as i paint death in its purest form

scapes — fading over time

—2020—

чонгуку нужно что-то делать. он становится слишком неусидчивым и беспокойным. совсем не отдыхая, он рисует в своей комнате с утра до вечера, чтобы отвлечься от мыслей о тэхене. сейчас на кровати чонгука валяются четыре холста, и все — разной степени завершенности. повсюду разбросаны карандаши, а поля двух толстых книг, лежащих на полу, расписаны нечитаемыми каракулями. краска засохла под ногтями чонгука и кое-где даже запачкала ковер. в целом, его комната, ей-богу, пахнет, как художественный магазин. тем не менее, отвлекаться у него не выходит от слова совсем. одержимость рисованием просто привлекает еще больше внимания к тому факту, что чонгук пытается не думать о тэхене. очевидно, что это, в свою очередь, направляет ход мыслей обратно к нему. так что чонгук сидит, большую часть времени в компании гуаши, размазанной кляксой где-то по лицу, акварелью, разводами сохнущей на руках, акриловыми красками в волосах и заткнутого за ухо остро заточенного карандаша. сидит и думает. в его голове столько тэхена. тэхен, тэхен, тэхен. все — каждая идея, каждое ощущение — возвращает чонгука к нему, как бы он ни пытался этому препятствовать. с момента поцелуя прошло два дня. два дня, когда чонгук чувствовал себя ужасным человеком из-за того, что оставил того, кому он так дорог. тэхену нужно, чтобы чонгук был рядом, несмотря на то что он упрямо не желает заявлять об этом вслух. в любом случае, это неважно, ведь чонгук знает. и все равно убежал. у чонгука было два дня на то, чтобы обдумать словоблудие чимина с нотками (но это не точно) мудрости, которые он услышал в магазине с яркими лампами под ранним утренним небом. нужно отметить, что чонгук довольно дотошный человек. не такой дотошный, как чимин, но отнюдь не такой беззаботный, как тэхен. в свободное время, которое у него было между началом очередных картин и зарисовками скульптур, он придумал план. чонгук вздыхает. если быть точнее — он придумал много планов, но каждый из них был обречен на провал по причинам, связанным, в основном, с его собственными страхами. он знает, что должен остановиться. не выйдет разочаровать кого-то, если от тебя ничего не ждут, правильно? чонгуку кажется, что он уже слышал это в каком-то фильме. он моргает, его глаза широко раскрыты и болят от недосыпа; темные волосы беспорядочно торчат во все стороны. он ерзает на кровати, вытянув руки перед собой, чтобы краска не попала на одежду. чонгук не замечает, что руки через какое-то время уже высыхают, и просто держит их впереди. у него нет никакого плана. он не знает, что ему делать. может быть, думается чонгуку, судьба просто приведет его туда, куда нужно?

———

и она привела. в 11 часов вечера чонгук, выйдя из комнаты, врезается в стену. к этому моменту он не спал уже двое суток. удивительно, что он до сих пор не галлюцинирует или что-то в этом роде. вообще забавно. чонгука пьет таблетки, чтобы предотвратить подобное, а сейчас — добровольно ставит себя в ситуацию, которая к этому может привести. в общем, он врезается в стену. на чонгуке старая футболка, которую он носит лет с 16-ти и спортивные штаны. босой, он бредет по коридору, держа под мышкой настоящий гончарный круг. чонгук собирался вернуть его девушке, которая любезно одолжила ему это устройство. она живет наверху, поэтому чонгук просто немного заблудился и не туда повернул. по всей видимости, тот факт, что он живет здесь на протяжение двух лет, никак не способствует тому, чтобы он выучил, что тут и где находится. круг, ударившись об стену, издает характерный громкий звук. чонгук отступает назад, чувствуя внезапное головокружение. следом он замечает скол на бледно-желтой стене. — извиняюсь, — говорит чонгук вслух, не обращаясь ни к кому конкретному, и щурится, вглядываясь в стену, где появилась отметина. он делает еще один шаг назад. в этот момент буквально из неоткуда появляется ким тэхен и, повернув за угол, врезается прямо в чонгука. ну, скорее, не в чонгука, а в край гончарного круга, который чонгук держал возле бедра. тэхен тут же начинает корчиться от боли и мучительно шипеть. чонгук смотрит вниз. от понимания случившегося у него широко округляются глаза. он отпрыгивает от тэхена, который от боли сгибается в три погибели и плюхается на колени. — о боже, — выдыхает чонгук дрожащим голосом, как только узнает вьющиеся волосы и болезненные мычания, — прости, пожалуйста, я не хотел… он опускается на колени, предварительно осторожно отложив гончарный круг в сторону, и тянется к тэхену, чтобы… чтобы что-то. он не знает, зачем, просто тянет вперед трясущиеся руки. и затем неловко хлопает тэхена по плечу. — все хорошо? тэхену не хорошо от слова совсем. — в самое гнездышко, чон чонгук… слышится нервный смешок, а лицо чонгука покрывается румянцем. бессознательно он продолжает похлопывать парня по плечу, пока тот приходит в себя. что тут скажешь, не так чонгук представлял их встречу. — черт, мне правда очень жаль, могу я… слава господу богу, чонгук вовремя замолкает. он был в миллисекунде от того, чтобы ляпнуть: «могу я чем-то помочь?». и это, мягко говоря, поставило бы их в очень любопытное положение. тэхен, кажется, тоже улавливает эту мысль, потому что следом медленно (очень медленно) поднимает взгляд вверх. на его лице то самое выражение, которое сводит чонгука (совсем немного) с ума: он улыбается и приподнимает брови. чонгук прикусывает язык. — я ничего не говорил. — я ничего не слышал. — это потому, что я ничего не говорил. — да, я поэтому ничего и не слышал. — хорошо. — хорошо. гончарный круг позабыт за спиной чонгука, тэхен все еще сжимает свой пах. они стоят посреди коридора в тишине и смотрят друг на друга. неподходящее место, как, впрочем, и время для откровенных разговоров, но что-то хотя бы отдаленное должно-таки произойти, чтобы чонгук мог спать по ночам. так что, если подумать, ситуация прекрасная. чонгук кусает внутреннюю сторону щеки, легонько сжимая плечо тэхена. что бы такого сказать, чтобы вернуть его расположение? о, есть кое-что. чонгук даже не задумывается, прежде чем выпалить это с глупым выражением лица. — можно я тебя нарисую? ожидаемо, тэхен выглядит шокировано. чонгук жалеет, что не подождал еще пару минут. он замолкает. — ч-чего? — говорит тэхен, запинаясь. чонгук не хочет повторять свою просьбу. вместо этого он смотрит на тэхена умоляющим взглядом, чувствуя неприятное напряжение в глазах. раздается голос старого друга, который, как всегда, издевается над ним. ты умираешь, чонгу… заткнись. сейчас не время. никогда не время, но сейчас особенно. чонгук моргает. тэхен моргает тоже. — ты хочешь… прямо сейчас? — сейчас? — чонгук нервно посмеивается, чтобы скрыть свое волнение, — спасибо за предложение, но я… не считаю, что рисовать портрет милого юноши, который изо всех сил вцепился в свои яйца, — это хорошая идея. тэхен хлопает ртом, как рыба. — о… да, нет, конечно. не надо. тишина. — подожди, ты назвал меня милым? чонгук нервно сглатывает. — насчет рисования… не знаю, почему вдруг сказал об этом сейчас, но вообще… может быть, зайдешь завтра? — да, конечно, но… что это будет предусматривать? тэхен делает паузу, и чонгук опасается, что их мысли пришли к одному и тому же. — глаза. просто нарисую глаза. ты можешь быть полностью одет, точнее, пожалуйста, будь полностью одет, — чонгук вдыхает, — пожалуйста. — договорились, — тэхен протягивает ладонь для рукопожатия, но быстро одергивает ее, чтобы потереть затылок, — считай это, ну, скажем, расплатой за убийство подавляющего большинства моих потенциальных будущих детей. чонгук недоуменно щурится. — каким образом это расплата? я же тебя почти на весь день забираю, — говорит он и, подумав, добавляет, — к тому же, ты гей. — расплата, потому что меня рисуешь ты, — объясняет тэхен, как будто это абсолютно очевидно, — в любом случае, это неважно. чонгук изо всех сил пытается снова не покраснеть, но безуспешно. он встает с намерением помочь тэхену, но тут же спотыкается о злополучный гончарный круг, и вместо этого его спасает тэхен. все прошло хорошо, думает чонгук, поднимаясь, чтобы как можно быстрее убежать в свою комнату. очень хорошо.

———

и ежу понятно, что сосредоточиться на чем-либо на следующий день у чонгука не выходит никоим образом. о чем может быть речь, если он не может вспомнить, что ел сегодня на завтрак, хотя сейчас только два часа дня. стоит отметить, чонгук всегда ведет себя тихо в классе, как правило, выбирая место где-нибудь на заднем ряду, когда это разрешается. раньше он пытался вносить свою лепту, но в последнее время безымянный друг в его голове, кажется, стал к чонгуку еще жестче, чем был до этого. с точки зрения учебы — это не так уж важно; администрация университета на законных основаниях требует от студентов данные медицинской карточки, поэтому проблемы с тревожностью не являются большой тайной. в любом случае, чонгук обычно молчалив, так что в этом нет ничего необычного. в то же время он — трудяга. чонгук всегда вкладывает всю свою душу в работу, заставляя себя оставаться сфокусированным как можно дольше, прежде чем в его сознании что-то рухнет и отвлечет тем самым внимание. но дело не в этом. точнее, не в этот раз. на всех парах чонгук сидит со стеклянными глазами и приоткрытым от удивления ртом, подпирая голову рукой и буквально не двигаясь. сегодня каждый преподаватель подходит к нему, чтобы учтиво осведомиться, все ли в порядке. он почти одержимо проигрывал в голове события прошлой ночи, разбирая по косточкам каждое свое движение, анализируя каждое произнесенное им слово, находя в них как недостатки, так и прогресс, словно режиссер, координирующий актеров. по правде, в этом нет абсолютно никакого смысла, но единственное другое занятие, которое есть у чонгука, это планирование сегодняшней встречи. тэхен утром написал, что зайдет вечером. (хотя тот факт, что тэхен написал ему в 4 утра, означает, что он тоже обдумывал произошедшее, так ведь? и тогда, возможно, чонгук не единственный, кто чувствовал себя по меньшей мере странно из-за всей ситуации) рука чонгука затекла, и он опускает ее вниз, следом откидываясь на спинку жесткого стула. он смотрит вверх. на потолке есть окна, пускающие свет во весь лекционный зал. слишком много времени прошло, пока чонгук их заметил, стоить отметить. некоторое время он пялится в окна, наблюдая за густыми серыми облаками на мрачном небе. оно безжизненное, белое, пустое. это удручающее небо, как вскользь отметили многие преподаватели. отвратительный день, природа истощена и уныла, как и ум каждого студента в этом учебном заведении. чонгуку зато сегодняшний день очень даже по душе. ему нравится, что он не может сосредоточиться ни на чем, кроме тэхена и себя, и на них обоих, как на едином целом. ему нравится, как затуманиваются его глаза, задумчивые, как мир за пределами этой лекционной. ему нравится, что начинается дождь, холодный, но сильно, барабаня по окнам и отвлекая от всех мыслей.

———

fading language — on something to which i won’t admit

— так ты думаешь, что у меня красивые глаза? тихое скольжение тупого карандаша по холсту вдруг прекращается. чонгук хмурится, переводя взгляд на тэхена, который сидит недалеко от него на полу, скрестив ноги. — прости, что? у тэхена сейчас — одно из тех уникальных «его» выражений лица. губы сжаты в намеке на сдерживаемый смех, глаза прищурены так, что их невозможно нарисовать, а брови — удивленно вздернуты. — мои глаза. чонгук тяжело выдыхает, его плечи поникают, а карандаш обрывками скользит по грубому холсту. ему кажется, что его притворное раздражение с каждым днем становится все лучше и лучше. — что с ними? — ну смотри, — тэхен стирает вышеупомянутое выражение со своего лица, вместо этого принимая более честный, беззастенчивый вид, — ты выбрал именно меня как референс для проекта про глаза, так? отсюда вывод, что ты, вероятно, считаешь, что они красивые. да, чонгук правда думает, что у тэхена необыкновенные глаза. глубоко-карие и чрезмерно выразительные, совсем слегка ассиметричные, что это заметил бы только тот человек, который провел невероятно много времени, всматриваясь в них. — тэ, ты все неправильно понял. просто так получилось. мне нужна была модель, а ты волей случая оказался там. правда. чонгук ожидает, что тэхен разразится монологом о том, что он считал себя более важным и дорогим чонгуку, и, возможно, скажет пару слов о своей жажде признания. однако вместо этого он лишь улыбается и повторяет: — тэ. щеки чонгука покрываются сильным румянцем. — так, ладно. перестань гримасничать. мне нужно рисовать. где-то минуты две тэхену это удается, но он вновь прерывает процесс: — это несправедливо. — что именно? — спрашивает чонгук, не отрываясь от смешивания красок. он закончил нехарактерный для него, немного хаотичный набросок и готов наносить основные цвета на полотно, — только не говори, что это из-за того, что я ударил тебя по яйцам, я извинился же… — нет, не в этом дело. чонгук продолжает смешивать краски. — можешь бить меня по яйцам, когда тебе вздумается. чонгук замирает, со скоростью ленивца поднимая голову, чтобы посмотреть на тэхена, который сидит с глупой улыбкой на лице. — я прибью тебя. очень скоро, — угрожает он, вновь чувствуя прилив румянца к щекам. — в любом случае, — улыбаясь, продолжает тэхен, — несправедливо, что у тебя для меня ласковое прозвище есть, а у меня для тебя нет. только не это. сердце чонгука это не выдержит. он опускает взгляд на палитру. — называй меня просто гук-и. как и все остальные. — вот именно. я не хочу называть тебя, как все остальные. — ой, как будто сокджин-хен и намджун-хен не называют тебя тэ каждый день. — ладно. тогда нам нужно придумать наши собственные прозвища. уникальные. такие, которые только мы друг другу будем говорить. чонгук уже не в силах сдержать веселье, видя, насколько взволнован тэхен. — разве ты не был против всей это затеи в начале недели? тэхен мычит. — ну, все изменилось. ты избегал меня два дня. сигналы тревоги начинают тихо звучать в сознании чонгука, как машина скорой помощи, мчащая по улице им навстречу. сирены воют, извещая о ее скором прибытии. — и что? — произносит он так небрежно, как только может. — и что? то, что я скучал по тебе, чонгук. ну, приплыли. чонгук роняет кисточку, и теперь на холсте красуется бледно-розовое смазанное пятно. рассеянно, он пытается стереть его этой же кистью. — что? он знает, что сейчас тэхен смотрит на него внимательно, совсем не моргая. сфокусировавшись только на чонгуке. — я скучал по тебе. я знаю, что приставучий, — пауза, — но… мне просто было интересно. я что-то не так сделал? может, я… — нет. — нет? — нет, ты ничего такого не делал, — чонгук откашливается, все еще упрямо сверля холст взглядом, — все так. просто… не поднимая взгляда, чонгук видит выражение лица тэхена. — это я виноват. я… я испугался, ты знаешь, что со мной такое бывает. но сейчас все в порядке. я в порядке. — но… — и, к твоему сведению, я никого не избегал. я ждал тебя после пар… где-то раз шесть. еще одна пауза. — но… — тэхен запинается, и чонгук слышит улыбку в его голосе, — почему тогда я тебя ни разу не видел? чонгук не отвечает, пока боковым зрением не замечает улыбку тэхена, яркую и такую притягивающую. ему приходится поднять взгляд. — я дрейфил, понятно? убегал каждый раз, прежде чем ты успел выйти. ты это хотел услышать? к большому удивлению чонгука, улыбка тэхена трансформируется в милые надутые губы, а его большие красивые оленьи глаза наполняются счастьем и обожанием. по отношению к чонгуку. — что такое? — осторожно интересуется он, чувствуя, как сердце встревоженно клокочет в груди. тэхен оседает на полу и протягивает к нему руки, как ребенок, ожидающих объятий. это… сердце чонгука этого не выдержит. неспеша, очень-очень медленно, он кладет кисть на палитру и (не неловко, абсолютно не неловко) обходит холст и ползет к тэхену. тэхен, должно быть, думает, что это до невозможности мило, потому что, как только чонгук оказывается в пределах досягаемости, заключает его в самые отчаянные объятия. — ты меня ждал, — шепчет он. чонгук, прижимаясь к груди тэхена, поднимает полные любопытства глаза вверх. — а потом испугался, — смеется тэхен, опуская взгляд на чонгука и тыкая его пальцем в нос, — мой малыш испугался. ты вообще настоящий? чонгук без понятия, как на это реагировать, потому что его сердце бьется с бешеной скоростью, и тэхен точно это чувствует. его разум все еще в трепете от того, что его называют… что его так называют. поэтому он просто пожимает плечами, возможно, немного хихикая, потому что, по правде, не знает, что еще можно сделать. следом он тихонько спрашивает: — все хорошо? — просто прекрасно, — отвечает тэхен, широко улыбаясь. он немного ослабляет хватку, но все еще прижимает чонгука за талию, — а почему ты испугался? стоит отметить, что, как ответить на это, чонгук тоже не знает. хотя… может быть, и знает. — думал, ты злишься на меня, — тихо бормочет он. — почему? — потому что я ушел до того, как ты проснулся. тэхен задумался. — я не злился. грустил немного, но не злился. чонгук вздрагивает. — я не хотел, чтобы ты грустил. — я надеялся на это. ничего страшного, ладно? — честно? — ну, конечно. теперь-то ты рядом. чонгук едва кивает, и тэхен прижимает его к себе так сильно, словно боится, что тот исчезнет, если он его отпустит.

———

картина все-таки была дорисована, пускай и совсем поздно ночью. солнце чонгуку не понадобилось, он решил включить все лампы, которые были у него в комнате, ослепляя их обоих ярким светом. тэхену эта ситуация по какой-то причине кажется смешной, и он постоянно смеется, хотя чонгук просит его сделать серьезное выражение лица. чонгук вернет его обратно. любой, кто в тот момент проходил бы мимо, увидел бы лишь двух юношей с гуашью на лицах и акрилом в волосах, пока в их комнате сияло самое яркое солнце.

———

— окей, можешь на меня в суд подать за то, что я не понимаю, почему у тебя такая странная одержимость французским акцентом. сегодня суббота, и те самые юноши идут по морозу в единственную кофейню на территории кампуса. утром чонгук сдал работу своему профессору. теперь он чувствует себя свободным. от заданий, да, но еще более свободным, потому что тэхен, наконец, рядом с ним. он не только об этом думал. не только. жизнь чонгука начинает походить на грустный фанфик для депрессивных девочек-подростков, и этим он обязан идущему рядом тэхену. а вышеупомянутый, в свою очередь, очень угнетен из-за акцента профессора чонгука. точнее, из-за того, как чонгук относится к этому акценту. — да ничего это не одержимость, — отвечает он и легонько толкает тэхена в плечо, — они просто звучат клево, понимаешь? мягко и клево. тэхен фыркает. — я тоже могу быть мягко-клевым, — он пинает ботинком кусок льда так, словно его это задело. — конечно, можешь, — секундная пауза, — подожди… тэ, ты что, завидуешь? — не называй меня так, — ворчит тэхен. — ах да, точно, — смеется чонгук, — мы должны были придумать уникальные прозвища, да? он тычет тэхену в плечо. — алло? — bonjour, — отвечает тэхен с комично невозмутимым выражением лица, делая при этом двумя пальцами салют, — впечатляет? — не нужно впечатлять меня, дурной. ты же мне уже нравишься. — о, я знаю. замерзшими пальцами тэхен лезет в телефон и гуглит французские ласковые прозвища. чонгук, абсолютно бесстыдно, смеется над его произношением, зная, что сам, по факту, не звучал бы лучше на его месте. она оба все еще пялятся в его телефон, когда доходят до кофейни. зайдя внутрь, они мгновенно чувствует тепло и сильный аромат жареного кофе. — какого черта в этом списке есть капуста? — спрашивает тэхен, когда они усаживаются за столик в углу кафе, лицом к окну, — не знаю, как для тебя, но для меня сравнение с овощем — это не комплимент. чонгук хмыкает. — да брось, капуста милая. маленькая такая. ее можно подержать, взять собой куда-нибудь, погладить, как по голове. тэхен смотрит на чонгука, как на сумасшедшего. — обязательно буду помнить об этом, когда ты уйдешь от меня к капусте. — смешно. — наконец-то! это слово я смогу сказать! — ну, давай-давай. тэхен щурится, глядя на маленький экран. — doudou…? чонгук влюблен. он так сильно влюблен. — и что оно означает? тэхен отрывается от телефона и какое-то время просто смотрит на чонгука, как будто пытается что-то понять. затем он снова смотрит в телефон и улыбается. теплее, чем внутри этого магазина, теплее, чем запах свежего кофе, теплее, чем слишком яркие комнаты общежития и мигающие огни на крышах машин скорой помощи. — игрушка для обнимашек.