Стать королем

Мерлин спал глубже, чем когда-либо, слишком глубоко, чтобы сны могли до него добраться, и проснувшись, чувствовал себя почти восстановленным. Все его тело болело, но магия больше не казалась зияющей дырой, поэтому он считал это победой. Он вылез из постели в разумный час и обнаружил, что шторы уже задернуты. Рейм бродил по комнате. Он выглядел рассеянным и гораздо более усталым, чем следовало после сна. Ему не так уж много нужно было прибрать, поскольку это гостевая комната, так что он просто переставлял доспехи Мерлина всякий раз, когда проходил мимо. Ему потребовалось еще три круга по комнате, чтобы заметить, что Мерлин, прислонившись к спинке кровати, наблюдает за ним. Он быстро схватил наплечник Мерлина и тряпку и уселся старательно протирать его. Мерлин нахмурился. — Рейм, — позвал он. — Да, сир? — ответил Рейм, не поднимая глаз. — Рейм, ты в порядке? — Конечно, милорд. Я сказал бы вам вчера, если был бы ранен. — Я не это имел в виду. — Мерлин сел рядом с Реймом и махнул рукой в ответ на вялые протесты Рейма насчет королей, грязи и приличий. — Пожалуйста, Рейм, я скреб эти полы дюжину раз. Я думаю, что смогу справиться, сидя на них. А теперь скажи мне честно: ты в порядке? — С чего вы взяли, что это не так? — нетерпеливо спросил Рейм, но еще больше сосредоточился на наплечнике в своей руке, скребя его сильнее, чем требовалось. Морщины на лбу и мешки под глазами говорили о беспокойной ночи. Мерлин узнал этот взгляд. — Потому что битва травмирует, — откровенно сказал Мерлин. — Особенно первая. Это быстро, страшно, и сильно ошеломляет. И отнять жизнь никогда не бывает легко. — Тряпка, которой Рейм полировал, замедлилась и остановилась. Он долго молчал. — Но так и было, — сказал он так тихо, что Мерлин еле расслышал. — Что было? — Легко. Убийство Теннисона, — сказал он, удивляясь и ужасаясь одновременно. — Это было очень легко. — Нет, — ответил Мерлин. — Нелегко. Может быть, просто. Быстро. Но нелегко. Ты бы не чувствовал себя так, если бы было легко. — И как именно я себя чувствую? — спросил Рейм, внезапно напрягшись, преисполненный юношеского гнева тех, кто решил, что его не поймут. Это чувство, с которым Мерлин был близко знаком, хотя прошло много лет с тех пор, как он поддавался ему в последний раз. Он провел большую часть своей юности, чередуя приступы ярости и отчаяния, уверенный, что он и только он один когда-либо чувствовал то, что чувствовал в тот момент. — Как чудовище. В одно мгновение все напряжение покинуло Рейма, и он наконец повернулся к Мерлину с горящими глазами. Мерлин твердо встретил его взгляд, видя в нем отчаяние и чувствуя резкий отзвук собственного. — Чувство вины, — сказал он. — Гнев. Ужас. Отвращение к себе. Облегчение. — Мерлин слегка улыбнулся, когда глаза Рейма расширились от каждой эмоции, которую он называл. — Я чувствовал то же самое, когда убил в первый раз. Я забрал одну жизнь, чтобы спасти другую, как и ты. А потом я подумал, каким же чудовищем я должен быть, чтобы радоваться смерти этого человека. Мерлин на мгновение закрыл глаза, вспомнив самозванку леди Хелен и грохот тяжелой люстры. Он вспомнил тот момент, когда два дня спустя сел в постели в холодном поту, дрожа от осознания того, что он убийца. — Я злился на себя, — сказал он, открывая глаза, чтобы снова встретиться с Реймом, — мне было противно, что я способен на такое насилие. Я испытывал отвращение к королю Утеру за то, что он наградил меня за это, к Гаюсу за то, что он оценил мою сообразительность, к миру за то, что он сговорился против меня, чтобы поставить меня в такое положение, к Артуру за то, что ему угрожали и он нуждался во мне, чтобы спасти его. — Но знаешь что? — Он слегка улыбнулся Рейму, который слегка покачал головой. — Я спас его, — сказал Мерлин. — И это правильно. Это ничуть не облегчило мне осознание того, что у меня на руках кровь, но совесть чиста. Я спас Артуру жизнь. Как ты спас мою. Рейм рассмеялся и вытер мокрые глаза. — Думал, ты можешь спасти его? — спросил он, довольно слабая попытка поддразнить Мерлина, но улыбка все равно стала шире. — Возможно, — согласился он с легким смешком. — А может, и нет. И если бы мне это не удалось, если бы меня убили, то и тебя, и Артура тоже. И Картис был бы взят, и Камелот пал бы. — Он остановился, позволяя осознать масштаб всего этого, того, что он предотвратил. — Ты спас не только меня, Рейм, — сказал он. Рейм молча кивнул, слишком ошеломленный, чтобы говорить. Мерлин оставил его в молчании, воспользовавшись возможностью примириться со всем, что было сделано. Этот разговор не сильно отличался от того, который он вел с Артуром прошлой ночью, и он был не настолько глуп, чтобы игнорировать мудрость обоих. Жизней, которые были отняты, было гораздо меньше, чем тех, которые были бы потеряны, если он не пришел бы на помощь. На сердце у него было тяжело, но совесть была чиста. Наконец Рейм покачал головой и с трудом поднялся. — Завтрак, — твердо сказал он, хлопнув в ладоши. — Король и королева желают, чтобы вы пообедали с ними, сир. Вы опоздаете, если не поторопитесь. — Не волнуйся, они к этому более чем привыкли, — Мерлин позволил Рейму поднять его на ноги. Рейм достал из шкафа одежду, но Мерлин отклонил богатые предложения и надел простую тунику и брюки, наподобие тех, что он носил когда-то давно. Рейм приподнял бровь, но это казалось правильным. Рейм последовал за ним по знакомому пути в малый банкетный зал, где королевская семья всегда завтракала. Там его ждали Артур и Гвен, тоже одетые просто. Это не политическая встреча, а встреча друзей. Они подняли головы и улыбнулись, когда он вошел, и от этого зрелища у Мерлина потеплело в груди. Он занял предложенное ему место по правую руку от Артура, на мгновение удивившись, что сидит за столом, а не прислуживает. Гвен лучезарно улыбнулась ему за завтраком, когда Рейм наполнил чашку Мерлина. — Ты выглядишь лучше, — сказала она. — Я же сказал тебе, что все, что мне нужно — это отдых и еда, — напомнил Мерлин. — Все остальное я уже получил. — Он протянул блюдо с сосисками, соблюдая приличия. — А вот и еда. — проговорил он, и Гвен рассмеялась, а Артур закатил глаза. — На самом деле, Гвен, я в порядке. Отдохнувший и почти без единой царапины. — Знаю, знаю, — сказала она, махнув рукой. — Я просто беспокоилась о тебе. — Мерлин почти ожидал, что Артур будет насмехаться и отрицать это, но вместо этого он кивнул. — Мы только что вернули тебя, — сказала Гвен. — Мы не вынесем, если снова потеряем тебя. — Особенно от такой глупости, как переутомление, — вставил Артур с набитым хлебом ртом. — Твои боевые навыки улучшились в десять раз, но твое упрямство все еще нуждается в небольшой работе. — Говорит человек, который еще долго лежал без сознания после того, как я покинул лазарет, — сказал Мерлин. — Ты имеешь в виду после того, как Гаюс выгнал тебя из лазарета, — услужливо поправила его Гвен, и Артур посмотрел на него с явным раздражением. Мерлин закатил глаза, но возражать не стал. Он работал бы с больными всю ночь, если бы Гаюс не вмешался. Оглядываясь назад, он понимал, что так было лучше. Если бы он задержался еще немного, то начал бы совершать ошибки, а неудачное лечение могло оказаться более смертельным, чем рана, которую оно должно было лечить. Он хотел бы найти другие способы помочь, но должен был признать, что к тому времени он был почти бесполезен по многим причинам, а не просто из-за усталости. Мучения прошлой ночи все еще давили на его плечи. В силу своего положения и власти он ответственен за ущерб, нанесенный его войскам, независимо от того, что они решили служить своему королевству и поклялись защищать его ценой собственной жизни, если это будет необходимо. Но Артур был прав. Опасность, которой они избежали, была больше, чем потери, которые они понесли. Ради общего блага; это должно было быть достаточным оправданием, как и для всех, кто носил мантию власти. Боль осталась, хотя чувство вины больше не грозило захлестнуть его. Он был в порядке. И ему не нужно, чтобы Артур и Гвен бросали на него украдкой взгляды за завтраком. — Ты говоришь это так, словно тебя не было там в течение нескольких часов после меня, — сказал он, подняв бровь на Гвен. — В какое время ночи Гаюс прогнал тебя спать? — Он был вознагражден легким румянцем на щеках Гвен и ухмыльнулся, когда она чопорно сложила салфетку на коленях. — Я не провела весь день, сражаясь за свою жизнь, — возразила она. — И все же это был отличный бой, — сказал Артур, все еще искренне удивляясь. Мерлин невольно улыбнулся. Он не пытался представить себе реакцию Артура на его обучение искусству владения мечом, не желая подвергать себя боли, которую это принесло бы ему, когда он все еще верил, что Артур ненавидит его, но теперь он находил это довольно забавным. — Как я мог заслужить преданность мужчин и женщин, если не сражался вместе с ними? — спросил он. — Я тренируюсь с третьего дня в Картисе, как с магами, так и с рыцарями. Я получил интенсивное обучение мечу от Мордреда в обмен на обучение специальным магическим техникам. — Твои люди сражались с достойной восхищения самоотверженностью, особенно для монарха, правившего всего несколько месяцев. Они проявили к тебе великую преданность. — Они унижают меня этим, — сказал Мерлин, чувствуя, как сжимается его грудь. — Вряд ли я достоин такой преданности. — Ты достоин, — четко произнес Рейм со своего места за плечом Мерлина. Мерлин повернулся, чтобы посмотреть на него, но он был воплощением невинности и послушания. Мерлин старался выглядеть суровым, но не смог подавить благодарную улыбку, поэтому выражение не получилось. Гвен почти сияла, глядя на мальчика, и даже Артур выглядел немного радостным. Рейм наполнил кубок Мерлина водой и бросил на него смутно вызывающий взгляд, и Мерлин вернулся к завтраку. — Ты теперь вернешься в Картис? — спросил Артур, его улыбка слегка дрогнула. Сердце Мерлина упало от такой перспективы. После этого, испытав истинное уважение Артура, он ненавидел саму мысль о том, чтобы оставить его позади. Он так скучал по Артуру, Гаюсу, Гвен, рыцарям и городу. Но он также обнаружил, что скучает по своим синим комнатам в Картисе, комнатам, в которых жил его отец в юности. Он скучал по тому, как камни звенели от древней, но знакомой магии. Ему не терпелось вернуться на тренировочное поле и посмотреть, как продвигаются Низшие Жрецы с плащом-невидимкой. Он жил там недолго, но скучал по своему королевству. — Да, — сказал он, лишь наполовину опечаленный, как и ожидал. Ему нужно известить семьи погибших, опустить Барьер вокруг города и поговорить со своим двоюродным братом. И он полагал, что должен сообщить Килгарре обо всем, что произошло, и поговорить с ним об Эйзусе теперь, когда он вышел из-под влияния Морганы. — Мы будем скучать по тебе, Мерлин, — сказала Гвен со слезами на глазах. — Я вернусь, — быстро сказал он, испугавшись плачущей Гвен. — При любой возможности, теперь, когда я знаю, что мне рады. — Его легкомыслие, должно, рухнуло, потому что Гвен выглядела грустной, а Артур опустил глаза в тарелку. — Я не могу поверить, что ты думал, что здесь тебе не рады, — сказала Гвен. Теперь настала очередь Мерлина отвести глаза и, пожав плечами, без особого энтузиазма катать виноград по тарелке. — Не то чтобы я не давал вам повода не желать моего возвращения, — пробормотал он. — Это нелепо, Мерлин, — твердо сказал Артур. Мерлин поднял на него глаза. — Я лгал тебе одиннадцать лет. — А я потворствовал убийству твоего рода в течение тридцати лет. — Артур вздохнул. — Думаю, мой грех оправдывает твой. — Вина и горе на лице Артура состарили его, и Мерлину больно видеть это. Он хотел успокоить Артура, сказать ему, что это не его вина, что вина лежит на Утере, но легкая, болезненная улыбка на губах Артура сказала Мерлину, что он это знает. Услышав это еще раз, не станет менее пустым утешением. Мерлин неловко откашлялся. — В любом случае, — сказал он, отказываясь от важной темы. — Теперь у меня есть возможность навестить вас в любой момент. Вы не сможете от меня избавиться. — Очень жаль, — съязвил Артур, и Гвен шлепнула его по руке. Мерлин рассмеялся, увидев его возмущенное выражение. — Приезжай как можно чаще, Мерлин, или мне придется за тобой приехать, — сказала она. — А следовало бы! — сказал Мерлин, загоревшись от этой мысли. — Тебе бы понравилось, Гвен. Картис прекрасен… Ладно. Тебе придется подождать, пока тронный зал не отремонтируют. В данный момент там небольшой беспорядок. — Это еще мягко сказано, Мерлин, — фыркнул Артур. — Хотя, если подумать, там не такой уж бардак, как поле, которое ты оставил за воротами. — Он бросил на него многозначительный взгляд, и Мерлин покраснел. — Верно. Напомни мне починить его, прежде чем я уйду. Вопросительная бровь Гвен вызвала подробный пересказ битвы, щедро приправленный техническими объяснениями заклинаний, которые использовал Мерлин, что привело к анекдотам о Мерлине на тренировках, и прежде чем они поняли это, Джордж постучал в дверь, чтобы напомнить Артуру о его плотном графике. Все трое сдулись от своего дружеского разговора, и между ними повисло неловкое молчание. Мерлин наконец откашлялся и поднялся на ноги. — Ну, — сказал он. — Пожалуй, мне пора. Я проверю своих раненых и сначала верну твое поле. — Его друзья тоже встали, разглаживая одежду и возвращаясь к своим ролям королевской четы. Гвен крепко обняла Мерлина, и Артур хлопнул его по плечу. — Я вернусь, — пообещал Мерлин. — Лучше что бы так оно и было, — сказал Артур. — На этот раз Гвейн действительно может убить меня, если я прогоню тебя навсегда. — Мерлин усмехнулся. — Ну, если он доставит тебе неприятности, просто пришли мне сигнал, и я все ему объясню. Они поделились еще несколькими обещаниями. Гвен настояла на том, чтобы обнять и Рейма, который сильно покраснел и начал заикался, что Мерлин испугался, как бы у него язык не вывалился изо рта. Затем Мерлин направился в лазарет. Он обошел своих раненых и поговорил с Гаюсом и целителями об их состоянии, с облегчением обнаружив, что только одному за ночь стало хуже. Он устроил так, чтобы тех, кто был достаточно устойчив, небольшими группами перевозили обратно в Картис те, у кого в транспортных кристаллах осталось достаточно энергии. Мерлин провел с Гаюсом около часа, наверстывая упущенное. Гаюс рассыпался в извинениях за то, что не сообщил ему о королевском происхождении Балинора, но Мерлин уже давно похоронил свой гнев на эту тему. Вместо этого они обсуждали исследования Мерлина со жрецами и проекты, которые планировали. Гаюсу не терпелось принять участие в обсуждении, и он пообещал вскоре отправиться в Картис, как только будут вылечены раненые. Мерлин долго и крепко обнимал Гаюса, переполненный любовью к старику, по которому так скучал. Затем он разыскал каждого из рыцарей по отдельности и поблагодарил их за прощение и поддержку. Все они уверяли его, что прощать нечего, и вместо этого благодарили за все, что он сделал за эти годы. Он получил объятия от большинства из них и крепкое рукопожатие от сэра Леона, и каждый из них получил то же обещание ответных визитов, что и Артур и Гвен, только Гвейн пригрозил выпотрошить его, если он не выполнит обещанное. Наконец он направился к воротам. Артур присоединился к нему, когда он проходил через двор, легко шагая в ногу. Он сказал, что это было для того, чтобы убедиться, что поле на самом деле приведено в порядок, но на самом деле это был скорее предлог, чтобы стукнуться плечом о плечо Мерлина, а затем погнаться за ним вниз по холму, когда Мерлин толкнул его назад достаточно сильно, чтобы почти сбить с ног. Они были красны от смеха, когда проходили мимо стражников у ворот, которые с удивлением смотрели, как их король и иностранный сановник вступают в столь недостойный поединок, но им было все равно. Они протрезвели только тогда, когда добрались до поля боя, где команды людей работали, убирая тела. Участок земли, который Мерлин сотряс своим землетрясением, был в основном свободен от трупов, а жертвы нападения Мерлина упали далеко в землю, где никакая команда не могла их извлечь. Мерлин пригладил землю взмахом руки, и Артур покачал головой, приоткрыв рот так, что Мерлин слегка поежился от смущения. Они вдвоем побрели обратно к воротам в дружеской тишине, по которой Мерлин скучал больше всего. Рейм, Гвен, Гаюс и рыцари встретили их у самых стен. Они обнялись в последний раз, и Рейм взял Мерлина за руку. Мерлин оглядел толпу своих друзей, все они тепло улыбались ему. Артур склонил голову, жест уважения, который Мерлин никогда не смел надеяться увидеть так свободно и так честно. Мерлин ответил ему тем же, его ухмылка была такой широкой, что у него заболели щеки. С помощью заклинания Мерлин перенес их обоих прочь, уверенный, что это вовсе не было прощанием.