Маховик: Во Власти Времени

— Гермиона. — Нет. — Гермиона, — позвал её настойчивый голос, но девушка даже не подумала обернуться. — Гермиона, отпусти его. Она крепко сжимала предплечья Гарри, ни разу не желая отпускать его. — Нет, — вымученно, устало. — Тебе нужно сделать это, — чужая рука легла на её спину, и девушка повела плечами, пытаясь сбросить её. — Никогда, — чуть громче, впиваясь холодными пальцами в кожу мёртвого Гарри, прорычала Грейнджер. Девушка ещё ниже склонилась над другом, который продолжал смотреть неподвижным и невидящим взглядом сквозь неё. Она даже не знала, продолжали ли катиться слёзы по щекам, потому что Гермиона буквально не чувствовала ничего. Будто эмоции в одно мгновение исчезли, оставляя на своём месте лишь ужасающую пустоту. Голова её опустилась так низко, что подбородок коснулся груди Гарри, и девушка полностью легла на неё, прикрывая веки, и мир на минуту прекратил своё вращение. Она с надеждой прислушалась, ожидая услышать биение сердца друга. Как будто всё это было глупой шуткой, иллюзией. — Гарри, открой глаза, пожалуйста, — прошептала она. — Я умоляю тебя. Он не услышит. Его сердце не билось. Её тоже. И, несмотря на то, что парень не подавал ни одного признака жизни, Грейнджер отказывалась понимать и принимать то, что он мёртв. Гарри Поттер не мог просто так умереть. Не мог бросить её. Он ведь обещал, а обещания свои обычно выполнял. Кто-то потянул её за плечо, видимо, решив, что девушка не должна лежать на груди своего мёртвого друга, футболка которого была полностью пропитана её слезами, в которых скрывались отчаяние и горе. — Гермиона, пожалуйста, — тихий, успокаивающий голос послышался прямо возле уха, и она резко подняла голову, потому что решила, что это говорил Гарри. — Нам нужно уходить. — Нет, — она вернула голову на место, чувствуя, как тело содрогается от собственных рыданий. Так она всё-таки плакала? — Я без Гарри никуда не уйду, — прошептала она в грудь друга. — Мы уходим, Гермиона, — заговорил кто-то ещё. Из-за шума в ушах девушка не могла понять, кому принадлежали слова. — Позволь нам помочь. — Нет, — как мантру повторила Грейнджер, ещё сильнее прижимаясь к Гарри. — Ни за что. — Отпусти его. Он мёртв. Нет! Он не мог быть мёртвым, как они не понимали?! — Нет! Нет! Нет! — отчаянно завопила Гермиона. Одному Мерлину было известно, откуда у неё появились силы на то, чтобы разодрать голосовые связки в мясо, но закричать так, чтобы все поняли наконец-то: она не готова смириться с происходящим. Её снова потянули вверх, но Грейнджер настолько сильно схватилась за тело Гарри, что, цепляясь, вырвала ногтями клок пожухлой травы. — Не смейте меня трогать! — закричала она. — Не прикасайтесь к нему! — продолжила истерику Гермиона, когда кто-то собрался коснуться посиневшей руки Поттера. — Он мёртв, Гермиона! — видимо, тот, кто закричал, понял, что спокойную и успокаивающую речь девушка просто не воспринимает. — Катитесь к чёрту! — с закрытыми глазами бросила она, чувствуя, как искусанные губы жжёт от слёз. — Оставьте меня. Почему они все были такими жестокими? Почему ранили словами так, будто она была не человеком и не сходила сейчас с ума? Где-то вдали всё ещё слышались звуки продолжающейся битвы: взрывы, крики, рыдания. Там чей-то мир рушился, а её собственный уже был уничтожен. Поэтому ей было всё равно. На груди лучшего друга, тело которого становилось холоднее с каждой секундой, с закрытыми глазами, чтобы не видеть реальность, она знала, что не умрёт, пока не откроет глаза. Рядом кто-то плакал: может, это был Рон? Или кто-то другой. Плакать над потерей Гарри мог любой, потому что его все любили. Гермиона любила его. Она всё ещё любит его, всё ещё не верит. И никогда не поверит. — Уведи её, Сириус, — Грейнджер приготовилась вновь словесно отбиваться, бросая отрицания в лицо судьбе. Вздох и лёгкое касание, из-за которого тело девушки судорожно дёрнулось. Рука парня остановилась на её талии и аккуратно потянула на себя. — Гермиона, послушай… —Нет, — слушать — осознавать, а осознавать она не собиралась. — Если битва переместится обратно сюда, мы не успеем уйти. — Мне плевать. Всё равно хуже уже не будет. Судьба просто не сможет придумать что-то более чудовищное, чем то, что происходило сейчас. — Мне тоже, — ответил Сириус, и голос его дрогнул. — Я могу остаться здесь с тобой и Гарри, если ты этого хочешь. — Не хочу. — А я хочу. Я бы остался с тобой, Гермиона. Но остальные… они нас не бросят и не успеют уйти. Разве ты хочешь этого? Девушка отрицательно покачала головой, чувствуя, как рыдания вновь сдавливают горло. Дышать было тяжело, существовать было тяжело, жить — невозможно. — Давай уйдём сейчас вместе, чтобы спасти всех остальных, — умоляюще произнёс Сириус, касаясь её руки и отрывая от тела Гарри. — Прошу тебя. Спасти. Вряд ли она могла спасти хоть кого-то. Она не способна была спасти тех, кого любила, и чувствовала, как сама умирала морально, так что готова была принять уже физиологическую смерть. Но руки Сириуса ни разу не отпустили её, продолжая отрывать от тела Гарри. — Нет! Нет! — закричала она, когда парень почти поднял её на ноги. Не чувствовать Гарри было ужасно, даже с учётом того, что он всё равно не дышал. — Не бросайте его! — она хотела броситься к нему, но Сириус сильно держал её дрожащее тело, не позволяя пошевелиться. — Пожалуйста, не бросайте! — отчаянно кричала она. Девушка цеплялась за руки Сириуса, царапаясь и пытаясь вырваться, пока он только сильнее прижимал её к себе. — Только не оставляйте его здесь! — Гермиона смотрела на других затуманенным взглядом, пытаясь узнать хоть кого-то в этой массе сливающихся между собой фигур, из-за слёз, которые беспрестанно неконтролируемо продолжали омывать щёки. — Никто его не бросит, — отозвался Сириус. — Тише, пожалуйста, тише, Гермиона, девочка моя. Мерлин… — он прижал её к себе, и девушка уткнулась лицом в его грудь. Ноги подкосились, и она буквально повисла на парне, чувствуя, каким ватным стало собственное тело. — Уходите сейчас же, мистер Блэк, — голос Дамблдора звучал взволнованно и расстроенно. И Грейнджер понятия не имела, как долго он находился рядом с ними. Послышался взрыв и треск, наверное, битва возвращалась, и первый звук трансгрессии дал понять, что им нужно было убираться. Хотя, по правде, Гермионе всё ещё было наплевать. Знакомый крюк зацепился за внутренности, когда они вместе с Сириусом перемещались домой с места, где душа девушки, кажется, раздробилась на миллион маленьких частей.

***

— Гермиона, смотри на меня, — Сириус сжал подбородок девушки. Вряд ли она видела что-нибудь: её глаза были мокрыми и красными от слёз, которые продолжали скатываться по щекам. — Гермиона… Позади них слышались глухие хлопки, оповещающие, что остальные трансгрессировали вслед за ними. Воздух, казалось, рябил от напряжения, которое они принесли сюда с поля боя. Слышался приглушённый плач, словно кто-то прижимал руку ко рту, не позволяя рыданиям оглушить всех вокруг. Сириус обернулся и увидел, как Рон опустился на землю, одной рукой закрывая рот, а вторую сжимал с такой силой, что побелели костяшки. Над ним склонился Римус, пытающийся ласковым тоном успокоить парня, но тот лишь отрицательно качал головой, не принимая смерть своего друга. Никто не мог этого принять. — Наконец-то, так и думала, что вы вернётесь сюда, — послышался звонкий, взволнованный голос Лили, которая выбежала из дома и неслась по направлению к ребятам. Одна её рука лежала на округлом животе, будто таким способом она пыталась защитить своего ещё не родившегося ребёнка. — Я очень волновалась и… — она резко остановилась, нахмурено наблюдая за развернувшейся картиной. — Что?.. — Гарри погиб, — сказал Джеймс, и рот его жены остался открытым из-за непроизнесённого раньше вопроса. Секунда. Две. Лили сначала неловко дёрнулась, сохраняя на лице чистое замешательство, а затем покачала головой, не признавая этого. Как и все, потому что это, блять, было невозможно признать. Сириус знал Гарри. Он несчётное количество раз сражался с Пожирателями, стоя плечом к плечу с парнем, видел, каким умелым и сильным волшебником тот был. Миллион раз возле самой головы Гарри пролетала вспышка от Авады, ни разу не попадая в цель. Сириус с Джеймсом часто шутили, что Гарри, должно быть, заговорённый или носит при себе жабью лапу на удачу, раз обходится в битвах лишь незначительными ранениями, а парень всегда загадочно улыбался и отвечал, что это простое везение. Сегодня ему не повезло. Блэк даже представить не мог, что бывают настолько невезучие дни, в один из которых ты можешь просто взять и погибнуть. — Нет, — Лили продолжала качать головой. Уголки губ девушки дёрнулись, и на лице появилась истеричная улыбка. — Вы шутите? — Лили, ты только… — Джеймс с испугом подступил к жене. — Почему ты здесь? Ты должна быть дома. — Скажи, что ты пошутил. — Не скажу, Лили, — ответил Джим, грустно вздыхая, и Сириус видел, как трудно другу давались эти слова. — Гарри, он… мёртв. Гермиона, прижатая к груди Сириуса, вновь всхлипнула, и он почувствовал, как ноги её подкосились. Парень поднял её на руки, направляясь в дом. Вокруг царила тишина, которая идеально передавала все эмоции и чувства, которые переживал каждый из них. Это не было тем горем, каким оно бывает, когда ты теряешь кого-то близкого, потому что оно приходит позже, сменяя собой шок и неверие. Гермионе дали выпить зелье без сновидений — в этой ситуации это было лучшим решением, потому что девушка в полубреду продолжала тихо плакать и отрицать смерть лучшего друга. Она постоянно говорила шёпотом из-за потери сил и эмоционального потрясения. У Сириуса сердце разрывалось, когда он вспоминал, как девушка отказывалась отпускать Гарри, как цеплялась за него и кричала так, будто могла оживить своим криком. Рон всячески отказывался пить зелье, утверждая, что он должен дождаться Дамблдора и Гарри. Парень не произнёс больше ни слова, смотря только в одну точку красными глазами, пока остальные иногда переглядывались между собой и обменивались безмолвными фразами. Никто не верил. Лили тихо плакала, сидя рядом с Джеймсом. Она напрочь отказалась отправляться домой, не поддаваясь на уговоры Сохатого. — Его палочка, — Регулус первым нарушил ту звенящую тишину, которая душила своей траурностью. — Я нашёл и подобрал её, — он положил волшебное древко на стол, на которое Сириус бросал подозрительные взгляды. Неужели при помощи палочки Гарри не сумел защититься? Что стало причиной его смерти? Сириус видел тело парня, опасаясь даже касаться, в то время как Гермиона не желала отпускать его: его вены почернели, кожа стала неестественно тёмного оттенка, а глаза налились кровью. Если это было изобретённое Пожирателями проклятье, какими они любили пользоваться, то многие в опасности. Дамблдор появился спустя час после того, как они вернулись домой. Директор выглядел подавлено и опечалено, в голубых глазах едва ли можно было найти ответы на вопросы, потому что волшебник не задерживал свой взгляд ни на ком из присутствующих. Он, поджав губы, в виде поддержки опустил морщинистую руку на плечо Рона, который за час, проведённый в доме Сириуса, произнёс около пяти слов. — Мне очень жаль, — сказал Дамблдор, глядя на парня. — Ваш друг был хорошим человеком. Рон опустил голову и сильно зажмурился. Он больше не плакал, но пустой взгляд говорил лишь о том, что у парня просто не осталось сил. — Профессор, что с ним случилось? — спросил Джеймс, держа Лили за руку. Только сейчас Блэк заметил, что из брови друга текла кровь. Но рана мало кого волновала, — в том числе и самого Джеймса, — сегодня произошло кое-что, что в будущем изменит их отношение к жизни. — Прежде чем ответить на ваш вопрос, я могу поинтересоваться, где мисс Грейнджер? — Дамблдор огляделся в поиске Гермионы. — Мы дали ей зелье сна без сновидений, — ответил Сириус. — Ей было плохо. — Тогда, я надеюсь, вы передадите ей мои слова. — Разумеется, — одновременно согласно кивнули Джеймс и Римус, пока Сириус неотрывно наблюдал за Дамблдором. — Скажите, профессор, это какое-то проклятье? — спросил Джеймс, озвучивая догадки Сириуса. — Проклятье? — удивлённо поднял брови старик. — Нет. Это точно не оно. — Тогда что? — Мистер Петтигрю, — Хвост, который всё это время провёл забившись в кресло, поднял голову. Удивительно, Сириус замечал всех, кроме него. — Вы ведь были в паре с мистером Поттером, не так ли? Питер сглотнул и испуганно посмотрел на Джеймса, будто искал у него ответ на вопрос или же хотел, чтобы именно Сохатый ответил на него. — Д-да, — заикнувшись, наконец-то выдал Хвост, вжимаясь в спинку кресла ещё сильнее, будто желая стать невидимым. Он явно начал нервничать, когда всеобщее внимание обратилось к нему. — Может быть, вы видели, что с ним случилось? — директор выжидающе посмотрел на парня, пока лицо того меняло свой цвет от тёмно-красного до неестественно бледного. — Н-нет, — ответил Питер, вновь заикаясь, — профессор. Я… ничего не видел. Дамблдор кивнул ему, и тот выдохнул, видимо, почувствовав облегчение, когда внимание к себе вновь привлёк Дамблдор. — Я так и думал, — сказал он. — Что ж… — директор прокашлялся, словно перед важным сообщением. Хотя это ведь и было важным сообщением. — При помощи своей магии я смог выяснить, что мистер Поттер погиб по своей же неосторожности, когда пытался обратиться к собственной магии. — Что это значит? — нахмурено спросил Регулус, в то время как Сириус, переглянувшись с Джеймсом, сразу понял, о чём говорит Дамблдор. — Она сопротивлялась ему, и, видимо, Гарри использовал в тот момент слишком сильное заклинание, которое и стало причиной того, что магия обратилась против него самого. — То есть, — медленно продолжил говорить Регулус, — он убил сам себя? Дамблдор переступил с ноги на ногу, мазнув взглядом по Сириусу и Рону, которые прекрасно знали, с чем именно столкнулся Гарри. Блэк несколько недель наблюдал за Гермионой вдали от всех, чтобы с ней не случилось того же, что произошло с её другом. Сириус тяжело вздохнул, вспоминая, как сильно Гарри хотел защитить подругу от участи, которую познал сам. Если бы они тогда только знали… — Это сложно объяснить, — ответил профессор. Было ясно, что он не собирается рассказывать Регулусу, который даже не догадывался, кто ребята такие, о перерождении и о том, что в период, когда они делили свою душу с детьми, которые должны были родиться вместо них, магия могла уничтожить их. — Магия мистера Поттера стала неуправляемой в тот момент. Он не смог с ней справиться. — Как стихийный выброс магии у детей? — продолжал спрашивать Регулус, единственный в компании, кто не знал правды, и удивлялся тому, что открывал ему директор. — Да, — кивнул профессор, — но гораздо сильнее. — Никогда о таком не слышал, — тихо сказал Регулус. — Такое случалось не часто, к тому же о подобных случаях умалчивали. Такие последствия происходят только в случае, если волшебники забывают, что магия — не просто оружие, которым с лёгкостью можно управлять. Иногда она может управлять нами, если обращаться с ней не соответствующе. — Хватит, — вдруг поникшим голосом сказал Рон, поднимая взгляд на директора. Один взгляд его заплаканных глаз говорил о том, что он не собирается дальше слушать придуманную Дамблдором историю, которая правдивой была лишь наполовину. — Этого достаточно, профессор, — продолжил он, и Дамблдор согласно кивнул. Взгляд волшебника метнулся к столу, на котором лежала раньше оставленная Регулусом волшебная палочка Гарри. Рука старика потянулась к ней, и он провернул её между пальцев, изучая древко. — К слову, я так и не смог понять, какое именно заклинание мистер Поттер использовал, которое привело к такому печальному исходу, — Дамблдор слегка сжал собственную палочку в другой руке и произнёс: — Приори Инкантатем. Золотистый свет от заклинания сменился совсем нечётким зелёным, будто Гарри не смог завершить то, что собирался сделать. Кто-то удивлённо вздохнул. — Этого стоило ожидать, — выдал профессор. — Заклятие, судя по всему, не добралось до цели, так и оставшись в древке палочки, а магия обратилась против самого Гарри. Рон подорвался на ноги, и Сириус заметил, как подскочил от резкого движения парня Хвост. Тот в ответ лишь изучающе окинул его затуманенным взглядом. — Я устал, — сказал он. — Разумеется, — Дамблдор кивнул. — Вы понесли сегодня огромную утрату, как и все мы. Нам всем нужен отдых. Старик произнёс контрзаклинание и положил палочку Гарри обратно на стол. — Гарри сейчас в больнице Святого Мунго, — смотря на всех из-за очков-половинок, сказал он. — Позже вы сможете его забрать. И если вам нужна помощь в организации похорон, то… — Мы справимся, — устало ответил Сириус. Он предчувствовал, что свалится с ног, как только поднимется с кресла. «Они справятся», — протянул в голове язвительный издевающийся голос. — «Справитесь ли?»

***

Дождь барабанил по окнам, создавая монотонный звук, который мог бы показаться весьма успокаивающим, но в иной ситуации. Погода как будто полностью прочувствовала то, что испытывали все, кто познал горечь утраты, и подстроилась под их настроение. Именно так себя чувствовала Гермиона: устало, гадко, безжизненно. Она чувствовала себя мёртвой, не способной абсолютно ни на что. Девушка проснулась с мокрыми от слёз глазами, и она понятия не имела, плакала она во сне или слёзы не высохли за ту ночь, что она провела без сновидений. И слава Мерлину, потому что в ином случае она бы сошла с ума от кошмаров. Мир в стенах дома, как и за его пределами, был серым и неуютным, словно солнце внезапно погасло навеки. Невозможно было ни увидеть света, ни почувствовать тепла. Одна пустота. — Гермиона, ты слышала, что я тебе сказала? — мягко произнесла Марлин, смотря на неё печальным взглядом заплаканных голубых глаз. Гермиона не слышала. Она даже не старалась вникнуть в суть того, что девушка говорила. Теперь ничего не имело значения. Грейнджер развернулась спиной к Марлин и начала наблюдать, как по окну стекает дождевая вода. Она даже не поднялась с кровати за целый день, продолжая всё время бессознательно пялиться в пустоту, чувствуя, как в груди разрастается дыра такого размера, что вполне может затянуть в себя девушку целиком. Но ей было всё равно. — Гермиона? — позвала её подруга, но она не отозвалась, даже не моргнула. — Может, у тебя что-то болит? Грейнджер покачала головой, не находя сил для словесного ответа. Хотелось, чтобы все оставили её в покое, чтобы все напрочь забыли про её существование, чтобы всё это исчезло. Но все, словно назло, не оставляли девушку в одиночестве ни на минуту. — Я говорю, что нужно поесть, милая, — коснулась её плеча МакКиннон. — Тебе нужны силы. — Я не хочу, — прошептала Гермиона. Казалось, она больше не сможет говорить своим обычным голосом, потому что сорвала его ещё вчера, когда кричала, как никогда в жизни. Теперь ничто не будет прежним. Затянувшееся мрачными тучами небо осветила вспышка яркой молнии, а за ней последовал оглушающий гром. От внезапного громкого звука Марлин подскочила и вскрикнула, а Гермиона даже не шелохнулась — так и осталась лежать с глазами полными слёз, которые ни на секунду не исчезали. Все её эмоции, кроме тоски, будто… заморозились, и теперь девушка даже не пугалась того, что было её большим страхом в детстве, когда она пряталась под одеяло, только бы не видеть в окне вспышек молний, и закрывала уши руками, чтобы не слышать раскатов грома. — Гермиона, — наклонившись над ней, Марлин коснулась её спутанных волос и заправила один локон за ухо, чтобы лучше видеть её резко осунувшееся лицо, — у меня есть кое-что важное, чем бы я хотела с тобой поделиться. Что-то, что имеет для меня большое значение. Только это тайна… — Мне всё равно, Марлин, — вымученно ответила Гермиона. — Пожалуйста, оставь меня в покое, — голос задрожал, и Грейнджер тяжело прикрыла веки. Полное опустошение, потеря какого-либо интереса к жизни, желание закрыться ото всех и не выходить на контакт. Вот, как это всё чувствовалось. Вот насколько жестокой была реальность. Ей не захотелось повернуться, чтобы посмотреть, кто вошёл в её комнату, когда Марлин вышла из неё, стуча каблуками по паркету. Было всё равно. За окном продолжал идти дождь, а все её мысли были о том, как бы было хорошо оказаться сейчас на улице. Может, дождь помог бы, может, он бы смыл с неё весь этот кошмар, который творился вокруг? — Это я, — она лишь тихо всхлипнула, услышав голос Сириуса, который старался не покидать её комнату надолго. Чуть раньше Марлин уговорила его выйти, думая, что ей удастся достучаться до Гермионы. По правде говоря, Сириус — единственный, общество которого Грейнджер могла терпеть рядом с собой. Рон однажды заглянул в её спальню, но, не произнося ни слова, почти сразу же вышел. Девушка не могла его винить за это, наоборот, понимала лучше кого-либо. Каждый из них потерял то, что имело огромный смысл в их жизни. — Сириус? — она попыталась вложить в голос как можно больше силы, чтобы парень точно услышал. Он обошёл изножье кровати и присел на корточки прямо перед ней, чтобы смотреть в глаза. Блэк выглядел так, будто не спал ночь, хотя Гермиона сомневалась, что этой ночью уснул хоть кто-то, кроме неё. — Я слушаю тебя. — Когда его похороны? Сириус поджал губы и отвёл взгляд, как будто не хотел говорить этого Гермионе. Словно всё ещё пытался оградить её от реальности. Если бы он только мог. — Скажи мне. — Завтра. Гермиона вновь устремила взгляд в никуда, смотря сквозь парня, который взволнованно изучал её. Она старалась не вспоминать о дружбе, которая продлилась девять лет. Девять лет испытаний, трудностей и потерь. В то же время девять лет, что были наполнены любовью, заботой и радостью. Это были лучшие годы её жизни, и Гермиона старалась не вспоминать о событиях, которые были пережиты за это время, потому что знала точно, — эти воспоминания сломают её, как пластмассовую куклу. — Завтра, — тихо пробормотала Грейнджер. — Знаешь, Сириус, мне кажется, со смертью Гарри умирать начала и я, и завтра жизнь уничтожит меня окончательно. — Не говори так, — покачал головой парень. — Даже не смей думать о чём-то подобном. Он смотрел так, будто пытался защитить её от всего мира, пока Грейнджер понятия не имела, где взялись силы на подобные слова. — Да, так и есть. Я чувствую это. — Я не позволю! — пылко произнёс Сириус. — Послушай, — он легонько сжал её подбородок, поворачивая голову так, чтобы их взгляды пересеклись, — мы пройдём через это вместе, ладно? Я обещаю тебе преодолеть все трудности рядом с тобой. И я никогда, слышишь, никогда не допущу, чтобы ты испытывала что-то подобное вновь. Я буду рядом, Гермиона, всегда рядом. Она почувствовала, как горячая слеза скатилась по щеке, точно так же, как капля дождя скользнула по оконному стеклу. Ей хотелось разрыдаться, потому что слова Сириуса напомнили ей то, что говорил однажды Гарри, обещая никогда не бросать её. Глубоко внутри себя она знала, что разучилась доверять подобным словам.

***

Земля дрожала под ногами. Невозможно было стоять ровно. Гермиона то и дело каждый раз грозилась свалиться, но крепкая рука Сириуса не позволяла ей упасть. Мир перед глазами вращался, лица сливались в одну огромную печальную маску, и девушка не могла рассмотреть никого, кто обращался к ней. Гарри хоронили в Годриковой Впадине, на том самом кладбище, где когда-то они искали могилы Джеймса и Лили. Боже, казалось, она точно сойдёт с ума. Если всё ещё не сошла. Внутри всё разрывалось. Гермиона чувствовала себя безвольной марионеткой, которой вдруг перерезали ниточки, и она теперь понятия не имеет, что делать дальше. Как стоило жить, если буквально вся её жизнь была связана с жизнью Гарри? Девушка раньше считала себя вполне самодостаточной, она знала, что рано или поздно ей и мальчикам придётся устроить личную жизнь и отдалиться друг от друга. Это было бы вполне нормально: Гарри бы женился на Джинни, Рон, возможно, снова сошёлся бы с Лавандой, Гермиона… скорее всего, она осталась бы одна, потому что, как выяснилось, чтобы её сердце начало биться сильнее, нужно было вернуться на двадцать лет назад. Но сейчас она не чувствовала его. Не чувствовала сердца, не чувствовала себя — собой. И Грейнджер ошибалась, думая, что они с мальчиками смогут когда-нибудь отдалиться, потому что, оказалось, каждый из них является частью чего-то цельного, нерушимого, надёжного. Являлся. Их дружба была тем, что не объясняется простыми словами, но проверяется годами и выдержкой каждого. И сейчас будто кто-то сломал огромный механизм, который был нерушимым долгие годы. И всё чувствовалось иначе. — А где его родители? — прошептал кто-то за спиной Гермионы. Это был женский голос, но девушке не хотелось даже поворачиваться, не то что отвечать на вопрос. — Он родственник Джеймса, но других родных я не вижу. — Может, их просто нет? — сказала вторая волшебница. — Если родители не появились на похоронах собственного сына, подозреваю, у них на то уважительная причина. В наше время не является редкостью то, что дети остаются без родителей, как и то, что родители, к сожалению, теряют своих детей в столь юном возрасте. Интересно, как бы все отреагировали на то, что родители Гарри присутствовали на его похоронах? Рядом стоял Рон с опущенной головой. Гермиона видела, как по его лицу текли слёзы, падая на свежую землю. Они так и не поговорили, хотя о чём им было говорить? О том, как тяжело? Это и так было понятно. По их бледным лицам можно было понять, что они потеряли того, кто столько лет являлся буквально смыслом всего. Грейнджер не плакала. Уже не плакала. У неё просто не было сил на то, чтобы сотрясаться от рыданий. Она их истратила чуть раньше, когда целый день провела в полусознательном состоянии, когда выплюнула зелье сна без сновидений, как только Марлин вышла из комнаты, чтобы всю ночь прорыдать, а наутро чувствовать полное опустошение. Она была не марионеткой, нет, — пустым сосудом, в котором не было ничего, что можно показать людям. Нет вообще ничего. Если бы сейчас кто-то сказал ей, что через минуту на планету упадёт огромный метеорит, который уничтожит Землю, вряд ли Гермиона как-то удивилась бы; вряд ли она бы оторвала взгляд от того места, где несколько минут назад стоял тёмный гроб, в котором лежало тело её лучшего друга. Сейчас его там не было. И Гарри тоже не было — вообще не было. Кто-то говорил какие-то слова о том, что Гарри был умным и храбрым, и отважным, но… всё это не имело больше значения. Он всё равно ничего из сказанного не слышал, а Рону и Гермионе этих слов было недостаточно. Потому что никто из присутствующих не знал, каким на самом деле был их лучший друг. Орден начал расходиться. Только когда девушка почувствовала, что второй руки коснулись холодные пальцы Рона, слёзы вновь хлынули из глаз, будто только и ждали момента, когда боль друзей сольётся воедино. Когда они осознают, что остались одни. Что больше не было Гарри, Рона и Гермионы, что были только Рон и Гермиона. И их воспоминания о лучшем человеке во всём мире. Браслет, висевший на руке, подаренный Роном на день рождения, беспощадно жёг кожу, напоминая каждую минуту о том, что они потеряли. Душа как будто была изжёвана и выплюнута в адское пламя самими дьяволом. Она болела. Она нуждалась в том, чтобы её вылечили, выходили и оградили от новых потрясений. Но Гермионе… было всё равно. Что бы там ни было дальше — хуже не будет. В какой-то степени эта боль напоминала, что девушка ещё жива, что она не умерла вместе с Гарри, так что она не спешила от неё избавляться. Хотя в следующую секунду, когда Грейнджер вновь чувствовала одно «ничего» внутри себя, она задумывалась — а жива ли? Может, это она, а не Гарри, умерла тогда? А если нет, то почему было так пусто? Девушка отпустила руку Сириуса и обняла Рона, уткнувшись носом в его шею. — Пойдём, — Люпин подтолкнул Сириуса, чтобы он прошёл дальше. — Позволим им побыть наедине. — Но… — Блэку явно не нравилась идея оставлять Гермиону на кладбище в подобном состоянии, но Римус настоял, и они отошли на приличное расстояние. Гермиона и Рон сели на скамью, которая стояла недалеко от могилы Гарри. Девушка не хотела смотреть на неё, но взгляд то и дело возвращался к клочку земли, которая теперь скрывала под собой мёртвого парня. Они молчали некоторое время. Рон сжимал её дрожащую руку, и никто из них не знал, как следовало разрушить тишину, которая заставляла чувствовать одно отчаяние. — Я так отчётливо ощущаю его отсутствие, — тихо произнёс Рон, большим пальцем чертя на ладони Гермионы узоры. — Я даже представить не мог, что жизнь без него будет казаться такой бессмысленной. — Да, — тихо выдохнула Гермиона, и голос её дрогнул, словно от сильного давления на голосовые связки. — Мне кажется, что это сон. Что мы вот-вот проснёмся, и всё закончится. — Но это не сон, наш кошмар реален, — она сильно зажмурилась и потёрла пальцами глаза, которые ни разу за эти два дня не становились сухими. — Я должна была быть рядом. Всегда, каждую минуту рядом с ним. Я чувствую такую вину, Рон. — Я понимаю, — кивнул парень. — Я решился бы на многое, только бы Гарри снова был с нами, — после небольшой паузы сказал Рон. — Он давал веру в то, что я смогу найти себя в этом времени, понимаешь? А сейчас… я понятия не имею, что делать дальше. Кто я в этом мире? Что мне делать? Может… может, если бы не было всей этой истории с Маховиком, я был бы чуточку счастливее: я бы стал мракоборцем или, если бы не получилось, был бы не против работать в магазине Фреда и Джорджа. — Может быть, — прошептала Гермиона, подняв голову вверх и посмотрев на затянутое тёмными тучами небо, чтобы слёзы вновь не покатились из глаз. — Но тогда бы была несчастна ты. — Что? — Ты счастлива здесь, Гермиона. Была, во всяком случае. Грейнджер медленно кивнула, и первая дождевая капля упала на её щеку, смешиваясь с сорвавшейся с ресниц слезой. — Была. — Если бы… если бы у нас была возможность вернуться… обратно, в наше время, ты бы согласилась? — У нас нет этой возможности, Рон, — устало покачала головой девушка. — Но в теории? — чуть нажал друг. — Ты бы вернулась? — Я не знаю, — выдохнула она. — Я ничего не знаю. — А если бы там был Гарри? Если бы он был жив именно в нашем времени? Гермиона закусила дрожащую губу и закрыла глаза. В сознании всплыли образы Сириуса, Марлин, Регулуса, Джеймса, Лили и Римуса. Вся её жизнь в этом мире теперь казалась более реальной, а прошлая была будто простым воспоминанием, где люди даже после победы не могли вернуться к обычной жизни. Там Гермиона была бы несчастлива, но был бы счастлив Рон, поэтому девушка ответила: — Возможно. — Мы оба знаем, что это неправда, — тут же ответил парень, смотря на Грейнджер. — Ты бы не смогла там даже со мной, а я бы не смог без тебя и Гарри, поэтому нам ничего не остаётся кроме реальности, в которой мы сейчас находимся. Гермиона всхлипнула и вытерла тыльной стороной ладони холодные и мокрые от слёз щёки. — Гарри однажды сказал мне, что не вернулся бы ни за что на свете по двум причинам: первой были Джеймс и Лили, а второй — ты. — Я? — Он говорил, что не посмеет разрушить твоё счастье после всего, что ты для него сделала. Всегда делала. И я тоже не посмею, не волнуйся, — быстро добавил Рон. — Потому что только благодаря тебе всё ещё жив. — Но он — нет, — Гермиона кивнула на могилу Гарри. Рон чуть сместился, смотря в ту же сторону, что и Грейнджер. Могила Поттера находилась под большим деревом, в котором словно текла сама жизнь. Оно явно было старым, но, как будто таило в себе невероятную мощь, какой не обладал никто из ныне живущих людей. — Ты знаешь, как он умер? — внезапно спросил Рон, отвлекая её от рассматривания крона дерева. — Магия, — пробормотала девушка. — И душа. С ним произошло то, что могло произойти со мной. — Но ты знаешь, каким было его последнее заклинание, и на кого была направлена его палочка? — На кого? — Гермиона знала, что это была Авада — Сириус сказал. Рон обернулся, проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости. Чуть дальше стояли Сириус, Люпин и Джеймс, которые ждали Рона и Гермиону. Блэк точно заставил их подождать. — На Хвоста, — прошептал Рон. Точно в тот момент тёмное небо рассекла молния, освещая всё вокруг. Дождь становился сильнее, и Грейнджер вспомнила своё вчерашнее желание — оказаться под ливнем, чтобы стало легче. Сейчас она точно знала — легче не становилось. — Гарри пытался убить его. — Откуда ты?.. — Он сказал мне. Я первым подошёл к нему, помнишь? Он не смирился с тем, что должно произойти, Гермиона. Точно, пока она шокировано застыла на месте, Рон приблизился тогда к Гарри, и тот что-то сказал ему. Но она и подумать не могла, что это было признание в том, что он пытался убить Питера. Пазл сложился: вот почему Поттер так сильно хотел работать с Петтигрю в паре — он не хотел понимать его, он хотел его убить. Давно это планировал, а в итоге его же магия уничтожила его самого. Если бы Гермиона только знала, если бы присмотрелась к другу внимательней, она ведь всегда умела читать его, словно открытую книгу. Так почему не прочитала, что парень готов был пожертвовать собой, только бы всё изменилось? Это было отвратительной иронией: страх друга увидеть смерть родителей подвигнул его на собственную смерть. — И Питер об этом знает? — спросила девушка. — Точно знает, — уверенно ответил Уизли. — Тогда почему он не рассказал всем? — Хвост ведь не такой идиот, каким прикидывается. Может, он понял, что это было не просто так? Может, догадался, что в будущем произойдёт то, из-за чего, собственно, Гарри и решился на его убийство. — Может, — кивнула Гермиона. Она чувствовала, как разговор с другом вымотал её, и сил стало ещё меньше. На душе стало ещё более пусто, чем раньше, потому что она поняла — всё, ради чего Гарри пожертвовал собой, невозможно. Они видели, какую цену заплатил друг, решив, что сможет изменить то, что было назначено судьбой. Они были настоящими дураками, думая, что всё это легко, потому что каждый, кто решался на подобное, платил непомерно большую цену.

***

— Гермиона, я прошу тебя, ты должна съесть хоть что-нибудь, — Сириус столько раз проговаривал эту фразу, что эти буквы на кончике его языка буквально вызывали тошноту своей монотонностью. — Я не хочу. И один и тот же ответ, который ассоциировался теперь со стеной, которую невозможно было уничтожить, чтобы добраться до цели. Прошло около недели после похорон Гарри, и Гермиона ни разу за это время не вышла из своей комнаты. Она не желала ни с кем говорить, никого видеть и никого слышать. Каждое долетевшее до неё слово девушка воспринимала с полностью отсутствующим взглядом, так что тот, кто говорил, никогда не знал точно, — Гермиона вообще понимала, что происходит вокруг? Она сильно похудела и осунулась в лице. На бледной коже, под глазами, залегли тёмные тени, так что казалось, что девушка начала относиться ко сну так же пренебрежительно, как и к еде. И самое страшное пряталось в её глазах: пустой и незаинтересованный ни в чём взгляд прожигал дыру в каждом, на кого он падал; кто пытался достучаться до девушки и вытянуть её из этой трясины, что была создана из горя и печали, в которую она медленно погружалась. Которая могла поглотить ту, прежнюю Гермиону, которая была его проводником к свету, и которая стала неотъемлемой и важной частью его жизни. Сириус чувствовал острую нужду в той девушке. Он скучал. Взгляд Блэка наткнулся на поднос с едой, к которой Гермиона, судя по всему, даже не собиралась прикасаться. Им ничего не приходилось кроме как ежедневно наблюдать за тем, как Мини выносит из её комнаты остывшую еду, грустно качая головой. Поэтому Сириус решительно настроился заставить Гермиону поесть. Он совсем не хотел, чтобы девушка умерла от истощения, что в сложившейся ситуации было вполне возможно. Не то чтобы он не понимал, что она переживает сейчас, потому что отсутствие Гарри ощущалось очень сильно. Всё-таки за два года они стали хорошими друзьями, и смерть парня стала огромным потрясением для всех, кто его знал. — Слушай, я просто съем это всё сам, — он кивнул на поднос с тостами, блинами, несколькими видами джема, яичницей, фруктами и чаем с молоком. На тарелках было всё, что любила Гермиона, но еда совершенно не привлекала её внимание. — Ты можешь делать всё, что захочешь, — равнодушно пробормотала Гермиона, не отрываясь от разглядывания вида за окном. Дождь, который шёл несколько дней подряд, закончился совсем недавно, и мир будто просыпался от долгого сна. — Мне всё равно. Сириус взял одну тарелку с подноса и, скрестив ноги, сел на пол напротив девушки, чтобы она точно смотрела на него. — Моя домовая отлично готовит, ты знаешь? — выгибая одну бровь, спросил Сириус, поглощая сладкие блины, вкус которых хотелось запить водой. Ему не очень нравилось сладкое, но он хорошо это скрывал, и на его лице можно было увидеть маску настоящего восторга. Гермиона никак на это не отреагировала, и Сириус взял тарелку с яичницей, дабы продемонстрировать, что он действительно готов съесть всё, что находилось на подносе. — Я, конечно, понимаю, что ты чувствуешь себя сейчас не лучшим образом, — проговорил парень, проглотив бекон — это блюдо ему нравилось куда больше, — но хочу, чтобы ты поняла всех, кто переживает за тебя, Гермиона: если ты думаешь, что мы просто оставим тебя в покое… что я оставлю тебя в покое, то ты ошибаешься. Я не собираюсь тебя оставлять с этим наедине. — Мне нужно подумать, — слабым голосом ответила девушка. — Тебе нужно поесть для начала, — резонно заметил Сириус. — Думается куда лучше не на пустой желудок. — Это тяжело, — выдохнула Гермиона, и Блэк знал, что говорит она не о еде. — Всё это… неимоверно тяжело. Гарри был моим лучшим другом, Сириус. Мы стали семьёй в какой-то момент, а сейчас ничего этого нет. Всё исчезло, как только Гарри умер, и всё ощущается таким неправильным без него. Девушка повернулась к нему спиной, и Сириус, схватив гроздь винограда, забрался к ней на постель, оставив обувь на полу. Он лёг напротив неё, чтобы вновь оказаться прямо перед её лицом. Глаза Гермионы наполнялись слезами, и это стало уже настолько привычной картиной, что уже даже не пугало. Парень просто смахнул сорвавшуюся с ресниц слезу и ласково коснулся впавшей щеки. Гермиона выглядела настолько хрупкой, что Блэк прикасался к ней с крайней осторожностью, будто она могла рассыпаться прямо перед ним от одного прикосновения. Поэтому она стала для него чем-то ещё более ценным. — Но ты жива, — сказал он осторожно. — Ты должна жить… ради него. Подумай, — он откинул одну её прядь назад, продолжая поглаживать лицо. — Разве Гарри был бы счастлив, если бы увидел, что происходит с той, кого он так сильно любил? Ты сама хотела бы, чтобы твои близкие страдали так же, как ты? Чтобы они переживали то же, что переживаешь сейчас ты? Гермиона продолжала смотреть, некоторое время не отвечая, а затем едва заметно покачала головой. — Вот именно, — Сириус придвинулся чуть ближе и осторожно коснулся губами холодного лба девушки, она не отодвинулась, но и не придвинулась к нему. — И я не хочу, чтобы это происходило с тобой. И Рон не хочет. И Гарри тоже не хотел бы. — Мне его так сильно не хватает, — прошептала она. — Будь сильной ради него, — ответил Сириус. — Он будет горд, увидев, что его подруга не опустила руки, что она продолжает бороться дальше. — Горд? — Ты ведь не думаешь, что он полностью ушёл из твоей жизни? Он всегда вот здесь, — парень указал пальцем на сердце Гермионы, и её нижняя губа задрожала. — Всех, кого мы любим, можно найти в нашем сердце. И я уверен, что Гарри сейчас живёт в твоём. И он, как настоящий Поттер, крайне возмущён состоянием подруги, поэтому, Гермиона, — Сириус оторвал одну виноградину и протянул её девушке, — Ты должна быть сильной. Ради себя, ради Гарри. Ради меня, ладно? Пожалуйста. Казалось, прошло несколько мучительно долгих часов, прежде чем она приоткрыла рот и забрала ягоду, прожевав её. В этот момент Блэк готов был рассмеяться, потому что во взгляде Гермионы увидел ещё кое-что, что немного сместило собой ту отстранённость и пустоту. Лишь проблеск, но он знал, что это всё равно хороший знак. Особенно, когда девушка вновь приоткрыла рот, чтобы Сириус дал ей ещё одну виноградину. Она жевала долго и медленно, словно за тот период, когда она не ела абсолютно ничего, её жевательные мышцы ослабли, и теперь Гермиона училась жевать заново. Она съела не так много, но это всё равно было лучше, чем ничего. Прожевав последнюю ягоду, девушка тяжело выдохнула: — Я устала, хочу спать. — Я уйду, только когда ты действительно уснёшь, — твёрдо заявил Сириус, своим тоном убеждая её в нерушимости своего решения. — Хочу видеть, что ты действительно спишь. На лице Гермионы промелькнуло что-то вроде недовольства, которое он не видел уже довольно давно. И это тоже было хорошим знаком, потому что любые её эмоции, которые никак не соприкасались с печалью, были хорошими. — Надеюсь, ты запомнила мои слова о том, что я тебя не оставлю и всё время буду рядом, — произнёс он, наблюдая за тем, как веки девушки становятся тяжелее. — Потому что я собираюсь сдержать данное обещание. И, видит Мерлин, тебе понадобятся все силы, чтобы вытерпеть рядом с собой такого, как я. — Всё это закончится плохо, — сонно пробормотала Гермиона. Блэк даже не был уверен, понимает ли она, что говорит. — Или не закончится никогда.

***

— Как она? — спросил Лунатик, садясь рядом с Сириусом. — Я бы не сказал, что хорошо… херово — вот как, — ответил Блэк. — И это так странно, потому что с момента похорон прошла неделя, а она всё ещё… — Это нормально, — спокойно ответил Римус, наблюдая мягким голубым взглядом за Сириусом. — Именно так люди и переживают потерю тех, кого любили. Сириус тяжело выдохнул и нашёл в кармане джинсов пачку сигарет. Открыв её, он обнаружил, что та пуста и, разозлившись этому открытию, сжал в руке и, не глядя, с силой швырнул её куда-то в сторону. — Да, — бросил он, всё ещё тая обиду на пустую пачку, — но… — Подумай сам, — Римус чуть наклонил голову в сторону, чтобы привлечь внимание Сириуса к себе. — Как бы ты переживал потерю настолько близкого друга? Блэк резко выдохнул, лёгкие заболели, а голова закружилась, и комната поплыла перед глазами. Ему пришлось сильно зажмуриться, чтобы прийти в себя. — Это… блять, — он дёрнул головой, отгоняя назойливые картинки со смертями его лучших друзей. — Блять… — повторил он, понимая, что одна только мысль о подобном могла свести его с ума. Судьба была редкостной сукой, если позволяла подобному происходить. — Я бы умер, — сказал он, вспоминая слова Гермионы перед похоронами Гарри. — Поэтому, Бродяга, тебе остаётся только ждать и быть рядом, чтобы Гермиона пришла в себя как можно скорее. — Я и так рядом. Я постоянно рядом с ней. — Я знаю, и я горжусь тобой. — Чем тут гордиться? — монотонно отбивая ритм неизвестной никому, кроме него, мелодии, спросил Сириус. — Твоей преданностью, — пожал плечами Люпин. — И верностью. — Я буквально пёс, — протянул Блэк, чуть хитро улыбаясь. — Олицетворение этих качеств, а ты до сих пор удивляешься? — Я восхищаюсь, Бродяга, — по-доброму улыбнулся Римус, толкая Сириуса в плечо. Внимание друзей привлёк шум, который доносился со стороны лестницы, а затем в поле их зрения появилась Марлин, которая и была источником этого шума, — спускаясь вниз, она отбивала небольшими каблуками чёткий ритм. — МакКиннон? — нахмурившись, произнёс Сириус. Казалось, что это он был гостем в собственном доме, потому что он понятия не имел, что в нём происходит. Девушка выглядела так, словно её застали во время чего-то крайне неприличного, потому что её лицо тут же приобрело розоватый оттенок, а глаза забегали со стороны в сторону, будто она искала подходящее место, чтобы спрятаться. — Я… навещала Гермиону, — ответила Марлин после небольшой паузы, переводя взгляд с Сириуса на Римуса. Сириус поднял одну бровь в удивлённом жесте, и МакКиннон поёжилась под его пристальным взглядом, при помощи которого он пытался понять, что здесь вообще происходило. Блэк переглянулся с Римусом, который выглядел так же шокировано, и поднялся на ноги. За последнее время его дом навещали многие волшебники, Мародёры бывали здесь почти ежедневно, Марлин тоже, но… сегодня они с ней не виделись, он не видел, как она появилась в доме. — Я был у неё, Марлин. Только что вышел из её спальни. Девушка отступила на шаг, будто опасалась, что Сириус бросится на неё, требуя ответов на свои вопросы. Какого чёрта? — Я… я пришла к ней сразу после тебя… Ты просто не заметил меня, и… — Она уснула, Марлин, — наблюдая за нервозными движениями подруги, сказал Блэк. За спиной послышались торопливые шаги Лунатика, который коснулся плеча Сириуса. — Я пойду, — сказал он. — Держи себя в руках, Бродяга, ладно? — добавил он гораздо тише, чтобы только ушей Сириуса коснулось это наставление. Римус ушёл, и на его лице Блэк видел осознание, что раздражало, потому что он не понимал. Или не хотел понимать. Марлин выглядела так, словно хотела быть где угодно, но только не здесь, не под пристальным изучающим взглядом своего друга. Этого не могло быть. — Марл… — Я тоже пойду! — почти взвизгнула она, перебивая парня, когда он сделал ещё один шажочек вперёд, преграждая ей путь и не позволяя проскользнуть мимо него. Он в жизни не видел МакКиннон настолько взволнованной, смущённой и испуганной. И только одно объяснение давалось на всё происходящее. Но это, блять, не могло быть правдой! Хотя… — Твою мать… — пробормотал он, наблюдая за тем, как плечи девушки опускаются под его тяжёлым взглядом. Марлин опустила голову, качая ею, невербально признавая своё поражение, а затем подняла на Блэка глаза, в которых с удивительной быстротой появился вызов. Она уже и так знала, что проиграла, поэтому просто смирилась и смотрела Сириусу в лицо с выдержкой, какую демонстрировала каждый раз, когда пыталась казаться сильнее. — Что? — бросила она, сложив руки на груди, и наградила парня таким взглядом, будто это она, а не он, ждала объяснений. — Ты спишь с ним, — утвердительно произнёс Сириус. — Что? — глаза девушки расширились от шока. — Ты… ты придурок, ясно? — А разве нет? — он сделал шаг назад, всё ещё с неверием смотря на Марлин. — А разве не может быть другой причины, по которой я находилась там? — Я буду очень рад услышать причину, по которой ты вдруг стала посещать комнату Регулуса, — протянул Сириус, и отступил ещё на полшага, когда МакКиннон с силой толкнула его с выражением возмущения на лице. Он поймал её локоть и сжал в своей руке, не позволяя девушке вырваться, чтобы сбежать, потому что именно это она и пыталась сделать. — Только не говори мне всей этой херни о том, что я понятия не имею, какой мой брат на самом деле, и как сильно он изменился. — Ты всё это считаешь хернёй? — светлые брови подруги взлетели вверх, и лицо её исказила горькая усмешка. — Конечно, ведь это не касается твоей персоны. — Что ты хочешь этим сказать? — Только то, что, несмотря на все твои изменения, ты глубоко внутри себя остаёшься всё тем же мальчишкой, который всегда привлекал к себе через чур много внимания и чувствовал огромную несправедливость, когда оно переключалось на кого-то другого. Ты до сих пор не можешь принять тот факт, что кто-то, кроме тебя, заслуживает любви и понимания. Особенно, если этот «кто-то» — Регулус. Сириус молча проглотил все слова Марлин, не собираясь с ней спорить. Сейчас не собирался, потому что это было бессмысленной тратой драгоценного времени, которого им всегда не хватало. Единственное, что засело в его голове, и что он никак не мог принять как что-то нормальное — любовь и понимание по отношению к Регулусу. — Любви и понимания, — тупо повторил он, сканируя МакКиннон взглядом, хотя всё что ему нужно было знать, он узнал, и теперь нужды в этом не было. — Да, — ответила девушка, гордо подняв голову, как делала это всегда, когда была в чём-то уверена на все сто процентов. — Хочешь сказать: ты любишь его? — Слова ничего не значат, Сириус, — покачала она головой. — Просто слова. И они никогда не помогут мне описать всё то, что я чувствую к твоему брату. — Ты любишь его, — уже уверенно повторил Блэк, думая, когда же он упустил из виду взаимоотношения Регулуса и Марлин, чтобы не заметить, как обычная помощь переросла во что-то большее. Гораздо большее. — Можешь называть это так, если хочешь, — кивнула Марлин. — И я с уверенностью могу заявить, что Регулус — лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь.

***

Находясь в ванной комнате, Гермиона услышала звук открываемой двери в её спальню, а затем торопливые приближающиеся шаги к двери, за которой она скрывалась. Резкий стук заставил девушку подскочить от неожиданности, но она тихо выдохнула, осторожно спрашивая: — Кто там? Не то чтобы в доме Сириуса мог появиться кто-то чужой, кто вдруг решил проведать её в ванной, но инстинкт самосохранения включился сам по себе. Поэтому Грейнджер сжала в правой руке свою волшебную палочку. — Это Рон, — торопливо ответил парень. — Гермиона, открой, мне нужно что-то сказать тебе. Она, чертыхнувшись про себя, плотнее запахивая края халата, потянулась к ручке, чтобы открыть дверь и увидеть красное, словно от долгого бега, лицо друга. Его глаза лихорадочно блестели, и она готова была поспорить, что впервые видела парня в таком состоянии после смерти Гарри. — Что случилось? Сил было чуть больше по сравнению с тем, что было раньше, поэтому Гермиона могла вновь придавать своему голосу разные интонации, чтобы передавать испытываемые чувства, что было так… ново. — Я… ты… — Гермиона видела, как сжались скулы парня, когда он наконец-то выдал фразу: — Лили родила. Сердце будто перестало стучать вовсе, но в то же время Грейнджер слышала, как пульсирует всё тело от этих ритмичных ударов. Она словно умерла и очнулась одновременно. Такое вообще бывает? Наверное, да. — Джеймс только что сообщил об этом при помощи Патронуса. Это… мальчик, Гермиона, — он немного помолчал, выкручивая руки. — Не просто мальчик — это Гарри, ты понимаешь? В голосе друга слышались нотки волнения, ужаса и восхищения, потому что, то, о чём думал каждый из них после похорон Поттера, стало реальностью. Гермиона же думала в этот момент о том, что, может, у этого мальчика и будет оболочка Гарри, никто не знал, будет ли его душа настолько же чистой и светлой. Будет ли он настоящим Гарри Поттером?