Стать королем

Мерлин все еще не спал, когда слабый утренний свет начал просачиваться сквозь верхушки деревьев. Леон давно уже разбудил Элиана на дежурство, и темнокожий рыцарь чистил кинжал, чтобы занять руки. Мерлин лежал так же, как и последние несколько часов, тупо глядя на медленно светлеющее небо и стараясь, чтобы в голове было как можно пустее. Это не помогало, ни в малейшей степени, и его паника не уменьшалась, несмотря на все его усилия подавить ее. Он на мгновение задумался, достаточно ли силен, чтобы остановить время. Замедлять время, конечно, он мог раньше, даже не думая об этом, но полностью остановить? Он был самым могущественным колдуном, когда-либо существовавшим, конечно, мог. Может, тогда ему не придется проходить через это. Как ни заманчива эта мысль, остальные в лагере начали шевелиться, разбуженные растущим солнечным светом, и он потерял свой шанс. Он выпрямился и принялся сворачивать свою постель движениями, давно ставшими бессмысленными и автоматическими от практики. Он пересек сонный лагерь, чтобы уложить вещи в седельные сумки коня, стараясь держать голову опущенной, чтобы не встречаться взглядом ни с одним из просыпающихся рыцарей; если он это сделает, один из них наверняка начнет задавать вопросы, на которые он не уверен, что сможет ответить прямо сейчас. Он прижался к знакомому теплу своей Ламрей, позволяя ей поддержать его на мгновение. Она повернулась, чтобы обнюхать его, ища морковку или кусочек яблока в качестве угощения, но у него не было ничего, чтобы дать ей, поэтому он просто нежно погладил ее бархатистый мягкий нос; Артур подарил ему нежную кобылу после того, как Мерлин был брошен не менее чем тремя энергичными меринами, которые обычно размещались в королевских конюшнях. Она принадлежала ему, сказал Артур, полностью, без всяких условий. Мерлин подозревал, что это также подарок, говорящий: «спасибо за спасение моей жизни», поскольку он был сделан вскоре после инцидента с лордом Баярдом и отравленной чашей, цель которой все еще была немного расплывчатой. Ламрей, конечно, не боевой конь, бесполезна для любого из рыцарей, но ее легкий, многострадальный темперамент как раз подходящий для Мерлина и его более посредственного искусства верховой езды. Он чрезвычайно рад возможности взять ее с собой. По крайней мере, здесь было что-то, от чего он не должен был отказываться. К тому времени, как Герунд вышел из палатки, снова накинув на плечи синий плащ, все рыцари уже проснулись и ели тушеное мясо, приготовленное Мерлином, чтобы занять себя. Он поймал взгляд Мерлина и почтительно склонил голову — своего рода неофициальное признание, которое Леон давал Утеру вне официальных встреч, где поклон был бы более подходящей формой приветствия. Он почувствовал, как краска заливает его щеки, и быстро отвел взгляд. Глаза Артура горячо всматривались ему в спину, что никак не помогало его смущению. Однако рука Гвейна на его плече вызвала у него легкую благодарную улыбку. Улыбка быстро исчезла, когда Элиан похлопал его по спине и наклонился через плечо со своей обычной дружелюбной улыбкой. — Что с тобой сегодня, Мерлин? — спросил он, с хрустом зевая, что исказило несколько его слов. — У тебя лицо длиннее, чем у лошади. Шутка провалилась, так как все внимание немедленно обратилось к ним, и Мерлин поморщился, зная, что дальше этого момента тянуть нельзя. В наступившей тишине Элиан обвел взглядом все нетерпеливые лица, и его собственные брови нахмурились в ответ. — Ладно, — медленно произнес он. — Что я пропустил? И почему меня никто не разбудил? В ответ на его вопрос воцарилось неловкое молчание, пока остальные рыцари выжидательно переводили взгляд с Мерлина на Артура, ожидая обещанного объяснения. Все они знали, что что-то случилось с их королем и его слугой, что-то, связанное с магом из другого королевства, но только двое из них знали, что именно. Гвейн и Мордред держались в стороне и молчали, ожидая, как будут развиваться события. Мерлин упорно смотрел на свои колени, изучая свои бескровные пальцы, впившиеся в ткань брюк. Скоро он будет носить более красивые вещи, предположил он, может шелка и бархат. Он как-то отстраненно размышлял, разрешат ли ему оставить свой шейный платок или его сочтут слишком потрепанной вещью для короля. Артур прочистил горло, и Мерлин вздохнул с облегчением, когда внимание отвлеклось от него на звук, каким бы кратким ни было это облегчение. — Сэр Герунд, — сказал Артур. — Не будете ли вы так любезны объяснить, для чего вы привели нас сюда? Приказ был сформулирован как вежливое приглашение, но тем, кто знал его так же хорошо, как и его рыцари, стало ясно, что Артур чувствовал себя не в своей тарелке и просто хотел переложить неприятную задачу на кого-то другого. Герунд удивленно приподнял бровь и неуверенно посмотрел на Мерлина, вероятно, полагая, что тот скорее расскажет им все сам. Мерлин увидел вопрос в его взгляде и кивком разрешил ему все объяснить вместо себя; он только рад, что ему не пришлось произносить эти слова. Герунд колебался, но в конце концов обратил свое внимание на рыцарей, ожидавших с плохо скрываемым нетерпением, написанным в каждой напряженной черте их лиц. — Я привел вас сюда, чтобы поговорить с Мерлином, — начал он, еще раз взглянув на человека, о котором шла речь. На этот раз Мерлин не смотрел ему в глаза, предпочитая снова изучать свои колени, а не свидетельствовать об этом, но все равно ободряюще кивнул. — Зачем вам это? — спросил Элиан. — Я был хорошо знаком с отцом Мерлина, Балинором, — признался Герунд. Он выглядел готовым продолжать, но Леон прервал его вздохом, заставившим Мерлина вздрогнуть. — Балинор, вы сказали? — повторил он, его ошеломленное выражение лица не оставляло сомнений, что он помнит имя и знает его значение. — Балинор, вы уверены? — Кто такой Балинор? — смущенно спросил Персиваль. — Он был Повелителем Драконов, чьей помощи мы искали во время нападения великого дракона на Камелот, — ответил Леон. — Мы надеялись, что он сможет управлять зверем, но он умер, не добравшись до королевства. — И тем самым он оставил наследство своему сыну, — торжественно произнес Герунд, не обращая внимания на ошеломленные возгласы рыцарей, которые еще ничего не знали. — И его способности, и его королевство. — Его… его королевство? — в замешательстве пробормотал Персиваль, что, возможно, было задушенной попыткой задать тот же вопрос, исходящей от Элиана. Леон, казалось, слишком потрясен, чтобы ответить. Мерлин крепко зажмурился, прижав голову к груди и желая провалиться сквозь землю, только чтобы ему не пришлось поднимать глаза на ошеломленные лица своих друзей. — Да, его королевство, — подтвердил Герунд. — Наша королева Элеонора, недавно овдовевшая, умерла несколько недель назад во время тяжелых родов. К сожалению, мы не смогли спасти ее дочь. В отсутствие мужа или ребенка трон должен перейти по кровному родству обратно к ее брату, Балинору. Вместо этого он достается его сыну и наследнику. — Мерлин? — недоверчиво спросил Элиан. — Мне повезло, что я вообще нашел его, не говоря уже о том, что так быстро, — продолжал Герунд, не обращая внимания на явную неспособность рыцарей понять его слова. Мерлин знал, что на него все глазеют. Он почувствовал жжение, покалывание в затылке, и сжал кулаки до невозможности крепче, чтобы они не дрожали, его хватка настолько сильна, что могла прорвать дыру в штанине. — Как вы это сделали? — Мерлин наконец поднял глаза, когда Артур заговорил, его голос и лицо выражали нейтральность. — Я имею в виду, нашли его, — уточнил он. — До самой смерти Балинора Мерлин не знал о своем происхождении, а Балинор — о своем потомстве. — Боюсь, именно для этого и понадобилась эта уловка, милорд, — признался Герунд с легким извиняющимся поклоном. — Послание, которое мы вам послали, не единственное. Мы связались с несколькими королевствами в надежде, что новости о нашем бедственном положении достигнут ушей нового Повелителя Драконов. Если бы это случилось, мы знали, что он был бы вынужден прийти к нам на помощь в усмирении своих своенравных сородичей. Мы сожалели о необходимости обмана, но другого способа установить личность нашего наследника у нас не было. — Значит… дракона вообще нет? — растерянно спросил Персиваль. — Их двое, — сказал Герунд, — но ни один из них не предпринял никаких действий против нас. Килгарра всегда доброжелателен. Его мудрость хорошо служила нам до того, как он покинул королевство вместе с Балинором, и, несомненно, она послужит нам снова. Что же касается другого… — Герунд замолчал, нерешительность омрачила его черты. — А другой? — настаивал Леон, наконец обретя дар речи. — Другой находится в обществе Морганы, — услышал Мерлин собственный голос, произнесенный без его разрешения. Все взгляды обратились к нему, и он, наконец, заставил себя выйти из своей оборонительной позиции у огня, поднявшись на ноги, хотя и не мог оторвать взгляда от земли. — Моргане удалось завоевать его преданность, хотя я не знаю, как. Он всего лишь ребенок, едва ли больше, чем младенец. Он не понимает последствий своих поступков, но это не оправдывает их. Я не знаю, как он влюбился в нее, но я серьезно намерен вернуть его. На это никто не ответил. Даже Артур теперь смотрел на него в шоке, выражение его лица стало непроницаемым, а плечи напряженными. Это не должно быть таким уж большим сюрпризом, учитывая, что Артур, Гвейн и Мордред столкнулись с Эйзусой в Исмере и знали, что он в сговоре с ней. Может, это просто участие Мерлина, которое каким-то образом делало все еще хуже. Мерлин должен защитить его, вырастить и позаботиться о том. Вместо этого он пренебрег Эйзусой и позволил Моргане забрать его. Он был ранен, чахлый, болезненный, застрял под ненавистным влиянием Морганы, и это вина Мерлина. Он винил себя, так почему бы рыцарям не сделать то же самое? Герунд переступил с ноги на ногу, его рука легонько дернулась к рукояти меча, как будто он мог подумать о том, чтобы выступить на защиту своего нового государя от потенциально враждебных рыцарей, но он не сделал ни малейшего движения, чтобы нарушить гнетущую тишину, которая царила над ними всеми. — Ты немедленно отправляешься в Картис? — Гвейн заговорил, крепко скрестив руки на груди и с нехарактерно серьезным лицом: конечно, он уже знал ответ, но нужно что-то сказать, чтобы выйти из тупика. Мерлин молча кивнул, онемение, наконец, подкралось, чтобы стереть все остальные эмоции, когда друзья уставились на него с открытым изумлением, предательством, недоверием и смятением, борющимися за доминирование. Похоже, что он достиг предела того, сколько он мог чувствовать в данный промежуток времени, и полностью перестал чувствовать, неспособный справиться с натиском. Это странно приятно. Может, так лучше — покинуть Камелот, когда рыцари смотрели на него вот так. — Милорд, я прошу разрешения сопровождать их в Картис, — официально произнес Мордред, выходя из-за края лагеря и становясь рядом с Мерлином. Артур удивленно посмотрел на него, как и остальные рыцари, кроме Гвейна, который уже знал об этом плане, будучи там, когда Мерлин предложил его, и Герунда, который, как подозревал Мерлин, скорее всего, догадался о магии молодого рыцаря в их беседах прошлой ночью. — Почему, сэр Мордред? — спросил Артур, когда он вновь пришел в себя. — Как вы знаете, сир, я вырос вместе с друидами, — осторожно сказал Мордред, что вызвало небольшой ропот у рыцарей, которые еще не знали об этом факте. — Лагерь, в котором я родился, разграблен и уничтожен, когда я был еще довольно юн. Мы все разбежались. У меня есть основания полагать, что Картис может быть домом для моих родственников. Мерлин не знал, правда это или просто отговоркой, придуманной Мордредом, чтобы объяснить свой интерес к волшебному королевству, но в любом случае это казалось правильным. Артур на мгновение задумался, поджав губы, время от времени бросая взгляд на Мерлина, прежде чем коротко кивнуть. — Я далек от того, чтобы отказать вам в вашей семье. Разрешаю вам, сэр Мордред, посетить Картис. Мерлин не упустил легкий акцент на слове «посетить», ясно давая понять, что Артур ожидает скорого возвращения Мордреда в Камелот, как и рыцарь, о котором идет речь, но он просто склонил голову в знак благодарности и придвинулся ближе к Мерлину. — Ну, — резко сказал Герунд. — Солнце уже высоко. Нам лучше выдвигаться сейчас, если мы хотим добраться до Картиса до наступления сумерек. Я хотел бы представить вас совету сегодня днем, если это вообще возможно. Мерлин вскинул голову, широко распахнул глаза, и успокаивающее оцепенение снова сменилось паникой. — Сегодня? — он взвизгнул. Он надеялся, что у него в запасе больше времени, чтобы подумать, подготовиться к чудовищности того, что с ним происходит, приспособиться к радикальным переменам; он еще не успел избавиться от ощущения сюрреализма, от мысли, что, возможно, все это просто странный кошмар, и он проснется в любой момент в своей крошечной комнате в покоях Гаюса, а Артур будет звать его по коридорам, как делал это миллион раз раньше. — Я знаю, что все это происходит очень быстро, но время имеет значение, — сказал Герунд с извиняющейся гримасой. Плечи Мерлина поникли, напомнив, что стабильность королевства зависит от него. Он устало потер лицо, снова чувствуя тяжесть взглядов на своей спине. Он задавался вопросом, было ли им так же трудно переварить все это, как и ему. — Хорошо, — вздохнул он, смиряясь с тем, что его слова звучат ровно и невыразительно. — Тогда, пожалуй, нам лучше поторопиться. Он двинулся к лошадям, намереваясь еще раз проверить вещи, которые он уже упаковал и закрепил, по крайней мере, дважды с тех пор, как проснулся. Рыцарям потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и подражать ему. Они разбили лагерь в оцепенении, все время бросая нескромные взгляды в сторону Мерлина. Они, казалось, не могли найти слов, но Мерлин не винил их за это; в конце концов, он тоже не придумал, что сказать. — Мы скоро поедем, милорд, — сказал ему Герунд. Мерлин вздрогнул, когда Леон недоверчиво уставился на почтительную форму обращения, его скатка выпала из ослабевших пальцев и шлепнулась обратно в грязь. — Пожалуйста, Герунд, никаких титулов до тех пор, пока это не станет абсолютно необходимым, — с отчаянием пробормотал он. — Хорошо, мои извинения, мой Ло… э-э, Мерлин. — Герунд одарил его застенчивой улыбкой и пошел искать свою собственную лошадь, с того места, где она свободно паслась. Мерлин возился с ремнями на рюкзаке, не заботясь о том, что они уже застегнуты и надежно закреплены. — Итак, — неловко начал Элиан, подходя к своему коню. — Король, да? — Небрежность была натянутой, но Мерлин тем не менее оценил усилия; это давало ему некоторую надежду, что, возможно, его отношения с рыцарями не были полностью потеряны. — По-видимому, так, — ответил он, прочищая горло, когда слова вышли грубыми и хриплыми. Элиан, казалось, больше ничего не мог сказать и поэтому молчал. Он закончил привязывать лошадь и повернулся, чтобы уйти. — Не мог бы ты… — выпалил Мерлин, прежде чем понял, о чем именно хотел спросить. Элиан снова посмотрел на него. — Просто… скажи Гвен… ладно? — Наконец начал Мерлин. — Скажи ей, что я ничего не сказал ей не потому, что не доверял. Я не хотел подвергать ее опасности, делая соучастницей моих преступлений. По законам Утера ее судили бы так же сурово, как и меня. Элиан с минуту изучал его, выражение его лица было трудно прочесть. — А по законам Артура? — тихо спросил он. Мерлин отвернулся, не в силах выдержать смущающе прямой взгляд рыцаря, и стыд охватил его, как огонь. Элиан, конечно, прав. Артур не был своим отцом, он давно это доказал. Мерлин часто думал, что, возможно, он совершает ошибку, не доверяя ему, но когда альтернативой была его смерть или изгнание, он не был достаточно храбр, чтобы рискнуть. Он услышал удаляющиеся шаги Элиана и тяжело вздохнул, на мгновение прислонившись к крепкой шее своей кобылы. Он надеялся, что Гвен поймет. Она была его первым другом в Камелоте, и он не думал, что сможет потерять ее, особенно после того, как уже потерял Артура. — Вы готовы, Мерлин? Мерлин обернулся и увидел Мордреда и Герунда, стоявших с одной стороны лагеря с поводьями в руках, шатер был разобран и погружен на лошадей, а остальная часть отряда, с которым он прибыл, — с другой. Они были собраны и готовы к отъезду, но, похоже, не собирались уходить прямо сейчас. Они то и дело бросали на Артура тревожные взгляды, словно ожидая, что он положит конец всей этой нелепости, может, позовет Мерлина назад или даже отдаст приказ об аресте, но он просто стоял во главе своего отряда и ждал. Мерлин подвел свою кобылу к кобыле Мордреда и повернулся лицом к королю. Хорошо. Бывшему королю, теперь. — Полагаю, мы скоро выйдем на связь, — сухо произнес Артур, не снимая дипломатической маски. — Конечно, — сказал Мерлин, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, чтобы встретить пустой взгляд Артура с высоко поднятой головой, несмотря на боль, пронзившую его живот. Как недавно коронованный государь, он, без сомнения, должен будет переписываться со многими иностранными правителями, чтобы подтвердить связи и пересмотреть союзы. Это не имело никакого отношения ни к нему, ни к ним, но к их королевствам. Большего он и не мог ожидать. Это не помешало ему добавить: — Будь осторожен, Артур. На этот раз Артур отвел взгляд. Он сделал знак своим рыцарям и вскочил на коня. Остальные последовали его примеру, за исключением Гвейна, который задержался. — Ты тоже береги себя, Мерлин, — сказал он. — Береги себя. Мерлин одарил его улыбкой, жалкой, но все же настоящей. — Я так и сделаю, Гвейн. Они еще раз кивнули на прощанье, и Гвейн вскочил в седло более ловко, чем Мерлин мог когда-либо видел. Артур повернул их к Камелоту, и Мерлин с тяжелым сердцем наблюдал, как его друзья исчезли за деревьями. Мордред положил руку ему на плечо, легонько сжал, и Мерлин удивился, как много утешения он получил от этого простого жеста, от предложения поддержки, от лица, которое в течение многих месяцев приносило только страх и ужас. В ближайшие дни ему понадобится знакомое лицо. — Нам еще многое предстоит сделать, — тихо сказал Герунд. Мерлин просто кивнул и сел на коня, остальные сделали то же самое по обе стороны от него. Странно хоть раз оказаться посередине, размышлял Мерлин, зная, что те, кто рядом с ним, защищают его от угроз. Он никогда не был достаточно важной персоной, чтобы заслужить такое центральное положение в путешествующем отряде. Он всегда был на периферии, его глаза и его магия рыскали по деревьям в поисках признаков опасности, готовый защитить Артура любой ценой. Это, конечно, была перемена. Однако он не стал возражать. Он сомневался, что в этом будет какой-то смысл. Герунд пришпорил коня и повел его в противоположном направлении. Они долго ехали молча, не зная, что сказать друг другу. Мерлин чувствовал себя опустошенным, словно его выжали досуха. Потрясения вчерашнего дня, похоже, не оставили в нем ни капли прежнего. Он позволил лошади успокоить себя и погрузиться в бездумье, прогнав прочь все тревожные мысли, которые попытаются завладеть его разумом. Какое-то время это работало, и он наслаждался временным отсутствием сильных эмоций, разрушающих его мыслительные процессы. Они ехали все утро, неуклонно продвигаясь вперед по мере того, как солнце продолжало подниматься. Они остановились, когда солнце достигло зенита, чтобы отдохнуть, напоить лошадей и съесть часть путевого рациона из их вьюков. Мерлин сидел на берегу небольшого ручья, у которого они спешились, наполняя свой бурдюк водой и просто глядя на лес вокруг. Утверждение Герунда о безопасности прошлой ночи оказалось верным, и они не столкнулись ни с какими враждебными отрядами, да и вообще ни с кем. Здесь все очень мирно, деревья были пышными и зелеными, а животные с любопытством и без намека на страх наблюдали за ними, когда они проходили мимо. Даже солнечный свет казался ярче, когда он просачивался зеленым сквозь полог листьев, отбрасывая пятнистые тени на лесную подстилку, прохладный воздух был свежее и слаще в его легких, а магия Мерлина практически светилась под его кожей, умоляя высвободиться, протянуть руку и слиться с землей под его ногами. — Это место, — сказал он, не оборачиваясь к своим спутникам, говоря тихо, чтобы не нарушить странную святость, которую он чувствовал здесь. — Оно такое… живое. — Магия этой земли здорова и довольна, — сказал Герунд. — Мы живем в гармонии с землей и чтим ее так, как она того заслуживает. Она, в свою очередь, приветствует нас. Мерлин повернулся и посмотрел на него. — Так вот что я чувствую? — он спросил. — Магия земли? — Дракон сказал почти то же самое, когда он спросил о Картис. Герунд кивнул. — Я думаю, что из земель таких королевств, как Камелот, выщелачивается магия, — сказал он с глубокой печалью, чувствуя настоящую боль при мысли о такой судьбе. — Там природа не так снисходительна, как здесь. Словно в подтверждение его слов, маленький кролик, чей пятнистый коричневый мех делал его почти невидимым в подлеске, выскочил из своей норы, чтобы с любопытством обнюхать сапог Мерлина, и отскочил только тогда, когда колдун встал. — Когда мы доберемся до Картиса? — спросил он, заметив расположение солнца в небе над головой. Он не уверен, каким должен быть ответ. — Пока что мы неплохо продвигаемся, — сказал Герундий. — Мы доберемся до города через несколько часов, а может, и меньше. Мерлин кивнул и принялся теребить шейный платок, морщась, когда синяки, скрытые под ним, протестуя заболели. — А вы бы согласились… хотите, я исцелю их для вас? — неуверенно предложил Герунд. Мерлин удивленно вздрогнул; мысль о том, чтобы использовать магию для исцеления синяков, даже не приходила ему в голову, хотя, вероятно, должна. Не лучшим первым впечатлением было бы появиться перед советом в грубой, поношенной крестьянской одежде, покрытой трехдневной дорожной грязью, и с отчетливым отпечатком руки на шее. — Думаю, так будет лучше, — согласился он. — Я сам никогда не мог научиться целительным заклинаниям, сколько бы ни пытался. На самом деле, он бы подумал сейчас, что со всеми случаями, когда Артур был ранен или почти убит, он мог бы справиться с несколькими простыми исцеляющими заклинаниями. Увы, они просто никогда не работали. Наверное, он лучше умел причинять людям боль, чем лечить. И разве не так обстоят дела? — У нас в Картисе много известных целителей, если вы хотите узнать больше об искусстве врачевания. Они всегда рады поделиться своими знаниями и навыками с любым, кто будет стоять на месте достаточно долго, чтобы слушать, — сказал Герунд с усмешкой. Он подошел ближе и осторожно провел ладонью по шее Мерлина, как раз над его платком, где были видны синяки. — Gelàcne, — произнес он нараспев, и это слово слетело с его языка с легкостью знакомого, без оттенка страха и осторожности, которые можно услышать всякий раз, когда Мерлин произносил слова Старой Религии. Волна прохлады, затопившая его кожу, заставила его вздрогнуть, но когда Герунд отодвинулся, жесткая боль, мучившая его со встречи с Артуром, исчезла, и на коже не осталось никаких следов. — Спасибо, — пробормотал он, протягивая руку и проводя кончиками пальцев по безупречной коже. Она слегка покалывала под его прикосновением, остатки магии Герунда реагировали на его. Какая-то маленькая часть его чувствовала себя виноватой за то, что позволила исцелить себя. Он заслужил эти синяки за все, что сделал, за то, как ранил Артура. Он с радостью перенес бы наказание, сколько бы ни пришлось, но понимал, что внешний вид имеет первостепенное значение при королевском дворе, и если он хочет быть принятым там — а он действительно хотел быть принятым, — он не может появиться в виде бродяги, который хуже всех проявил себя в драке в таверне. Все трое снова сели на лошадей и поехали в Картис. Теперь, когда он был более осведомлен об этом, Мерлин мог чувствовать разницу между этим лесом и более знакомыми лесами Камелота, когда они путешествовали, то, как их окружение становилось все более насыщенным магией с каждым шагом, который они делали к центру королевства. Один взгляд на Мордреда показал, что он тоже это чувствует, и на его лице отразилась неприкрытая радость. Как будто все вокруг них вибрировало, было живым и каким-то образом намного большим, чем они сами. Там больше магии, чем Мерлин когда-либо чувствовал в одном месте, за исключением, возможно, Острова Блаженных, но все его путешествия туда запятнаны и омрачены темной магией Верховных Жриц, с которыми он боролся в те времена. Здесь же была чистая и уравновешенная магия, которая взывала к его собственной и заставляла ее петь в его жилах. Это прекрасное чувство, опьяняющее, заставляющее его чувствовать легкое головокружение, если он сосредотачивался на нем слишком долго. — У всех в Картис есть магия? — спросил Мордред. Мерлин обернулся, заинтригованный, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Герунд покачал головой. — Магия может быть важной частью нашей культуры, но нет, не все наши граждане обладают собственной магией. Магические и светские народы живут бок о бок в Картисе, мирно сосуществуя, — сказал маг, безошибочная гордость окрашивала его тон. — Однако королевство было основано с помощью магии. — Как? — с любопытством спросил Мерлин. — Я понимаю, что почти ничего не знаю о том, что должно стать моим королевством. — Он попытался вспомнить время, проведенное в Камелоте, даже детство, пытаясь найти хоть какие-то упоминания о Картисе, но ничего не смог вспомнить. Если и были разговоры о Картисе, они никогда не доходили до его ушей. А теперь он обнаружил, что ему суждено взойти на трон королевства, о котором он знал лишь самые скудные сведения. По крайней мере, к тому времени, как они туда доберутся, он уже будет что-то знать. Как он мог править королевством, которого не понимал? — Картис — одно из старейших королевств во всем Альбионе, и королевство с самой мирной историей, — объяснил Герунд. — С тех пор, как он основан, им правит одна семья и только одна семья — ваша семья, Мерлин. Вы происходите из древнего рода Повелителей Драконов, могущественных колдунов, все они произошли от самого первого человека, одаренного этой способностью. И, конечно, никто не хочет навлечь на себя гнев дракона, восстав против своего Господина, но не поэтому правление вашей семьи всегда было таким мирным. Мудрость и дальновидность драконов давно стали ключом к тому, чтобы позволить вашим предкам править справедливо и милосердно, и народ всегда процветал под их суверенитетом. Мерлин поймал себя на том, что улыбается, согреваясь при этой мысли. Глубоко в сердце расцвела гордость за великие дела предков, которых он никогда не знал, и за сострадание, которое они неизменно проявляли на протяжении многих поколений. Он был наследником доброты и милосердия, мира и мудрости. У него никогда раньше не имелось наследства. Это немного напугало его, зная, что планка была установлена так высоко, но теплое чувство не исчезло, даже когда давление, чтобы соответствовать им, заставляло его руки немного дрожать. — Войн было немного, и то недолгих, — продолжал Герунд. — По большей части мы оставались изолированными. С помощью магии Картис почти полностью самодостаточен. Внешняя торговля, конечно, приносит пользу, но не является строго необходимой. Мы могли бы полностью закрыть наши границы в любой момент, если возникнет такая необходимость, и не испытывать из-за этого особых трудностей. — И никогда не нападали королевства, которые рассматривают магию во всех ее формах как угрозу, от которой нужно избавиться? — спросил Мерлин. Трудно представить, что Утер не ускакал немедленно, в своем горе и паранойе, с армией за спиной, чтобы изгнать зло из земли. Целое королевство колдунов. Конечно, он не мог закрыть на это глаза. — Большинство из них были достаточно мудры, чтобы сдержаться, — мрачно сказал Герунд, и выражение его лица немного ожесточилось. — Картис — маленькое королевство, но могущественное. Наша армия грозна, хотя она мало что может сделать за пределами укрепления наших границ и поддержания мира внутри. Были… случаи проникновения, но они имели успех лишь несколько раз. Те немногие, кто выступил против нас, быстро научились не делать этого снова. — Губы Герунда сжались. Мерлин вспомнил, что ему сказали в палатке, что его тетя Теанор была убита. Это похоже на приказ Утера или кого то вроде короля Одина. Он с горечью подумал, не потеряет ли он всю свою семью из-за ненависти Утера к магии. — И ваши войска, — вставил Мордред. — Они исключительно маги, или вы нанимаете и светских рыцарей? — У нас есть те, кто обучен исключительно владению оружием, а также те, кто обучен магии, — сказал ему Герунд, и напряженные черты его лица снова сменились легкой улыбкой. — Но даже те, кто сражается в основном с помощью магии, должны владеть хотя бы одним светским оружием. Существует множество способов подавления магии, и нашим колдунам не стоит оставаться беззащитными в подобной ситуации. — Тогда, наверное, мне придется поработать над своим искусством владения мечом, — проворчал Мерлин, не предвкушая такой перспективы. Герунд усмехнулся. — Как государю, тебе не придется самому обучать рыцарей и магов. Королева Элеонора этого не делала, хотя сама неплохо владела мечом и арбалетом. Если, конечно, вы не захотите взять все на себя. — О нет, нет, нет, — быстро сказал Мерлин. — Я едва могу правильно держать меч. И у меня нет никакой магической подготовки, кроме того, что я выяснил методом проб и ошибок и горсткой заклинаний из старой книги, которую получил, когда мне было, может, семнадцать. Не годится, чтобы я пытался кого-то чему-то научить. Герунд громко рассмеялся над яростным отрицанием Мерлина. — Ну, у нас есть самые образованные и искусные мастера во всей стране, как в магии, так и в фехтовании. Если вы предпочитаете, чтобы вас учили, то это можно устроить, — сказал он с улыбкой. — Я уверен, что наш Верховный Жрец был бы в восторге, если бы под его опекой оказался такой одаренный от природы ученик, как вы. Мерлин покраснел от смущения, но не смог скрыть волнения, которое охватило его при мысли о том, что он действительно сможет изучать магию, что ему позволят работать, расти и испытывать себя. У него никогда не было возможности раздвинуть свои границы, узнать степень своих способностей. Может, теперь он наконец получит этот шанс. — В каком возрасте вы обычно начинаете обучение? — спросил Мордред. — Большинство показывает признаки магии около десяти лет, если они вообще должны показывать что-либо, но обучение может начаться для любой возрастной группы, если они в ней нуждаются, — объяснил Герунд. Мерлин удивлялся терпению этого человека, отвечавшего на все их вопросы с таким старательным видом, но, казалось, он наслаждался их энтузиазмом. — Военная подготовка во многом похожа на подготовку светских рыцарей, когда молодые люди работают оруженосцами более опытных бойцов и учатся на их примере, а затем вступают в более строгую программу обучения примерно в тринадцать лет. Самому младшему из них, которого можно посвятить в рыцари или окрестить магом, шестнадцать лет. — Вы сами обучаете рыцарей и магов? — спросил Мерлин. Когда Артур был слишком занят своими королевскими обязанностями, чтобы самому обучать рыцарей, Леон, как его Первый рыцарь, брал на себя эту ответственность вместо него. Герунд представился как Главный Маг Картиса, и он уже сказал им, что королева не наблюдала за обучением, так что вполне логично, что оно падет на него. — Я привык, — сказал Герунд, скромно склонив голову, — но несколько лет назад я отказался от этой должности; моя магия по-прежнему сильна, но я становлюсь слишком стар, чтобы каждый день меня били мечом. В последние несколько лет моей главной обязанностью была защита королевы. — Значит, вы тоже будете меня защищать? — сухо спросил Мерлин. Он не совсем понимал, что чувствует, когда люди думают, что он нуждается в защите. Несмотря на отсутствие формальной подготовки, он все еще был самым могущественным колдуном из когда-либо существовавших, если верить пророчествам. Кроме того, он так долго занимался защитой, что вряд ли умел делать что-то еще. — Если позволите, — ответил Герунд. — Я был бы рад выступить и в качестве консультанта, как делал это с Элеонорой в течение многих лет. — Спасибо за это. Думаю, мне понадобится любой совет, который я смогу получить, — мрачно пробормотал Мерлин. Герунд издал еще один смешок, глубокий и полный истинного веселья. Даже Мордред слегка усмехнулся. — Мне кажется, ты недооцениваешь себя, Мерлин, — сказал молодой рыцарь. — Ты уже давно консультируешь Артура по государственным вопросам. Он всегда доверял твоему суждению. И тебе не мешало бы сделать то же самое. Мерлин покачал головой, упорно не обращая внимания на то, как он автоматически отодвинул это утверждение в прошлое. Артур всегда доверял его суждениям. Он был уверен, что те дни давно прошли. — Это совсем другое, — настаивал он. — Вопросы морали и правильного поведения — это то, в чем я чувствую себя комфортно. Но я ничего не знаю о политике и королевских дворах. — Ты знаешь гораздо больше, чем думаешь, — уверенно сказал Мордред. — Тебе просто нужно верить в себя. Мерлин вздохнул, но больше спорить не стал. Дракон сказал почти то же самое. Они оба, казалось, думали, что он вполне способен править королевством. Если бы только у него была такая же уверенность в себе! Вместо этого все, что у него было, — это парализующий страх неудачи и всепроникающее чувство полной неполноценности. Так или иначе, он не думал, что это будет способствовать хорошему правилу. Дрожь магии, пробежавшая по его спине и заставившая волосы на затылке встать дыбом, отвлекла его от самоанализа. Он немедленно вскинул голову, чтобы осмотреть окрестности, не видя непосредственных признаков опасности, но зная, что это не означает, что они в безопасности. Вопреки мнению многих рыцарей Камелота, магия — это не только дым, пламя и громкие звуки. Она может быть невидимой и бесшумной, но в то же время опасной и убить тебя прежде, чем успеешь заметить ее приближение. — Успокойся, Мерлин, все в порядке, — заверил его Герунд, заметив его внезапную настороженность. Мордред тоже забеспокоился, немного сомневаясь в его словах. — Что это было? — подозрительно спросил Мерлин, все чувства были начеку в поисках источника магии, которую он почувствовал. — Это был всего лишь Периметр, — ответил Герунд. — Периметр? — спросил Мордред. — Это магическая граница, которая окружает Картис, примерно в часе езды от стен во всех направлениях. Те колдуны, чьи заклинания укрепляют его, предупреждены о каждом проходящем. — Значит, они знают, что мы идем? — спросил Мерлин с замиранием сердца; ему не нравилась мысль о том, что он появится и обнаружит, что его ждет толпа. — Они знают, что кто-то идет, — поправил его Герунд. — Три человека, если быть точным. Более могущественные из них могут узнать меня, так как они хорошо знают меня и знакомы с моей магической подписью, но вы оба для них неизвестны, никогда раньше не проходившие через Периметр. Отдельные люди и небольшие группы, проходящие мимо, в основном игнорируются, так как обычно это просто путешественники или охотничьи отряды. Большие группы требуют большего внимания, как вы можете себе представить. — Значит, мы скоро доберемся до города? — спросил Мордред, не в силах сдержать волнение, охватившее его при этой мысли. Его глаза были широко раскрыты, и он вцепился в поводья своей лошади с побелевшими костяшками пальцев, выглядя так, будто он мог бы спрыгнуть прямо со своего места и побежать к Картис, если бы это помогло ему добраться туда быстрее. — В течение часа, — подтвердил Герунд. Душа Мерлина превратилась в неудобный узел противоречивых эмоций, соперничающих за господство. Часть его была взволнована не меньше, чем Мордред, невероятно взволнована мыслью испытать свободу и принятие, о чем он никогда раньше даже не мечтал. Другая его часть все еще сжималась в страхе перед сложной задачей, которую ему поручили, и перед вполне реальными последствиями, которые постигнут жителей Картиса, если он не окажется достойным того положения, которое ему предстояло занять. А другая часть, глубоко под всеми остальными, жаждала дотянуться, узнать о своей собственной истории, своих предках, своем отце. Он провел годы в детстве, пытаясь похоронить эти чувства, это желание узнать того, кого он никогда не сможет узнать, но теперь все это было в пределах его досягаемости, и отчаянная потребность в родстве, в понимании нахлынула снова. Даже если он никогда не был там раньше, едва ли даже слышал об этом, Картис принадлежал ему; это было в его крови, и что-то в нем, казалось, знало это, тянулось к дому его предков. Первое, что он увидел в Картисе, была верхушка башни с длинным синим знаменем, украшенным гербом его семьи, развевающимся на легком восточном ветру. Рука Мерлина нащупала перстень с печатью, который он оставил в кармане, провел подушечкой большого пальца по замысловатым узорам, но не сделала ни малейшего движения, чтобы надеть его. Башня, удивился он, когда они подошли ближе, была гораздо тоньше и изящнее, чем должна быть из-за ее впечатляющей высоты. Ее снежно-белый камень сиял почти болезненно ярко на фоне голубого безоблачного неба. Все больше и больше строений становилось видно за линией деревьев, прекрасно спроектированных и мастерски построенных. Они были построены с помощью магии. По всем правилам, вес парящих башен и высоких стен должен быть слишком большим для тонких камней, намного тоньше, чем у замка Камелота, чтобы выдержать, но он чувствовал, что этот замок гордо стоял много сотен лет. — Он прекрасен, — с благоговением выдохнул Мордред. Мерлин кивнул в знак согласия, на мгновение онемев от сокрушительного осознания того, что этот замок принадлежит ему, ему по праву рождения. Его отец вырос в этом великолепном здании, бегал и играл в его коридорах, посещал собрания и пиры в его банкетных залах, ему предлагали трон, но он отказался, и теперь все это падет на него. Он задавался вопросом, чувствовал ли Артур то же самое, увидев замок Камелота, едва осмеливаясь поверить, что такое могло быть предназначено для него. Он думал, что теперь понял, почему Артур пересматривал каждое свое решение, переосмысливал каждый выбор, который он должен был сделать, до тех пор пока почти не сводил себя с ума. Это все, чтобы быть уверенным, абсолютно уверенным, что он сделал все возможное для тех, кто жил в тени его замка. И Мерлин сделает то же самое, он знал. Он не достоин этого великолепного дворца или огромного груза ответственности, который он нес с собой, в этом он был уверен. Но если ответственность все равно ляжет на него, то сделает все, что в его силах.