Когда мы верили в бабочек

Вспоминать о Вербинине и его дружке было тяжело. Никифоров чувствовал, что начинает злиться, стоило этим двоим просочиться в его мысли. Лучшим способом отвлечься оказалось строительство плана мести. Спицу нужно было уничтожить. И Рома был настроен решительно. Сперва он думал о том, что, возможно, стоит настигнуть противника вместе с друзьями, избить его как следует толпой. Но потом рассудил, что нет, лучше ни с кем не делить свой триумф. Лучше проделать всё одному. Никифоров представлял, как дерётся со Спицей, сбивая кулаки в кровь, но понимал, что нет. Это как-то по-детски. Нужно было что-то более жестокое и серьёзное. И тогда парень вспомнил об остром ноже, что купил у одного знакомого спекулянта несколько месяцев назад. Лезвие там было такое, что проткнёт человеческую плоть, как кусок подтаявшего сливочного масла. Таким образом, план был утверждён. Роман принял решение, и теперь ему оставалось только воплотить свои фантазии в жизнь. Под покровом вечера, надев под кожанку чёрный джемпер и накинув на голову его капюшон, Никифоров поехал к Спицыну. Детский дом, в котором тот воспитывался, находился почти в другой части города, поэтому трястись в автобусе пришлось достаточно долго. Жуя шоколадные батончики, Рома сурово смотрел в окно, за которым по-зимнему белел грустный город. Никифорову хотелось лета, но это было невозможно. Сойдя на своей остановке, Роман пошёл по широкой аллее, свернул во двор, пересёк его, и вскоре вышел к детскому дому. Обычное серое здание, построенное в середине пятидесятых, унылый свет в окнах, железные ворота и открытая калитка. И снег. Много снега. — Ну, подождём, гнида, — шепнул Рома, обращаясь к Спице. Парок шаловливо вылетел из его рта и растаял в холодном пространстве. Расчёт был прост: подонок Спица не сидел «дома», большую часть времени проводя вне стен казённого заведения. Возвращался он, скорее всего, поздно вечером. Стало быть, оставалось просто ждать. Роман отошёл к трубам, на которых, плавясь от ржавого тепла, таял снег, и забрался на них, устраиваясь на корточках. Сцепив руки в замок, он наклонил голову и сплюнул. Слюна упала на трубу и стала томиться. Ждать пришлось не меньше часа. Руки Никифорова уже закоченели и покраснели, когда наконец-то показалась знакомая фигура. Спица шёл не один, а с одним из дружков. Быть может, кем-то из тех, кто помогали «убивать» Рому. Как охотящийся гепард, плавно, Никифоров спрыгнул с труб и нерасторопно двинулся в сторону противника. Тот явно не ожидал его увидеть, но увидел и узнал сразу, мгновенно. Остановился, расплылся в гадкой ухмылке, а по глазам было заметно, что он немного напуган. И удивлён. — О, шмара! — сказал Спица противным резким голосом. — Выжила, знач. Повезло тебе, шкура. Парень был коротко брит, имел «чисто криминальную» физиономию с мясистым носом и наглыми, злыми глазами почти белёсого цвета. Щёки его были покрыты мелкими болячками и царапинами. — А ты всё так и шатаешься со свитой, побирушка? — оскалился Роман, кивая на спутника Спицы, но даже не взглянув на него. — Один-то ни на что не способен, только тявкать умеешь. — Ты отвечаешь за свои слова? — вспыхнув, Спицын сделал шаг вперёд. Зашевелил челюстью, даже слегка покраснел от злости. — Я тебе язык вырву и сожру его, мразь. — А чё, давай, — с вызовом сказал Никифоров, исподлобья по-волчьи глядя на своего врага. — Только без своего дружка. Или один ни на что не способен? Щас посвистишь, и опять свора налетит? Шкет трусливый. Спица сжал руки в кулаки и крепко стиснул челюсти. Так, что казалось, те вот-вот раскрошатся. — Иди в дом, — велел Вася, даже не взглянув на дружка. Тот потоптался на месте, но послушался. Роман глянул на здание детдома, убеждаясь, что пацан скрылся. — По идее, вас всех вздёрнуть надо. И тебя, и твоих прихвостней, — ухмыльнулся Рома, так и держа руку в кармане кожанки. — Ты покойник, это я тебе гарантирую, — выплюнул Спица, делая выпад в сторону Никифорова. Он хотел нанести ему удар кулаком в лицо, но Роман оказался ловчее: в одно резкое движение вытащив из кармана нож, который давно держал, он всадил его в живот пацана. Тот замер, распахнув глаза. Никифоров так же резко вытащил оружие. Шипя от боли, Спица повалился на спину. На снегу, точно ягоды рябины, остались капли крови. — Тварь, — ухмыльнулся Роман, в глазах которого застыла сама зима. Опустившись на одно колено перед Спицей, он покрутил окровавленным ножом перед его лицом. Глаза парня были покрыты поволокой, он шевелил губами, словно силился что-то сказать. Рука закрыла сочащуюся кровью рану. — А это тебе за трусость, сволочь, — шепнул Никифоров и нанёс ещё один удар. На этот раз в руку, глубоко рассёк предплечье. — Аааа! — истошно заорал Спица, но Ромка тут же накрыл его рот ладонью. — Запомни: ты ничто и звать тебя никак. Когда ты сдохнешь, о тебе никто не вспомнит. Приду поссать на твою могилу. Гнида, — прошептал Никифоров и, убрав руку, резко встал. Идя прочь, он подхватывал с земли снег и стирал им кровь с ножа. На душе было светло и хорошо. Всё складывалось так, как должно.

***

Время от времени делая глоток кофе с корицей, Вербинин писал музыку. Правил ноты, зачёркивал, снова выстраивал композиционный ряд. Он так заработался, что потерял счёт времени. И когда в квартире раздался звонок, Антон даже не сразу сообразил, кто он есть и где находится. Отложив ручку, мужчина повёл напряжёнными плечами и пошёл открывать. Стоило ему увидеть Рому, как внутри всё оборвалось, и счастливо, но болезненно защебетало. Никифоров, исподлобья глядя на Вербинина, вошёл в коридор. Антон забыл обо всём на свете и просто обнял парня, прижимая его к себе, как бы укрывая от всего мира теплом своего тела. — У меня вчера был день рождения, — безжизненно сказал Рома, так и стоя с руками, спрятанными в карманы кожанки, позволяя себя обнимать, но никак не реагируя в ответ. — Ты серьёзно? — удивился Вербинин, нехотя выпуская Никифорова из объятий и закрывая дверь в квартиру. — Но почему ты мне не сказал? — Сейчас говорю, — отчеканил Роман. — И как отпраздновал? Ты раздевайся… — Обожрались тортов, вина напились, — небрежно ответил Никифоров и, вытащив руки, начал расстёгивать куртку, а потом снимать ботинки на шнурках. Антон заметил следы крови под ногтями Ромы, и похолодел. — Что это? Что с твоими руками? — спросил он встревоженно. — Кровь. Я отомстил тому утырку, который отправил меня в больничку, — равнодушно ответил парень, проходя в гостиную. — Ты убил его? — выпалил мужчина, шагая следом. — Возможно. — Рома… — Чё? Будешь читать мне нотации? Засунь их себе в задницу, — Роман завалился в кресло и положил руки на подлокотники кресла. Вербинин обвёл его взволнованным взглядом и заметил дырку на его носке. От этой простой вещи на душе у мужчины потеплело. Подойдя к Роме, он опустился на корточки возле него. — Я не буду читать нотации. Просто… скажи, что ты ему сделал? У тебя будут неприятности? — Ножом почиркал, — ответил Роман и оскалился. Это был оскал хладнокровного убийцы. «Что же ты творишь? Глупый», — подумал Антон. — Надеюсь, этот тип выжил, потому что иначе у тебя будут серьёзные проблемы… — глухо сказал он. — Да не парься так. Смени тему, — надменно отозвался Роман. — Давай отпразднуем твой прошедший день рождения? Что бы ты хотел получить в подарок? — Не знаю, — холодно ответил Никифоров, равнодушно глядя на Антона. — Я даже не знаю, зачем пришёл сюда. Ты мне не нужен. Сердце Вербинина полоснуло болью. Он даже захлебнулся воздухом, не в силах что-либо сказать. Знал, и без этих слов знал, что Роману на него плевать. И всё равно было больно. — Не знаю, что на это ответить, — глухо отозвался Антон и отошёл к столу. Посмотрел на свою работу. Захотелось скомкать все листы и выбросить их. — Ты меня бесишь, — сказал Рома и встал. — И мне надоело, что ты меня преследуешь. Я не хочу тебя видеть, можешь ты это понять? Или ты тупой в край, блять? Парень явно начал заводиться. — Короче, я сваливаю. И если ещё раз увижу тебя возле детдома — пеняй на себя, — сказав это, Рома двинулся на выход, но Антон, где-то в глубине души поражаясь самому себе, метнулся к нему, схватил чуть грубее, чем обычно. — Руки убрал! — зашипел Никифоров, впиваясь ледяным взглядом в лицо Вербинина. — Рома, не уходи. Ты мне нужен. Я без тебя будто бы не живу, — прошептал мужчина, крепче прижимая того к себе. Проявляя неожиданную настойчивость, он подтащил Рому к дивану, повалил его на спину и тут же получил удар в скулу, но сумел быстро перехватить запястья Никифорова и завести его руки за голову. Удерживая их, он впился в губы Романа своими, воруя поцелуй. Толкаясь языком в горячую полость рта парня, он ощущал себя сумасшедшим, но ничего не мог с собой поделать. Никифоров мог бы проявить большее усердие в попытке освободиться. Быть может, он мог бы даже одолеть Вербинина, но отталкивал его не в полную силу. И это придавало мужчине некоторую болезненную решимость. Впиваясь в обветренные губы снова и снова, лаская его влажный язык своим, ощущая вкус сигарет и газировки, Антон чувствовал, как у него просто сносит крышу, а в штанах делается слишком тесно. Оторвавшись от зацелованных губ, он прошептал: — Я очень хочу тебя. Я люблю тебя, Рома. Тот рыкнул, злобно вращая глазами. Понимая, что взять силой Ромку он не сможет, Антон медленно отпустил его запястья и откинулся на спинку дивана. Потрогал ссадину на скуле, думая, что будет синяк. Он считал, что сейчас Никифоров встанет и уйдёт. И, скорее всего, навсегда, но тот, к большому удивлению мужчины, начал раздеваться, сопя. Вербинин смотрел на него во все глаза, боясь кончить прямо в штаны. — Мать твою… Хер с тобой, давай! — рявкнул Рома, оставшись абсолютно обнажённым, даже без носков. И, будто имея в этом хоть какой-то опыт, накрыл пах Вербинина ладонью, потёр его, начал расстёгивать ширинку. Сглотнув и ощущая прострелы внизу живота, Антон торопливо избавился от брюк и белья, крепко обнял парня, прижимая к себе. — Надо подготовить… Будет больно, — шепнул он, кладя ладони на крепкие ягодицы Романа. — К чёрту, — хрипло ответил тот, усаживаясь сверху на Вербинина так, чтобы оказаться к нему лицом к лицу. — Я не неженка. — И всё же… Не хочу, чтобы тебе было больно, — Антон, одной рукой поглаживая Рому по спине, сплюнул на вторую и пробрался пальцами к его анусу. Сперва он просто потирал его, слегка надавливая, потом начал проникать внутрь, чтобы растянуть. Роман недовольно пыхтел, но молчал, почти небрежно обнимая мужчину за плечи. А потом укусил его в шею и потянул кожу, засосал её, оставляя засос. Тем временем пальцы Вербинина активнее разрабатывали анус Никифорова, растягивая его. — Блять, не тяни, — злобно прошептал возбуждённый Ромка. Антон вытащил пальцы и заменил их членом. Сперва вошла головка, потом всё остальное. Парень нетерпеливо сел полностью на орган, рвано выдыхая от ощущений. Крепко сжимая плечи мужчины, он начал быстро двигаться, «прыгая» на члене. Вербинин, одуревший от происходящего, просто постанывал и поглаживал бока Ромы, опьянело глядя в его лицо. Тёмные волосы липли ко лбу, было жарко, сладко — невероятно хорошо. Но вместе с этим во всём этом соитии не было никакого даже подобия гармонии или её отголосков. Это больше напоминало нечто механическое, нежели чувственное. Они были чужими, и ласки в их совокуплении не было и быть не могло: Роман просто держал его за плечи и грубо, жёстко двигался, всем своим видом давая понять, что против даже простого поцелуя. И когда Антон потянулся к любимым обветренным губам, тот резко дёрнул головой, мол, нет. Было так узко, что Вербинин понял, что долго не продержится. Водя ладонями по бокам парня, он вдыхал аромат его кожи и был готов скулить об блаженства. Рома рыкнул, зажмурился и, замерев, схватил свой член. Из него брызнула сперма, каплями оседая на живот Антона. Тот, увидев это, с болезненным стоном кончил в Никифорова. Влажный поток спермы окутал его розовые внутренности. — Блять… Блять… — только и смог прошептать Роман, сползая с Вербинина и садясь рядом. — Это было… дохера странно. — Почему? — стараясь отдышаться, спросил мужчина. — Теперь ты доволен? — помолчав, отозвался Роман и, резко встав, начал подбирать вещи. Антон даже не понял, что произошло. — Да, мне было с тобой хорошо, — ответил он негромко. — Я не хочу, чтобы нас что-то связывало. Так тебе яснее? Я не хочу быть с тобой. И хватит меня преследовать. Больше я тут не появлюсь, и это не угроза. Мне не надо всё это. Я не хочу быть с кем-то! Вообще! — Никифоров говорил вполне спокойно и даже рассудительно. Торопливо натягивая одежду, он бросал убийственные взгляды на Антона. — Рома, ты даже не даёшь шанс на счастье. Ни себе, ни мне, — мужчине было больно, но он решил не терять головы и постараться вразумить парня. — А я счастлив без всего этого. — Ты уверен? — Да. Вербинин прикрыл глаза. Голос Ромы был спокоен и твёрд. Так говорят только правду, так не врут. «Что ж, быть может, всё к тому и шло. В любом случае, дальше ничего не будет. Если он уходит, то и мне конец», — подумал Антон как-то даже отстранённо. Хотелось рыдать, но вместо этого он подобрал брюки и натянул их, вставая. Он догнал Никифорова уже в коридоре, тот обувался. — Рома… — Ну? — сурово спросил парень, сводя брови на переносице. — Обещай беречь себя, — помолчав, глухо сказал мужчина. — Ладно. — Будь осторожен, и… будь счастлив. Никифоров обвёл Вербинина каким-то странным взглядом, надел кожанку, накинул на голову капюшон джемпера. Уже открывая дверь в квартиру, он обернулся и с запинкой сказал: — Э… спасибо за то, что спас мою шкуру. Это было… приятно. Прощай. — Прощай, — одними губами ответил Антон. А потом он остался один. Подойдя к окну гостиной, мужчина увидел лишь снежный поток, однообразно и грустно падающий с неба. И вся его жизнь вдруг предстала такой же. Холодной, ровной, белой. Вербинин чувствовал бесконечное одиночество. Посмотрев на бумаги с новой мелодией, так и не дописанной, он подумал, что больше не сможет творить. Нет. Роман ушёл. Ушёл взаправду, ушёл, потому что никогда не поймёт его чувств. И он не сможет их ему объяснить. Они просто живут на разных планетах, и никто в этом не виноват. Думать о смерти стало для Вербинина обычным делом. Но это были не истеричные мысли, это было как обсуждение плана, как составление программы. Он всегда понимал, что, скорее всего, не умрёт естественной смертью, потому что слишком больно было жить. Он знал, что когда отчаяние достигнет своего апогея, он сделает то, что не сделал когда-то давно. Антон налил в пузатый бокал белого ликёра, выпил. Снова посмотрел на окно, обвёл задумчивым взглядом комнату, залитую топлёным светом электрической лампы, и неспешно направился в ванную. Постояв на пороге, глядя на своё отражение в зеркале, он плотно закрыл за собой дверь.