Когда мы верили в бабочек

— Давай ты сейчас всё обдумаешь, а потом мы поговорим об этом? Я понимаю, для тебя эта новость, точно снег на голову, — участливо сказала директриса, коснувшись плеча Ромки. Тот резко дёрнулся; глаза его почти остекленели от злости. Отвернувшись, он, сжимая руки в кулаки, рванул к лестнице, а потом на улицу, наплевав на то, что без куртки. Трясясь от гнева, выпуская пар ртом, он столкнулся на крыльце с пятиклассником, и, выматерившись, дважды ударил его кулаком в живот, а потом отбросил, как куклу, в сторону. Лёгкие резал холодный воздух, снег оседал в волосах и на ресницах. Он хотел убить эту неведомую тётку. Не нужны ему были никакие родственники. Тем более теперь, когда ему уже исполнилось восемнадцать, и свободная жизнь была не за горами. А то, что это сестра его матери, буквально бросало Никифорова в пекло ярости. Мысленно вспоминая все матерные слова, которые ему были известны, и адресовывая их той, что ищет с ним встречи, он сел на крыльцо и, тяжело дыша, уставился на свои красные от мороза руки. Когда на следующий день Валентина Борисовна заглянула к нему и позвала на разговор в свой кабинет, Никифоров был мрачнее тучи, но уже спокоен. Они сели за стол, директриса подвинула в его сторону вазочку с печеньем. — Ты почему вчера не был на ёлке? — спросила она мягко, тепло. — Не хотел. — Вот тебе сладкий подарок. Держи, — с этими словами она вытащила из ящика стола красный чемоданчик, на котором были нарисованы снежинки и Дед Мороз. Протянула его Роме. Роман молча забрал его, глядя на Валентину Борисовну исподлобья. — Что ты решил насчёт того, о чём мы вчера говорили? — Ничё. — У тебя было время подумать. — Не хочу ни с кем видеться. Никого у меня нет, — жёстко и сухо отозвался Никифоров. — Ты уверен? — женщина чуть нахмурилась. — Да. — Иногда людям следует давать второй шанс. Она… долго искала тебя. Сказала, что хотела найти раньше, но у неё не получалось… — Мне плевать, — сжав правую руку в кулак, грубо прервал её Роман. — Пусть катится к херам. — Хорошо. Это твоё право, — помолчав, глухо отозвалась директриса. — Могу идти? — ощущалось, что парень готов сорваться с места и уже приподнялся. — Иди. Никифоров встал и порывисто вышел из кабинета. Валентина Борисовна прикрыла глаза ладонью. Во второй руке она держала карандаш, которым постукивала по столу. Почти все воспитанники детского дома радуются, когда их находят родные. И пусть в душе всегда сидит толика обиды, радость обычно сильнее. Но Рома был не таким, как все. И женщина это прекрасно знала.

***

Зима пролетела незаметно. Казалось, ещё вчера был Новый год, а теперь уже снег таял, весёлая капель кричала о том, что настал март, и погода стала неверной, ветер пробирался под одежду, вызывая озноб, но солнце уже пригревало. Нельзя сказать, что Ромка никогда не вспоминал о Вербинине. Иногда в его голове всплывали воспоминания об этом мужчине, но со временем они появлялись всё меньше и меньше. Никифорова закрутила бурная жизнь: две крупные драки, в которых он одержал победы, и противники были отправлены в реанимации; один проигрыш, после которого он сам месяц провалялся на больничной койке. А в марте он вновь увидел Антона. Впервые за долгое время. Тот сидел на лавочке возле памятника Чехову рядом с каким-то мужчиной и, с прищуром затягиваясь, слушал его нерасторопную речь. Никифоров испытал странное волнение, что обычно не было ему свойственно. Замерев за одним из деревьев, он взялся за ствол и выглянул, наблюдая за своим знакомым. Тот был облачён в тёмно-синий, явно модный плащ, джинсы, и, судя по горловине, что торчала из-под воротника верхней одежды, бежевый свитер. Выглядел Антон блестяще. Ковыряя болячку на подбородке указательным пальцем, Ромка пристально смотрел на Вербинина, сам не зная, зачем. — В общем, будет здорово, если на моменте, когда Диана и Карл убегают под покровом ночи из усадьбы, а преследующий их Вульф, целясь в него, убивает родную дочь, будет играть твоя шестая мелодия, — подытожил режиссёр Днепров. — Хорошо. Тогда я пишу композицию для свадьбы и финальной сцены. — Да. Когда будет готово, как думаешь? — Через месяц постараюсь. — Спасибо, Антон, — Михаил протянул товарищу руку. Тот отбросил сигарету и пожал ладонь. Распрощались. Вербинин остался сидеть на лавочке, глядя на то, как солнце играется с водой в глубокой луже. Вокруг неё отчаянно и красиво таял снег. Словно жидкое серебро. — Ну привет, — раздался знакомый хрипловатый голос. Развязный и небрежный. По позвоночнику Антона пробежала дрожь, в горле связался узел. Он мог не поворачивать голову, чтобы узнать, кто стоит около лавочки. Мужчина узнал бы этот голос из тысячи. Он так и не забыл его. — Привет, — сказал Вербинин и усилием воли заставил себя посмотреть на парня. Тот почти не изменился. Всё тот же холодный и шальной взгляд, всё те же лохматые русые волосы, а на щеках царапины, на подбородке и губах — по болячке. «Недавно подрался. Опять», — с нежностью подумал Антон и судорожно выдохнул. — Как жиза? — изогнул бровь парень. — Неплохо. А твоя? — Идеально. — Хорошо. Вербинин казался спокойным и немного грустным. Никифоров сам не понимал, почему не уходит. Почему ему не всё равно. — Меня тётка пыталась уломать на встречу. Прикинь? — Рома сел рядом с мужчиной. — А ты отказался? — карий взгляд скользил по профилю Романа. — Да. Пошла она нахуй. — Так и думал, — чуть улыбнулся Антон. Он не хотел рассказывать о том, что ему пришлось пережить после расставания. Не хотел вспоминать о том, как вскрыл себе вены в ванне, наполненной тёплой водой, как так некстати к нему заявился Глеб, а Вербинин ускользающим умом подумал, что это вернулся Ромка, и в надежде пошёл открывать, из последних сил, пачкая кровью стены и полы. Так он и выжил. Опять… Но зачем? Антон жил по инерции, нагружал себя работой, лишь бы не думать о том, что его жизнь пуста и не имеет смысла. У него был талант, были деньги, но не было чего-то самого главного. И от этого ночами ныло сердце, а вечера казались особенно сиротливыми. Время от времени мужчина задавался вопросом: «Зачем судьба снова оставила меня в этом мире?». И не находил ответ. — Пролежал в больничке месяц. — Драка? — Ага. — Тебе надо быть осторожнее. — А у тебя чего нового? — покосившись на мужчину, спросил Ромка. — Работаю… И ещё раз работаю. Ничего нового, — чуть пожав плечами, ответил Антон. — Ясно. Скукота, короче. Вербинин тихо рассмеялся. Никифоров встал. — Ладно, я пойду. — Давай. Роман отвернулся и пошёл прочь. Замедлив шаг, он вдруг ощутил, что почему-то ждёт, хочет, чтобы Антон окликнул его, остановил. Но тот молча смотрел ему вслед. В эти мгновения в душе мужчины происходил бунт. Ему хотелось крикнуть: «Рома, вернись!», но что-то мешало. Ком в горле. И вдруг Никифоров резко обернулся и порывисто приблизился к Антону, сердце которого от этого пустилось вскачь. Схватив мужчину за грудки, Роман с силой тряхнул его и злобно прорычал: — Какого хера ты молчишь? Ты… Ты… Я же щас уйду! Вербинин судорожно выдохнул, улыбнулся углами губ и мягко обнял Никифорова, осторожно прижимая его к себе. Он ощущал сильнейшее напряжение в теле парня. А потом тот слегка расслабился и ударил Антона кулаком по спине. — Сволочь молчаливая… — прошептал Рома и обнял Вербинина в ответ, скрипнув зубами.