову вниз. – Я тебя умоляю, Эрвин. Я понимаю, что такое не прощается, но хоть что-то... Хоть скажи что-нибудь, Эрвин! – голос срывается на крик, – Я прошу тебя, Эрвин, я не знал! Я не знал, что оно так выйдет! Леви бьёт кулаками по земле и головой по ней же ударяется, а у Эрвина из-за этого сердце обливается кровью с каждым разом всё сильнее и сильнее. Боль так и разрастается внутри, не даёт сделать хотя бы маленький вздох. Больно, словами не передать, насколько. А Леви всё кричит и кричит, всё умоляет – цепляется руками в его ноги, сжимает ткань брюк в кулаках и рыдает не своим голосом. – Я ПРОШУ ТЕБЯ, ЭРВИН! – Я не знаю, что мне делать, – только и может проронить Эрвин, – Мне больно. Если сажать тебя в тюрьму, то тебе дадут лет четыреста точно, если не побольше. Тогда вместе с тобой нужно будет закрыть всех твоих поддельников, Жермена, Модестайна, а там и до Стефана с Каринн недалеко, всё гетто, в общем. Я не знаю, Леви, что делать? – Я уеду, – Леви поднимает голову с земли и теперь просто садится на колени, хватаясь за мятую, торчащую из-под брюк рубашку Эрвина, всё так же рыдает, но слёзы уже не стирает, – Только дай мне закончить мои дела здесь, как жизненный долг, и я отсюда уеду! Забудем друг про друга, будем жить, как будто нас друг у друга не было никогда. – Убийца Майка должен быть наказан, – решительно говорит Эрвин, – Так что, Леви, насколько бы сильно я тебя не любил... – Тогда убей. Но дай мне закончить дела здесь, я прошу тебя! Я всё закончу и ты меня убьёшь, – воет Леви, – Как хочешь убьёшь! Но других не трогай, не трогай моих людей, они же не при чём! Это всё я! Я это всё устроил, я заставлял их помогать мне! – Не говори глупости. Мне нужно очень много подумать, – сжимает руки в кулаки Эрвин, закрывая глаза, – И решить, что с тобой сделать. Уедешь, чёрт с тобой, но обещай, что больше никогда... – Никогда! Никогда, никогда я больше не возьмусь за оружие! Даже не подумаю об этом! – и тут же его голос становится слишком уж измотанным и тихим, – Скажу честно, от убийств уже тошнит. Я хочу новую, счастливую жизнь, которую пытался построить здесь, в этом проклятом Лос-Анджелесе, но эта попытка провалилась! Я был в детдоме, чтобы потом поступить по льготе в полицейскую академию, но в свободное время, когда отпускали в город, я возвращался в гетто и убивал, решал дела с Филибертом и другими. Я отучился в академии, снимал себе квартиры, завел себе кота, нашёл работу, но гетто всё так и не выходило из меня! А сейчас я чувствую, что всё. Вышло. Внутри меня, любимый Эрвин, ничего больше нет. Ни-че-го. Очередное молчание прерывает стук по стеклу из бара и Леви тут же вскакивает с колен, отряхивая их от грязи. – Видно, что ты плакал, – роняет Эрвин, когда слышит, что скрипучая дверь бара открывается. – Копы в гетто! – кричит уже знакомый голос Модестайна и он сам тут же появляется здесь, – Мистер Даниэль, что нам делать?! – Астора спрячьте куда-нибудь и делайте вид, что вы из обычных граждан, – непривычно грубо приказывает Даниэль, – И пробегитесь, пожалуй, по этой улице и посмотрите, остались ли где-нибудь тела или нет. Не должно быть, потому что я, на самом деле, никого не встретил. – Я вас услышал, – отчитывается Модестайн и убегает в обратную сторону. – И что ты сейчас будешь делать? – спрашивает Леви под звук сирен в другом конце района, смотря на Эрвина, – Что ты им скажешь? – Ну не скажу же я, что мой напарник и есть Даниэль, – сердце пропускает удар после этой фразы, – Иначе Ханджи разорвет и тебя и меня здесь же. Я не хочу, чтобы ты гнил в тюрьме, Леви, всей душой не хочу. Буду импровизировать. А ты что сделаешь? – Буду с тобой, – грустно улыбается, – Как напарники. Как дуэт, которого уже никогда не будет. Сирены раздаются всё ближе и Эрвин выходит на бордюр, посмотреть, где находится машина. Она едет совсем недалеко и тут же останавливается рядом с ним. – Эрвин, блять, объясни мне, что происходит?! – раздаётся громкий голос Ханджи, выходящей из машины. Выстрел.