французское гетто

      Леви заходит в квартиру, кидает пачку сигарет на тумбочку и проходит дальше. Шагает в спальню и тут же заваливается на твёрдую кровать, даже не снимая пиджака, раскидывает руки в стороны. Он делает вздох и закрывает глаза, расслабляясь. Когда он вернулся после того, как допросил Сальвадора, сразу же заметил напряжённую атмосферу в кабинете, несмотря на то, что зашёл под громкий смех Ханджи, Микасы и Эрвина. Что-то было не то и по большей части не то было с Эрвином — Леви, честно говоря, испугался взгляда из-под лба, которым его одарили, как только он вошёл. Непонятный какой-то взгляд, будто бы пустой совсем. Будто бы неживой. А потом Эрвин улыбнулся ему и похвалил, но и это тоже было натянуто. Эта натяжная улыбка и слова, будто бы из-под палки, заставили Леви задуматься. С Эрвином было что-то не то. О чем же они втроём говорили? Что заставило такого сильного человека (именно таким он показался Леви с первого взгляда) так сильно потухнуть буквально за пять минут? Леви поджимает губы, задумываясь. В тот момент Эрвин был буквально хрупкой хрустальной вазой, которой ещё немного и она совсем разобьётся острыми большими осколками. Мысли как-то слишком быстро рассыпались, а сознание поплыло. Леви поднимается с кровати, когда чувствует, что начинает засыпать. Скидывает с себя пиджак, даже не складывая его, кладёт на кровать и делает несколько шагов в сторону окна. Как-то неприятно тошнит, но это, скорее всего, из-за того, что его сегодня ударили по голове. Он снимает с себя галстук, кидает его к пиджаку и начинает расстёгивать пуговицы на рубашке. За окном начинает темнеть — Лос-Анджелес разгорается своими жаркими огнями, на дорогах быстро несутся машины, ходят люди. В окнах загорается свет. Он снимает рубашку, которая отправляется к остальным вещам, и отходит от окна, уже достаточно налюбовавшись видом. Хорошо ли прошёл его первый рабочий день? Пока ещё не знает. В принципе всё было замечательно, не считая больной головы и неприятного осадка на душе в виде Эрвина… Вроде бы Смита. Надо бы запомнить. В принципе с Эрвином какие-то напряжённые отношения вырисовываются — то он с утра был крайне недоволен тем, что Леви стал его новым напарником, то вдруг резко стал слишком уж заботливым. Но с этим он разберётся со временем, нужно друг другу притереться. Леви, зевая, шагает на кухню. Потирает лицо руками и останавливается около плиты. Ставит на конфорку чайник и зажигает под ним огонь. Садится на стул, поджимая одну ногу под себя, и подпирает голову кулаком. О чем же они говорили? А ещё Леви вдруг вспоминает, что Ханджи назвала его «ходячей перспективой». К чему это было сказано? Может быть они втроём обсуждали его или же… Да чёрт его знает. Леви так же интересует бывший напарник Эрвина, имя которого он благополучно забыл после того, как упал в обморок. Как же много вопросов… Хоть список составляй. Пока чайник греется, Леви успевает выкурить ещё одну сигарету прямо на кухне, стараясь отвлечься на отличные от работы мысли, и это успешно получается. Он даже не замечает, как начинает думать о коте, который сейчас чёрт знает где есть. Может быть опять спит на подоконнике или же под кроватью. Но то, что он спит, это сто процентов — обычно он подходит прямо к порогу и от Леви ни на шаг не отходит. Леви наливает себе крепкий кофе без молока и снова приземляется на тот же стул, снова задумываясь обо всем, что связано с работой. Этот бывший напарник Эрвина погиб от рук какого-то слишком уж страшного человека, который, по рассказам Эрвина, резал людей направо и налево. Страшный тип. А Эрвин, кажется, ещё и на полном серьёзе планирует взяться за это дело. И, скорее всего, Леви будет работать вместе с ним. Звучит пугающе. Интересно, каким же был напарник Эрвина? А ещё и Ханджи слишком уж странная. Леви приметил, что настроение у неё меняется так, словно катится по самым бешеным американским горкам. Но почему-то Леви комфортно в её компании, она будто бы располагает к себе. Приятная женщина, но странноватая. Но и она, скорее всего, проявит себе ещё и с другой стороны. Всё же, проработав несколько часов в этом коллективе, общего правильного мнения никак сделать нельзя. Сработаются. Нужно время. Леви делает глоток кофе и отодвигает бокал чуть в сторону. Поворачивает голову и видит в дверном проёме пушистую черную фигуру, недовольно смотрящую на него. — Привет, Винсент, — и Леви искренне улыбается, протягивая руки навстречу коту. Пушистый ком быстро движется в его сторону и тут же оказывается в холодных руках. Начинает тихо мурчать и ласкаться к Леви, трётся мордой об щёку, — Я тоже соскучился, Винс, даже не представляешь, где я сегодня был. Леви обнимает кота и аккуратно гладит, зарываясь пальцами в угольную шерсть. Раздумья о работе отходят на дальний план. Сначала он понежится со своим любимым котом, а потом уже снова начнет загоняться по поводу всего того, что его окружает. *** — Признайся честно: ты не хочешь себе напарника только потому что боишься, что он погибнет так же, как и Майк? Да. Блять, как же она оказалась права. Эрвин боится. Боится до чёртиков, которые бегают в голове и, припеваючи, танцуют слишком уж страстное танго. Потому что потерять человека, который всё время бок о бок с тобой работает и разговаривает, который просто надеется на тебя, переживает все тяжёлые рабочие и не только моменты — это слишком уж страшно. В принципе терять людей страшно. Но терять людей, к которым ты привыкаешь и привязываешься, которые становятся родными вдвойне, втройне, да хоть вдесятерне — не сосчитать степень, в которую можно возвести этот страх. Эрвин боится снова привязаться, так же, как привязался к Майку, особенно в последние полгода перед его смертью. Снова привязаться и всё потерять в один момент. Боится смерти, но не своей, нет, он действительно не боится погибнуть. Он боится смерти близкого человека. Именно поэтому последние три года он работает исключительно в одиночку. Потому что он ни к кому не привязан, ни о ком не переживает и не волнуется — это даёт будто бы нового глотка свежего воздуха, такого, какой бывает, наверное, только в горах или на краю океана. — Эрвин, нужно принять то, что произошло. Прошло три года. Три долгих года. Пора уже прекращать жить страхом прошлого, пора уже начать жить настоящим и не бояться этого. А как не жить этим блядским страхом, если он с детства разъедает буквально всё тело?! Он сидит в нем, как чёрная плесень — выводи не выводи, она появится снова, уже в большем количестве. Ему было десять, когда умерла бабушка. Через год дедушка. Через два года убил себя старший брат. Через полгода мать скончалась из-за болезни. Спустя десять лет у отца не выдержало сердце. И через пять лет погиб Майк. Забыть страх прошлого и начать жить настоящим? Смешная шутка. Этот страх теперь всю жизнь Эрвина преследует. Эрвин буквально живёт им, кажется, он с каждым днём всё больше и больше его поглощает. — Сука! — кричит и бьёт кулаком по рулю, вырываясь из болезненных воспоминаний и неприятных раздумий. Голова кругом идёт. Эрвин не помнит, как он дошёл до могилы. Не помнит, как оставил машину около кладбища и направился к Майку. Опомнился он только тогда, когда положил цветы и пачку классических «Marlboro» на каменную плиту. — Привет, — и кротко тепло улыбается. Никто ведь не ответит, — У меня сегодня день рождения. И больше часа Эрвин, не замечая счета времени, рассказывает холодному надгробию о том, что произошло с ним за последние несколько дней и какие мысли преследуют его всё это время. Он не замечает, как солнце начинает заходить за горизонт, как могила отражает эти лучи и становится будто бы ржавой. — Знаешь, ещё я боюсь брать ответственность за этого мальца, — Эрвин поджимает губы на секунду, — Если раньше я был твоим напарником, то теперь напарник будет у меня. Блять, я не понимаю, неужели я правда этого достоин? Неужели я правда… Стал для кого-то примером? Мне тридцать лет, а я как маленький ребенок боюсь ответственности и привязанности. Когда это закончится? Эрвин тяжело вздыхает и встаёт со скамьи. — Ладно, я слишком засиделся, — опускается на корточки, прикладывает руку к имени на камне и разбито улыбается, — Спасибо, что снова выслушал. До встречи. Эрвин поднимается и быстрыми шагами уходит по узкой тропинке прочь. Листья на деревьях тихонько зашуршали. Он оборачивается и останавливается на мгновение, лишь для того, чтобы посмотреть на заходящее солнце. Закат сегодня необычайно красивый. Он вернулся к своей машине минут через десять, сел и, сняв пиджак, положил его на соседнее сиденье. Завел машину и снова взглянул на кладбище. Просидел так около минуты и, будто бы опомнившись, дёрнул головой. Развернул машину и поехал по разбитой дороге. Пора отпустить Майка. И, если бы он сейчас не был за рулём, то обязательно ударил бы сам себя со всей силы из-за этой мысли. Невозможно отпустить человека, который долгое время был с тобой рядом. Невозможно. Это абсурд, глупость, чушь, да всё, что угодно — ахинея во всём своём проявлении. Чтобы отвлечься от этих больных мыслей, которые ужасно давят на голову, он потянулся к магнитоле и включил первую попавшуюся станцию. — …Сами удары были нанесены после полуночи 15 апреля, при этом действия ВВС и ВМС очень чётко координировались: истребители-бомбардировщики F-111 ВВС США атаковали цели в районе Триполи, а палубные штурмовики A-6 ВМС США с двух авианосцев в те же самые минуты произвели налёт на цели в районе Бенгази. Хотя международные СМИ в первой половине апреля активно обсуждали возможность американской военной операции против Ливии, ливийская система ПВО оказалась не готова к отражению удара. Эрвин переключил на другую станцию. — Семнадцатого апреля был подписан мирный договор, завершивший 335-летнюю войну между Нидерландами и Островами Силли… Эрвин совсем выключил радио, потому что больше всего на свете ненавидит новости. Он приехал домой, когда на улице уже практически стемнело. По дороге он заехал в супермаркет и купил себе лимоны, чай и финики. Поднялся в квартиру и сразу прошёл на кухню. Через несколько минут заварил чай и, держа в руках большую кружку, прошёл к себе в комнату. Быстро переоделся в домашнее и сел за стол, тут же набирая на телефоне уже знакомый номер. Пока слушал долгие гудки, успел распутать провод, идущий от телефона, и сделать несколько глотков чая. И лишь когда он позвонил в третий раз, на том конце провода ответил сонный женский голос: — Слушаю. — Добрый вечер, Ханджи, — поздоровался Эрвин, крутя в руках провод, закрученный спиралью, — Занята? — Для тебя нет, — ответила она и Эрвин услышал, что она усмехнулась, — Что такое? — А личное дело Леви… Оно где? — У меня. А что такое? — Хотел ознакомиться. Я могу приехать забрать его? — Ну, вообще я не имею права раскидываться личными делами, но раз уж это просишь ты… Приезжай, ладно, — и Ханджи зевнула. Эрвин рефлекторно зевнул тоже. — Скоро буду, — сказал Эрвин, но в ответ ему раздались длинные гудки, так как Ханджи уже положила трубку. Он положил трубку и, сделав большой глоток горячего чая, буквально подорвался со стула. Вылетел из квартиры прямо в домашней одежде, лишь накинув олимпийку поверх растянутой старой футболки. Закрыл квартиру и побежал по лестнице вниз, частенько пропуская по одной ступени. Он приехал к Ханджи минут через десять, благо, что живёт неподалёку. Открыл дверь подъезда, сразу же почувствовав слишком сильный запах краски, бьющий прямо в нос. Прошёл уверенно дальше, но его тут же остановил чей-то голос за спиной. — Мужчина, вы куда? — В сто тридцать пятую, — ответил он молодой консьержке, и тут же быстро побрел дальше. Растрёпанная и заспанная Ханджи открыла ему дверь сразу же после того, как он позвонил в звонок. Окинула его удивлённым усталым взглядом и поправила халат, который накинула на пижаму сверху. — Ну и делать тебе нечего на ночь глядя, — недовольно буркнула она, протягивая ему довольно тощую папку, — Эрвин, я доверяю тебе, как себе, понимаешь? Никто не должен видеть его личное дело у тебя в руках. — Я тебя понял, — он кивнул головой, взял папку в руки и спрятал под олимпийку, — Огромное спасибо. Эрвин хотел было уйти, но его остановила Ханджи. — А зачем оно тебе нужно? — Интересно, с кем придётся работать. — То есть, ты не думаешь от него отказываться? — Ханджи удивлённо подняла брови, оперевшись плечом об дверной косяк. — А у меня есть выбор? — Эрвин так же удивлённо взглянул на неё. — Ну, вообще нет. Я выбрала тебя как самого подходящего кандидата, — она улыбнулась, — Ладно, иди. До встречи. — Доброй ночи, — сказал Эрвин и дверь тут же закрылась. Он, прижимая папку к себе, чуть ли не бегом направился вниз по лестнице. Возвращается домой и сразу же, даже не снимая олимпийки, спешит к столу. Чай даже не успел совсем остыть. Он делает глоток, чувствуя на зубах небольшой кусочек лимона, и хмурится. Включает настольную лампу, которая светит слишком уж тускло. «Леви Аккерман» — гласит обложка папки. Он переворачивает страницу, видя переписанную информацию с паспорта, и продолжает медленно читать, внимательно вчитываясь в каждую строчку. Сбоку скобкой прикреплена небольшая фотография, где Леви выглядит точно так же, как и сейчас. Неудивительно, ему ведь всего девятнадцать, не сильно он и изменился. Фамилия: Аккерман Имя: Леви Национальность: американец Дата рождения: 15 февраля 1964. Пол: мужской Место рождения: Беллингс, штат Монтана, США. Далее написана дата выдачи паспорта, которая не сильно заинтересовала Эрвина. Больше всего его внимание привлекла дата рождения Леви. Тысяча девятьсот шестьдесят четвёртый… Эрвин хмурится, засомневавшись, и достаёт толстую тетрадь с полки. Открывает её на чистой странице, начинает считать в столбик. Леви не девятнадцать. Эрвин матерится себе под нос, несколько раз пересчитывает заново (вдруг ошибся), но результат вычисления всё равно выходит как двадцать два. И что это значит? У Эрвина сердце несколько раз больно отдалось в висках — он уперся локтями в стол и закрыл лицо руками. Зажмурился, потому что из-за напряжения и слишком тусклого теплого света глаза сильно разболелись. Он сжал зубы. Мысли снова волчком закружились в голове так, что в глазах начало рябить. Зачем? Зачем нужно было врать? Был бы у Эрвина его номер — он обязательно бы позвонил и спросил об этом. Возможно, в личном деле он даже есть, но Эрвин решил, что лучше уж оставить этот разговор на тот момент, когда они будут вдвоём. Эрвин закрыл личное дело, когда начал засыпать. Он прочитал резюме, которое Леви составлял, когда шёл работать сюда, но ничего нового так и не узнал. Воспитывался в детском доме с пятнадцати лет, вел себя как приличный гражданин Америки, склонности к правонарушениям не имел. Потом поступил по льготе в полицейскую академию Лос-Анджелеса. Опыта работы нет. Про детство ничего не сказано — оно и к лучшему, спросит у него лично. Он выключил свет и встал со стула. Лег на кровать, даже не надевая пижаму. Из-за стресса у него начали чесаться руки. Он недовольно фыркнул и повернулся на бок, накрываясь тонким пледом. В таких ситуациях люди обычно курят или пьют, чтобы притупить волнение, но он не курит уже три года, а идти за алкоголем в магазин слишком уж лень. На утро следующего дня Эрвин просыпается с больной головой и чувством полного отсутствия. Поднимается с кровати и подходит к окну. Солнце уже высоко над городом, внизу по бульварам спешат куда-то люди, машины летят бешено по дорогам. Ничего нового, всё как всегда. Эрвин более-менее просыпается только тогда, когда начинает готовить себе завтрак. Лопатка в руке проходится по горячей сковороде, залитой маслом, перемешивая уже зажаристую морковь и только что положенный туда лук. С каждым движением звук и запах жарящихся овощей разносится по всей кухне, а изредка вылетающие капли раскаленного масла бьют по коже быстро, но больно, уколами тысячи микроиголок резко упадаряют в абсолютно рандомное место. Перемешав, Эрвин шипит сквозь зубы из-за очередной капли масла, попавшей ему на тыльную сторону ладони, накрывает сковороду крышкой, чуть сбавив под ней огонь. И всё же: зачем Леви соврал ему по поводу возраста? Неужели что-то такое есть в этом или же он просто решил посмеяться. В любом случае, на шутника он не очень уж и похож. Эрвин упёрся руками в столешницу и сделал глоток чая с лимоном. В это же время Леви курил на балконе, прижимая к себе пушистого спящего Винсента, внимательно окидывая взглядом залитую солнечным светом улицу. Что такого перемкнуло у Эрвина в голове, что он вдруг стал слишком заботливым? Что за разговор был в кабинете, когда Леви его покинул? Если бы происходящее сейчас было фильмом, то экран обязательно разделился бы на две половины: на одной из них был бы задумчивый свистящий себе под нос и мешающий овощи Эрвин, а с другой загруженный грустный Леви, курящий пятую сигарету за это утро. В обед Эрвин снова садится за свой стол, чтобы изучить личное дело Аккермана более свежей головой, но вспоминает о кое-чём очень важном. Тянется рукой к стационарному телефону и быстро набирает номер, который набирал вчера вечером. На том конце отвечают практически моментально. — Слушаю. — Добрый день, Ханджи, — здоровается Эрвин, — Отвлекаю? — Отвлекаешь, давай быстрее, у меня Манчестер Сити и Ноттингем Форест играют, — голос Ханджи громкий и бурный. Она ярая фанатка футбола — совсем неудивительно. А сегодня ещё и кубок Англии. Надо бы побыстрее, чтобы потом не промывала мозги. — Помнишь я говорил, что хочу поговорить? — Ну? Пожалуйста, блять, быстрее, Эрвин! — Эрвин слышит, что Ханджи что-то ударила и громко удивлённо вздохнула. Видимо говорит и смотрит матч одновременно. — Когда сможем встретиться? — Я перезвоню, — бросает в трубку Ханджи и тут же вешает её. Ну и пусть. Главное, что перезвонит. Эрвин шагает в комнату и снова садится за стол. Открывает личное дело Леви и быстро пробегается глазами в поисках номера его телефона. Находит на другой странице и, недолго думая начинает его вводить на телефоне. Леви пьёт кофе и читает книгу, когда вдруг в прихожей неожиданно звонит домашний телефон. Он в принципе раз в год звонит, а тут ещё и посреди выходного дня. Он встаёт с дивана и шагает к телефону, берет трубку и отвечает: — Леви Аккерман у провода. — Значит, правильно попал, — на том конце уже знакомый голос Эрвина, — Это Эрвин Смит. Добрый день. — Да, день добрый, — Леви плечом упирается в стену, удивлённо спрашивая, — Что произошло? Как ты узнал мой номер? — Ты врача посетил? — проигнорировал его вопросы он, понимая, что если скажет правду, то спалился с тем, что личное дело Леви у него дома. Леви, удивляясь, приподнимает брови и жмется к стене ближе. Поджимает губы и смотрит в стену напротив. — Головная боль меня не тревожила со вчерашнего вечера, — нагло врёт он, утаивая то, что сегодня рано утром он снова валялся на кухне в предобморочном состоянии, — Так что не посчитал нужным. — Тебя отвезти? — вдруг неожиданно спрашивает Эрвин, чем ставил Леви врасплох. — Не стоит, Эрвин, — ответил тихонько Леви, приложив ладонь ко лбу, — Не стоит, правда, всё хорошо со мной. — Леви, у тебя сто процентное сотрясение мозга, я уверен в этом, как в своем отражении в зеркале. Почему ты не хочешь посетить врача? — Говорю же, — цокает губами, — Ненавижу врачей. И вообще, с чего ты так уверен в сотрясении? Я думаю, что это просто ушиб. — Хочешь я съезжу с тобой? Причём, мне хотелось бы поговорить с тобой, — признаётся Эрвин, откидываясь на спинку стула, — А в сотрясении я уверен, потому что у самого такое было. — Я всё равно не посещу врача, — отпирается Леви, — Он выпишет мне больничный, а я только вышел работать. У меня только начался испытательный срок. Не хотелось бы потратить его на валяние дома. — Если выпишут, значит надо будет отсидеться дома. Тебе же будет лучше… — С чего вдруг ты стал таким заботливым?! — громко перебивает его Леви, отрываясь от стенки, — Ты вчера утром буквально разорвать меня со злости хотел, а сейчас говоришь так, будто бы знакомы всю жизнь! Эрвин на том конце провода усмехается: — Я думаю, что мы сработаемся. Ты так не считаешь? — Время покажет, — бурчит Леви, — Ты только по поводу этого звонил мне? — Да, — честно отвечает Эрвин, — Вообще хотелось бы встретиться с тобой, чтобы поговорить лично, а потом пойти говорить с Ханджи. — Это по поводу того дела, за которое ты хочешь взяться? — Именно. Если изволишь прийти, то я адрес скажу чуть позже. Или даже заеду за тобой, чтобы быстрее было. — Буду ждать, — ответил Леви, — Прийти, как ты выразился, изволю. — И к врачу всё же сходи, малец. — Если только к психиатру, потому что мой коллега Эрвин Смит сводит меня с ума, повторяя одну и ту же фразу. У меня скоро голова кругом пойдет из-за этого. — Она у тебя уже кругом идёт, так ведь? — Эрвин усмехнулся. Леви цокнул губами. — Не идёт. Всё, до скорого. И положил трубку, не дожидаясь ответа Эрвина. Вот ещё, заботливый отец нашёлся — какого чёрта он вообще так следит за ним и контролирует его? Он ему кто? Никто, даже коллегой его пока что сложно назвать. Леви шагает в гостиную, заваливается на диван и продолжает читать «Кладбище домашних животных» Стивена Кинга. Несмотря на то, что Леви не очень сильно нравится такой надоедливый контроль — он разулыбался, как маленький ребенок, даже отложил книгу в сторону. О нём никогда в жизни никто не заботился — это так по-новому чувствуется, так тепло ощущается. Приятно, в общем говоря, хоть и поднадоело. Эрвин звонит ему через полтора часа и говорит, что встретиться нужно будет сегодня в семь часов вечера. Ещё попросил его адрес, твёрдо стоя на решении, что он заедет за ним. С неохотой Леви согласился и продиктовал ему свою улицу и номер дома. Повесил трубку и, заметив, что до встречи осталось около часа, пошёл собираться.