Стать королем

Возвращение в Камелот было далеко не таким приятным, как отъезд. Тогда они были относительно веселой компанией, настолько веселой, насколько могли быть веселы те, кто ехал, чтобы убить дракона, который терроризировал невинных жителей деревни, разговаривая, шутя и смеясь вместе, как они всегда делали в таких путешествиях. Рыцари Круглого стола считались братьями, семьей, до тех пор, как впервые появились в заброшенном замке, когда Артур нарушил многовековую традицию, посвятив в рыцари группу людей низкого происхождения, которые, как он знал, достойны этой чести. Но за круглым столом по правую руку от Артура сидел Мерлин. Даже когда Артур сменил длинный стол совета в Камелоте на круглый, а Мерлина снова заставили стоять позади него в качестве слуги, никто из них не забыл, что именно он удостоился почетного места, предназначенного для самого доверенного советника короля. И вот теперь Рыцари Круглого стола возвращались домой без него. Первый день пути прошел в мрачном молчании, каждый был слишком погружен в свои мысли, чтобы высказать их вслух. Поначалу Артур мысленно благодарил за отсутствие пустой болтовни, но к тому времени, как опустились сумерки и они улеглись спать, он отдал бы все, чтобы кто-нибудь отвлек его. Ему есть о чем подумать, о чем поразмыслить, и он медленно погружался все глубже и глубже в одно из своих мрачных настроений. Обычно, когда он впадал в такое состояние, именно Мерлин отваживался подбадривать его словами мудрости и уверенности, не смотря на активное сопротивление. Зная все это и отчетливо понимая, что на этот раз ничего подобного не случится, он только усугубил ситуацию в десять раз. Ему оставалось только ждать, пока они доберутся до Камелота, где он сможет обнять свою Гвиневеру, зарыться лицом в ее волосы и надеяться, что она знает его лучше, чем он сам; она умела говорить с ним через его собственные мысли, вести его за руку к решению, которое он не осознанно уже принял и на которое он привык полагаться все эти годы. Это представлялось одной из многих причин, по которым он влюбился в нее. «Где угодно будет лучше, чем здесь» подумал Артур. Гвейн был каменным и немым, сердито глядя на Артура всякий раз, когда тот случайно смотрел в его сторону. Не то чтобы Артур не считал, что он этого заслуживает, потому что он этого заслуживал, но это, безусловно, делало ситуацию немного неудобной, особенно когда Персиваль пытался привлечь внимание Гвейна, чтобы спросить, почему он смиряет Артура подобным взглядом, словно тот являл собой воплощением дьявола. Леон прибывал в рассеянности и задумчивости, что считалось за редкость, ведь его обычная настороженность уступила место состоянию глубокой прострации, которая, по-видимому, забрала всю его концентрацию. Артур не уверен, что помнит, когда тот моргал в последний раз. Однако на второй день путешествия, когда они остановились отдохнуть и напоить лошадей, Элиан наконец поднял «табуированную тему». — Значит, ты действительно собираешься вот так его отпустить? — спросил он. Он сразу же привлек внимание всех на небольшой поляне. Никто не нуждался в пояснениях, о ком идет речь. — Он имеет полное право идти, куда ему заблагорассудится, — сухо ответил Артур, оборачиваясь, чтобы проверить лошадь на предмет воображаемых повреждений, чтобы не поворачиваться лицом к своим людям, которые даже не пытались притвориться, что не слушают. — Но он же твой слуга… — И он имел полное право покинуть свой пост. Он был моим слугой, а не рабом, — рявкнул Артур. — И как член королевской семьи чужого королевства, с которым мы не в лучших отношениях, его задержание могло расцениваться как акт войны. По правде говоря, ему даже не пришло в голову попытаться помешать Мерлину отправиться в Картис. И в свете всего, что он теперь знал, он сомневался, что смог бы удержать его там, где он не хотел. Элиан ответил не сразу. — А если нет? — А если нет? — повторил Артур, нарочито тупо, думая, что знает, куда ведет эта линия допроса и которой ему хотелось бы избежать. — Если он не был членом королевской семьи, — уточнил Элиан. — Если бы Картис не имел к этому никакого отношения. Мог бы он по-прежнему свободно уйти? Или его новообретенное королевское наследие — единственная причина, по которой он не закован в цепи? Артур ошеломлен прямотой вопроса, настолько смелым, что это прозвучало почти как обвинение. Элиан всегда был одним из самых сдержанных его рыцарей, обычно довольствуясь тем, что оставлял столкновения Гвейну, как более воинственной личности. То, что именно он будет выступать в пользу Мерлина, вывело Артура из равновесия. И конечно, это был вопрос, на который у него не имелось ответа. Весь день его мучила мысль о том, что он мог бы сделать, если бы обстоятельства сложились несколько иначе. Он вовсе не был уверен, что этого не случилось бы, что он не заковал бы Мерлина в кандалы. — Он не представляет угрозы для королевства, — сказал он, уклоняясь от ответа. У него кончились причины осматривать лошадь, и он ограничился тем, что поправил ремни на вьюке, хотя они и без того идеально выровнены. — Ты в этом уверен? — спросил Леон скорее с тревогой, чем с сомнением, будто желая верить в это, но отчаянно нуждаясь в разрешении своего повелителя, в заверении, что ему позволено так думать о колдуне. — Ему, черт возьми, лучше бы в это верить, после всего, что Мерлин для него сделал, — пробормотал себе под нос Гвейн, обращаясь скорее к самому себе, чем к группе в целом, но это вызвало у Артура укол ревности, достаточно сильный, чтобы он перестал притворяться равнодушным и повернулся к нему лицом. — А что ты знаешь о том, что он сделал, сэр Гвейн? — спросил Артур, зная, что провоцировать непостоянного рыцаря — плохая идея, но он был слишком взвинчен, чтобы волноваться; он так зол, так взволнован, что с радостью воспользовался бы любым выходом для своего разочарования, даже таким, который мог бы навредить им обоим в процессе. — Я знаю достаточно, — процедил Гвейн сквозь стиснутые зубы. Его руки сжаты в кулаки, как будто он не хотел ничего больше, чем ударить Артура, но только сдерживал себя, потому что, несмотря на то, что большинство людей, казалось, думали, что он имел, по крайней мере, каплю уважения к положению Артура. Часть Артура хотела, чтобы он отпустил этот контроль, дал ему повод ввязаться в драку и сбросить напряжение. Гвейн невесело рассмеялся. — Более чем достаточно, чтобы знать, что ты никогда не заслуживал преданности Мерлина. Сказанное больно било, особенно потому, что Артур все больше и больше склонялся к тому, что это правда. — Мне не нужна преданность от лжецов и предателей, — выплюнул он. — Мерлин не предатель, — яростно заявил Гвейн, делая шаг вперед. — Может быть, я и не знаю многого из того, что он сделал за эти годы, но то, что он не предатель мне точно известно. — Ты ничего не знаешь, — огрызнулся Артур. — Я его друг, — настаивал Гвейн. — И я его знаю. — Я был его другом задолго до тебя, Гвейн, — прорычал Артур, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него. — Был ли? — спросил Гвейн, широко раскрыв обвиняющие глаза. — Ты уверен, что Мерлин знал об этом? Когда ты в последний раз говорил ему об этом, а? Что ты был его другом? Потому что ты, черт возьми, вел себя совсем не так. Ты обращался с ним как с грязью. — Гвейн, ты же знаешь, что это неправда, — попытался вмешаться Персиваль, но Гвейн не обратил на него внимания, весь гнев, накопившийся в нем за последние два дня, наконец-то вскипел. — Неужели все эти годы службы ничего для тебя не значили? Мерлин посвятил тебе свою жизнь, а ты отплатил ему тем, что схватил за горло. Артур отшатнулся от этих слов, чувствуя себя так, словно получил сильный удар, хотя Гвейн не поднимал на него руку. Вся его собственная ярость потонула в ледяной волне стыда и ужаса. Гвейн был прав. Артур не имел права расстраиваться из-за того, что Мерлин не доверился ему, он никогда не давал Мерлину повода полагать, что ему можно доверять. Говорил ли он когда-нибудь Мерлину, как много он для него значил, как много Артур привык полагаться на его советы и поддержку? Говорил ли он когда-нибудь Мерлину, что он единственный человек, которому Артур мог по-настоящему доверять, единственный, чья преданность ему никогда не подвергалась сомнению? Скрытность Мерлина, его страх — это вина Артура. Нетерпимость Артура, его целеустремленная ненависть к магии и всем тем, кто ее практиковал, убедили Мерлина, что он никогда не сможет заглянуть дальше нее, что ему даже не следует пытаться. Это была вина Артура, и все же он набросился на Мерлина за это, его страх, предубеждение и гнев подавляли его чувства, затмевая тот факт, что он действительно знал Мерлина, независимо от того, сколько секретов он хранил. — Артур, это… это правда? — спросил Леон. Рыцари смотрели на него так, словно никогда раньше не видели, с ужасом и недоверием. Артур с трудом сглотнул, не в силах встретиться с ними взглядом. Его руки дрожали, и он чувствовал, что его может снова вырвать. — Это… это не самый гордый момент для меня, — прохрипел он. — Это была слишком бурная реакция. И я хотел бы все исправить, если бы мог. Гвейн отступил, все еще выглядя мертвенно-бледным, но гнев смешался с замешательством от неожиданного, нехарактерного для Артура отступления и своего рода неохотным умиротворением от его очевидного раскаяния в своих действиях. — Но ты не можешь, — сказал он не так резко, как мог бы. — Знаю, — Артур провел пальцами по волосам, внезапно почувствовав себя измученным и подавленным. Он просто хотел забраться в свою большую удобную кровать к своей очаровательной жене и спать до тех пор, пока все это не пройдет и он не сможет проснуться, чтобы обнаружить, что происходящее последних дней сон, простой кошмар. — Нам нужно идти, если мы хотим добраться до города к ночи. Он вскочил на коня, не глядя на рыцарей. Они неловко помедлили, обмениваясь взглядами. Он не мог сказать, о чем они думают, но, с другой стороны, он вовсе не уверен, что хотел бы знать. Если бы их мысли были хоть немного схожи с его собственными, то они были бы не в его пользу. В конце концов все они один за другим сели на коней и выстроились в шеренгу позади Артура, когда он повернул своего коня в сторону Камелота. Эта поездка приносила еще больше неудобств, чем вчерашняя, тишина натянулась на то, что было сказано, и на то, чего нет. Артур опустил голову и уставился в землю. К тому времени, когда они добрались до городских ворот, свет уже начал меркнуть на небе, солнце садилось на западе, освещая башенки сзади и отбрасывая длинные тени на двор. Гвен ждала их на крыльце замка, предупрежденная стражниками об их прибытии. Ее облегченная улыбка дрогнула, когда они подошли достаточно близко, чтобы она могла увидеть их напряженные, несчастные лица и сосчитать их количество. Ее глаза расширились, и она прикрыла рот рукой, выглядя опустошенной, когда сделала неправильный, хотя, по общему признанию, самый логичный вывод относительно того, что произошло. — Они живы, Гвиневра, — заверил ее Артур, выпрыгивая из седла. Она на мгновение закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Где они? — спросила она. — Где Мерлин? Почему он не с тобой? А Мордред? — Они ушли, — просто сказал он. Он пронесся мимо нее к верхней площадке лестницы, оставив свою лошадь и вещи одному из конюхов. Он не хотел вступать в этот разговор в открытую; он не думал, что сможет выдержать его с последними остатками своего достоинства, не с осознанием, к которому он пришел в течение дня. Он слышал, как Гвен шепотом спросила что-то у своего брата и других рыцарей, но те лишь покачали головами, понимая, что не их дело рассказывать ей обо всем произошедшем. В конце концов ей пришлось признать свое поражение и последовать за Артуром в замок, не отставая от него, пока они не добрались до покоев. Он прислонился к двери лбом, как только закрыл ее, и на мгновение собрался с духом для того, что собирался сказать. Он не знал, что сказать. Это было бы еще труднее, чем рассказать об этом рыцарям, потому что Гвен была другом Мерлина еще до Артура, задолго до всех остальных. Конечно, ей будет очень больно узнать, что Мерлин лгал ей так долго. — Что случилось, Артур? — спросила она, положив маленькую, но твердую руку ему на плечо и притянув к себе. Ее карие глаза блестели, в них читалось беспокойство. Он мог потеряться в этих глазах, но переполняющая их тревога не позволяла ему этого. Артур заключил ее в объятия, крепко прижал к груди и уткнулся носом в мягкие кудри, вдыхая ароматы лавандового масла. Это был такой отчетливый запах, вся Джиневра. Он накатил на него волной, успокаивая так, как ничто другое не могло. Она обняла его за талию и так же крепко прижала к себе, хотя легкое трепетание ее рук на его спине сдерживало растущую взволнованность. — Артур, что происходит? — снова спросила она, осторожно высвобождаясь и беря его лицо в свои руки. — Ты меня пугаешь. — Я сам себя пугаю, — признался он, побуждаемый к полной честности обещанием безусловной любви и принятия. Они уже столько пережили вместе, он и Гвиневра. Она любила его все это время и будет любить и сейчас. — Я думал, что я лучше, чем мой отец, что я никогда не буду таким, как он, но я просто… Я был так… Я… я не мог… — Артур, прекрати, пожалуйста, просто… — сказала Гвен, грусть в ее глазах сменилась настоящим страхом, когда он запнулся на своих словах. — Артур, тебе нужно притормозить. Начни с самого начала и расскажи мне все. — Артур наклонился, прижался лбом к ее лбу, прерывисто вздохнул и попытался взять себя в руки еще несколько минут. Он должен был сказать ей, она заслуживала знать, но он уверен, что сможет изложить события последних нескольких дней, не развалившись окончательно. — А что случилось с драконом? Просто начни с этого, — подсказала она. Он поднял голову и кивнул. — Никакого дракона не было, — сказал он, чем заставил ее смущенно нахмуриться. — Но эти деревенские, — сказала она. — Они сказали, что их город был разрушен… — Они лгали, — перебил он ее. — Никакого дракона нет. Да, дракон есть, но он не имел к этим событиям никакого отношения. Вернее, имел, но все же… — Он осекся, прежде чем продолжить бессвязную болтовню, которую Гвен не поняла бы, и заставил себя вернуться к началу. — Их послали, чтобы выманить нас. — Засада? — в тревоге спросила Гвен. — Нет. Ничего подобного, — сказал он. — Нас ждал только один человек. И он сказал, что просто хочет поговорить с Мерлином. — Мерлином? — Она выглядела такой же растерянной, при мысли о том, что кто-то пошел на все эти неприятности только для того, чтобы связаться с Мерлином. Артур кивнул. — Кем он был? Что ему от него нужно? И почему он пошел на такие крайности? Обманывая о нападении дракона, я имею в виду. — Вот тут-то все и усложняется, — вздохнул Артур. — И совершенно невероятно. Хотя, вспоминая сейчас, в это уже не так и трудно поверить, как когда я впервые услышал. Но потом, узнав все, многое в прошлом мгновенно проясняется. — Насколько сложно? — настаивала она, выглядя так, словно ее немного раздражало то, как трудно оказалось вытянуть из него эту историю. Он просто должен сказать это, ничего другого не оставалось. — Этот человек был магом из королевства Картиса. И он выследил Мерлина, чтобы сообщить ему, что его отец, Повелитель Драконов Балинор, был их бывшим принцем. — Изящные брови Гвен взлетели вверх, когда она уставилась на него. — Отец Мерлина был принцем? — тупо повторила она. — Ты имеешь в виду принцем Картиса? — Именно. И как таковой, отец Мерлина был не только Повелителем Драконов, но и магом королевского происхождения. Мерлин сам сказал мне, что унаследовал все эти способности от своего отца. — Все… — начала она, но остановилась, собираясь с мыслями. Он пристально наблюдал за ней, видя, как расширяются ее зрачки, формируются выводы. — Он…? Ты хочешь сказать, что… что Мерлин — маг? — спросила она, с тяжело улавливаемым тоном. Артуру пришлось крепко зажмурить глаза; просто услышав слова, произнесенные вслух, он снова ощутил прилив эмоций, но все это было слишком запутанным и разрозненным, чтобы понять смысл. — Да, — сказал он почти шепотом. — Он был магом задолго до того, как пришел в Камелот. И он был Повелителем Драконов с тех пор, как Балинор был убит почти девять лет назад. — Гвен несколько мгновений молчала, закусив нижнюю губу, а Артур все это время не пошевелился. Ей, как и ему, нужно обдумать это откровение. Он просто держал ее, обнимая руками за тонкую талию и наслаждаясь ощущением ее мягкого тела рядом со своим. Она положила руки ему на грудь, одной рукой прижимая к сердцу, чтобы чувствовать его ритм ладонью. — Так вот где сейчас Мерлин? Вот почему он не вернулся с тобой? Он уехал в Картис? — спросила она наконец. Увидев ошеломленное выражение его лица — он не ожидал, что она так быстро поймет эту связь, — она слегка улыбнулась и объяснила: — Несколько недель назад ты сказал мне, что их королева умерла, не оставив наследника и близких родственников. Если у Мерлина королевская кровь, и этот маг приложил столько усилий, чтобы найти его сейчас, я могу только предположить, что это было потому, что он единственный оставшимся человек с кровными претензиями на трон. Артур на мгновение поразился тому, как далеко продвинулась его жена с тех пор, как стала королевой, как хорошо она научилась понимать законы и политику королевского двора. Она обладала не только красотой и добротой, но и сообразительностью и проницательностью. Гвиневра была великой королевой, без которой он бы пропал. — Да, — сказал Артур. Он хотел продолжать, хотел рассказать всю историю до конца, или, может быть, разглагольствовать и бредить, выплеснуть все противоречивые чувства, которые он испытывал, кружась в водовороте, которым сейчас представлялся его разумом, но он, казалось, не мог больше вымолвить и слова. Но Гвен смотрела на него своим острым, проницательным взглядом, который означал, что она понимала его чувства более точно, чем он сам, поэтому он просто ждал, что она заговорит. — Раньше ты сказал, что сам себя пугаешь, — неожиданно мягко произнесла она, — Ты что-то говорил о своем отце. — Он судорожно сглотнул, почувствовав, как в горле у него что-то сжалось, и почувствовал горячее покалывание, предвещавшее слезы. — Я думал, что лучше его, — повторил он. — но это не так. Много лет назад я поклялся себе, что никогда не причиню боль тому, кто мне дорог в гневе, что бы он ни сделал. Но тогда я был просто так… так зол, и… и обижен, и я просто… Гвен положила ладонь ему на лицо, приподняв его голову, чтобы он снова посмотрел ей в глаза; он не осознавал, что опустил ее, боясь того, что мог увидеть в ее взгляде. Но там не было ничего, кроме любви, сострадания, понимания и всего того, что он не мог чувствовать к себе в данный момент. Это было единственное, что давало ему силы признаться. — Я схватил его за горло. Я чуть не задушил его, Гвен. Я… я никогда не думал, что способен на такое. Он даже не пытался сопротивляться мне. Он просто позволил бы мне… он позволил бы мне убить его, он… я почти… Его дыхание становилось все более частым, слезы боролись за освобождение. Гвен притянула его к себе и обхватила руками за шею, крепко прижимая к себе. Он уткнулся лицом в ее плечо и попытался унять дрожь, но все попытки бесполезны. Весь стресс последних дней обрушился на него, и он задрожал в объятиях жены. Она позволила ему плакать, крепче прижимая к себе, когда рыдания сотрясали его тело. Он не знал, как долго они так просидели, но, должно быть, прошло какое-то время. Уже совсем стемнело, когда слезы Артура утихли, а всхлипы перешли в сопение, звучавшее жалобно даже для его собственных ушей. Гвен что-то бормотала ему на ухо, гладила его по затылку, проводила пальцами по волосам на затылке, что всегда успокаивало его. Он отстранился и вытер мокрое лицо, но кожа его перчаток не очень хорошо впитывала влагу. Гвен достала откуда-то из-под платья носовой платок и с мягкой улыбкой протянула ему. — Вполне понятно, что ты злишься, Артур, — сказала она. — Тому, что я сделал, нет оправдания, Гвиневра, — настаивал Артур. — Это было предосудительно. — Да, — со вздохом согласилась она, — но каждому позволено время от времени ошибаться. То, что ты сделал, было не очень хорошо, но тот факт, что ты так к этому относишься, что осознаешь неправильность своего поступка, и сожалеешь о нем, имеет большое значение. — Я даже не думаю, что злюсь на него, — признался Артур, только сейчас осознав этот факт. — На обратном пути в Камелот я немного поругался с Гвейном, и он сказал кое-что, что заставило меня понять, что у Мерлина нет причин доверять мне. Учитывая то, что я всегда считал магию исключительно злом, и то, что я постоянно говорил ему об этом, он, конечно, никогда не сочтет это безопасным. И то, как я отреагировал, только доказало его правоту. — Он прожил всю свою жизнь в месте, которое говорило ему, что то, чем он является, — преступление. Я думаю, что ему было бы трудно обрести истинное доверие, — заметила Гвен. Она колебалась, потом снова прикусила губу и деликатно спросила: — Значит, тебя не беспокоит тот факт, что он колдун? — Я провел много времени, вспоминая его пребывание в Камелоте, — медленно проговорил Артур, — и из того, что я могу сказать, из всего, что я могу сказать о том, к чему Мерлин, возможно, приложил руку, он мало что сделал, кроме как помог нам. Его поступки говорят только о верности и преданности. Я просто не могу оправдать то, что считаю его злым, как мой отец всегда учил меня, что все колдуны будут такими. — Мерлин — один из самых добрых и сострадательных людей, которых я когда-либо имела удовольствие знать, — сказала Гвен. — Если у него есть магия, то я не могу представить, чтобы он использовал ее лишь из самых лучших намерений. — Знаю, просто… мне потребовалось время, чтобы прийти к такому выводу, — вздохнул Артур. — И к тому времени ущерб уже был нанесен. — Что еще случилось, Артур? — спросила она, поглаживая его по щеке. — Конечно же, ты не оставил все как есть. Артур расстегнул плащ и отбросил его в сторону, а Гвен помогла ему снять кольчугу, достаточно тяжелую, чтобы провалиться сквозь пол. Потом Артур взял ее за руку и повел к кровати, чувствуя себя опустошенным и измученным. Он прислонился к спинке кровати, и Гвен обняла его за талию, так что ее голова идеально поместилась у него под подбородком. Остальные события он излагал урывками, начиная с того, как он чуть не уничтожил бедное беззащитное дерево, и заканчивая тем, как ее брат защищал Мерлина, и праведным гневом Гвейна за своего друга. Гвен была несколько озадачена разговором, который он слышал, между Мерлином и драконом, но не тем фактом, что Мерлин считал своим долгом защищать его. — Он всегда старался изо всех сил, чтобы ты был в безопасности, Артур, — заметила она. — Он выпил яд за тебя всего через несколько месяцев после того, как попал сюда. — И он предложил сделать это снова через несколько месяцев, — признался Артур. — Он был решительно настроен пожертвовать собой вместо меня, чтобы залечить ущерб, нанесенный Завесой между мирами. — Мерлин сделал для твоей защиты больше, чем любой из твоих рыцарей. Тот факт, что он использовал магию, нисколько этого не меняет. Во всяком случае, это делает его преданность тебе еще более восхитительной, что он рискует своей жизнью каждый день, просто оставаясь в этом королевстве, нарушая закон, чтобы сохранить тебя в целости и сохранности. — Хотел бы я знать, почему, — сказал Артур. — Он спас мне жизнь задолго до того, как я ему действительно понравился. Мы едва выносили друг друга, когда встретились, и все же он оттащил меня от кинжала всего через несколько дней после того, как я бросил его в темницу, а затем попытался отрубить ему голову булавой. Дракон говорил что-то о судьбе, но я не мог разобрать, что именно. Все выглядело довольно загадочно. — Ну, знаешь, есть еще кое-кто, кого ты можешь спросить, — сказала Гвен. Артур в замешательстве нахмурился. Она подняла бровь. — Ты действительно думаешь, что Мерлин смог бы прожить так долго в Камелоте, если бы Гаюс не держал его в узде и не заметал следы? — Ну конечно! — воскликнул Артур. — Почему я не подумал об этом раньше? — Для этого я и нужна тебе, — засмеялась Гвен, наклоняясь, чтобы поцеловать его. — Чтобы указать на все простые вещи, которые ты не замечаешь, глядя на общую картину. — Я люблю тебя, Гвиневра, — тихо сказал Артур. — Не представляю, что бы я делал без тебя, — Ее дразнящая улыбка растаяла в чем-то легком и сердечном. — Я тоже люблю тебя, Артур, — сказала она. — А теперь поспи немного. Разговор с Гаюсом может подождать до утра. С Гвиневрой, мягкой и теплой в его объятиях, с грузом вины и стыда, немного снявшимся с его плеч, Артур подумал, что, может быть, только может быть, все еще может обернуться хорошо. Он еще мог все исправить. Способ должен существовать.