Стать королем

На следующее утро Мерлина разбудил яркий солнечный свет, ударивший ему в лицо, когда занавески на окне были отдернуты. Он перевернулся на спину и сонно зарылся лицом в подушку, махнув рукой на занавески и заставив их закрыться. Они снова открылись, и Мерлин раздраженно заворчал, прежде чем сообразил, что кто-то должен их открывать и, следовательно, в его покоях находится еще один человек. Он сел и растерянно оглядел комнату, чтобы увидеть молодого человека, стоящего у окна с опущенной головой и сложенными перед собой руками в классическом образе слуги. — Эм… Привет? — хмуро сказал Мерлин, почесывая голову и пытаясь отойти от сна, чтобы понять, что этот мальчик делает в его комнате. — Доброе утро, сир, — бодро поздоровался мальчик. — Я принес вам завтрак, милорд. И я взял на себя смелость разложить вашу одежду на утро. — Мерлину потребовалось еще несколько секунд, прежде чем слова дошли до него, моргая над тарелкой с едой на письменном столе, еще более роскошной, чем та, которой его кормили последние несколько дней. — Погоди, кто ты? — спросил он. — Я ваш новый слуга, сир. — Что?! — взвизгнул Мерлин, пытаясь встать и чуть не свалившись с кровати в самом недостойном проявлении неуклюжести, которую, как ему казалось, он почти перерос к этому моменту. Он должен был это предвидеть, понял он. Теперь он король, и, конечно же, должен иметь слугу, который заботился бы о нем. Это не делало перспективу менее странной. — О нет, нет. У меня нет слуги, — поспешно сказал он, и мальчик выглядел совершенно удрученным. — Простите, милорд. Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил он очень тихим голосом и выглядел таким грустным, что Мерлин тут же стал искать, что бы сказать, чтобы исправить положение. — Нет, подожди… Я не имел в виду, чтобы ты… — он неловко запнулся. — Я просто не знаю, что тебе делать, вот и все. Мне действительно не нужен слуга. — Почему, сир? — спросил мальчик, явно сбитый с толку. — Ну, честно говоря, я больше привык занимать твое положение, — признался Мерлин, пожимая плечами и проводя пальцами по волосам. Глаза мальчика смешно расширились. — Что? — выдохнул он. Мерлин неловко заерзал; он не ожидал, что сможет вечно держать это в секрете, но надеялся отложить это еще немного. — Я был слугой короля в течение многих лет, а еще раньше, когда он был просто принцем, — сказал Мерлин, чувствуя прилив ностальгии, что было немного грустно, учитывая, что прошло меньше недели с тех пор, как все изменилось. Казалось, что прошло гораздо больше времени. — Я привык все делать для себя, да и для него тоже. — Значит, вам не понадобится моя помощь, милорд? — уныло спросил мальчик, и Мерлин вздохнул. — Я имею в виду, если ты действительно хочешь, я думаю, что ты мог бы остаться, чтобы привести вещи в порядок или что-то в этом роде, — предложил он, неопределенным жестом обвел комнату. — Э-э, принести еду и прочее. Я не хочу лишать тебя работы или чего-то в этом роде, но мне определенно не нужна помощь, чтобы одеться, — быстро добавил он; он не был Артуром, и как таковой он способен одеться сам. — Конечно, сир, я буду рад помочь вам всем, чем смогу, — с готовностью ответил мальчик. Он действительно довольно молод, все еще полон того энтузиазма, который заставляет юных людей вскакивать с постели по утрам. Мерлин устал просто смотреть на него, чувствуя себя очень старым по сравнению с ним, несмотря на то, что ему еще не было тридцати. — Хорошо. Э-э-э, а как тебя зовут? — спросил он, понимая, что в своей тревоге не подумал об этом. Если за ним будет постоянно таскаться слуга, то он определенно будет с ним в дружеских отношениях. Но мальчик, казалось, озадачен вопросом. — Мое имя, сир? — сказал он. — Да, твое имя, — повторил Мерлин, в равной степени раздраженный и обеспокоенный; неужели дворяне настолько редко заботятся о слугах, чтобы утруждать себя изучением их имен? Хотя, если подумать, он не мог припомнить, чтобы дворянин когда-либо спрашивал его имя, когда он был в позиции слуги, так что это не должно стать таким уж сюрпризом. Артур не был обычным дворянином. — Рейм, милорд. — Рейм. Приятно познакомиться, Рейм. И можешь звать меня Мерлин, если хочешь, — предложил он. — Вообще-то я бы предпочел, чтобы ты так и поступил. Я никогда особо не утруждал себя тем, чтобы называть своего хозяина какой-нибудь уважительной ерундой. Он был моим другом. И я хотел бы быть твоим. — Рейм довольно робко улыбнулся в ответ, но тем не менее кивнул. — Хорошо, сир… э-э, Мерлин, — сказал он, слегка задыхаясь. — Вам сегодня что-нибудь понадобится? — Ну, вообще-то, э-э… Ты, случайно, не знаешь, что я должен сегодня делать? — робко спросил Мерлин. — Так уж вышло, что я немного новичок на этой работе. У меня нет ни малейшего представления о том, что я должен делать. — Лицо Рейма просияло, и он поспешно порылся в кармане, чтобы достать туго свернутый свиток, протягивая его ему. — Первосвященник дал мне это для вас, — сказал он. — Он сказал, что хотел бы, чтобы вы заглянули сегодня к нему в кабинет. Но я думаю, что Королевский бухгалтер хотел сначала встретиться с вами, чтобы обсудить какие-то цифры. Заседания Совета обычно проходят поздно утром, я уверен, что вы будете присутствовать на них. И конечно, рыцари и маги тренируются во второй половине дня, если вы хотите присоединиться к любому из них, — Мерлин немного ошеломленно кивнул. Ему потребовалось мгновение и приподнятая бровь его нового слуги, чтобы понять, что он, вероятно, должен был делать что-то другое, а не стоять там и чувствовать себя подавленным, поэтому он, наконец, заставил себя двигаться. Он сел за стол, чувствуя немного неловкость из-за того, что в комнате находился еще один человек, который просто наблюдал за ним, и проглотил столько завтрака, который принес Рейм, сколько, как он думал, он сможет удержать в желудке, когда его нервы будут на переделе. Он оделся в костюм, который приготовил для него Рейм, — немного более эффектный, чем все, что он выбрал бы для себя, но, вероятно, все еще дешевый для короля, — и вышел за дверь, надеясь наткнуться на стражника, который мог бы указать ему дорогу к Королевскому бухгалтеру. Он тут же столкнулся с кем-то с другой стороны, выбив стопку белья из ее рук. — Ох! Прости, прости. Это моя вина, я не смотрел, куда иду, — тут же извинился он, наклоняясь, чтобы собрать белье для нее. Подняв глаза, он увидел знакомое лицо. — Фрэн, верно? — спросил он с улыбкой. — Ты принесла мне завтрак в мой первый день здесь. — Она пискнула вместо ответа, но кивнула, очевидно, еще больше ошарашенная тем, что он вспомнил ее имя, чем тем, что он вообще спросил об этом. Мерлин протянул ей выстиранное белье и вложил в ее протянутые руки. Он заметил пятно пыли на одной из простыней. — Извини за это. Вот, позволь мне все исправить. Ic àswæpe þæt lìnenhrægl. — Пыль осела с ткани, оставив ее такой же чистой, как и раньше, и Мерлин улыбнулся служанке. В ответ на это на лице Фрэн появилась улыбка, слабая, смущенная, с оттенком благоговения, но определенно присутствующая. Звук шагов, приближающихся к ним, напомнил Мерлину, что ему нужно быть в другом месте. — Мне нужно идти, но всего хорошего, Фрэн. Тебе тоже, Рейм! — крикнул он в свою комнату. Фрэн поспешила мимо него в комнату, чтобы сменить простыни, как и намеревалась вначале, и Мерлин услышал, как Рейм немедленно начал рассказывать ей обо всех удивительных вещах, которые он узнал этим утром. Мерлин поморщился и направился по коридору в направлении зала совета, если он не ошибался — у него все еще были небольшие проблемы с передвижением по замку. Он был уверен, что к ночи слухи о его прежней работе разнесутся по всему замку. Он не стыдился того, что был слугой, ни в малейшей степени, но это могло нанести некоторый ущерб совету. Если быть ублюдком низкого происхождения недостаточно, чтобы сделать его непригодным для правления в их глазах, его годы в качестве слуги могли стать достаточными, чтобы опрокинуть их через край от неуверенности до откровенного неверия еще раз. Не то чтобы они могли отказаться от своего решения сейчас, когда корона уже на его голове — хотя он решил не надевать ее для консультации с Королевским Бухгалтером; он вернется за ней позже, перед заседанием совета. «Что ж, — с вызовом подумал Мерлин, — если они не считают слугу достойным править, то мне придется доказать, что они ошибаются.»

***

Следующие несколько дней были напряженными, но, вероятно, не настолько, как казалось Мерлину. Все это было так ново и так важно, что казалось стремительным, большим, чем жизнь. Утро он часто проводил взаперти в маленькой комнатке, заваленной кусками пергамента, с Королевским бухгалтером, худым, сутулым человеком с хриплым голосом и пятнами чернил в самых неожиданных местах, которому было поручено ввести его в курс всех важных сведений о его королевстве. Он был завален фактами и цифрами, начиная от отчетов об урожае в отдаленных деревнях и заканчивая прогнозируемой нормировкой запасов зерна и количеством золота в королевской казне. Все не так уж плохо, подумал он. С цифрами у него все было более-менее. В Камелоте довольно часто случалось, что Мерлин прогонял Артура спать на середине его бумажной работы, когда становилось очевидно, что король слишком устал, чтобы делать это должным образом, и сам заканчивал стопку гроссбухов и бумаг, чтобы Артур смог отдохнуть и быть готов к завтрашним встречам. Он и раньше без проблем работал с такими фигурами. Просто это был такой огромный поток информации, которую он должен запомнить, если хотел, чтобы его вклад хоть как-то был полезен совету. По утрам, когда Королевский Бухгалтер был занят другими важными делами, какими бы они ни были, Мерлин иногда встречался с Придворным Библиотекарем. Очень старый человек провел его по древним книгам, в которых подробно описывались законы, на которых построен Картис, убедившись, что он знаком с обычаями и законами своего нового царства. В конце концов, как можно ожидать от него соблюдения законов, если он не знал, что именно они собой представляют? Он не мог сказать, что ему не нравились эти встречи. Видеть, как магия учитывается в законах, было довольно увлекательно, особенно когда он знал только абсолютный запрет на любые подобные вещи. Существовали целые классы заклинаний и проклятий, которые находились под строгим запретом, заклинания и ритуалы, которые карались смертью, но Мерлин понимал их; Артур был прав, когда говорил, что полностью свободное колдовство — это плохо. Существовали правила, установленные для практики магии, для того, что приемлемо и что нет. Каким бы скучным ни был юридический жаргон, который ему пришлось перебирать, чтобы добраться до сути дела, сами законы оказались столь же интересными, сколь и уместными. Раз или два его даже отводил в сторону сэр Герунд, который вкратце описывал ему все крупные семьи Картиса: имена, которые ему нужно знать, кто с кем связан, политические скандалы и трения между различными лордами, все, что могло пригодиться в политике королевского двора. Все это полезная информацией для него, но иногда это напрягало мозг до предела. Он провел большую часть своего времени в Камелоте, демонстративно игнорируя все мелкие проблемы двора, предпочитая сосредоточиться на более важных задачах, таких как своевременная работа по дому и сохранение жизни Артура. Он совсем не привык следить за каждым словом, слетающим с его губ, и внимательно следить за тем, с кем он говорит, пытаясь определить, какие фразы возымеют больше эффекта для достижения цели. Думать о таком почти так же утомительно и напряженно, как все время оглядываться через плечо и изо всех сил пытаться сохранить полный контроль над своей магией, чтобы не быть казненным. Он нарисовал на большом куске пергамента схему с названиями Домов, волнистыми линиями, обозначающими отношения и союзы, и примечаниями к пунктам, которые ему нужно было запомнить. Поздние утренние часы обычно заставали его в зале совета в окружении чопорных лордов и надменных дам, которые еще не определились в своем отношении к нему, причем некоторые из них заметно потеплели к нему, в то время как другие все еще сомневались. Только лорды Эллисон и Теннисон теперь, когда он прошел коронацию, по-прежнему пренебрежительно относились к его способностям, хотя обычно делали это достаточно тихо, чтобы разумно притвориться, что вообще ничего не сказали. Это заставило Мерлина сжать зубы, но он придержал язык; с таким шатким положением, каким оно было, он не мог позволить себе рисковать потерять поддержку других советников, еще больше отдаляя их друг от друга. Он сохранял хладнокровие по отношению ко всей пассивной агрессии, острым замечаниям и двусмысленным комплиментам, внимательно слушал все, что было сказано, и предлагал любые решения, которые приходили ему в голову. Он предпочитал молчать, когда не чувствовал себя достаточно информированным, чтобы принять правильное решение, вместо этого прислушивался к предложениям других и ассимилировал их в свой растущий багаж знаний о королевстве, который будет передан в следующий раз, когда возникнет эта тема. Часто встреча, в некотором смысле происходила вокруг него, советники разговаривали в основном друг с другом и не включали его в разговор, если он сам на выдвигал свое мнение, что делал регулярно, просто чтобы напомнить им, что он, на самом деле, все еще здесь. Хотя члены совета все еще относились к нему немного холодно, дворцовый персонал просто обожал его. Не то чтобы это являлось неожиданностью, поскольку он всегда был очень популярен среди персонала в Камелоте, но это другое, потому что он считался одним из них. Здешние слуги смотрели на него с каким-то благоговейным восхищением, словно не могли до конца поверить, что он настоящий. Он принадлежал к королевской семье, превосходил их, но относился к каждому из них как к равному, и они любили его за это. Мерлин хотел бы иметь возможность отправиться в нижний город, поговорить с горожанами один на один и познакомиться с некоторыми из них лично, но у него просто не выделялось на это времени, не со всем тем, что ему еще предстояло узнать и наверстать. У него едва была возможность посетить Ламрей в королевских конюшнях, и ему это удалось только потому, что он закутался в огромный плащ и использовал обильное количество магии, чтобы никто не узнал его, когда он пробирался туда среди ночи — это вызов, но он нуждался в мгновении безусловной, неосуждающей любви, которую дают только животные. Ему нужен этот кусочек дома, чтобы удержаться на якоре. Но он поклялся, что в какой-то момент, как только он устроится на своем месте, он найдет время, чтобы встретиться с горожанами должным образом. Мордред почти каждый день таскал его на тренировочные поля, чтобы поработать с магами. Он изучил правильную стойку, правильные формы, множество новых заклинаний, как оборонительных, так и наступательных, и как правильно использовать их в бою. Все это пришло к нему легко, так же естественно, как язык Старой Религии, будто ему нужно только напомнить о чем-то, что он уже каким-то образом знал. Он поймал себя на том, что удивляется, почему с самого начала не хотел этого. Он чувствовал себя фантастически, используя свою магию, растягивая ее, противопоставляя себя другим и проверяя свои пределы. Он чаще всего оказывался в паре с Мордредом, причем младший рыцарь был одним из немногих достаточно сильных, чтобы противостоять ему в течение сколько-нибудь заметного времени. Каждая тренировка вызывал все более благоговейные взгляды окружающих, когда они впитывали его огромную силу, имя Эмрис пронизывало толпу всякий раз, когда кто-то из друидического наследия видел его. Друиды узнали его с первого взгляда, и не прошло и дня, как болезнь начала распространяться. Многие люди были настроены скептически, но друиды пользовались большим уважением, и их инстинктам можно довериться. Поскольку все друиды были согласны с тем, что он на самом деле Эмрис, остальных не представилось иного выбора, кроме как принять это как правду. Он не слишком возражал против того, что все знали, но был рад, что никто не упомянул о пророчествах; он не знал бы, что им сказать, ведь они с Артуром так и не ладили. Всякий раз, когда он присоединялся к обучению магов, Мерлин задавал вопросы своим наставникам. Он заставлял их пробовать новые и более смелые вещи и бросал вызов их предположениям о том, что возможно, а что нет. Он не был уверен, оценили ли они это в нем или нашли раздражающим, но это не мешало ему. Было слишком много радости в том, чтобы раздвигать границы, экспериментировать. Он периодически работал с Мордредом над разделением фокуса, чтобы выполнить два заклинания одновременно. Это потребовало от молодого рыцаря значительно больших усилий, чем от Мерлина, который быстро становился довольно опытным в своем новообретенном мастерстве, но ему удалось сделать это несколько раз. Мерлин ловил себя на том, что сияет от гордости каждый раз, когда Мордред делал хоть малейший шаг вперед. Взамен Мордред настоял на том, чтобы обучить Мерлина фехтованию. Отсутствие у Мерлина энтузиазма по поводу такой перспективы ни в малейшей степени не ослабило решимость молодого рыцаря, и Мерлин провел несколько часов с мечом в руке, прорабатывая слегка разбавленную версию светских рыцарских тренировок, которые Мордред все еще посещал вместе с магами. Мордред был очень терпеливым учителем, гораздо более терпеливым, чем Артур, когда Мерлин только начинал, и он использовал Мерлина в качестве тренировочного манекена под видом обучения. Мерлин действительно наслаждался этими занятиями, к своему собственному удивлению. Может быть, это как-то связано с тем, что Мордред на удивление был забавен, когда терял бдительность. Радость истинной свободы, трепет приятия и уважения, которые они оба обрели здесь, вызвали к жизни Мордреда, гораздо менее сдержанного, того, кто свободно улыбался и открыто смеялся. Это была приятная перемена, и Мерлин очень обрадовался, что попросил Мордреда сопровождать его. Но еще лучше, чем физические тренировки, были вечера, которые Мерлин проводил в кабинете Кейна, работая с ним индивидуально или присоединяясь к суете, которая окружала Низших Жрецов в их мастерских. Всякий раз, когда ему удавалось выкроить время, когда он не забивал себе голову информацией, не давал или не принимал побои — в зависимости от того, использовал ли он магию или меч соответственно — на тренировочном поле, он поднимался на самую высокую башню в восточном крыле. Идея, которую он предложил в тот первый день, транспортные кристаллы, привела в восторг Низших Жрецов, когда Кейн объяснил им это, и с тех пор они усердно работали над ней. Они взорвали несколько кристаллов в процессе экспериментов, когда подвески, которые они сделали, не смогли справиться с количеством магии, которая была в них вложена, но теперь, всего несколько дней спустя, Мерлину был представлен функциональный прототип. Это удивительно маленький круглый кулон, сделанный из трех различных типов кристаллов — тех трех, которые Мерлин первоначально предложил, он был очень доволен, увидев их — все они слились в единое целое с помощью очень хитрого и очень теоретического куска магии, у Кейна не было ни времени, ни терпения, чтобы объяснить Мерлину полностью, гладкие края формы выгравированы тонкими рунами. Мерлин носил его на шее, периодически поднимая вверх, чтобы наполнить его еще большей магией. Обычно это всего лишь тонкая струйка, не достаточная, чтобы сделать даже самую маленькую вмятину в его запасе энергии, но обеспечивающая быстрое накопление. Кулон вскоре запульсировал силой, ощутимой для нескольких транспортных заклинаний, если они ему понадобятся. Мерлин поймал себя на том, что сияет каждый раз, когда думает об этом, безмерно гордясь, что был частью этого нового впечатляющего нововведения. Они уже начали работать над следующим предложением Мерлина: плащом, который можно было бы наполнить заклинанием невидимости, так что носящему его не нужно было бы держать заклинание самому и, следовательно, он мог бы свободно делать другие вещи, сохраняя свою скрытность. Первоначальные попытки заставить заклинание прилипнуть к ткани потерпели неудачу, но теперь они работали над нанесением рун на саму ткань. Они спорили о том, будет ли вплетать их эффективнее, чем вышивать. Мерлину до сих пор удавалось избегать обедов с важными людьми — к счастью для него, пройдет некоторое время, прежде чем весть о его коронации дойдет до монархов, которые действительно захотят посетить Картис и оценить его, так что у него есть время, чтобы освоиться со своей ролью и надеяться не выставить себя дураком. Пока он завтракал один в своей комнате или иногда лениво болтал с Реймом, который внимательно слушал со своего места рядом с Мерлином и отвечал достаточно охотно, если Мерлин обращался к нему первым. Он был славным парнем, сообразительным и веселым. Обед обычно проводился таким же образом, хотя он уже дважды просил, чтобы ему принесли еду в зал заседаний совета, чтобы он мог продолжать просматривать бумаги, отчеты и заметки с заседаний, которые он пережил этим утром. Сэр Герунд несколько раз присоединялся к нему за ужином в самой маленькой столовой, и Мордред тоже пару раз. Они были самыми приятными компаньонами, так как Герунд часто предавался воспоминаниям о своем детстве, потчевая его рассказами о его отце в юности, которые Мерлин съедал, как голодный человек, пришедший на роскошный пир. Мерлин принимал за удовольствие услышать, что эти двое были смутьянами, как и они с Уиллом в Эалдоре, но с добавлением остроты, полностью нарушающей мир и безмятежность придворной жизни. История о том, как его отец поднял ветер, чтобы поднять юбки знатных дам и сбить набок парик старого лорда Риггена, заставила Мерлина поперхнуться вином и отчаянно пожалеть, что он не знал Балинора до того, как все это зло покинуло его. Несколько обедов, которые он делил с леди Пенбрук, были похожи. У нее имелась придворная осанка самой королевской из королев, но ухмылка, которая часто дергалась в уголках ее рта, намекала на скрытое хорошее настроение. Она рассказывала еще более ранние истории о том, как в детстве Балинор пытался ускользнуть от своих нянек, как ей приходилось подбирать юбки и гоняться за маленьким принцем по библиотечным стеллажам, чтобы не дать ему уклониться от их уроков по истории магии. Пенбрук была талантливой колдуньей и опытной ученой, погруженной в тайные знания и слишком увлеченной, чтобы поделиться ими с Мерлином. Лишь однажды к нему присоединился лорд Мельбурн, что привело к неестественной и неловкой беседе. Первым порывом Мерлина было пошутить, чтобы снять напряжение, но что-то подсказывало ему, что это было бы совершенно неправильно в нынешней компании, поэтому он ограничился светской беседой и пересказом последних заседаний совета. В общем, он чувствовал, что справился с собой относительно неплохо. По крайней мере, он ничего не опрокинул и не совершил никакой ужасной оплошности, и лорд Мельбурн отвесил ему более почтительный поклон, когда они расстались на вечер, чем когда он появился, так что все не так уж плохо. В общем, к концу каждого дня Мерлин был измотан. Он рухнул в постель, его мозг гудел от фактов, цифр, имен, теорий, позиций и терминов, и он спал как убитый, пока Рейм не приходил, чтобы вытащить его из постели на следующее утро. Теперь Мерлин понял, почему Артура всегда было так чертовски трудно разбудить. Он надеялся, что тот, кто заменил его в качестве слуги Артура, достаточно смел, чтобы физически вытащить ленивую задницу из постели и разбудить его, поскольку это часто единственный способ совершить подвиг. Впрочем, он сильно в этом сомневался. Потребовалось немало усилий, чтобы убедить его, но в конце концов он избавил Рейма от страха расстроить хозяина и убедил его в том, что он вправе применить силу, чтобы разбудить Мерлина. Уже дважды Рейму приходилось вытаскивать его из постели, чтобы пробудить от сна, хотя он еще не бросал его на пол, как это часто делал Мерлин с Артуром, но он уверен, что придет время, когда такие крайние меры станут необходимыми. Но, несмотря на усталость, Мерлин был благодарен за все, что отвлекало его каждый день, потому что это же и отвлекало его от менее приятных мыслей. Он скучал по Камелоту. Он скучал по нему так сильно, что это причиняло боль. Он быстро полюбил Картис со всей его магией и свободой, но Камелот всегда будет его домом. Он скучал по своим друзьям, по всем. Ему хотелось пойти в таверну с Гвейном и посмеяться над его возмутительно преувеличенными историями. Ему хотелось сидеть с Гвен и шутливо сплетничать об Артуре так близко, чтобы он мог подслушать, а потом по-детски смеяться, когда поймает их. Он хотел помочь Гаюсу приготовить лекарства и лишь вполуха слушать болтовню старика о свойствах только что собранных трав. Он хотел отправиться в поход и быть безжалостно поддразниваемым рыцарями, даже когда они помогали ему со всеми делами, которые должны были быть выполнены слугой. И больше всего он скучал по Артуру. Он не хотел ничего больше, чем снова оказаться рядом с Артуром, разделяя тот молчаливый вид общения, который они выработали много лет назад, что позволяло им точно знать, о чем думает другой, с одного взгляда. Он скучал по шуткам, по детской перебранке, которая поддерживала их обоих в здравом уме на протяжении многих лет борьбы и предательства. На самом деле он отсутствовал недолго, но это была самая долгая разлука между ним и Артуром с тех пор, как Мерлин впервые прибыл в Камелот. Когда они расстались в лагере, Артур сказал, что они скоро свяжутся, но Мерлин не получал никакой корреспонденции из Камелота. Впрочем, прошло всего несколько недель, так что, возможно, он просто еще не успел этого сделать. Или, что более вероятно, по мнению Мерлина, Артур просто не хотел с ним общаться. Отношения между Камелотом и Картисом очевидны, и было маловероятно, что оба королевства пересмотрят свою позицию, так что на самом деле у них нет причин обсуждать это вообще. Мерлин не стал писать Артуру. В этом нет никакого смысла, да и Артур вряд ли захотел бы его слушать. Эта мысль тяжестью висела у него на шее, тянула вниз, хотя он изо всех сил старался держать голову высоко. Мерлин всегда ценил отношения, которые у него сложились с Артуром, и все же недооценил, насколько больно будет потерять их. Но, как бы ему ни хотелось вернуться, он больше не мог этого допустить. Мало того, что они находились в нескольких лигах друг от друга, но и его дружба с Артуром, несомненно, была безнадежно испорчена. Артур никогда больше не поверит ему, после всего, что он сделал, после всей лжи, которую он наговорил. Та часть его жизни закончилась, та часть, где Артур был для него всем, и теперь ему предстояла новая жизнь. Поэтому он перевернулся на другой бок и зарылся лицом в подушку, думая о запасах зерна и боевых стойках.