французское гетто

      Где-то за невысокими старыми гаражами и такими же двухэтажными квартирными домами раздаётся громкий весёлый крик девушки:  — Чувак, эй! — махнув рукой и заправив прядь каштановых волос за ухо, она наваливается на плечо парня, сидящего рядом. Мужчина, которому она крикнула, останавливается и оборачивается — она усмехается, толкая парня в плечо, чтобы обратил на это внимание и продолжил говорить за неё. Стоящий у ног большой магнитофон, выкрашенный ей в черный цвет (до этого он был белым и она посчитала, что этот цвет слишком уж не сочетается с их образом жизни), гулко трещит и резко замолкает — «Видели ночь» группы «Кино» обрывается на середине припева.  — Не хочешь купить у нас дозу?! — тут же громко и картаво спрашивает парень на чистом французском, запахнув темно-зеленую олимпийку «Adidas», обнимает девушку за плечи как можно крепче. На лице молчащего прохожего сразу же появляется удивление, а потом и злость (это стало понятно по хмурым бровям и напряжённым желвакам). Юноша оценивает это и тут же начинает смеяться, перекидываясь взглядом с лежащей на его плече девушкой. Та тоже смеётся, даже громче, чем он сам, и тут же тянется к его рукам, чтобы забрать сигарету, скуренную уже наполовину.  — Пошли нахуй, наркоманы! — грубо отвечает им мужчина, показывая кулак с протянутым средним пальцем вверх, и продолжает быстро шагать туда, куда шёл, не оборачиваясь в их сторону, — Всё, что вы можете, это курить траву и толкать её нормальным людям! Ублюдки! Он скрывается за углом гаража. Девушка поднимается с юноши и выкидывает сигарету. Они перекидываются взглядами и снова громко начинают смеяться — из-за чего? Чёрт его знает.  — Так, так, так, — неожиданно раздаётся громкий знакомый голос из-за угла. Оба тут же замолкают, готовясь в любой момент сорваться с места и бежать отсюда, испуганно смотрят в сторону, откуда раздаётся голос, тут же видят выходящего из-за дома знакомого мужчину. Девушка, расслабленно выдыхая, поправляет волосы и поднимает с земли магнитофон, ставя его к себе на колени, — Кокаиновые романтики. Девушка тут же краснеет, закрывая щёки широкими рукавами такой же олимпийки, как и у рядом сидящего парня. Высокий мужчина подходит к ним и останавливается, сложив руки на груди. Делает глубокий вдох — кажется, что воздух возле этой плиты, на которой постоянно ошиваются эти двое сведённых, уже пропитан табаком, наркотиками и алкоголем.  — Хей, Эрвин, мы же просили не называть нас так! — произносит парень, проводя ладонью по едва отросшим волосам, выкрашенным в какой-то пыльный непонятный цвет. Протягивает руку подошедшему, но тот не отвечает взаимностью, поэтому быстро убирает её за спину. Упирается ей в бетонную плиту, на которой они сидят каждый день (Эрвин застал этих идиотов ещё совсем маленькими, когда им было по семь лет. Сейчас этим двоим семнадцать, но совершенно ничего не поменялось — всё так же прожигают жизнь и деньги, сидя на бетонной плите за домами), и смотрит на Эрвина.  — Завязывать с продажей наркотиков не думали? — сложив руки в карманы, глядит на них Эрвин. Парень ёжится на месте, а девушка отрывается от кнопок магнитофона и уверенно произносит:  — Сколько раз повторять, Эрвин? Мы не продаем наркотики…  — Мы помогаем людям, — договаривают они вдвоём в унисон.  — Ага, — недовольно хмыкает Эрвин, в очередной раз про себя смеясь с этого детского пафоса, которым несёт от них за километр, — Купить наркотики. Саша, тебе, кстати, срок грозит. И серьезный.  — С чего это?! Я вполне себе порядочная гражданка Америки, — удивляется девушка, ударяя ладонями по коленям. Переглядывается с парнем и снова возмущённо смотрит на Эрвина.  — Настолько порядочная, что пыталась продать амфетамин одному из полицейских! Я не перестаю удивляться с вас.  — Ну, насчёт амфетамина был грешок, не спорю… Просто наши настоящие имена из копов знаешь только ты. Знали бы другие — пробили бы по документам и сидела бы я в оранжевой одежде за решеткой, а Конни носил бы мне еду, — она засмеялась, — Наш большой друг-полицейский Эрвин! Как хорошо, что ты у нас есть!  — Как давно я стал вашим другом? — Эрвин заметно удивляется, упирается бедром в железный столб, и снова заинтересовано смотрит на них.  — Как только не сдал нас, когда нам было десять и мы воровали деньги и еду из той забегаловки на Уолкер Стрит, — Саша снова тянется к карману и достаёт из него пачку сигарет. Недолго крутит её в руках, открывает и достаёт сигарету, — Теперь у нас есть друг-коп, а у нашего друга-копа — друзья-диллеры.  — Не неси ерунды, — цокает губами Эрвин, — Ведь в любой момент я могу сообщить и вас тут же повяжут.  — Ну ты же так не сделаешь, Эрвин? — всё это время Конни внимательно слушает разговор Саши и Эрвина, аккуратно подкручивая кнопку громкости на магнитофоне. Он даже не отрывается от неё — так и пытается починить, — Мы тебя знаем так же, как и ты нас, тебе мы можем доверять.  — А ты вообще не в своё дело не лезь. Тебе тоже статей много накрутить можно, тогда уже вы будете в одной камере сидеть. А я вам передачки носить не планирую. В общем, времени нет болтать, я по делу, — он замялся, доставая ладонь из кармана. Быстро вытаскивает из внутреннего кармана пиджака пакет с порошком, тот самый, который нашел в квартире Габриэллы, и на расстоянии вытянутой руки показывает его Конни и Саше, — Видели такие?  — На кокс похоже, — хмыкает Саша и хмурит брови, протягивая руку и щупая через пакет вещество пальцами.  — Я, блять, разве спросил, на что это похоже? — всплескивает руками Эрвин со злости и подходит на несколько шагов ближе, — Я спросил: видели вы такие или нет?!  — Улицы… Улицы говорят не всё, — начинает Конни, отставляя магнитофон в сторону и, снова прижимает к себе Сашу, зарывается пальцами ей в волосы и слегка улыбается.  — А только то, что ты можешь услышать, — договаривает она за него, и оба тут же громко начинают смеяться. Эрвин окидывает их недовольным взглядом. Идиоты. Времени действительно мало — ещё столько дел надо сделать, а он тут стоит и слушает то, как два дурака громко смеются и разбрасываются пафосными фразочками. Конни заподозрил, что что-то не то, когда Эрвин снова полез во внутренний карман пиджака, а точно понял, что всё совсем плохо только тогда, когда он достал рацию и бесшумно нажал на кнопку.  — На пересечении Бэйкер Стрит у французов двое подростков торгуют наркотиками…  — Эй! Эй-эй-эй, стой, Эрвин! — испуганно кричит Конни, стараясь выбить рацию из его рук. Подскакивает на плите и уже прыгает в его сторону, но Эрвин делает шаг назад и кладёт рацию на место. Он даже не нажал на кнопку, хотел напугать их и успокоить, а они так перепугались, одни только глаза выдают их бешеный страх, — Видели такие у двух парней, но они не у нас берут. Они у Жана часто тусуются, а он наркоту сам откуда-то достаёт.  — Точняк! — Саша ударяет себя по лбу, будто бы что-то вспомнила. Поднимается с плиты и продолжает увлеченно говорить, поправляя широкие спортивные штаны, — Были такие, я с ними один раз чуть ли не сцепилась. Они точно берут у Жана и Марко, я уверена в этом.  — Говорят, что одна таблетка — и у тебя перед глазами летают мишки Гамми. Две таблетки — ты на небесах… — начинает перечислять Конни, загибая пальцы, но его перебивает Саша.  — Три таблетки — и ты реально на небесах! Выслушиваешь от своего деда о том, какой ты тупой долбаеб, — её глаза загорелись, будто бы она сказала что-то гениальное. Она поправила олимпийку и снова села на плиту, подложив одну ногу под себя.  — Давай мы у Жана спросим про этот наркотик, может быть что-нибудь интересного узнаем, — предлагает Конни.  — Наконец-то увидимся с Жаном и Марко! — радуется Саша, часто хлопая в ладоши и широко улыбаясь, — А то они совсем заработались, даже уже видимся раз в полмесяца. Правда, наверное мы зря раскидываемся их настоящими именами…  — Я всё равно понятия не имею, о ком вы говорите. Спросите, лишним не будет. Как зовут этих двоих, которые у них покупают? — абсолютно серьёзно спрашивает Эрвин, всем своим видом показывая, что сейчас совсем не до шуток.  — Смеёшься? Эрвин, мы целыми днями курим гашиш и не только его… — Конни улыбается и садится рядом с Сашей, не спуская с детектива глаз, снова берёт магнитофон в руки и сильно ударяет кулаком. Шипит сквозь зубы — больно, — Мы имя то твоё запомнили только на седьмой раз, когда ты нам визитки в рот засунул и заставил сожрать.  — Нечего было называть меня Сиврин Эрит! — цокает губами Эрвин, закатывая глаза и усмехаясь. Глухо начинает раздаваться музыка и Конни обрадовано лыбится, приподняв хрипящий магнитофон с колен. Заработал! Группа «Кино» продолжила петь песню с того момента, на котором оборвалась.  — Одно и тоже, — бурчит в ответ Саша, тоже радуясь тому, что музыка снова заиграла. Тянется к кнопкам и слегка прибавляет громкость, — Ну мы серьёзно не помним, как зовут тех двоих… Оба высокие, но один пониже, страшные такие.  — И слишком худые, — добавляет Конни, махнув указательным пальцем перед лицом Эрвина, перекидывается взглядами с Сашей и продолжает, — Один из них на азиата чем-то похож, глаза, как пельмени, а другой наоборот лупоглазый. Но взгляд у них очень злой. Эрвин хочет что-то сказать, но его тут же перебивает Саша, сбивает с мысли, громко хлопнув в ладоши:  — Давай мы нарисуем! Эрвин снова закатывает глаза и, слегка замешкавшись, достаёт из кармана чистый мятый листок и ручку, передает их Саше. Уж лучше это, чем ничего. Через десять минут в его руках лежит рисунок. Он из-за всех сил старается не засмеяться, поэтому, отвлекаясь, вслушивается в непонятные строчки песни, дрожаще играющей из магнитофона.  — Да-а-а, — протягивает, внимательно рассматривая каракули, и всё же усмехается, — Надеюсь, что диллеры из вас такие же, как и художники. С листа на него смотрят два нарисованных человека (людьми их, конечно, судя по рисунку, сложно назвать, но что-то человеческое всё же просматривается). Один из них чуть выше другого — волосы кривыми штрихами торчат из стороны в сторону, глаза большие, словно из «Навсикая из Долины ветров», рот широкий, губы нарисованы небольшими дугами. Как в детском саду или же первом классе. Второй парень нарисован Сашей, поэтому и выглядит чуть лучше: светлые волосы почти до плеч, глаза узкие, большие щёки и шрам на густой брови. А главное на этом рисунке — маленькая неровная подпись в самом низу листа «это нарисовали Хип и Хоп».  — Вы серьёзно выбрали в качестве вторых имён Хип и Хоп? — смотрит на них Эрвин, на что в ответ получает удивлённые взгляды, складывает рисунок несколько раз пополам и только потом кладёт его в карман.  — А тебе не нравится? — недоумевает Саша, наклоняя голову к плечу, — Ну, на самом деле, это поддельные имена, считай, что третьи. Их мы используем тогда, когда у нас мелкие делишки. Для больших дел идут вторые имена, сам знаешь.  — Мы типа хип-хоп, понимаешь? — тут же спрашивает Конни, протягивая руки к небу и показывая из пальцев рога. Эрвин делает несколько шагов назад, — Мы ведь выросли вместе с этим жанром!  — Выросли с этим жанром, но всё равно слушаете русский рок… — вслух думает Эрвин, ссылаясь на монотонный голос Виктора Цоя, раздающийся из динамиков проигрывателя, и почесывает кончик носа, — Лучше скажите мне, что-нибудь о Даниэле слышно?  — Ну-у-у, — протягивает Конни, пытаясь вспомнить, смотрит в небо, — В принципе, ничего нового. Филиберт всё так же с «ковбоями», недавно поменял лошадь. Поговаривают, что если вскоре убьют этого идиота Астора — а такие разговоры уже неделю идут — то это будут именно они. Я не могу предать гетто и сказать тебе всё конкретно, но скоро придут неминуемые перемены. Грядёт страшное.  — Гетто хочет вернуть Даниэля обратно и вновь назначить королём гетто… Это всё, что пока мы можем тебе сказать, — начинает Саша, но Эрвин тут же перебивает, спрашивая:  — Позвольте уточнить, кто такой Астор? — делает вид, что игнорирует их слова об чем-то «великом и грядущем», но берёт их к сведению. Потом обдумает и узнает чуть лучше.  — Ох, Эрвин, это страшный человек, — перед тем, как сказать это, Саша оборачивается по сторонам, чтобы никто лишний её не услышал, — Новый король гетто. Его здесь любят единицы, и то исключительно его близкие. У него нет поддержки, как у Даниэля. Астор тут лишний.  — Хочешь сказать, когда королём был Даниэль, то всё было хорошо? — хмурит густые брови Эрвин, сжимая в кармане рисунок.  — Всё было просто замечательно! Я больше тебе скажу, — после этого Конни усмехается, ставя ногу на плиту, — Имя нового короля переводится с французского как ястреб-стервятник, но, уверяю тебя, оно ему совершенно не подходит. Ещё одна выходка и он реально станет жертвой стервятника. Он ужасно глуп, уродлив, а ещё и противен…  — Вспомнить Даниэля: он всегда был добр к каждому жителю гетто, за исключением противников, — Саша говорит тише, чем до этого, слегка наклоняясь вперёд, чтобы Эрвин точно уж её услышал, — Да, пусть он и убил около ста человек, но он был добр к детям, был добр ко всем нам, особенно в последние годы. Он ненавидел тех, кто стоял у него на пути и мешал идти дальше, но нас, обычных французов, может даже и любил.  — Я бы не стал считать убийцу, число жертв которого перевалило за сотню, хорошим человеком. Тем более, ему было около шестнадцати, когда он пропал — как вы можете считать его хорошим королём гетто? Что такого плохого в этом Асторе?  — Ну, например, теперь нам нужно кланяться при его появлении. Не сделаешь этого — ка-а-ак ёбнет со всей силы ножом в печень. Чертовщина! Он придумывает слишком много глупостей и думаешь лишь о себе, про нас, францев, он совсем забыл. Недавно он зарезал беременную девушку просто за то, что она зашла в подъезд и случайно задела его плечом, — возмутился Конни, широко раскрытыми глазами взглянул на Эрвина, — Представляешь?! Тем временем Даниэль помогал и защищал беременных, а тех, кто их трогал, жёстоко наказывал. Этот ублюдок старается подражать Даниэлю, но из него совсем не получается хороший главарь. И никогда не получится.  — Это действительно глупо, но… Вы ведь даже никогда не видели Даниэля, как вы можете знать, что это именно он помогал и защищал? — засомневался Эрвин, с разрастающейся ненавистью слушая об убийце своего напарника. Не может этот человек быть хорошим. Не может он делать добрые дела — он убийца, маньяк, потрошитель, чудовище, всё, что угодно, но никак не человек! И если уж гетто собирается вернуть Даниэля, то у него будет больше шансов поймать его.  — Если не он сам — то его люди точно это делали. В этом ты можешь не сомневаться. И вообще, сравни то, насколько Даниэль вытащил репутацию французов и насколько её затаптывает этот ублюдок?! В последней перестрелке с русскими он потерял пятерых стариков и сам был ранен! Наш Жан вообще получил пулю в руку, просто потому что защищал этого идиота по его приказу, — Саша всплеснула руками, негодуя, — Это полнейший пиздец, Эрв…  — Какие же вы, блять, болтливые! — больше слов для того, чтобы оборвать это неприятный диалог, Эрвин не нашёл, — И как вас ещё не прикончили из-за ваших языков? — спрашивает он в шутку, заправляя прядь волос за ухо, и, не дожидаясь ответа на вопрос, говорит, — Я пошёл. Давайте уже, прекращайте страдать хернёй. Займитесь чем-нибудь полезным, книжки, например, полистайте, если вы ещё не забыли, как читать. Если что-нибудь ещё узнаете, буду ждать от вас информации. Они что-то весело кричат вслед, но на это ему уже наплевать, он уходит от них с неприятным осадком на душе и каракулями в кармане. Он даже не узнал, что это за наркотик, по большей части, время он потратил зря. Только вот эти перемены, которые скоро наступят у французов… Каким образом его хотят вернуть? Что они планируют делать? Да и жив ли вообще это проклятый Даниэль? Все его мысли заняты одним — скорее закончить с этой чертовой наркоманкой Сильвией и наконец-то взяться за дело Даниэля. Взяться за него и окончательно покончить. Может быть, даже прикончить. На это он слишком уж решительно настроен. *** Отель встречает Аккермана приятным ароматом и красивой обстановкой в стиле модерн. Он, оглядываясь по сторонам и восхищаясь красотой, шагает к стойке, за которой стоит невысокая девушка:  — Добрый день, чем могу вам помочь?  — Леви Аккерман… — останавливается возле стойки и тут же себя исправляет, показывая ей удостоверение, — Детектив Леви Аккерман. Девушка внимательно рассматривает его удостоверение и через несколько секунд поднимает взгляд, смотря ему в глаза. Он убирает документ в карман и, упираясь руками в деревянную поверхность, протягивает ей фотографию рыжей улыбающейся девушки.  — Не снимала ли у вас номер на этой неделе вот эта замечательная девушка? — внимательно наблюдает за ней из-под лба, обращая особое внимание на руки, — Выкинули из окна сегодня утром, в её квартире нашли спички из вашего отеля. Девушка берёт короткими пухлыми пальцами фотографию. Преподносит к лицу, чтобы лучше разглядеть, и хмурит тонкие светлые брови. Около минуты стоит, внимательно разглядывая, пока Леви не произносит:  — Совсем забыл, прошу прощения. Имя у неё Сильвия Ли. Может быть, это вам что-нибу…  — Да, помню такую, — тихо говорит она, отдает фотографию ему в руки и тянется к большой толстой тетради. Открывает её на последней странице и проходится по именам и фамилиям. Ведёт пальцем по исписаным строчкам, чтобы не потеряться, и повторяет себе под нос её имя, — Сильвия Ли, Сильвия Ли, Сильвия Ли… Точно! Леви отрывает голову от рукописного журнала, смотря на девушку.  — Её я плохо запомнила, помню только, что звали её не по имени, а как-то… Как-то странно так, не запомнила, к сожалению.  — Габриэлла? — тут же спрашивает Леви, наклоняя голову к плечу.  — Именно! С ней были два парня, страшные такие, злые очень. Они с ней ругались, она пыталась им что-то доказать, кажется, на французском. Она снимала одноместный номер здесь три дня. Сегодня утром приехали эти двое, сказали, что они к ней. Я их пустила. И потом, где-то через двадцать минут, они втроём уехали, громко ругаясь на весь отель. Боже, храни Америку, кто же знал, что существуют ещё такие животные! Вы бы знали, детектив, как меня поразила эта новость, я ведь утром видела её живой! — она снова замолкает, наклоняется над тетрадью и трясущейся рукой ведёт по строчке с именем «Сильвия Ли» к середине листа, — Номер двести двадцать девять, третий этаж.  — Я могу туда подняться?  — Разумеется, детектив, — натянуто улыбается она, так как сулят правила отеля, протягивает руку, указывая, — Направо и по лестнице. Лифт чуть правее.  — Спасибо, — роняет Леви и быстро направляется в сторону, куда указала девушка. Подходит к лифту, жмёт на кнопку и, пока ждёт, начинает обдумывать всю информацию, которую узнал. Два парня — конфликт — наркотики в квартире Габриэллы — поддельное самоубийство. Ничего толкового в голову не приходит. Как найти этих двоих? Этот вопрос задаёт сам себе Леви, уже выходя из лифта на третьем этаже и сразу же находит ответ, висящий под потолком. Камеры наблюдения. Проверить и посмотреть, как они выглядели, как пришли и как уехали отсюда. Шагает по коридору, обращая внимание на таблички — 225, 226, 227, 228, 229. Нашёл. Подходит к двери и без труда открывает её ключом, который ему дала добрая девушка на стойке регистрации. Открывает номер и удивлённо свистит. Это же надо — деньги за наркотики отдавать не хочет, зато снимает такой шикарный номер! Прикрывает за собой дверь, не до конца закрывая, и проходит дальше, внимательно рассматривая каждую деталь интерьера в комнате. Всё здесь так красиво, пусть и минималистично, но выглядит шикарно и богато. Он шагает дальше, еле наступая на пушистый светло-серый ковер посреди комнаты. Хоть бы она оставила что-нибудь, хотя бы сумку или записку. Может, даже документы — было бы ещё лучше. Но на видных местах ничего не находит, подходит к идеально белому столу. Главное, если номер убрали после её уезда отсюда — то всё пропало. Можно, конечно, спросить у той же девушки и уборщиков, не находили ли они что-нибудь здесь. Он оборачивается и смотрит на кровать. Смятая. Повезло, номер не убирали. Он подходит к кровати и, быстро оглядываясь, садится на неё. Упирается руками назад, смотрит в потолок и думает. Версия начинает складываться у него в голове: Сильвия явно долгое время не была дома, учитывая слой пыли на всех поверхностях в квартире, возможно, где-нибудь скрывалась. Эти двое парней — перекупщики-диллеры, которым она задолжала крупную сумму денег за наркотики. Но деньги она им возвращать не планировала, поэтому они её и нашли. Решили вытрясти и думали, что она так просто сдастся, но, судя по беспорядку в комнате, можно понять то, что она явно сопротивлялась. Скорее всего была драка. В один момент они задушили её и решили скинуть с окна, будто бы она сама решилась на самоубийство. Искали деньги везде, где только можно — опять же, исходя из беспорядка в квартире. Возможно, они и нашли деньги или ещё что-то ценное — детектив Микаса разбирается с этим, надо будет потом уточнить у неё. Внизу слышится какой-то шум, поэтому он поднимается с кровати, обращает внимание на широкий подоконник, на котором стоит небольшая сумочка белого цвета с вышитым на ней логотипом и названием отеля. Значит, скорее всего, здесь принадлежности, которые выдает отель своим посетителям. Присаживается на корточки и приподнимает покрывало, свисающее с кровати до пола. Ничего нет. Совсем ничего. Поднимается и всё же решает взглянуть на сумку, которая стоит на подоконнике.  — Добрый день, чем могу вам помочь? — спрашивает девушка у посетителя и сразу же узнаёт в нём того самого человека. Того самого парня, который ещё утром был с девушкой, которую сегодня утром убили. Улыбается, хотя хочется спрятаться куда-нибудь подальше, и смотрит на него.  — У вас тут девушка номер снимала, Сильвия Ли, вещи оставила. Хочу забрать.  — В этот номер уже заселили другого человека, сейчас я позвоню и уточню, было ли там что-нибудь, — врёт и быстро хватается за трубку телефона, надеясь успеть дозвониться до детектива, который в данный момент осматривает этот номер. Слышит в трубке гудки и начинает набирать цифры, но провод тут же отрывается и больно бьёт по щеке. Поднимает взгляд — только что пришедший парень стоит с ножом. Провод перерезан. Она растерянно окидывает его взглядом, а он смотрит в ответ.  — Сиди и не дёргайся, — складывает нож и быстрыми шагами удаляется от неё в сторону лестницы. Леви открывает сумку и громко вздыхает, прикрывая ладонью рот. Ну ничего себе. Под платком с вышитым на нём логотипом отеля лежат несколько маленьких пакетов с порошком внутри. Он слышит приближающиеся шаги и думает, что это кто-то из посетителей отеля проходит мимо этого номера.  — И что это?.. — думает он вслух, вынимая один пакет из сумки. А шаги всё ближе. Шаги совсем близко. Уже совсем буквально рядом с ним. Леви резко оборачивается и видит над собой высокого парня, внешне похожего на азиата. Единственное, что он успел запомнить, прежде чем перед глазами оказалась тёмная пелена. «Это он, точно он», — пробегает в голове и он моментально лезет в карман за пистолетом, но не успевает. Он не успевает сообразить — его толкают в плечо и, когда он сам разворачивается, тут же с силой бьют в затылок чем-то тяжёлым. Леви, чувствуя, как земля уходит из-под ног, обессиленно падает на кровать. Глаза тут же закрываются, а голова так резко тяжелеет и начинает сильно болеть. От всех конечностей будто бы отливает кровь. Он теряет сознание.