французское гетто

      «Лучше бы дома сидел. Купил бы вино и смотрел «Шерлока Холмса», а не терпел бы вот эту херню». Единственная мысль, которая крутилась в голове у мужчины, сидящего перед некрасивым тортом-медовиком, из которого криво торчали две синие свечки с цифрами. Три и ноль. Он в очередной раз окинул их взглядом и перевел взгляд на поцарапанную крышку стола: она и то интереснее.  — С днём рождения, Эрвин! — несколько мужских голосов (и один женский) над головой пели песню, которую мужчина за этот день слышал, кажется, уже десять раз. Пять человек стояли за его спиной и смешно размахивали руками, широко улыбаясь и изредка смотря друг на друга. Он окинул их взглядом — и как он работает с ними уже десять лет? — С днём рождения тебя!  — Спасибо, — слегка улыбнулся для приличия, чтобы начальница (которая больше всех из поздравляющих лезла прямо в лицо и хлопала по плечу в ритм песни) не заметила недовольство и усталость на его лице. Они допели песню и Эрвин задул свечи. Десять лет подряд одно и то же место, одни и те же люди, одна и та же еда. Задул свечи и недовольно посмотрел на торт: ненавидит, блять, медовики.  — Ладно, ребята, — единственный женский голос раздался совсем над ухом — женщина прошла вперёд и встала перед столом, при этом несколько раз хлопая в ладоши для привлечения внимания, — Каждый может отрезать себе по куску торта и идти на обед. Она не успела договорить, как все остальные потянулись к заветному сладкому. Она усмехнулась и, взглянув на Эрвина, который к торту даже не притронулся, таким пугающим взглядом, что у того по телу дрожь прошлась, продолжила:  — Все, кроме Моблита, — поправила очки, засмеявшись, — Ты и так жирный. И все засмеялись: кто-то из-за того, что боится получить потом выговор, а кто-то из-за того, что неудачная шутка действительно показалась смешной. Сам Моблит посмотрел на неё и закатил глаза, ухмыльнувшись. Женщина взглянула на него и, проходя мимо, хлопнула по плечу. Шепнула на ухо «только не обижайся», но эту фразу услышал каждый, кто был в кабинете. Услышал, но виду не подал. Пусть думает, что все резко стали глухими — так будет лучше. Начальница подошла к Эрвину со спины, положила руку к нему на плечо — он взглянул на неё, закинув голову назад. Быстро окинула взглядом всех присутствующих и продолжила:  — Эрвин, после этого загляни ко мне в кабинет, — похлопала несколько раз ладонью, — У меня для тебя небольшой сюрприз.  — Уволить меня вздумала, Ханджи? — усмехнулся, решив, что откладывать поход к ней в кабинет он не будет и пойдёт туда прямо сейчас. Ханджи отошла от него на несколько шагов и загадочно улыбнулась, заправив упавшую прядь за ухо. Она засмеялась, прикрыв ладонью рот:  — Размечтался! У меня для тебя, можно сказать, подарок, — повернулась и направилась в сторону своего кабинета, и продолжила уже тихим голосом, — Очень хороший подарок. Эрвин тут же поднялся со старого стула, последний раз взглянув на страшный торт.  — Угощайтесь тортом, ребята, — бросил своим коллегам и поспешил за Ханджи, потирая болящие виски ребром ладони. А им и приглашение не нужно было, они бы так и так этот торт съели, не оставив ни кусочка. Ханджи открывает дверь в кабинет и проходит вперёд, игнорируя какой-то вопрос секретаря, сидящего в дальнем углу. Эрвин заходит сразу же после неё, аккуратно закрывая дверь за собой. В нос сразу же ударяет запах табака: у Ханджи в кабинете всегда пахнет сигаретами, но сегодня особенно сильно. Здоровается с секретарем за руку и только потом замечает совсем молодого парня, сидящего напротив Ханджи за её столом. Низкий, с узкими глазами (он сразу заметил, что их уголки направлены вверх, прямо как у азиатов) и тяжёлым взглядом из-под густых волос угольного цвета. Подходит ближе к столу, хмуря брови, и смотрит на счастливую Ханджи. Парень поправляет рукав пиджака и, опустив взгляд, начинает рассматривать ногти на своих пальцах, явно потому что нервничает.  — Ну, — Ханджи взмахнула рукой, показывая ладонью на этого странного парня, — Самое время знакомиться.  — Леви Аккерман, — уверенно произносит, поднимает голову. Эрвин смотрит в карие глаза и через несколько секунд переводит недовольный удивленный взгляд на Ханджи. Голос. Прокуренный и хриплый голос слишком уж удивил Эрвина — услышав его где-нибудь на улице, он ни за что на свете не подумал бы, что это голос низкого смазливого парнишки. С какого возраста он курит? Лет с десяти? Может даже меньше?  — Это и есть мой сюрприз? — всплескивает руками, показывая на него ладонью, — Ты серьёзно?  — Вполне, — Ханджи ухмыляется, подпирая одной рукой голову.  — Я бы предпочел что-нибудь поинтереснее, — возмущается и делает шаг ближе к парню, окидывая его пугающим взглядом из-под густых бровей, — Но этот малец тоже подойдёт. Леви глядит на него снизу, оценивая. Мужчина кажется ему таким грустным и таким пугающим, что он тут же переводит взгляд на женщину (имя ещё не запомнил), лишь бы больше не смотреть в наводящие страх глаза цвета неба.  — Эрвин Смит, — мужчина протягивает большую горячую ладонь и Леви, несмотря на дрожь в руках, с силой жмёт руку. Эрвин снова удивляется, почувствовав, что в таком парне (с первого взгляда кажущемся слабым) столько силы, поэтому тут же дёргает руку так, что Леви шипит сквозь зубы из-за боли.  — Приятно познакомиться, — сквозь боль улыбается, стараясь произвести на мужчину хорошее впечатление.  — Конскую академию что-ли заканчивал?! — недовольно громко бурчит Эрвин, отряхивая руку, и снова злостно смотрит на него, — Там все такие приличные и прилизанные. Эрвин упирается ягодицами на стол, сложив руки на груди, верхней частью тела повернувшись к Ханджи. Внимательно смотрит на неё, ожидая хоть какого-то объяснения этому «подарку». Инструкцию к применению, так сказать. Ханджи тыкает его в ягодицу ручкой, широко улыбаясь, и произносит:  — Во-первых, прекрати строить из себя агрессивного и злого копа, расслабься уже, — тянется рукой за пожелтевшей папкой, которая лежит на другом конце стола, чувствует на себе холодный злой взгляд Эрвина, но совсем не боится его, — Во-вторых, полицейскую академию, Эрвин. Ту же самую, что и ты закончил десять лет назад. Эрвин приподнимает брови, даже не удивляясь: с такой силой, которая таится в тощем теле этого уверенного юноши, закончить эту академию — проще простого. Леви смотрит на Эрвина, желая увидеть реакцию на эти слова — но он так же непоколебимо смотрит на начальницу. Только лишь дернулись губы в напряжённой ухмылке, но и она через несколько секунд исчезла с грубого лица. Не сильно впечатлило, видимо.  — Перед тобой, Эрвин, один из лучших выпускников этого года, — в голосе Ханджи неожиданно звучат грубые ноты, из-за чего Эрвин поднимается со стола и поворачивается к ней, внимательно слушая. Леви кусает щеку изнутри, поворачивая к ней голову. Только что была такая спокойная и веселая — что такого перемкнуло в её голове, что она резко вдруг стала серьёзной и грубой? Он даже не ожидал, что она может быть строгой — с первого взгляда она казалась беззаботной и неконфликтной.  — Второй во всем Лос-Анджелесе, — гордясь собой, произносит Леви, доставая из-под белоснежной рубашки небольшую золотую медальку, висящую на короткой цепочке. Оттягивает её на шее, показывая Эрвину с расстояния, но тому на это абсолютно параллельно: он даже в его сторону не смотрит. Леви интересно, его хоть как-нибудь можно расположить к себе? Ханджи упирается одной рукой в стол, выгибая её в локте, сжимает в другой руке жёлтую папку, поднимает строгий взгляд на Эрвина. Леви слышит то, как тяжело она дышит и видит то, как устрашающе смотрит на этого не менее строгого и грубого мужчину. Она опускает взгляд на документ и продолжает:  — Его назначили к нам по губернаторской программе. Он заслужил своё звание детектива, несмотря на то, что совсем юнец, — Ханджи кидает взгляд на Леви и тут же совершенно меняется в лице, дружелюбно и кротко ему улыбаясь. Это сильно удивляет — как человек так быстро меняет свое настроение? — И кроме того… Эрвин складывает руки на груди, продолжая слушать то, как с каждым словом Ханджи говорит всё громче и громче. Снова принялась строго говорить.  — В мэрии мне ясно дали понять, что если такой перспективный кадр, как он, не дай бог будет зарезан, застрелен или же убит, то мне хоть и не отрежут яйца, которых у меня нет, — Леви незаметно приподнимает уголки губ, прикрывая лицо руками, а Ханджи бьёт руками по столу и продолжает, уже практически крича грубым голосом, — Но глаза они мне на задницу натянут так, что я должна буду их отрезать и вставить обратно в глазницы. А как только я это сделаю, то выверну яйца его напарнику, который это допустил, до такой степени, что он вынужден будет вывернуть их обратно! На несколько секунд повисло молчание. Леви снова начал рассматривать ногти у себя на пальцах, Ханджи подкурила сигарету, подставив стеклянную пепельницу ближе к себе, и начала про себя читать документ, который уже наизусть выучила, а Эрвин продолжил пилить взглядом пол, задумываясь. Голова совсем разболелась, даже звон в ушах появился. Он поднимает взгляд и задаёт, как ему кажется, очень важный и непонятный вопрос:  — И кто же его напарник? Аккерман снова усмехается, закрыв лицо руками, не понимая его тупости, а Ханджи чуть ли не роняет сигарету на стол, смотрит на него из-под лба взглядом, который не обещает что-то хорошее. Леви чувствует эту злость, чувствует, что если Эрвин произнесет сейчас ещё хотя бы одно слово, то Ханджи убьёт его прямо сейчас.  — Ты, тупица! — голос Ханджи такой низкий и хриплый, что Леви напрягается и, кажется, даже уменьшается в размерах из-за этого. Не любит, когда кто-то кричит. Ханджи стряхивает пепел в пепельницу и, сжав сигарету в губах, делает затяжку, — Ты его напарник, Эрвин. Выпускает горький дым ему в лицо, которое заметно изменилось после этих слов. Густые брови нахмурились, а сам он заметно напрягся — у него на руках выступили вены, а на лице забегали желваки.  — А он правда десять лет детективом проработал? — иронично спрашивает юноша, бросает взгляд на Ханджи, а потом и на Эрвина. И снова никакой реакции. «Я сдохну быстрее, чем хоть слово из него вытяну», — напрягаясь, думает Леви, опуская взгляд на стол.  — Ханджи, ты же знаешь, что я всегда работаю один. Мне не нужны подручные, тем более такие юные и явно тупые, — он показывает взглядом на Леви, приподнимая брови. Стучит пальцами по своему локтю и нервно сглатывает слюну, смотря на стену за спиной Ханджи.  — Но так ведь было не всегда, — совершенно спокойным голосом произносит Ханджи, откинувшись на спинке старого кресла, сжимает в пальцах сигарету и делает последнюю затяжку, скурив её до фильтра, — Прошло уже три года с момента смерти Майка. Хватит прикрывать свою спину самостоятельно, Эрвин, если есть возможность взять себе напарника.  — Ты издеваешься надо мной, да? — кричит вдруг Эрвин, ударяя по столу руками. Леви дёргает руками, прижав их к груди, а Ханджи так и сидит в прежней позе, даже не двинувшись. Видимо, не в первый раз видит такого Эрвина перед собой, — Мне не нужен напарник, Ханджи. Я буду работать один.  — Слушай сюда, — Ханджи медленно понимается со стула, упираясь одной рукой в стол, а пальцами другой сжимает в руках вторую сигарету, которую только подкурила, — Я что-то не припомню, что получала из мэрии письмо с пометкой спросить у ебанного Эрвина Смита, хочет ли он себе напарника или же нет! Голос снова срывается на хриплый грубый крик:  — Ты будешь напарником с тем, с кем я скажу, понял меня?! — смотрит на Леви, обращаясь уже к нему, — Тебе тоже понятно?! И не смейте мне перечить. Леви одобрительно кивает головой. Смотрит на злое покрасневшее лицо Ханджи, глядит на не менее яростного Эрвина и роняет, думая, что это хоть немного сгладит напряжённую ситуацию:  — Сержант Смит, — Эрвин оборачивается к нему впервые за все это время, проведенное в одном кабинете, — Для меня будет честью работать с вами. Эрвин недовольно шипит сквозь зубы и, проигнорировав его слова в очередной раз, поворачивается к Ханджи, спрашивая уже абсолютно спокойным голосом:  — Я могу идти?  — Сидеть, — прямо как собаке. Эрвин садится на стул напротив Леви. Садится и кладёт руки на стол, даже не смотря в сторону своего нового напарника, зато Леви пилит его взглядом, изучая. Цвет глаз у него красивый: глубокий такой, морской. А ещё руки красивые очень, Леви слишком сильно нравится, когда выступают вены синими реками, когда пальцы длинные и костлявые. Это некая привычка — заглядываться на чужие руки. Ханджи докуривает сигарету в полной тишине и, даже не потушив её, кидает в пепельницу. Двигает её в сторону и наклоняется, доставая с полки под столом какую-то очередную папку. Смотрит на неё, читая название и номер дела, и бросает к рукам Смита.  — Наркоманка сбросилась из окна, — поясняет, прежде чем Эрвин берёт в руки тощую папку, а Леви наклоняется к нему, читая название дела, — Результаты этого дела мне нужны через двадцать четыре часа. Эрвин начинает что-то спрашивать, но Ханджи перебивает его, протягивая ладонь к его рту, чтобы заткнулся:  — Теперь свободны, — и улыбается, протягивая маленькую бумажку. Эрвин выходит из отдела, вертя в руке ключи от машины и сжимая адрес, по которому они сейчас отправятся. Леви тут же догоняет его, на одном уровне с ним начинает шагать, и Эрвин окидывает его взглядом. Точнее, одну лишь черную макушку.  — Какой высокий мне подарок подарили, — саркастично произносит, думая заржать. Леви удивляется, мельком смотря на него: неужели он обратил на него внимание. Этот высокий шкаф, который игнорировал его всё время, наконец-то заговорил.  — Какому тупому сержанту меня подарили, — Леви поднимает на него взгляд и ухмыляется, — Я бы не стал так шутить.  — Слишком низкие шутки? — выделяет второе слово и всё-таки начинает смеяться. «Вот это подколол», — думает, считая, что задел его такой шуткой.  — Про погоду снизу тоже спросишь? — дерзит Леви, поправляя воротник кремового пиджака, даже не обращая внимания на сказанную Эрвином глупость. Он такие шутки каждый день слышал, привык уже, как к своему отражению в зеркале, — Юмор на уровне детского сада, Эрвин. Вот ублюдок. Эрвина настолько поражает его спокойствие и наглость, что он роняет ключи на асфальт. Их тут поднимает Леви и отдавать ему, кажется, совсем не планирует:  — Я поведу, — пафосно произносит, слегка обгоняя его, и целится уже идти к водительской двери полицейской машины.  — Размечтался, малец, — Эрвин хватает его за плечо и дёргает, вырывая ключи из тонких длинных пальцев. Леви поджимает губы и мычит из-за неожиданности. Больновато.  — Расскажешь о себе, пока будем ехать? — на удивление резко добреет Эрвин, открывая дверь машины, — Ты только не обижайся и не думай, что я какой-то тупой и злой, ладно? Просто я всё ещ…  — С удовольствием расскажу, — растерянно роняет Леви, перебивая его. Чёрт знает, сколько им ещё вместе работать, надо бы наладить хоть какие-то хорошие взаимоотношения. Леви по привычке закидывает ногу на ногу, изредка поглядывая на красивые (идеальные) руки Эрвина, аккуратно ведущего машину. Если первое впечатление о нем сложилось не очень хорошее, то в руки его он определённо влюбился с первого взгляда. Отводит взгляд в окно, отвлекаясь от него, и рассматривает быстро сменяющие друг друга картины за ним. Красиво. Сначала узкие улочки с уютными маленькими булочными и кофейнями, потом широкий проспект с уличными музыкантами, после высокие дома, в больших окнах которых отражается ясное небо. Они выезжают на мост и Леви глядит на водную гладь, совсем незаметно приподнимая уголки губ. Ещё несколько лет назад он и подумать не мог, что будет так тесно связан с полицией и законом. Как-то всё спонтанно и неожиданно произошло, он до сих пор не до конца верит, что всё, что сейчас происходит — это действительно его жизнь.  — Ну, так кто же ты такой… — бросает на него взгляд и интонацией выделяет его имя, — Леви Аккерман? Сколько лет, кто родители?  — Мне девятнадцать. Ну… Отца никогда не видел. Мама умерла, когда мне было два года. Меня нашёл её брат возле её тела и после усыновил, — поджимает губы и быстро глядит на Эрвина. Эрвин видит, как он напрягается — край пиджака в руках сжимает, ногой топает, видимо, слишком больно говорить на эту тему.  — А где сейчас твой дядя? — роняет Эрвин, нажимая на педаль газа. Машина рычит и разгоняется, пролетая пешеходный переход.  — Не знаю. Я сбежал от него в пятнадцать лет и больше ничего не слышал.  — Расскажешь из-за чего? — Эрвина, кажется, действительно он заинтересовал. Он хочет полностью узнать своего нового напарника, но тот будто бы жмётся — рассказывает всё поверхностно. Возможно, потом он и доверится, но сейчас хотелось бы вытащить из него хоть что-то, чтобы иметь представление о нём и его личности. Леви, ухмыльнувшись, начинает рассказывать ситуацию из своего детства:  — Однажды он притащился домой, будучи бухим в хлам и привел с собой проституток… Парней, — наклонил голову к плечу, повернувшись к Эрвину верхней частью тела, — Он не бил меня, не ругал, но у нас никогда не было денег и еды, а сам он редко появлялся дома. Я сбежал, потому что решил, что в детском доме мне будет лучше.  — Он не имел проблем с законом? — неожиданно вдруг спросил Эрвин, настороженно смотря в боковое зеркало. Повернул руль и повел машину по широкой улице. Он заметил, что Леви говорит с каким-то приятным акцентом — приятно тянет букву «е», а букву «р» произносит так, будто бы её совсем нет. Ещё и ударения в словах ставит на последний слог — какой-то очень знакомо и красиво, но он всё никак вспомнить не может, что же это за акцент? Кажется, что канадский. Потом спросит.  — Нет, вроде бы, — отвечает Леви, снова кладя ногу на ногу, — У меня было очень интересное и насыщенное детство, поэтому я сейчас являюсь таким впечатлительным человеком, которого интересует абсолютно всё. Послушай, а куда мы направляемся?  — Мы едем в моё любимое французское гетто, — улыбнулся Эрвин, нажав на педаль тормоза, когда подъехал к очередному светофору, — Знаешь такое?  — Да, знаю конечно, — сердце пропускает удар и по рукам бегут мурашки, а сам он настороженно смотрит на него, после на ровную дорогу, по которой они едут, — Неужели там всё так плохо, как говорят?  — Там ещё хуже, чем говорят, Леви, — Эрвин нажимает на газ, когда на светофоре загорается зелёный, и одновременно с этим тянется к радио, включая его, — Самый опасный район Лос-Анджелеса на сегодняшний день.  — Почему оно называется французским?  — Потому что большинство бандитов — беженцы из Франции. Первое моё дело было связано с этим гетто. Люди там очень жестокие и страшные. Много серийных убийц, маньяков, наркоманов, отличающихся от убийц в других гетто особой злостью. Там люди будто ненасытные — жаждят смерти и мести за что-то. Леви молчит, анализируя его слова. Становится страшно. Чёрт знает, что ждёт в этом гетто и какие люди встретятся на пути. Он поправил пистолет под пиджаком, удостоверившись, что он рядом и достать его будет совсем не сложно.  — Эрвин, могу поинтересоваться? — не дожидаясь ответа, продолжает Леви, — Какое дело было у тебя самым сложным?  — О, несомненно, — он даже усмехнулся, откинувшись на сиденье, — Даниэль. Несомненно Даниэль — моё первое дело. Слышал о нём?  — Нет, — и удивлённо округлил глаза, внимательно слушая его. Эрвин покрутил радио и включил нужную станцию. Вышедшая год назад «Cheri Cheri Lady» уже успела надоесть, но Леви не возразил, совсем наоборот, даже сделал чуть громче, потому что увидел, как Эрвин радостно улыбнулся, услышав, видимо, любимую песню.  — Дело Даниэля до сих пор закрыть не могут. Десять лет прошло. Парнишка из французов, к которым мы едем, — усмехнулся, снова взглянул на заинтересованного Леви, у которого глаза разгорелись ярким пламенем любопытства, и продолжил, — Резал людей направо и налево, начиная с самого раннего детства. Вырос в окружении бандитов, как итог, сам им стал. Был самым молодым королем гетто — таковым признали его все старые бандиты. Благодаря ему французов снова стали уважать. Чёрт знает, где он сейчас, уже несколько лет о нём ничего не слышно. На его счету больше ста жизней, возможно, теперь даже больше. Одна из них — мой бывший напарник Майк.  — Кошмарно, даже очень. Не представляю, что ты чувствовал, когда узнал о смерти напарника, — задумался Леви, потерев пальцем подбородок, заметил, что Эрвин нахмурился, видимо, вспоминая Майка, и постарался отвести тему, — Неужели ему никогда не хотелось вырваться из этого гетто? Как можно получать удовольствие от убийства?  — Видимо, не хотелось и удовольствие от этого он получал ещё какое, — грустно усмехается Эрвин и, сворачивая, заезжает за последний на этой улице дом. Дальше идёт дорога по мосту, после которого, проехав большое здание бывшего престижного ресторана (построили не в том месте — бандиты через неделю это место себе присвоили и ресторан разгромили), откроются грязные дома французского гетто. Леви растерянно поглядывает по сторонам, когда машина едет по пыльному старому мосту. Становится страшно. Чёрт знает, что их ждёт в этом проклятом гетто.  — Страшно что-ли? — громко спрашивает Эрвин, замечая то, как он нервничает, и хлопает ладонью по его бедру, пытаясь этим жестом показать ему поддержку, — Ты не беспокойся, Леви, ничего страшного не произойдёт. Но лучше прикрой чем-нибудь лицо, чтобы не сильно тебя там запомнили.  — Ничего мне не страшно, — врёт, — Просто я задумался о том, насколько гнилые люди бывают. Как можно ощущать удовольствие от убийства простых гражданских? — он потянулся руками к панели и взял с неё черную выгоревшую панаму с неширокими полями, — Я возьму её?  — Возьми, — Эрвин проигнорировал его первый вопрос и поправил солнечные очки на носу, слегка снизив скорость перед выездом с моста, — Мне и очков хватит. Эрвин свернул за здание бывшего ресторана и Леви, по его совету, закрыл своё окно. Он закрыл его практически сразу, но успел почувствовать запах плесени и пыли. Противно. Его передёрнуло и он снова повернулся к Эрвину.  — Возьми в бардачке ещё одни очки. И Леви взял.  — А этот Даниэль… Как он выглядит?  — Никто никогда не видел Даниэля, — Эрвин повернулся к нему и потянулся к карману, доставая из него бумажку с адресом. Прочитал и положил на панель, поворачивая руль в правую сторону, — Скажу честно, полиция даже не знает его настоящего имени. За него французы дрались намертво — возможно, его и видели, в стычках с полицией, но не знали, что это на самом деле он. Хотелось бы снова заняться этим делом. Отомстить этому уроду за Майка.  — Как он пропал? Почему теперь о нём ничего неизвестно? — Леви взглянул в окно сквозь темное стекло и удивился — сколько же человек смотрят на полицейскую машину, будто бы она экспонат в музее. Мужчины, старики, парни и, самое страшное, дети. Слишком много детей живут в этом гетто — адском месте. Леви снова передёрнуло и он оторвал взгляд от пугающих лиц людей на улице.  — Без понятия. Просто в один момент он куда-то пропал. Если у нас получится поговорить с каким-нибудь человеком в гетто, то может быть мы узнаем хоть что-то, но это вряд-ли. Три года прошло, не думаю, что они выдадут своего бывшего короля просто так, тем более какому-то полицейскому. Будем искать. Попрошу у Ханджи разрешения на ведение этого дела и буду работать над ним. Леви хотел спросить, будет ли он работать вместе с ним или же нет, но не успел. Машина повернула к трехэтажному дому и Эрвин остановил её. Поправил очки и, удобнее уложив пистолет под пиджаком, улыбнулся своему напарнику:  — Удачи, Аккерман. Надеюсь, что твоё первое дело не будет таким, как моё.