Стать королем

Решение было принято быстро после того, как новость о продолжающемся приближении Морганы достигла ушей совета. Это не было единодушным заключением, но большинство членов совета проголосовало за Мерлина, поддержав притязания на Эллисона, к большому неудовольствию отца Лорда. Все произошло очень торопливо после этого, никто не хотел терять ни минуты с нависшей над ними угрозой нападения. К полудню следующего дня тронный зал был наспех украшен знаменами и цветами, и жителям Картиса было объявлено, что коронация их нового короля состоится сегодня же вечером. Церемония была далеко не такой пышной, как могла бы, за что Мерлин мог быть только благодарен, но все же это был большой пир, насколько это можно собрать за такой короткий срок. Все это стало чем-то вроде тумана в памяти Мерлина, ярким потоком впечатлений и ощущений, которые не совсем укладывались в его голове. Ощущение роскошного бархата на его коже, темно-синий старый отцовский дублет, который был наскоро сшит, чтобы лучше подогнать его, неудобная щекотка блестящих новых кожаных ботинок, которые еще не успели привыкнуть к его ногам, шум крови в ушах, заглушающий все остальное, и бешеный стук сердца, когда сотни глаз остановились на нем — все это сливалось в одно. Он стоял во весь рост и высоко держал голову на протяжении всей церемонии, произнося необходимые клятвы и давая обещания, которых от него ожидали в положенное время, не спотыкаясь на незнакомых церемониальных словах. Он опустился на колени на ступеньках в передней части длинной комнаты и позволил Придворному Генеалогу возложить ему на голову богато украшенную золотую корону. Он чопорно восседал на троне, когда ему представляли Лорда за Лордом, каждый из которых преклонял колени у его ног, целовал его кольцо и клялся в вечной верности. Он окинул взглядом толпы людей — своих людей, — когда раздался крик: Да здравствует Король… Да здравствует Король… Он превосходно держал себя в руках на протяжении всей официальной процедуры, но в тот момент, когда он оказался за дверями банкетного зала, откланявшись в середине праздничного пира, устроенного в его честь, впервые за весь день один, его тщательно удерживаемое самообладание пошатнулось. Он помчался по коридору мертвым бегом, отстраненно радуясь, что весь персонал занят в другом месте и что вокруг нет никого, кто мог бы засвидетельствовать это, огибая угол за углом, не думая о том, куда он направляется, только нуждаясь в том, чтобы уйти от всего этого. Он обнаружил, что сидит на скамье в нише в коридоре, с которым не был знаком, согнувшись и опустив голову между колен. Его дыхание перешло в резкие вздохи, каждый вздох застрял в горле и душил его. Корона тяжело давила на его лоб. Он сорвал ее с головы и бросил на землю, где та громко загремела, заскользив, чтобы звякнуть о стену тесной ниши. Это не помогло; возможно, тяжесть короны исчезла, но он все еще чувствовал ее, давящую на него. Он запустил пальцы в волосы и попытался успокоиться. Он вспомнил, что Гаюс однажды говорил ему о гипервентиляции, и попытался сделать глубокий, медленный, ровный вдох. Он сосредоточился на бешеном биении своего сердца, считая удары и подстраивая свое дыхание под них. Вдохни воздух на четыре удара сердца, выдохни еще на четыре. Вдох — выдох. Постепенно ритм замедлился, и голова перестала кружиться. Он не помнил, как начал плакать, но его лицо было определенно влажным, и капли падали на камень под его ногами. Ему довольно трудно остановиться, но он справился. Почувствовав себя достаточно уверенно, он сел и провел рукавом камзола по лицу, не особо заботясь о том, что намокнет дорогой материал. Блеск золота привлек его внимание к короне, безобидно лежащей там, куда он ее бросил. Он поднял ее дрожащими руками. Она легче, чем у Артура, выполнена более изящно, чем тяжелая корона, которую Мерлин так часто полировал, но она несла с собой вес целого королевства, жизни всех людей, которые жили в пределах его границ. Теперь он отвечал за всех: за мужчин и женщин, за сыновей и дочерей, за матерей и отцов. Все они будут искать его, чтобы защитить их от вреда, в зависимости от его руководства. Костяшки пальцев побелели от силы его хватки, металл короны впивался в пальцы, и он сознательно заставил себя ослабить хватку. Теперь пути назад не было. Дело было сделано. Теперь он был королем, их королем. Он провел большим пальцем по россыпи драгоценных камней в золотой оправе, видя свое отражение в металле, перевернутое вверх ногами и странно искаженное. Его горло снова сжалось, и он зажмурился от этого зрелища, убирая корону от своего взгляда, но не в силах избежать знания о ней. Он втянул в себя как можно больше воздуха и держал его, пока его легкие не закричали в знак протеста, и тьма не начала вторгаться на краях его зрения, а затем выпустила его в длинном, дрожащем дыхании. Мерлин понятия не имел, как быть королем. Сама мысль об этом пугала его больше всего на свете, за исключением, возможно, мысли о потере Артура. Но теперь у него не имелось другого выбора. Решение было принято, и дело сделано. Он теперь король, и пути назад нет, как бы ему этого ни хотелось. Он с большей силой вытер лицо, внезапно почувствовав злость на себя за собственную слабость. Может, он и не способен управлять этими людьми так, как они того заслуживают, но уж точно не станет прятаться в нише. Он не мог больше оставаться здесь. Он заставил себя подняться на ноги, но не смог заставить вновь надеть корону на голову. Он двинулся вперед, не зная, куда идти, и с удивлением обнаружил, что стучит в дверь покоев Мордреда. Молодой рыцарь выглядел не менее удивленным, увидев его. — Мерлин! — воскликнул он, открывая дверь. Затем его брови обеспокоенно сдвинулись, когда он осмотрел лицо Мерлина, вероятно, увидев на нем следы слез, несмотря на предыдущие попытки Мерлина утереть их. Он отступил назад и сделал приветственный жест, и Мерлин шагнул внутрь, внезапно почувствовав себя очень неловко. — С тобой все в порядке, Мерлин? — спросил Мордред. — О, да. Да, я в порядке, — быстро заверил его Мерлин, зная, что это ложь. Мордред бросил на него взгляд, ясно говоривший, что он не верит ни единому слову, и Мерлин переступил с ноги на ногу, неловко опустив глаза в пол. — Просто… немного ошеломлен, я думаю, — сказал он, двигаясь, чтобы пренебрежительно махнуть рукой и обнаружив, что все еще держит свою корону. Вместо этого он сделал жест рукой. — Просто все это немного чересчур. — Так ты пришел ко мне? — спросил Мордред, его тон трудно разобрать, но он был слегка смущен. По правде говоря, Мерлин тоже находился в замешательстве. Почему он разыскал именно Мордреда? Какое-то время он беззвучно шевелил губами, подыскивая слова. — Я просто… хотел увидеть знакомое лицо, наверное, — сказал он наконец. Он хотел быть с кем-то, кто знал его просто как Мерлина, а не как короля Мерлина из дома Амброзия. Кто-то, кто знал его раньше, кто не ожидал от него так много. Он поймал себя на том, что снова вцепился в корону, тупо уставившись на нее с каким-то жужжанием в голове и затемняя все мысли. Затем руки Мордреда легли на его ладони, мягко высвобождая корону из его хватки. Мерлин охотно отпустил ее и молча смотрел, как Мордред положил ее на бюро, а затем повернулся, чтобы взять что-то с письменного стола. — Сегодня я столкнулся с Кейном, — сказал он. Мерлин заморгал от непоследовательности. — Кейном? — Он искал тебя. Он слышал о том, что ты делал вчера на тренировочной площадке. Он очень впечатлен, — сказал Мордред, поднимая большую книгу в кожаном переплете. — Он просил передать тебе это. Теоретическая работа о направлении энергетических потоков. Он подумал, что это может заинтересовать тебя. Признаюсь, я немного ее прочитал. Надеюсь, ты не возражаешь. — Конечно, нет, — безучастно ответил Мерлин, его мозг с трудом переваривал смену тем разговора. Мысли его были вялыми, голова немного болела. Мордред положил книгу обратно на стол, словно понимая, что Мерлин не собирается ее у него забирать. Вместо этого он взял кувшин с вином, налил два кубка и протянул один Мерлину. — Вот, — сказал он. — Выпей со мной. Иди посиди немного у огня. Ты можешь рассказать мне, что ты сделал вчера. И я могу рассказать тебе, что я узнал из этой книги, — Мерлин позволил усадить себя в кресло, зажать кубок в руке и пить, пока не перестанет чувствовать себя таким онемевшим. И они разговаривали. Они долго разговаривали, и к тому времени, как свечи в подсвечниках опустели, Мерлин обнаружил, что совершенно забыл о короне, безобидно лежащей на комоде Мордреда. Он забрал ее, когда собрался уходить, но остановился в дверях, обернувшись. — Спасибо, Мордред, — искренне сказал он. — Для этого и существуют друзья, не так ли? — Мерлин кивнул. — Да. Да, это так, — сказал он тихо, с удивлением. Молодой рыцарь улыбнулся ему, и корона в его руках уже не казалась такой тяжелой, как раньше.

***

— Ваш меч заточен, сир, а доспехи отполированы. Конюшни были вычищены, а ваши собаки натренированы. Для вас приготовлена ванна, сир, если вам понадобится. И сегодня на улице довольно холодно, сир, поэтому я приготовил для вас самый теплый плащ. Если вы хотите, сир, я мог бы… — Нет, Джордж, спасибо. Это все, Джордж, — сказал Артур сквозь стиснутые зубы, борясь с желанием успокаивающе потереть виски, где уже нарастала головная боль. — Если вы совершенно уверены, сир, — живо ответил Джордж. — Да, Джордж, совершенно уверен, — почти прорычал Артур. — Как пожелаете, сир. — Джордж отвесил ему четкий поклон, подобающе низкий и безупречно выполненный, прежде чем повернуться на каблуках и выйти из комнаты, едва слышно ступая по каменному полу. Как только дверь за ним почти бесшумно закрылась, Артур услышал из соседней комнаты едва сдерживаемое хихиканье жены и повернулся к ней. — Если я еще раз услышу слово «сир» из уст этого ужасного человека… — поклялся он, не совсем уверенный, каким будет наказание, но уверенный, что оно будет достаточно болезненным и унизительным. — Артур, — выговорила Гвиневра с немалой долей веселья, покидая место у своего туалетного столика, чтобы вместо этого присесть на подлокотник кресла Артура. — Он вовсе не ужасен. — Нет, Гвен, он ужасен, — жалобно простонал Артур. Она лишь снисходительно улыбнулась и убрала волосы с его лица, точно зная, как хорошо это будет для его начинающейся головной боли. Артур с благодарностью наклонился к ней, понимая, что он капризничает, но на самом деле ему все равно. — Он такой чертовски проворный, уважительный и чертовски тихий. — Ты не любишь его только потому, что он не Мерлин, — сказала Гвиневра. Конечно, это была чистая правда, но Артур не собирался в этом признаваться. Вместо этого он невнятно хмыкнул. Отсутствие Мерлина было совершенно очевидно. Прошло всего пять дней с тех пор, как Мерлин в последний раз был рядом с ним, но казалось, что прошло гораздо больше. Несколько раз в течение предыдущего дня, когда Артур бывал на собраниях или принимал аудиенции, как того от него ожидали, он ловил себя на том, что поворачивается, чтобы разделить с Мерлином сочувственный или раздраженный взгляд на нудность какого-нибудь советника, только чтобы найти место рядом с ним пустым. Каждый раз это вызывало в нем что-то вроде резкого толчка, напоминая обо всем, что произошло, и о том, как сильно все изменилось. Теперь все было по-другому, но жизнь в Камелоте продолжалась, несмотря на это. И Джордж стал новым постоянным слугой Артура. Он был полной противоположностью Мерлина практически во всем, за исключением его откровенно тревожной склонности одеваться так же, как он. Он пугающе продуктивен, в то время как Мерлин имел склонность откладывать дела как можно дольше, всегда быстр, в то время как Мерлин опаздывал на несколько минут каждое утро с непримиримой усмешкой на лице, практически бесшумен, в то время как Мерлин спотыкался о собственные ноги и иногда болтал без остановки, чтобы перевести дыхание. Он был на работе всего один день, а уже сводил Артура с ума своей неизменной пристойностью, о которой Мерлин никогда даже не задумывался. Джордж действительно умел предвидеть, что понадобится Артуру, как он всегда делал в прошлом, но были определенные потребности, которые он просто не мог удовлетворить. Артур быстро начинал понимать, как много он принимал в Мерлине как должное, его поддержку, его советы и само его присутствие. Теперь, когда он ушел, Артур понял, что скучает по нему гораздо больше, чем хотел бы признать. Заседания Совета были смертельно скучными без Мерлина, стоящего у его плеча и издающего недоверчивые звуки на более нелепые предложения советников и бормочущего язвительные комментарии себе под нос всякий раз, когда он наклонялся вперед, чтобы наполнить чашку Артура. И в то время как Джордж отполировал его доспехи до блеска, невиданного прежде человеку, Артур предпочел бы вернуться в те дни, когда его кольчуга была тусклой, но он был уверен в том, что Мерлин проверил каждое звено, чтобы иметь абсолютную уверенность, что они прочны просто потому, что он заботился и хотел, чтобы Артур был в безопасности. Джордж вполне способен выполнять приказы Артура и убирать за ним, но Мерлин действительно заботился о нем. Он только сейчас понял разницу между ними. — Пошли, — сказала Гвиневра, вставая и беря его за руку, чтобы тоже поднять. — Тебе надо выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Иди потренируйся немного со своими рыцарями, это поможет тебе очистить голову. Она сама помогла ему надеть доспехи, вместо того чтобы позвать Джорджа обратно, зная, как это будет контрпродуктивно для поднятия настроения Артура и, вероятно, более эффективно в любом случае, поскольку выросла в окружении доспехов и оружия в кузнице своего отца. Она быстро поцеловала его в губы, прежде чем вытолкнуть за дверь. Артур направился в оружейную, чтобы забрать один из тренировочных мечей, сильно затупленный, чтобы рыцари не могли серьезно ранить друг друга во время тренировки. Подойдя ближе, он услышал доносившиеся изнутри тихие голоса и остановился, прислушиваясь. — Просто меня всегда учили, что магия — это разрушительная сила, — услышал он. — Что те, кто был соблазнен силой, которую она предлагала, становились извращенными и безжалостными, всегда стремясь получить больше этой силы. — Голос принадлежал Леону, подумал он, и это имело смысл. Рыцарь Утера еще до того, как стал рыцарем Артура, одним из самых преданных его отцу. Он был всего на несколько лет старше самого Артура и вырос под влиянием многих факторов, призывавших к полному уничтожению магии. — Но это звучит так, как будто Мерлин практиковал магию в течение многих лет, и он не сделал ни одного шага, чтобы получить власть для себя. — И он не станет этого делать, верно? — раздался грубый голос Гвейна. — Он Мерлин. — Вот именно, — вздохнул Леон, все еще пребывая в противоречии с очевидным несогласием с тем, чему его учили. — Мне просто трудно примирить Мерлина с колдуном. — Артур сочувственно кивнул сам себе, хорошо знакомый с этой борьбой. — Там, где я вырос, это было не так важно, — сказал Гвейн. — Где это? — раздался новый голос. «Элиан», — подумал Артур. — Каэрлеон, — ответил Гвейн. — Магия по-прежнему была противозаконна, но страх и паранойя были гораздо меньше, когда дело касалось магии. Колдунов скорее оштрафуют, чем сожгут на костре. — И в Эскетии тоже. — Это был Персиваль; очевидно, все его рыцари только что собрались в оружейной, чтобы поболтать, вероятно, надеясь сделать это так, чтобы он не услышал. Часть Артура хотела уйти, позволить им поговорить наедине, но он также хотел услышать, что они думают, когда не подвергают себя цензуре. Он с большей вероятностью выслушал бы их честное мнение, если бы они не знали, что он их слышит. И в конце концов ему придется поговорить с ними об этом; он должен им все объяснить по-настоящему. — Там, — продолжал Персиваль, — на магию смотрели неодобрительно, но не так ненавидели. — Я просто никогда бы не догадался об этом, — сказал Леон. — Он всегда казался таким несчастным, таким невинным. — У меня были подозрения на протяжении многих лет, — сказал им Гвейн. — Но даже тогда я знал его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он никому не причинит вреда. — Когда я вернулся в Камелот, как только снова попал в милость Гвен… — Элиана прервало хихиканье Леона, которое заставило Артура улыбнуться; Леон знал братьев и сестер, когда они все росли, и прекрасно знал, что Гвен была единственной, кто отвечал за их отношения. Глухой удар и стон боли сказали Артуру, что Элиан, вероятно, ударил Леона в отместку. — …она рассказала мне все о друзьях, которых завела, пока меня не было. Она сказала, что Мерлин — самая добрая душа, которую она когда-либо встречала, и лучший друг, о котором она могла бы мечтать. Он признался ей в колдовстве, сказала она мне, перед королем, советом и всеми остальными, просто чтобы уберечь ее от беды, когда ее обвинили в том, что она использовала магию, чтобы вылечить нашего отца от чумы. Она сказала, что так и не узнала, кто на самом деле вылечил его. Насколько я понимаю, признание Мерлина было честным. Он спас жизнь моему отцу и сестре и дал им еще несколько месяцев вместе. Я могу быть только благодарен ему за это, магия это или нет. — Он всегда старался помочь всем, кому мог, — сказал Персиваль. — Похоже, он сделал даже больше, чем мы знаем. — Мне всегда говорили, что те, кто владеет магией, эгоистичны, — сказал Элиан, — но Мерлин — самый бескорыстный человек, которого я когда-либо знал. С магией или без нее, он бросается на путь опасности ради других при каждом удобном случае. — Всегда, — согласился Леон. — Он выпил яд за Артура, не колеблясь ни секунды. — Неблагодарный ублюдок, — мрачно пробормотал Гвейн. Желудок Артура сжался вместе с кулаками, но Леон ответил прежде, чем Артур успел раскрыть себя. — И тогда Артур немедленно ослушался прямого приказа короля отправиться на поиски противоядия, — сказал он. — Он провел два дня в темнице, но ему было все равно, потому что он вернулся вовремя, чтобы спасти жизнь Мерлина. Мерлин, очевидно, много сделал для него… — И посмотри, как этот ублюдок отплатил ему, — прорычал Гвейн. — Он задушил его до полусмерти! — Артур больше не мог прятаться. Он шагнул за угол, чтобы прислониться к дверному проему, и увидел своих рыцарей, сидящих вокруг стола с тренировочными мечами перед ними. Было похоже, что в какой-то момент они их полировали, но отказались от этого в пользу обсуждения. — Я же говорил тебе, Гвейн, что это был не самый лучший момент для меня, — сказал он, привлекая их внимание. Гвейн, конечно, холодно посмотрел на него, крепко скрестив руки на груди, но остальные трое выглядели более нерешительными, как будто они не знали, как обращаться с ним после всего, что произошло за последние несколько дней. Артур сосредоточился на Гвейне. — То, что я сделал, было неправильно, я знаю это, и я сожалею об этом, — Гвейн усмехнулся. — Правильно. Очень много пользы это нам приносит. Скажи это Мерлину, — усмехнулся он. — Я сказал это Мерлину, — настаивал Артур, к большому удивлению своих людей. — Ты сказал? Когда? — растерянно спросил Элиан. Артур вспомнил, что почти все это время он спал. Артур уже сделал это к тому времени, когда Элиан понял, что вообще что-то произошло. — Я почти сразу же пожалел о своих действиях и позже в тот же вечер разыскал его, чтобы извиниться, — сказал он. — Так вот куда вы направлялись, когда тайком пробрались в лес посреди ночи? — спросил Леон, все еще немного раздраженный этим. — Да. Ну, на самом деле, Мерлин ускользнул, чтобы связаться с драконом, но я последовал за ним с намерением извиниться. — Что он сделал? — удивленно вскрикнул Леон. — Подожди, я думал, ты убил дракона, — смущенно вставил Персиваль. — Или что он это сделал, или что там еще. — О, нет. По-видимому, Великий Дракон все еще жив, — сказал Артур, двигаясь вперед, чтобы рухнуть на край скамьи рядом с Элианом и устроиться, чтобы объяснить. — И зовут его Килгарра. И, судя по всему, драконы умеют говорить. Тебе кто-нибудь говорил об этом, Леон? Потому что мой отец случайно забыл упомянуть мне, что драконы — разумные существа, способные к рациональному мышлению и беглой речи. — Леон изумленно уставился на него, так что Артур воспринял это как категорическое «нет». — Значит, он не убил дракона, когда тот напал на Камелот? — спросил Элиан еще раз, просто для уточнения. Артур кивнул. — Почему? — В этом не было необходимости, — сказал Артур. — Он Повелитель Драконов. Он просто приказал Килгарре оставить Камелот в покое. Что он и сделал. — Остальным потребовалось некоторое время, чтобы осознать это, мысль о том, что Мерлин командует огромным и могущественным магическим существом и его приказы действительно выполняются, шокирует. — Мне всегда это казалось странным, — наконец сказал Леон. — Мы единственные, кто выжил в той битве. В то время казалось просто чудом, что Мерлин ушел от этой схватки. Думаю, теперь это разумно объясняется. — Теперь многое имеет гораздо больший смысл, — заметил Артур. — Виверны связаны с драконами, верно? — Гвейн заговорил немного беспорядочно. — Э-э… Кажется, да, — сказал Элиан. — Дальние родственники или что-то в этом роде, — согласился Персиваль. — А что? — Это просто объяснило бы кое-что, вот и все, — пожал плечами Гвейн, искоса взглянув на Артура. — Ах да. На Острове Блаженных, — сказал Леон. — Эти виверны, как ни странно, не хотели нападать на нас. — Элиан и Персиваль кивнули в знак согласия, но Гвейн лишь ухмыльнулся Артуру, прекрасно понимая, что Артур знает, что это не тот инцидент, о котором говорил Гвейн. Нет, он думал об Опасных Землях, когда они с Мерлином ворвались на поиски Артура. Артур вспомнил, как поддался странному неестественному изнеможению, когда со всех сторон угрожающе надвигались виверны, а потом проснулся от улыбки Мерлина, и виверны исчезли. Он был слишком зол на Мерлина за то, что тот пришел, на так называемое егосоло. Конечно, он тогда не придал этому особого значения, но теперь стало очевидно, что Мерлин использовал свои способности Повелителя Драконов, чтобы заставить виверн отказаться от ужина. Артур хмуро посмотрел на Гвейна, но это лишь заставило рыцаря ухмыльнуться еще шире и удовлетворенно усмехнуться. Глаза Элиана сузились, и он открыл рот, чтобы задать вопрос, но Артур поспешно вмешался. — При такой скорости мы вообще пропустим тренировку, — заметил он. Леон, добрый старый Леон, который был заместителем Артура и, действительно, один из них должен был руководить учениями — немедленно вскочил, и другие рыцари последовали его примеру в более спокойной манере. Гвейн похлопал Артура по плечу с довольно хищной улыбкой. — Пойдем, принцесса. Я чувствую, будет хороший спарринг, — сказал он весело, и Артур предупреждающе поморщился; это должно было оставить следы, он просто знал это. Однако он не мог заставить себя чувствовать себя слишком раздраженным перспективой получить от Гвейна, потому что рыцарь перестал смотреть на него так, как будто больше всего на свете хотел, чтобы он упал в самые глубокие ямы Ада и сгнил там, и это был прогресс. Несмотря на то, что он сделал и все, что случилось, его друзья все еще оставались его друзьями. И теперь он мог только надеяться, что Мерлин все еще будет считать себя среди них.