Руины

      Она лежала на земле.       После благословенного падения в небытие, реальность всего происходящего пошатнулась, а боль, до дна заполнившая пространство, где обитала душа, колыхнулась с новой силой. Дыхание сбилось — сердце гулко ударилось в ребра, заставляя непроизвольно дернуться.       Она задыхалась. Мозг все еще был перегружен информацией, что потоком обрушилась в сознание, когда адреналин тысячей раскаленных игл вонзился в нервные окончания. Оглушенная, она не могла ухватиться за ускользающие мысли, чтобы понять, где находится и что произошло. Сердце рвалось наружу, глухие удары отдавали фантомной болью в висках, но она не чувствовала себя живой.       Кто-то звал ее по имени. Попытка сжать пальцы обернулась судорогой, что скрутила руки, выворачивая суставы. Оголенными участками кожи она чувствовала, что лежит на камне, чувствовала бугристые неровности и холод. Этот простой факт рывком выдернул ее из небытия, как корабль из гиперпространства, обратно в привычный мир. С трудом фокусируясь на онемевших пальцах, она переключила внимание на поверхность, в которую они напряженно впивались — трещины, мелкая крошка, пыль и песчинки под скребущими ногтями. Усилием воли она разжала кулаки.       Вдох, выдох. Медленным движением подтянула ноги к животу, плоскому, пустому. Опустила глаза, пытаясь разглядеть это своим помутневшим взором. Боль отступила до фонового шума, нет, это она отодвинула ее туда, подальше от своего волевого центра, собранная необходимостью с достоинством встретить того, кто звал еë, взирая сверху. Шатаясь, она поднялась на четвереньки. Самое незначительное изменение в положении тела отозвалось волной нахлынувшей тошноты. Спазмы перекрыли горло, кровь стучала в висках, а взбунтовавшийся желудок, если бы не был предательски пуст, подвел бы ее самым непростительным образом. Она вся взмокла, несмотря на пробирающий тело озноб. Прикрыв глаза, она судорожно пыталась унять тошноту, подступившую к горлу, сдавившую диафрагму, грозящую темнотой и удушьем.       Глаза распахнулись. Она ухватилась за ритм своего дыхания, успокоила его знакомым с детства упражнением, призывая на помощь весь обретенный самоконтроль, откликнувшийся с таким трудом. Опираясь на ладони — глубокий вдох, и на выдохе оттолкнуться от земли, на которой до этого непонятно как оказалась. Все вопросы, роившиеся в голове, она решила задать позднее, после того как поприветствует своего гостя. Бывшая королева и действующий сенатор звездного сектора Чоммел медленно поднялась, вздернула подбородок, мысленно отдавая приказ дрожащим коленям защелкнуть суставы в вертикальном положении. Тошнота, судорожная дрожь, страх — нет скорее ужас, животный и трепещущий, боролись за господство в теле и разуме, при этом никак не отражаясь на лице. Где она и как тут оказалась? Оглядевшись по сторонам, она заставила себя сосредоточиться на совершенно незнакомом пейзаже. В предсумеречной тишине всë вокруг казалось удивительно статичным. Со всех сторон вздымались каменистые склоны. Красно-серое небо покрывали слоистые тучи, нависшие над миром, ожидая часа бури. Долина представилась просторным коридором среди отвесных скал, где чернели провалы пещер. Воздух застыл, пропуская через себя неяркие багряные лучи уходящего солнца. «Твоя опора внутри, но не теряй из виду, что тебя окружает». — властный, знакомый голос наставника из теплого давнего прошлого придал немного сил. Ровно столько, чтобы заставить себя расправить плечи, но когда лопатки дернулись, это были лишь два сломанных крыла на сгорбленной спине. Тем не менее, последующие вдох и выдох получились спокойнее, и плавающие точки не так отвлекали, когда она заново находит глазами горизонт.       Тьма сгущалась, поглощая последние оттенки красного. Из-за зубчатого хребта, как из пасти дракона, осторожно выкатывалась луна, освещая перламутровым светом расплывчатые силуэты. Вдали слышался неясный шум воды, в отражëнном свете виднелось одинокое очертание дерева. Пять фигур приближались — сначала она подумала, что это покачивались тощие смерчи, над ровным как стол каменным полем. Воздух рябил и подрагивал, искажая формы, глаза упорно теряли фокус, когда она пыталась сосредоточиться, впереди виднелась лишь туманная мгла. Плотно окружив сероватым тусклым свечением, пришельцы не давали возможность рассмотреть себя полностью. Из мельтешащего круговорота она смогла различить только движущиеся маски; гнев, печаль, радость, сомнение, спокойствие. — Кто вы такие? — в этом кружащем вихре чувствовалась концентрация сознания, но бестелесные формы оставались за гранью понимания физического мира. — Жрицы. Мы существуем между Живой и Космической Силой. Сила пронизывает все, связывает воедино пространство и время, живое и неживое. Прошлое, настоящее, — разноголосые создания окутывали коконом, сплетенным из звуков и образов. Она отчетливо слышала и различала их, но при этом была уверена, что слова не были сказаны вслух. — Будущее. — Почему я здесь? — Ты бросила вызов. Задала вопрос. У нас ответ для тебя. Есть путь страданий и боли, что поглотит всë. Отражение зла, что копилось и крепло, сейчас принесëт неизбежность. Поворот оси мироздания — выбрав сторону, колесо продолжает свой ход. И мир будет проживать ту реальность, что выберет. — Как я здесь оказалась?       Ты хотела видеть. Ты заплатила цену. Иди и смотри.       Видения выплывали из глубин воспоминаний, наслаивались одно на другое, и она отчаянно пыталась растолковать их значения. Может это была вовсе не ее память? Что скрывало сознание, что таилось внутри. Тихий колючий шепот пробрался в уши, царапнул за живое и повис в вечернем тумане. Некоторые правды не растворяются легко в воде, как любимые набуанцами яды. Туман стелился и окутывал плотным покрывалом всë вокруг. Серая мгла впереди, серая мгла позади, под ногами тропа. Неловко переставляя дрожащие ноги, она сделала несколько шагов... Из сумеречного марева взгляд зацепился за нечеткую вереницу людей. Тропа вела к храмовой площади, к стоящей там огромной толпе тысяч разумных в самых разнообразных одеяниях, расположившихся так, что оставляли свободными два широких прохода, расходящихся от храма под прямым углом. Один из них оканчивался платформой, где стоял пассажирский лайнер незнакомого дизайна, готового к отправлению абсолютно пустым…       Образ дрогнул, наползая в сознании на другой, до боли известный, ведь столько раз она смотрела туда с тоской из своего окна, как хотела оказаться там, как рвала тревога ее сердце, когда густой черный дым застилал горизонт. Храм джедаев на Корусанте, ей там доводилось быть. И сейчас она шла по длинному коридору, прохладному и полутемному, вдоль уходящих ввысь колонн, поддерживающих бесконечный покой древних стен. Рыцари и падаваны в знакомых робах, лежали безжизненными телами на украшенном узорчатой плиткой полу. Такие же неподвижные, как статуи, что возвышаются над безмолвным царством смерти. Она откинула голову и стала вглядываться в далекий сводчатый потолок, чтоб хоть как то успокоиться, и не дать слезам горечи покинуть ее глаза.       Хорошо строили, красиво, на многие века. Жили – жили, строили – строили, и все равно сгинули. Как и не было никого. Одни кости, которые когда-то были живыми. Право на власть имеет тот, кто имеет власть. А еще точнее, право на власть имеет тот, кто эту власть осуществляет. Умеешь подчинять – имеешь право на власть, не умеешь – извини. Вот она, та страшная реальность, от которой оберегались обитатели этих стен. Пока могли.       Тяжелые хрусткие удары заставили вздрогнуть всем телом. Впереди чернело что-то громоздкое. Стиснув зубы, силясь не вскрикнуть, она замерла на месте. Снова удары, и она ощущала примерзшими к полу ступнями, как под ногами трескается камень. Мимо нее так же неотвратимо, как сама Судьба, шествовала статуя неизвестному древнему мастеру. С унылой равномерностью шаги крошили камень, а она смотрела, завороженная, в след, пытаясь вспомнить, как она оказалась в этом странном перевернутом мире мертвых людей и живых скульптур. В звенящей тишине ее шаги эхом отражались от пустых стен бесконечного коридора. Число статуй на постаментах уменьшалось, пока она вплотную не приблизилась к одной из них. Тонкая нить возле сердца пронзительно натянулась — что-то необъяснимое привлекло ее, заставило остановиться.       Она узнала наклон головы, разворот плеч; все было настолько знакомое, со щемящей изящностью повторяющее оригинал, выполненное с небывалым талантом. Она замерла, наблюдая за странным перемещением света и тени, пока фигура приближалась к ней — сойдя с постамента и двигаясь легкой поступью, медленно осознавая, что перед ней живой человек. — Анакин. — пересохшие губы с трудом шевелились, произнося знакомое имя. Смутно отмечая, что в гулком пространстве его шаги были беззвучны. Он не был чужеродным здесь, в этих звенящих коридорах, в этом мире между мирами. Наоборот, он был абсолютно в своем элементе, а все это окружение как будто обрамляло его, служило фоном, и эта принадлежность чему-то столь необъяснимому пугала до глубины души.       Он остановился. В длинной струящейся робе, похожей и одновременно совершенно отличающейся от его традиционного джедайского одеяния. Тень от колонны упала на лицо, и она повторила его имя на выдохе, желая убедить себя. Веки опущены, он не смотрел на нее, и она подошла чуть ближе, с трудом переставляя ноги — такое знакомое лицо казалось странно чужим. Все черты подведены к какому-то идеалу, симметрии и холодной отчужденности. Один взмах ресниц и она с силой кусает губу, подавляя рвущийся из горла крик. В глазницах — черные безжизненные провалы, поглощающие свет. Не смотреть, не смотреть... Она до боли смежила веки, пытаясь прогнать наваждение. — Кто ты? — она открыла глаза, уставившись в точку чуть выше его виска. С силой сжала пальцы ног. Не отшатнуться, не отступать. — Вестник. — он не произнес это вслух. С момента их встречи, будучи взрослыми, она замечала у Анакина специфическую особенность — притом, что голос его всегда звучал предельно тихо, даже монотонно — мимика оставалась экспрессивной, оживленной, такой, какой она её помнила еще с детских лет. Но сейчас, если бы они были живы, джедаи могли гордиться его бесстрастностью. Ни один мускул не дрогнул на лице, пока слова целиком заполнили пустынный коридор, эхо леденящее сердце. – Я приношу время смены эпох. — они продолжали звучать, озвученные не голосом призраки, не имевшие ничего общего с живым миром.       Тени, наползающие по коридору, клубились, приближаясь к нему, его одежды потемнели. Едва уловимое движение привлекло взор, как будто два эбонитовых крыла медленно расправлялись за его спиной, приглушая и поглощая свет. — Нет. Ты человек и твое имя Анакин. — голос звучал сипло, пока она пыталась справиться с ледяным комом, теснившим горло. Тьма сгущалась, но стоя на самом краю, она отдала себе мысленный приказ держать строй. — Я знаю твое имя. Я пришла за тобой. И ты пойдешь со мной!       Вот она — черта, за которую она перешла, чтобы вернуть его. Жизнь и смерть, свет и тень. Мальчик-раб со звездами в глазах. Человек, имеющий силу увеличить свою личную боль до масштабов галактики. Дело было не в том, что он мог сотворить с миром, а в том, что мир сам сотворит с собой через призму взгляда того, чья судьба была ужасно жестокой. Она не могла отвернуться сейчас, когда понимала — тот, чье будущее, поставленное на ребро игральной кости, продаст свою душу в обмен на жизнь дорогого человека. Даже если не принимала этот выбор.       Что-то очень важное, ускользавшее от ее внимания столько лет вдруг стало предельно очевидным. Конечно, она знала о существовавшей в его сознании нестыковке между теоретическим и личным пониманием многих этических норм. То, что было «под запретом», и то, что попадало в категорию «я бы определил как», его шаткая основа, на которой строились моральные принципы — вот она, его природа и суть, та непонятная формальная экстравагантность при прицельной человеческой хрупкости. Его терзания и демоны. Будучи предельно замкнутым, он притягивал, соблазнял, вел за собой безоговорочно.       И она поддалась, она шла за ним, но сейчас все изменилось — она остановит это падение в бездну. Во весь рост она встанет и заслонит собой мир от надвигающейся тьмы. Там будет надежда и свет и вера в лучшее, даже если не для нее, то для других разумных. Она прижала к груди свои руки. На запястьях кованые браслеты и цепи — такие тяжелые, как она не замечала их раньше, оттягивающих предплечья. Она пристально смотрит на вязь древних рун на браслетах. Ниспадающие символы, ведущие к тому, что неразрывно связывает, по ее воле. Кисти его рук не видны в широких рукавах — она знает, что он носит такие же оковы. Слова, сказанные друг другу на озере, на древнем языке. Слова клятвы, нарушающие закон и прокладывающие путь между мирами. Знала, она все знала даже тогда, повторяя священный текст за Максироном Аголергой, первосвященником Братства Познания на королевском языке Гризмальта. Не зря она выбрала этот путь. Остается только не отступиться.       Как бы то ни было, она — истинная дочь Набу, где под идиллией внешней красоты и благоденствия таились неизведанные глубины, полные чудовищ, она умела и сочувствовать, и командовать, и повелевать. "Мы неразрывно связаны", — с этой мыслью она прикрыла глаза и, перехватив цепи пальцами, резко рванула вниз. Он пошатнулся, не удержав равновесие, и она ощутила падение с высоты, как будто они были где-то высоко в башне, которая рушилась, а они летели вниз вместе с обломками.