Маховик: Во Власти Времени

Кровь. Много крови. Запах крови. Её вкус на кончике языка, вызывающий тошноту своим привкусом железа. Будто глотаешь раскалённые ножи, которые разъедают всё внутри и покрывают собой все внутренности, каждую кость, делая её идеально серебристой. Боль. Непомерное количество боли. Везде одна боль. Она врезается в мозг и заставляет чувствовать только её. Ничего больше, как будто в мире не осталось ни одного чувства, которое могло бы осилить её. Боль такая тягучая, как смола, и непрекращающаяся как что-то вечное. Беспомощность. Собственное бессилие приведёт к смерти гораздо быстрее, чем боль. Беспомощность, которая связывает руки проволокой, впивающейся в истощённые запястья. Она перекрывает поток воздуха, не позволяя вдохнуть; и, умирая, ты осознаёшь, что даже не попытался спастись. Холод. Очень холодно. Ни единого потока тёплого воздуха. Мир будто превратился в одну огромную глыбу, которая уничтожает любую попытку согреться. Холод стал настоящим настолько, что кровь в венах превращается в лёд и больше не циркулирует по ним, не позволяет ощущать тепло внутри себя. Смерть. Окончательная. Бесповоротная. Настоящая. Она — не друг, а охотник, поймавший добычу, что стала настоящим трофеем. Она смеётся, наслаждается, упивается своей неодолимостью, своей властью, своим величием. Смерть царит везде, и она решает судьбы всех вокруг: кто достоин продолжать своё существование, а кто примет её горький поцелуй и уже никогда не сумеет выбраться из крепких объятий своей госпожи.

***

— Гермиона! Гермиона! — она слышала звук голоса Сириуса, будто из-под колпака, хотя он всё равно казался слишком громким; настолько, что вырвал её из холодных когтистых лап кошмара, который продолжался, кажется, целую вечность. Пожалуйста, пусть бы это осталось в ночи. Грейнджер резко втянула воздух, и только чудом её лёгкие не лопнули от напряжения. Грудь сильно заболела, и из горла девушки вырвался свистящий хрип, который в полусознательном состоянии Гермионы напоминал звуки раненного животного. — Гермиона? — она открыла глаза в тот момент, когда тёплая ладонь Сириуса коснулась её влажного от пота лба и отняла от лица несколько прядей, которые прилипли к коже. Она почувствовала, как он зашевелился, сделал несколько движений, и приятный тёплый свет рассёк густую темноту комнаты. Сириус отложил свою волшебную палочку, которую постоянно держал под подушкой, и окинул обеспокоенным взглядом Гермиону. Она никак не могла нащупать ту грань, где заканчивался её кошмар, и начиналась реальность, которая встречала её штормовым цветом глаз Блэка. Он придвинул Гермиону ближе к себе, когда она так ничего и не сказала, но на её лице, девушка была уверена, оставался неподдельный страх, который невозможно было просто смыть водой. Гермиона не стала бы сопротивляться, даже если бы захотела: из её конечностей будто удалили все кости, а мышцы стали слишком тяжёлыми, чтобы управлять своим телом хоть как-то. Во рту было сухо, словно она наглоталась воздуха и, казалось, связки горла просто атрофировались, и теперь Грейнджер не сумеет произнести ни слова, хотя неконтролируемые гортанные хрипы всё ещё продолжали вырываться. — Гермиона, посмотри на меня, — Сириус сжал её щёки большим и указательным пальцами, заставляя девушку сконцентрировать свой затуманенный взгляд на его лице, и поднёс наколдованный стакан с водой к пересохшим губам. Жидкость прошлась по горлу настоящим блаженством, и язык во рту начал двигаться куда активнее, позволяя девушке произнести набор букв. Сириус нахмурился при этом, пытаясь разобрать то, что сказала Грейнджер, но затем просто притянул её ближе, позволяя уткнуться в его шею. Она издала один единственный всхлип и даже не заметила, когда он превратился в громкое рыдание, будто те пару капель воды, что она выпила, восстановили водный баланс, и теперь Гермиона могла сполна выплакаться на плече Сириуса, комкая в руках его футболку. Оставить на ткани вместе со слезами тот кошмар, который мучил её несколько месяцев, но появлялся не так часто, чтобы девушка начала воспринимать его как что-то нормальное и привычное. — Это сон, — говорил Сириус, прижимая её к себе настолько сильно, что Гермиона была уверена — останутся синяки. — Просто сон, — парень словно пытался успокоить их обоих, а не только Грейнджер, но оба они знали достаточно много о кошмарах; знали, что ни один кошмар — не просто сон, и каждый из них значил большее, чем могло показаться. — Мне страшно, — прошептала Гермиона, облизнув солёные потрескавшиеся губы, которые начинало жечь от количества соли, собравшейся на них. — Очень страшно, Сириус. Девушка на секунду зажмурилась, и картинка её кошмара восстала будто наяву: то, что она боялась, то, что её тревожило. Кровь, от запаха которой мутило до сих пор, боль, холод, бессилие. И страх. Её страх, что этот кошмар может однажды стать реальностью. — Ничего не бойся, — гортанным голосом, чуть хриплым после сна, сказал Сириус. — Я буду с тобой, ничего страшного не случится, — продолжил он и прижался губами к её лбу. Память услужливо подкинула момент, когда Сириус и она произносили почти идентичные фразы, чуть больше года назад. Сейчас Гермиона точно знала, что тогда ей снился Мальсибер и плен на Гриммо, хотя в ту ночь с трудом могла вспомнить этот сон. После смерти Мальсибера он её больше не тревожил. Тогда Грейнджер так же жаловалась Сириусу на то, что ей страшно, что она боится неизвестности, а он уверенно заявлял, что не позволит, чтобы с ней что-то случилось. И, как тогда, так и сейчас, девушка хотела верить ему. Потому что никто другой не мог себе позволить пообещать этого. Сириус тоже не мог вообще-то — он не знал будущего, а Гермиона знала. Она пыталась оттягивать тот момент, когда придётся сесть и осознать неизменность судьбы. Этот момент точно разобьёт ей сердце, хотя оно уже пошло трещинами. Оказывается, оно у неё было стеклянным. Слёзы продолжали скатываться по щекам, падая то в уголки её губ, то на футболку Блэка, которая пропиталась ими. Кошмар должен был остаться кошмаром, не просачиваться в реальность. Она просто смотрела на всё со стороны, это всё не правда, всё ложь. Реальностью был сейчас Сириус и его руки, крепко сжимающие всё ещё бьющееся в ознобе тело Гермионы; реальным было его дыхание и обволакивающий тёплый голос. Всё, что имело значение. — Всё будет хорошо, — сказал он, заправляя короткую прядь ей за ухо. «Нет. Но пока я люблю тебя, я могу представить, что это действительно так». — Я люблю тебя, — сказала она так тихо, что спустя секунду начала сомневаться, что эти слова слетели с её языка. — Очень. Уже когда сон вновь утягивал Грейнджер в свои объятия, которые и вполовину были не такими приятными, как объятия Сириуса, она услышала тихое: «я тоже». А, может, Гермиона хотела услышать эти слова, и они были только плодом её измученной фантазии.

***

Июль 1980 год. Сириус чувствовал себя так, словно по нему несколько раз прошёлся дракон. И выглядел, наверное, так же. Не хватало отдыха, не хватало сна, не хватало абсолютно ничего. В какой-то момент парень понял, что дни, которые пролетали с неимоверной скоростью, слились в один день, наполненный битвами, сражениями и масками Пожирателей. Его уже тошнило от этой их важности, которую они постоянно демонстрировали на поле боя, превознося себя как повелителей человечества. И парень всегда чувствовал удовольствие, когда фигуры в чёрном падали мёртвым грузом у его ног, поражённые одним из его заклинаний. Часто это было одно из Непростительных, которое Сириус себе всегда прощал. Мог себе позволить. Заклятие стало не только чем-то ужасным и разрушающим, но и тем, чем можно сохранить собственную жизнь, взамен отняв другую. Достойная плата, если жизнь этого другого — жизнь Пожирателя. И, казалось, остались единицы, кто не использовал Аваду, пока весь мир превратился в одно сплошное Непростительное. Парень был злым, уставшим и голодным. После прошлой битвы, где его ранили так, что бедренная кость казалась лишней после её сращения, а длинная рана на боку никак не хотела до конца затягиваться, так и оставаясь красной и воспалённой, прошла неделя, которая казалась одним днём. Половину из которого он, естественно, проспал. И было совсем не странно, что он проснулся посреди ночи, решив, что сна было достаточно. Всё равно Сириус не чувствовал себя ни на каплю отдохнувшим. Блэк пытался двигаться как можно тише, хотя собственные шаги казались оглушающими. Он шёл на кухню, надеясь найти там какую-нибудь еду. Просить об этом Мини не хотелось, — парень не был уверен, что вынесет её обеспокоенность и беготню, не сорвавшись при этом. Многое раздражало. Он крепче сжал в руке волшебную палочку, хотя Люмос для того, чтобы осветить себе путь, использовать не спешил. Сириус ориентировался по памяти и прекрасно с этим справлялся. Только когда рука поднялась на уровень глаз, чтобы луч света осветил кухню, Блэк резко обернулся вокруг своей оси, услышав шум, источником которого был не он. — Люмос, — быстро пробормотал он и замер на месте, не отводя глаз от человека, который сидел за столом, беспечно откинувшись на спинку стула и потягивая что-то из фарфоровой чашки. — Какого чёрта?.. Он не знал, что вызвало больший шок: то, что Регулус сидел в полной темноте и продолжал бесстрастно наблюдать за Сириусом, или то, что он каким-то образом вообще оказался в его доме. Блэк несколько раз моргнул, надеясь, что картина, которая открылась его взору, окажется обычной галлюцинацией. Так ведь бывает? На фоне усталости точно бывает, а Сириус чувствовал себя очень уставшим. Но даже после нескольких минут звенящей тишины, от которой в висках начало неприятно стучать, фигура Регулуса не превратилась в дымку и не испарилась, поэтому Сириусу оставалось только тяжело вздохнуть и опустить затёкшую руку с зажатой в ней палочкой, которую он направлял прямо на брата. Тот, к слову, даже не дрогнул. Пришлось принять реальность, какой бы отвратительной в этот момент она не казалась. — Что ты здесь забыл? — спросил Сириус уставшим голосом, в котором проскальзывала хрипотца из-за ещё недавнего сна. — Как вообще вошёл в дом? — он взмахнул палочкой, и свет полностью затопил кухню, позволяя рассмотреть младшего брата, который, как всегда, убивал своей невозмутимостью. — Что за манеры, Сириус? — протянул Регулус. — Мы не виделись год. — Бывало, мы не виделись гораздо дольше, — скривился Блэк. — Если твоя память в порядке, то ты должен помнить, что тогда мы не бросились друг к другу с объятиями. — Кажется, — парень сделал вид, что вспоминает что-то важное, нахмурив лоб, — да, точно, ты тогда хотел меня убить. Надеюсь, в этот раз ты не решишь перерезать мне горло кухонным ножом. — Посмотрим, — бросил Сириус, сжимая рукой спинку свободного стула, переместив вес на одну ногу. — Плохо выглядишь, — окинув его долгим изучающим взглядом, сказал Регулус. — Заткнись, — фыркнул Блэк, закатив глаза на слова брата. Как будто он сам не знал. — Только не говори, что это тебя задело. — Какого чёрта ты здесь? — спросил Сириус, игнорируя фразу Регулуса. — Ты должен быть в Италии. — Соскучился, — ответил он, обводя края чашки пальцем. — А ты нет? — Не смешно. Брат вздохнул и сложил руки на груди. — От этой войны не спрятаться, каким бы надёжным место ни было. Если ты считаешь, что я просто сбежал и решил, что она меня больше не касается, то ты глубоко ошибаешься. — Не говори за меня, — сказал Сириус, сильнее сжимая спинку стула. Сам факт того, что кто-то рассуждает вместо него, транслируя это, раздражал. — Ответь на вопрос: зачем ты вернулся? — Расслабься, — дебильное слово. После него невозможно было действительно расслабиться или успокоиться. — Мы решили вернуться, потому что всё это, знаешь, порядком достало. Не было ни одного выпуска «Пророка», в котором не говорилось о погибших или о том, что армия Волан-де-Морта становится сильнее с каждым днём. Сириус остановил себя перед тем, как желание рассмеяться Регулусу в лицо, затопило его. Он поморщился, когда рана на боку заныла и прижал её свободной рукой, уверенный, что бинты сочатся кровью. Цепкий взгляд Регулуса остановился на бинтах, стягивающих торс брата, и Сириус пожалел, что не надел футболку, спускаясь вниз. — То есть, — медленно произнёс он, возвращая внимание парня на себя, а не на свои раны, — хочешь сказать, ты собираешься сражаться? — Да. — Нет! Ответ прозвучал так быстро и резко, что Сириус засомневался, что он принадлежал ему, тем более, когда дело касалось младшего брата. Он посмотрел в сторону, только бы не видеть почти насмешливого выражения лица Регулуса, понимая, что сделал глупость. — Неужто переживаешь? — Не за тебя, — бросил Сириус и сильно сжал скулы. — Ты можешь подставить любого из нас, — продолжил он после небольшой паузы. — К тому же ты мёртв для всего мира и как только появишься на поле боя, кто-то из Пожирателей обязательно узнает тебя. Ты — угроза. — Я не большая угроза, чем ты, Сириус, — язвительно ответил Регулус. — Тем более, я действительно могу быть полезен. — Чем же? — Что-то о них я всё ещё знаю. Как бывший Пожиратель я вполне легко могу предугадать некоторые их действия, — Сириус заметил, как легко сказал это Регулус. Его лицо не пронзила ни одна эмоция при воспоминании о прошлом, и это разительно отличалось от того, каким он был год назад. — В Ордене не все знают, что ты был в их рядах. Будет сложно объяснить, каким образом ты всё знаешь и уж точно будет сложно объяснить твоё внезапное воскрешение. Официально ты мёртв, забыл? — Не волнуйся об этом, — ухмыльнулся Регулус. — Мне кажется, Орден настолько нуждается в хороших волшебниках, что примет в свои ряды даже покойника. И уж точно все быстро привыкнут к тому, что младший брат гораздо умнее старшего. — Иди нахер. Парень прыснул и засмеялся. Действительно засмеялся. Сколько Блэк не видел подобного? Настолько искренних эмоций, наверное, он не замечал в своём брате с детства. И это было почти дикостью, потому что Регулус не боялся демонстрировать их при Сириусе. Что-то изменилось. Точно изменилось. Регулус не поменялся за год, как, например, Лунатик, который стал настолько неразговорчивым, что иногда хотелось выть из-за неудачных попыток вывести его на контакт. Нет, Регулус остался самим собой, просто более… настоящим, что ли? Сириус как будто приоткрыл шторку, за которой скрывались не такие уж ужасные моменты из детства, которые постепенно восстанавливались в реальности. — Ты сказал «мы». Где Марлин? — он посмотрел в стороны, ожидая, что девушка сейчас выйдет из какого-нибудь угла. Это было в её стиле — появляться вот так. — Дома. Как только мы пересекли границу, она отправилась домой. — А ты? Что он хотел услышать? Что Регулус, перед тем, как появиться в этом доме, заглянул на Гриммо? Сириусу что, действительно хотелось, чтобы его брат оказался уродом? — А мне больше некуда идти. Блэк стал ровнее, отпуская наконец-то многострадальный стул, и потёр лицо ладонями, этим движением демонстрируя всю свою усталость. Есть больше не хотелось. Хотелось вновь уснуть на несколько дней, а после проснуться, и чтобы ничего уже не было. Чтобы война резко закончилась; чтобы Регулус всё-таки оказался в Италии; чтобы всё было хорошо. Но сон, почему-то, был спасением только в сказках. — Сириус, — Регулус позвал его в тот момент, когда парень уже собирался уходить. — Что с твоей раной? Блэк опустил голову и увидел пропитанный кровью бинт. Чёрт. — Ничего, — отмахнулся он. Веки будто налились свинцом, и чтобы моргать приходилось прилагать усилия. — На твоём месте я бы использовал рябиновый отвар, — сказал Регулус, кивая на рану. — Иначе она будет затягиваться долго и болезненно. — Только то, что ты со змеиного факультета и хорошо разбираешься в зельях, не даёт тебе права что-либо советовать мне, — произнёс Сириус, закатывая глаза и надевая маску крайнего негодования. — Осторожно, братец, со словами, — ухмыльнулся Регулус. — Ты даже не заметил, как почти сделал мне комплимент. Сириус собирался что-то ответить: что-то саркастичное, может, язвительное, что заставило бы брата заткнуться. Но тот уже поднялся с места с довольной улыбкой на лице. — Знаю, пошлёшь меня. Я пойду, — он кивнул в сторону выхода из кухни. — Надеюсь, мою комнату никто не занял? Парень прошёл к двери, но обернулся с заинтересованным лицом, когда Сириус издал гортанный звук, собираясь заговорить. — Для тебя же будет лучше, если это не шутка, Регулус. — Знаешь, львиная, — брат закатил глаза на этом слове, — доля юмора всё-таки принадлежит тебе, так что перестань уже во всём, что я делаю, искать скрытый подтекст. Его нет, Сириус. Мои намерения предельно ясны и прозрачны. К тому же Легилименция всё ещё существует, если ты помнишь. Регулус скрылся за дверью, а Сириус судорожно выдохнул и чуть ссутулился — всё это время он продолжал стоять ровно, ни разу не опуская головы. Мерлин, всё казалось безумием. В какой-то момент показалось, что всё произошедшее — творение его воображения. Что он не нарочно воссоздал образ Регулуса в своей голове, видимо, из-за полной потери рассудка. Совсем не потому, что он — никто об этом не узнает — скучал.

***

Гермиона поморщилась, когда что-то коснулось её лица. Снова и снова, будто дразнясь. Она с трудом разлепила глаза, когда щекочущее ощущение не исчезло и стало только навязчивее. Спустя несколько секунд, когда она полностью сфокусировала свой взгляд на человеке, который сидел рядом, и когда Грейнджер осознала, что всё происходящее не сон, она едва не закричала то ли от неожиданности, то ли от восторга. Вообще-то, собиралась закричать, но Марлин вовремя остановила её, прижав свою ладонь ко рту Гермионы. — Надеюсь, следующим твоим шагом будет не обморок, — по-доброму улыбнулась девушка и отпустила руку, позволяя Гермионе пробормотать что-то несвязное. Несмотря на то, что присутствие МакКиннон её разбудило довольно быстро, девушке пришлось несколько раз моргнуть, чтобы точно убедиться в том, что подруга не исчезнет. — Марлин! — неожиданно для себя взвизгнула Гермиона, отрывая голову от подушки и садясь на кровати. Грейнджер понятия не имела, который был час, сколько часов подряд она проспала, потому что всё происходящее в какой-то момент превратилось в месиво из сражений и жуткой усталости. И всё, что им оставалось делать — принимать реальность и спать. — Как ты тут оказалась? — Гермиона махнула рукой вглубь комнаты, будто в ней сейчас сосредотачивался весь мир. — Мы решили вернуться, — просто ответила МакКиннон, пожимая плечами. — Только этой ночью прибыли. — Но… разве так можно? — А разве можно сидеть, сложа руки, когда здесь от нас будет гораздо больше пользы, чем в Италии? — Марлин склонила голову, разглядывая Грейнджер, будто пытаясь найти в ней что-то, что появилось за год, который они не виделись. И пусть они часто обменивались письмами, Гермионе было этого недостаточно, словно в жизни не хватало чего-то важного, когда она старалась всё, что имело ценность, собирать в поле своего зрения. Чтобы, нуждаясь, можно было протянуть руку и ощутить это. Так было с мальчиками. Так было с Сириусом. И даже если это было эгоистично, Гермионе хотелось всё это время, чтобы рядом была и Марлин. К тому же она уже давно перестала из писем МакКиннон выуживать какую-нибудь информацию. Нет, девушка никогда не была скупа на слова, но конкретики в них было не так много. Она всегда отвечала, что она и Регулус в полном порядке и… всё. Она могла несколько листов истратить, чтобы описать потрясающую природу Тосканы или архитектуру Сан-Джиминьяно, городок на юге от Флоренции, в котором находился дом, принадлежавший семье Марлин. Но никогда девушка не делала ни единой попытки, чтобы рассказать больше. Именно поэтому Гермионе хотелось, чтобы она была здесь — легче узнать что-то у самой Марлин, чем искать скрытый смысл в идеально написанных строчках. — Думаешь, для Регулуса это безопасно? — поджав губы, спросила Гермиона. — Он взрослый мальчик, — ответила Марлин, по-лисьи ухмыляясь. — И знает, на что идёт, не хуже остальных. В какой-то степени, может, даже лучше. — А ты? — А я… должна быть рядом с ним, — сказала подруга, и на её лице промелькнуло что-то, чего раньше Гермиона не замечала. — Что это значит? — Только то, что год назад мы решили, что я буду приглядывать за ним, — быстро ответила девушка. — Не могла же я оставить его без присмотра, — она улыбнулась и нарочито показушно закатила глаза, как бы демонстрируя, что не желает больше обсуждать причину своего возвращения. — Так ты обнимешь меня наконец-то? Марлин недовольно сморщила нос, и Гермиона, тихо рассмеявшись, обвила руками её шею, чувствуя себя немного лучше. Нужно было признать, что это помогало. — Здесь всё так плохо, да? — спросила МакКиннон, оторвавшись от Гермионы. — Всё, о чём пишут. — Я перестала читать «Пророк», — опустив голову, покачала ею Грейнджер. — Мне достаточно того, что я всё вижу в действительности. — Мне так жаль, — сказала Марлин, поджав губы. «А мне — нет. Всё так, как должно быть, даже если это уничтожает нас каждую минуту». МакКиннон насупилась и ударила руками по матрасу, привлекая к себе внимание. — Я готова прямо сейчас пойти и сразиться с ними, — прорычала она. — Уничтожить их всех. Гермиона хмыкнула, покосившись на девушку. Она не могла вспомнить кого-то, кто с таким же рвением желал сразиться с Пожирателями, потому что дух, пусть всё ещё поддерживаемый верой, что они борются за будущее, которое Гермиона заочно возненавидела, всё равно нещадно угасал с каждой проигранной битвой, с каждой смертью своего друга или соратника. — У тебя будет такая возможность, — ответила она. — Уже несколько месяцев планируется большая битва, во главе которой стоит Грюм. Они с Дамблдором разработали её до мельчайших деталей, и все верят, что она точно будет знаковой в истории этой войны. — Правда? — Марлин придвинулась чуть ближе, словно боялась пропустить хоть слово. — И когда она должна состояться? Гермиона нахмурилась, чтобы подсчитать дни, которые смешались в голове. Она не была уверена, что сегодняшний день — это вообще тот день, о котором она думала, так что, отвечая на вопрос Марлин, сомневалась в подлинности своего ответа. — Через четыре дня. Осталось только определиться с парами, потому что работать мы будем именно таким способом, чтобы было удобнее. Поэтому последнюю неделю Орден практически не участвует в боях — мы набираемся сил перед этой битвой. Марлин медленно кивнула и задумчиво заправила золотистую прядь за ухо. Грейнджер была уверена, что девушка уже продумывает наперёд, какие заклинания будет использовать и как вообще будет действовать. Не было смысла спрашивать, согласна ли она отправиться на эту битву, о которой судачил Орден последние два месяца, потому что Гермиона знала — МакКиннон согласна на всё, что способно остановить Волан-де-Морта, как бы трудно ни было. — Всё будет хорошо, Гермиона, — уверенно заявила Марлин. — Я это точно знаю. Гриффиндорка завидовала подобным мыслям. Они сейчас казались ей чем-то фантастическим. И ещё более нереальным было то, что Марлин искренне верила в сказанные ею слова. И это вряд ли было хорошим навыком, потому что реальность принимать гораздо легче, когда ты морально готов к ней. Когда трезво оцениваешь ситуацию, в которой оказался самым слабым звеном, не способным абсолютно ни на что. Неспособным спасти самого себя в первую очередь, когда кошмары так плавно перестают быть просто снами, что ты даже не замечаешь, когда они становятся неотъемлемой частью твоего реального мира, составляя целостную картинку.

***

Блэк тяжело вздохнул и, наклонившись вперёд так, чтобы локти уперлись в колени, прижал ладони к уставшим глазам. От сигарет уже мутило, каким бы абсурдным это заявление ни казалось, но он в последнее время продлевал свою жизнь только при помощи никотина, который уже не действовал на него абсолютно никаким образом. Сириус будто стал невосприимчив к тому, что разрушало других. Поэтому сигареты его стали раздражать как совершенно бесполезная вещь. Когда-то они были способом сбежать, сейчас же не помогало ни-че-го. Он должен был оставаться, как оставались остальные. Он почувствовал, как тёплая мягкая ладонь Гермионы опустилась ему на спину, двигаясь взад-вперёд. Этим движением она пыталась передать свою поддержку, в которой Сириус слишком сильно нуждался. Сейчас особенно сильно. Не то чтобы после прикосновений сил становилось больше, просто… жить быть чуточку терпимее. — Устал? — спросила она тихим голосом. Сириус, чуть помедлив, кивнул, и рука девушки скользнула по его спине и сжалась на плече, легко нажимая на него и заставляя Блэка поменять угол наклона и устроиться на коленях Гермионы. Она тут же запустила руки в его волосы, перебирая пряди, и крошечные разряды тока тут же прошибли тело парня. Она так успокаивалась, пока Сириус, не решаясь открыть глаза, просто наслаждался моментом спокойствия. Таким редким в последнее время. Они ждали, когда прибудет остальной Орден, для которого дом Сириуса на время организации этой битвы стал некой штаб-квартирой. Посторонние люди, несмотря на то, что они были соратниками, жутко действовали на нервы, и Блэк каждый раз сдерживался, чтобы не выгнать всех к чертям. Оставалось обсудить только то, кто с кем будет в паре, и парень надеялся, что это не должно занять много времени, хотя, зная Грюма с его дотошностью, всё могло затянуться до поздней ночи. Всем, не только Сириусу, казалось, что по завершении этой битвы всё должно прекратиться. Ну, или стать не таким сложным. Парень скучал по временам, когда война хоть и была жестокой, но не высасывала все силы. Нужно было потерпеть ещё немного, и всё должно быть хорошо. Всё должно закончиться, потому что невозможно было даже представить, как жить с этим дальше. Действительно, будущее не представлялось. Хотя одна его часть, ставшая настоящим, сидела рядом с Сириусом, ни разу не прекращая поглаживать его покрытое разными серебристыми шрамами тело. Из-за неё можно было смириться с мыслью, что будущее могло быть не таким уж ужасным. — Никого ещё нет? — вопрос Джеймса послышался раньше, чем друг вошёл в гостиную вместе с Гарри и Роном. — Есть, — устало бросил Сириус, поднимая руку вверх. — Мы. Гарри и Рон сели в кресла возле дивана. Джеймс, видно, решил, что на диване, на котором расположились Сириус и Гермиона, ему будет удобнее, и собрался уже сесть, но Блэк с силой ткнул его ботинком по бедру, и тот, недовольно зашипев, потирая место удара, уселся в свободное кресло. — Где Регулус? — спросил Сохатый, оглядываясь по сторонам, и Сириус громко фыркнул. — Настолько важная персона не станет проводить время с нами без видимой на то надобности. Спустится, когда Грюм появится. — Перестань, — буркнула Гермиона, шлёпнув Сириуса по руке, как мелкого шкодника. — Ну а что? — придав своему голосу как можно больше невинности, спросил парень. — Прошло два дня с его возвращения, а мы так и не знаем точной причины. — Прошло два дня, а ты так и не узнал то, что тебя волнует? — спросила девушка, прекратив играть с его волосами. — Регулус меня не волнует, — отмахнулся Сириус от этого глупого предположения, которое и «предположением» нельзя было назвать. Догадка. — Да ну? — насмешливо произнёс Джим, за что получил от Сириуса взгляд полный чистого недовольства. — Ладно, — он сказал это так, будто не собирался тратить драгоценную энергию на то, чтобы доказывать что-то лучшему другу. Каждый из них знал, что это бесполезно. — Как себя чувствует Лили? — спросил внезапно Гарри, цвет лица которого был немного бледен, но в принципе, если не обращать внимания, то никто этого не заметил бы. Каждый, кто знал, что происходит сейчас с душой парня, утверждал, что ему не стоит сражаться, опасаясь, что с ним может произойти то же, что грозило Гермионе. Но он переживал период беременности Лили иначе. Не так легко, как рыжий, но и не так, как его подруга, магия которой хотела уничтожить её каждый раз, когда она обращалась к ней. Гарри колдовал, хотя признавался, что волшебство даётся ему несколько трудно. Поттеру требовалось чуть больше концентрации, чтобы дотянуться до своего источника магии и больше отдыха после сражений. Но Гарри заверял, что готов пойти на это, только бы не чувствовать себя бесполезным сейчас, и никто не собирался с ним спорить. Гермиона, конечно, пыталась, но тщетно — в итоге и она сдалась упрямству друга. — Она в норме, — кивнул Джим. — Готовится. Сириус понятия не имел, как можно готовиться к родам — это ж не экзамен по зельеварению. Но, скорее всего, подобные женские секреты так и останутся для него потёмками. Они все знали, когда должно произойти это событие — тридцать первого июля — день рождения Гарри. Оставалось ждать чуть больше двух недель, и, честно говоря, Сириус не мог дождаться этого дня. Он считал, что рождение ребёнка Лили и Джима будет ещё одним знамением того, что всё должно быть хорошо. Обязано быть. — Как она отпустила тебя? — спросила Гермиона, возвращая тёплые руки Сириусу на шею. — Мой отец с ней, так что… Флимонт, несмотря на то, что ему точно было комфортно жить в собственном поместье, решил переехать в загородный дом, который находился не так далеко от Годриковой Впадины, так что он часто заглядывал к ребятам в гости. Мужчина принял решение, что Лили и Джеймс будут довольны тем, что поместье теперь полностью в их распоряжении, но Сириус видел, что Сохатый скучал по отцу. Друг всегда нуждался в родителях и, когда Юфимии не стало, уделял столько внимания отцу, сколько остальные дети не уделяют своим родителям на протяжении всей жизни. Джим был хорошим сыном и будет прекрасным отцом. Он был одним из лучших людей, которых Блэк знал, так что все сопутствующие качества в нём обязаны были быть только положительными. Послышался звук трансгрессии снаружи дома, и Сириус рывком поднялся с колен Гермионы, с сожалением принимая тот факт, что вместо приятных нежных рук придётся терпеть грубый, шершавый и порой очень громкий голос Грюма. В дом посыпались волшебники, которые были причастны к этой операции. Лунатик, который прибыл чуть позже назначенного времени, после всех остальных, сел рядом с Питером, неотрывно наблюдающим за Аластором. Регулус вошёл вместе с остальными, и Сириус действительно удивился — он был уверен, что брат сидел в своей комнате, не желая находиться в компании Сириуса и остальных. — Какого чёрта? — прорычал он парню на ухо так, чтобы никто посторонний не услышал. — Тебе нельзя выходить. —Ты взял на себя роль моего тюремщика? — окинул брата взглядом полного любопытства, спросил Регулус. — Помнится, ещё недавно она принадлежала Марлин. — Это не смешно, — негодующе ответил Сириус. — Ты… — Угроза, — так же, полушёпотом, продолжил парень. — Смени пластинку. Ты стареешь, Сириус, твои фразы настолько предсказуемы, что это уже начинает беспокоить меня. И выдохни, потому что я был здесь, просто дышал воздухом. Или элементарная физиологическая потребность — непростительное преступление? — Не выводи меня, — прорычал Сириус, внутри кипя от злости, которая появилась будто по щелчку пальцев. — Или что? — с вызовом в серых глазах, цвет которых хоть и был идентичным его, наполнялся чем-то совершенно иным. Блэк опустил взгляд на новую палочку Регулуса, которую тот привёз из Италии. Парень даже не сжимал её в руке как следует для того, чтобы начать дуэль. Вывод был невероятно прост, стоящий Сириусу немалого количества потраченных нервов — Регулус ни капли не боялся брата, взамен Сириус ни разу по-настоящему не желал причинить ему вред. По крайней мере теперь. Замечательно. — Вы заткнётесь или как?! — рявкнул Грюм, который сегодня исполнял обязанности Дамблдора, обращаясь непосредственно к Сириусу с Регулусом. Парни прекратили прожигать друг в друге дыры, потому что в действительности способны были только на это, и расступились в разные стороны, убедительно делая вид, что не знакомы между собой. — Итак, — Аластор прокашлялся, наверное, пытаясь обратить на себя этим внимание, хотя, по правде, всеобщее внимание принадлежало только ему, так что Блэк решил, что мракоборец сделал это для важности. — Остались только вы, — он кивнул в сторону, где стоял Сириус и остальные. — Можете пока что распределиться по собственному желанию — вы всё равно все одинаково сильные. Сириус сделал уже шаг к Гермионе, перед которой стоял рыжий и мешал парню пройти, когда голос Аластора остановил его. — Только по парочкам не становиться. По парочкам, — он так противно протянул это словосочетание, глядя на Блэка, что тут же захотелось вмазать ему. Ну, или хотя бы показать средний палец, потому что, произнося это таким тоном, Грюм в открытую насмехался. Явно он был обиженным девственником. — Нам нужно, чтобы вы сражались с Пожирателями, а не прикрывали спины своих подружек. Парень был почти уверен, но он не смог разглядеть, что лицо Гермионы стало бордовым от злости и несправедливых слов Грюма. Он сам прекрасно знал, что говорит полную чушь, но ему, видно, нравилось выводить всех вокруг. Сириус поменял траекторию и встал рядом с Джеймсом, про себя рассуждая, что если его убьют во время сражения, то рыдания Гермионы выглядели бы куда драматичней и романтичней рыданий Сохатого. — Я с Питером, — сказал Гарри, кивая в сторону Хвоста, который был в таком же шоке, как Гермиона и Рон. Сириус заметил его на их лицах, хотя сам не видел ничего странного в этом. Его вообще мало кто волновал в эту минуту. Грюм довольно кивнул, записав что-то в свой потрёпанный коричневый блокнот, и принялся за другие пары. Гермиона была с Роном, естественно. Римус встал в пару с Фрэнком Лонгботтомом, который присутствовал один. Насколько хорошо Сириус помнил, то Алиса забеременела примерно в то же время, что и Лили, так что Лонгботтомы тоже ожидали скорого появления своего наследника на свет. Блэк несколько удивился, когда Регулус, совсем немного помедлив, подошёл к Марлин. Он буквально ощущал колебание брата, когда он делал это, хотя решение это было весьма обоснованным и логичным — никто из присутствующих не знал Регулуса так хорошо, как МакКиннон. Даже Сириус. И, судя по тому, что оба вернулись с Италии со всеми конечностями и без каких-либо видимых увечий, им удалось найти общий язык. — У меня вопрос, — подала голос Доркас, которая обычно докапывалась до каждой мелочи, но, стоило отдать ей должное, с поставленными задачами она всегда справлялась идеально. — Мы трансгрессируем на поле боя? — Если пожелаешь, можешь одолжить у Блэка его летающий мотоцикл, чтобы Пожиратели точно были впечатлены, — хмыкнул Грюм, косясь на Сириуса, и они с Джеймсом переглянулись, вспоминая тот день, произошедший около трёх месяцев назад, когда излюбленный мотоцикл парня вдруг стал летающим. — Блять, Бродяга, если мы разобьёмся, я сверну тебе шею! — крикнул ему на ухо Джим так громко, что его крик заглушил даже шум ветра, который нещадно терзал уши Сириуса. — Ты сумасшедший придурок, ясно? Блэк чуть не рассмеялся от накатившего на него чувства адреналина и восторга. Что-то на задворках его разума кричало, что он поступает весьма неосторожно и безответственно, но он редко прислушивался к надоедливому голосу, надёжно запирая его на несколько замков, чтобы он не сумел выбраться. Позади слышался визг шин от колёс полицейской машины, которая безостановочно гналась за нарушителями магловского порядка уже около получаса, заворачивая за каждый угол, за которым надеялись спрятаться ребята. В какой-то момент Сириусу даже показалось, что он почуял запах гари, хотя, учитывая скорость, с которой двигалась преследующая их машина, вполне возможно было, что её колёса воспламенились. Смешно было и от того, что Блэк представлял, как вздулись вены на шее водителя, пока он пытался догнать ребят, мотоцикл которых проделывал ловкие манерные трюки, проезжая между машинами с невообразимо минимальным расстоянием друг от друга. Сириус готов был поклясться, что Поттер в эту секунду проклинал то мгновение, когда согласился поехать с ним в Лондон «просто за новыми интересными впечатлениями, ничего такого». — Поворачивай! — кричал на ухо Джим, увидев впереди поворот в неизвестный им узкий переулок. Самому Мерлину было известно, как ему удалось со своим зрением в темноте увидеть этот поворот. — Поворачивай, говорю тебе! — и Сириус послушался. Они резко остановились ровно в тот момент, когда перед носом, будто из ниоткуда, появилась кирпичная стена, которая перекрывала им дорогу. Они заехали в тупик. Невозможно было проехать вперёд, невозможно и назад, потому что полицейская машина уже заворачивала с проезжей части дороги в переулок, в котором застряли Сохатый с Бродягой. — Удивительно, — буркнул Джеймс. — Это приключение я действительно не забуду никогда в жизни, — но, несмотря на всю серьёзность Поттера, Сириус уловил в его интонации проблески улыбки и прежнего озорства. — Попались! — крикнул толстый водитель, с трудом протискиваясь между машиной и кирпичной стеной. Он задел своей непомерно огромной задницей зеркало, оторвав его от машины полностью, и Сириус с Джеймсом изо всех сил старались не рассмеяться. Лицо этого полицейского наполовину скрывалось за пышными чёрными усами, а другая половина за такого же цвета широкими бровями. Его нос выглядел как огромный крюк, и Сириус всё же не удержался и тихо захихикал, глядя на стража порядка. — Без шлемов, превысили скорость, — зло прищурился он, и усы его зашевелились. На этот раз не удержался и Поттер, рассмеявшись вслед за Сириусом. — Они ещё и смеются! Негодяи, — выплюнул мужчина. — Ну-ка слезть с мотоцикла! Сириус и Джеймс лениво перебросили ноги и оказались на земле, продолжая рассматривать полицейских с чистым интересом в глазах, что тем, наверное, не очень нравилось. — Назвать имена! — крикнул второй, молодой полицейский, который был втрое меньше своего коллеги. — Сами мучаемся с именами, — театрально вздохнул Джеймс, заставляя Сириуса вновь рассмеяться. Естественно, Поттер имел в виду то, что они с Лили никак не могли определиться с именем для ребёнка, хотя мужчин в форме эта информация мало интересовала, а ответ Сохатого их явно разозлил ещё больше. — Да нет, — шуточно толкнул его Сириус под рёбра. — Наши имена. Вам лучше записать где-нибудь, — сказал он, обращаясь к полицейским, — вы ещё не раз услышите их. Я — Сириус Блэк. — А я — Джеймс Поттер, — поддержал его Сохатый, ухмыляясь. И пока они перебрасывались колкими фразочками с полицейскими, в магловском мире произошло то, что никак не могло считаться тут нормой. — Смотри, — прошептал Джим, кивая в ночное небо. Сириус прищурился, напрягая глаза, которые отлично видели в темноте, и заметил три точки, которые постепенно приближались к ним. Пожиратели. Точно они, потому что никто из Министерства или из Ордена не мог позволить себе просто так летать на метле посреди Лондона, не скрываясь от глаз маглов. Нужно было благодарить судьбу за то, что парни могли понимать друг друга без слов. Потому что в следующую секунду после того, что они увидели, ребята направили свои волшебные палочки на полицейскую машину, которая взлетела в небо так быстро, что шок на лицах полицейских появился только спустя пару секунд, и то, когда Пожиратели уже свалились со своих мётел, сбитые магловской машиной в небе. — Нам очень не хочется, — с улыбкой, радуясь триумфу, сказал Джим, — но мы вынуждены покинуть вас. — Может, когда-нибудь ещё увидимся. Вы очень приятная компания, — улыбнулся Сириус, направляя волшебную палочку на собственный мотоцикл и используя на нём заклятие Левитации. Невероятно довольные, они с Джеймсом скрылись в ночном небе, оставив где-то внизу шокированных увиденным полицейских.

***

Гарри ждал этого дня. В какой-то степени можно было сказать, что он ждал его всю жизнь. И дело было не в битве, которая занимала все мысли остальных. Нет, Поттеру было наплевать на неё. Не то чтобы его не волновал исход, но, да, по большому счёту, ему было плевать. Его целью была не победа, а смерть. Слова Рона. Они стали тем самым катализатором, который помог Гарри прийти к выводу, что его целью в этом мире действительно является смерть. Смерть убийцы. Смерть предателя. Он не говорил никому. Ни Рону, ни Гермионе. Особенно Гермионе. Она бы не позволила, а Гарри нужно было, иначе… он бы чувствовал себя полным ничтожеством, не воспользовавшимся единственным шансом всей его жизни. Такое почти невозможно. Это и было невозможно: то, что они вернулись в прошлое, что он обрёл родителей, крёстного, Люпина, Дамблдора. Всё это просто не могло исчезнуть, потому что «невозможно ничего изменить». Возможно. Если он не мог рассказать о будущем, не мог написать, не мог вообще никак повлиять на людей, которые должны были стать центральными фигурами в этой истории, то он всё сделает сам. Не скажет ни слова, не напишет ни строчки. Это не было эгоизмом, потому что он хотел, чтобы у ребёнка, который должен был появиться на свет, были родители. Он не мог просто наблюдать за тем, как рушится его жизнь. Как бы там ни было, но этот ребёнок заслуживал того, чтобы жить в любви и заботе, а Лили и Джеймс могли это дать; новый Избранный, в котором и нужды-то не будет, заслуживал таких родителей, а Гарри заслуживал таких людей рядом, которых он любил всем сердцем. Гарри хотел, чтобы Гермиона, которая потеряла буквально всё кроме дружбы, имела кого-то, кто был бы её утешением, кто любил бы её, и кого бы любила она. Подруга заслуживала Сириуса, как и он заслуживал её. Они имели право на счастье, и Гарри хотел дать им его. И сам он тоже хотел быть счастливым, и Рон тоже должен испытывать радость, которой за два года у него было слишком мало. Непозволительно мало. Они могли всё это получить в этом мире только при одном условии. Не то чтобы он чувствовал в руках безграничную власть, но он знал, что способен на то, на что не способны другие. Он готов. И он не смирился с тем, что им уготовила судьба. Был лишь один человек, заслуживающий смерти: ни Джеймс, ни Лили, ни кто-либо другой. Питер Петтигрю. Враг, ненависть, к которому разожглась внутри Гарри настолько, что достигла своего апогея. Всё это должно закончиться, и Поттер готов был понести любое наказание за вторжение в будущее, в историю человечества. Но, если этого не произойдёт, жизнь будет разрушена. Да, пусть это будет чёртовым эгоизмом. Так даже лучше. Потому что Гарри устал идти по неизвестному пути, сойти с которого не представлялось возможным. Он хотел сделать шаг в сторону, а потом… потом будет легче. Потом будет не так больно и страшно. Потом будет намного лучше. Он готов понести наказание, которое станет лучшей наградой, символизирующей, что он сумел изменить то, что менять все боялись. Он не боялся. Никогда. И Гарри хотел доказать это. — Гарри, ты готов? — Гермиона просунула голову в открытую дверь, окидывая его встревоженным взглядом. Чувствовала. — Да, готов, — уверенно кивнул он, но её лицо продолжало выражать чувство страха и волнения, когда она наблюдала за Поттером. Подруга была уверена, что знает его досконально, что видит его насквозь, что едва не читает его мысли, но, судя по тому, что сейчас она не пыталась его остановить от задуманного, она не догадывалась. Знала, что что-то не так, но причины понять не могла. — Тогда пойдём, — девушка качнула головой, приглашая Гарри пойти за ней вниз, где уже собрался весь Орден; оставалось две минуты до трансгрессии. — Гарри, почему это именно Питер? — он сбился со счёта, пытаясь посчитать, сколько раз за эти дни подруга задавала подобный вопрос. И всегда ответ был одинаковым, идеально отскакивающим от зубов: — Потому что мне хочется понять его, — ответил Гарри. «И убить». — Всё будет хорошо, Гермиона, не волнуйся, — попытался успокоить её парень, когда заметил, что плечи её продолжают быть напряжёнными; всё тело девушки было в состоянии боевой готовности, и он был уверен, напади кто-то из Пожирателей прямо в эту минуту, его подруга сумеет отбиться. — Да, — голос её был таким же напряжённым, натянутым и немного дрожащим. — Наверное. Честно говоря, он не запоминал названий городков или деревушек, в которых проходили сражения. Обычно они выглядели примерно одинаково, а с учётом того, что весь обзор застилали стены из пыли, огненные взрывы и зелёные вспышки, это даже не представлялось возможным. Не говоря уже о том, что в первую очередь нужно было следить за тем, чтобы какое-нибудь заклинание не нашло свою цель в виде твоего тела. Города смешались в один большой военный мир, как и взрывы, которые уже не оглушали — настолько стали привычными, и иногда Гарри ловил себя на мысли, что абсолютная тишина ему куда более ненавистна, чем звуки всеобщего хаоса. Тишина обозначала только то, что всё закончилось. — Держись правой стороны! — крикнул Поттер, обращаясь к Петтигрю. Да, вот так, несмотря на свой план. Он хотел, чтобы они победили в первую очередь, а для этого некоторое время нужно было потерпеть Хвоста рядом с собой. Гарри был уверен в своей личной победе, но победа всего Ордена зависела не от него одного. Никогда ничего не зависело только от него, и парень хотел изменить это. План Дамблдора был прекрасно продуман: Орден окружал Пожирателей по несколько человек, и те не успевали отбивать атаки с разных сторон. Мракоборцы действовали по подобному плану, но в их группах было больше волшебников, с учётом того, что и самих мракоборцев было больше, чем фениксовцев. Битва была ожесточённой и кровавой, со всех сторон то и дело слышались крики и человеческий рёв, который больше походил на звуки диких животных. И Гарри было сложнее, чем обычно, потому что магия, будто чувствуя, что он задумал, всячески сопротивлялась ему, и половину сил парень тратил на то, чтобы дотянуться и коснуться её, а половину на то, чтобы использовать против врагов. — Петрификус Тоталус! — ему пришлось повторить заклинание дважды, чтобы магия наконец-то послушалась его, и надвигающаяся на них с Петтигрю фигура в маске грузно свалилась на испепелённую июльским беспощадным солнцем траву. Он, как мог, старался использовать несложные заклинания, которые выкачивали из него не так много энергии, понимая, что она ему понадобиться, когда настанет время самого главного заклинания. Поттер не мог разглядеть в пыли своих друзей, и вряд ли они видели его, но каким-то образом парень чувствовал, что они рядом. Может, ему просто хотелось, чтобы в эту минуту с ним были те, кого он любил, а не тот, кого он ненавидел больше всего на свете. Но он ни на секунду не отходил от Питера, буквально на физическом уровне ощущая, как крутятся шестерёнки в голове того, когда приходило время использовать очередное заклинание, чтобы либо атаковать, либо защититься. Не то чтобы он был слишком туп, — нет, тупым его можно было назвать в последнюю очередь, — но он определённо был трусом. Хвост то и дело пытался незаметно сделать несколько шагов назад, чтобы оказаться за спиной Гарри. Особенно когда на них двоих наступали четверо Пожирателей. Поттера раздражало это, он боролся с желанием схватить Хвоста за шкирку и бросить под ноги противникам, хотя понимал, что хочет увидеть совершенно другую смерть предателя. Поэтому он, скрипя зубами, отбивался из-за всех сил. В какой-то момент мир стал настолько туманным от поднявшейся в воздух пыли и земли, что оставаться на своих ранее обговорённых местах невозможно было. Люди терялись и спотыкались на изуродованной земле, которая пострадала от попавших в неё заклятий и теперь напоминала разодранное в клочья тело с множеством смертельных ран. Казалось, всё сравнялось с уровнем земли, город и лес за ним, потому что невозможно было сосчитать количество раз, когда Гарри слышал, как падает дерево, а после слышались крики — деревья падали на людей, прижимая их своим весом к земле. И каждый раз, когда очередной крик доносился до его ушных раковин, Поттер молился всем существующим и несуществующим богам, чтобы он не принадлежал кому-то из родных, друзей или знакомых. Конечно, было бы настоящим чудом, если бы лес вдруг похоронил под собой всех Пожирателей, и крики эти принадлежали бы именно им, но… Гарри трезво смотрел правде в кровавые глаза — это очень маловероятно. Он не верил. — Нужна помощь! — он узнал этот голос, несмотря на то, что как раз в это время где-то рядом произошёл взрыв. Лунатик. Поттер ошибался, думая, что ничто не сумеет его отвлечь, но он тут же рванул в сторону, откуда доносился крик друга, потянув за собой Питера, который, кажется, даже не понял, кому этот голос принадлежал. Бросая беспорядочные заклинания по бокам, Гарри увидел впереди лежащую фигуру. — Римус! — крикнул он, подбегая к нему. — Я здесь, — произнёс он, и Поттер резко развернулся к запыхавшемуся Лунатику, который оказался позади. Ещё раз бросив взгляд на человека, который лежал почти у ног, Гарри пригляделся и узнал Фрэнка Лонгботтома, с которым Римус стоял в паре. — Это проклятие, — сказал он. — Оно попало в живот, и только поэтому он всё ещё жив, если бы в сердце… — Его надо в Мунго, — испуганно пробормотал Хвост, смотря на белое лицо Фрэнка. — У меня нет порт-ключа, — ответил Римус. — У кого-то из вас он есть? Гарри и Петтигрю покачали головами. — Он умрёт, если его сейчас же не отправить в больницу, — сказал Люпин, приседая перед Фрэнком на корточки. И как раз в тот момент, когда внимание всех троих было обращено на будущего отца Невилла, забывших, видно, что сейчас разгар битвы, будто из воздуха перед ними появились трое Пожирателей с поднятыми палочками. — Ава… — взревел один из них, но так и не сумел произнести Непростительное до конца, потому что… — Авада Кедавра! — послышалось, будто прямо в черепной коробке, и быстрый зелёный луч попал Пожирателю прямо в грудь. — Блэк! — крикнул второй Пожиратель, видимо, этим криком желая привлечь к себе как можно больше внимания остальных Пожирателей, пока третий начал активную схватку с Римусом. — До встречи в аду, — кивнул Регулус, стоящий прямо над лежащим и медленно угасающим Фрэнком. — Авада Кедавра! Оба противника свалились, поражённые Римусом и Регулусом. Гарри заметил, как Марлин, оторвавшая взгляд от мёртвых волшебников, кинулась к Лонгботтому. — Что с ним? — спросила она, нащупывая его сонную артерию. — Сердце едва бьётся. — Проклятие, — ответил Люпин, кидая мимолётные взгляды на Регулуса. Конечно, он знал, что брат Сириуса сменил сторону, но ни разу не видел, как, в принципе, и все остальные, как парень сражается с бывшими соратниками. Вот так — быстро и метко, будто это ничего не значило. — У меня есть порт-ключ в Мунго, — пробормотала МакКиннон, засунув руку в карман. — Отправляйся вместе с ним, — отрезал Регулус. — Что? — нахмурилась девушка. — Но ты… — Я в состоянии справиться самостоятельно, — ответил младший Блэк. — А ему нужна твоя помощь, — парень кивнул на Фрэнка, и Марлин, недовольно поджав губы, кивнула. — Отлично, — выдохнул Лунатик, когда они исчезли с поля боя. — Мне нужно туда, — он указал на север, хотя Гарри не был уверен точно, что именно там находился север, — в мире, который окрасился в рыжий цвет земли, сложно было ориентироваться в пространстве, полагаясь на интуицию. — Вы будете в порядке? Гарри уверенно кивнул, и Римус ответил таким же кивком. — Я с тобой, — остановил его Регулус. — Тем более, мы оба остались без пары. Люпин, чуть помедлив и нахмурившись, медленно кивнул, хотя в глазах парня всё ещё читалась неуверенность в том, на что он соглашается. Гарри же был уверен, что лучше иметь рядом с собой соратника, которого считаешь врагом, чем друга, который является предателем. — Ну вот, — выдохнул Петтигрю, поворачиваясь к Поттеру, чуть улыбаясь. Он, наверное, решил, что всё страшное позади и невероятно обрадовался этому. — Куда мы теперь? — Ты — никуда, — отчеканил Гарри, поднимая палочку на уровень глаз, убедившись перед этим, что рядом никого не было, а битва сместилась в сторону, куда чуть раньше убежали Римус и Регулус. Узел внутри сжался и Гарри сглотнул вязкую слюну, смотря прямо в маленькие крысиные глаза Хвоста, на лице которого застыл чистый ужас. Он стал настолько белым, что Поттер предположил на секунду, что тот умрёт не от заклятия, а от страха. — Что ты?.. Гарри… Ты… Нет… — пролепетал Питер, качая головой в разные стороны, будто пытаясь отогнать видение. Он действительно не мог поверить. — Гарри! Что ты собираешься?!.. — взвизгнул он, но парень даже не пошевелился, держа маску невозмутимости, будто так и должно быть. Не произнося ни слова, не желая даже тратить силы на это. Когда осознание накрыло наконец-то Петтигрю, он решился бежать. И это была его первая и последняя ошибка. Давай, Гарри, это легко. — Авада Кедавра! — закричал во весь голос Гарри, и зелёная вспышка… …не появилась. Вместо неё появилась боль. Боль, пронзающая всё тело, пробивая самым большим разрядом тока, заставляющая согнуться пополам, не в силах стоять ровно. Гарри взлетел высоко вверх и опустился на землю с тошнотворным хрустом. Он был уверен, что некоторые его кости сломались. Может, даже все. Внутри что-то сильно болело, не внутренности — магия. Она горела в нём, сжигала всё нутро. Гарри чувствовал, как испепеляется внутри, как плавится его магия, капая смолой на трепещущую душу, которая пыталась вырваться из пылающего тела. Истошный, пронзающий пространство крик затопил всю местность. Его крик о помощи. Его крик, наполненный болью и беспомощностью. Он почувствовал вкус крови во рту, будто кто-то отчаянно желал, чтобы он захлебнулся ею, попробовал. Он ведь так сильно хотел чужой крови, так почему бы ему сначала не отведать своей, правда? Парень попытался судорожно втянуть воздух, но, казалось, будто лёгкие разорвались внутри, поэтому он не мог этого сделать. Или просто больше не нуждался. Резко. Очень резко чувство, которое он мог бы ассоциировать с сожжением на костре, исчезло, а взамен ему пришёл холод. Ещё более уничтожающий.

***

Она замерла на месте в тот момент, когда очередной Пожиратель отлетел в сторону, а воздух задрожал от внезапного душераздирающего крика, от которого кровь в венах застыла. Ещё никто так не кричал. — Ты слышал? — спросила она Рона и, судя по выражению его лица, это был бессмысленный вопрос. — Рон… — пробормотала она, неожиданно для себя понимая, что паника сдавливает её шею в своих руках. — Рон, это Гарри… Ноги подкашивались от быстрого бега и чувства холода во всём теле. Кошмар. Кошмар становился реальностью. И сейчас это была его последняя точка. Завершающая. Рон схватил Гермиону за руку, когда она в очередной раз чуть не свалилась с ног. Девушка не могла не отметить, какой холодной стала ладонь друга. Будто весь мир в мгновение покрылся коркой изо льда посреди жаркого лета. Кровь. Боль. Беспомощность. Холод. То, что было основными составляющими этого мира. То, что приводило только к одному исходу. — Вон он! — закричал Рон, сжав свою руку на запястье Гермионы, которая боялась. Боялась смотреть. — Гарри! Что случ?.. Уизли упал перед Гарри на колени, держа в руках его лицо. — Гарри! — отчаянный крик, который разорвал бы барабанные перепонки Грейнджер, если бы в этот момент она не закрывала уши руками. Нет. Нет. Нет. Это просто не могло происходить. Пожалуйста. — Он жив, — пробормотал Рон, и Гермиона услышала, как Гарри, лица которого она всё ещё не видела, что-то тихо сказал Рону. Недалеко стоял перепуганный бледный Петтигрю с влажными от слёз глазами, наблюдающий за тем, как Рон пытался привести Гарри в чувство. Кажется, кто-то подошёл, издав глухой звук, но девушка не обратила на это внимания. Она услышала, действительно услышала, как Гарри произнёс её имя. — Гарри? — позвала она его, опускаясь на колени рядом с Роном. Крик ужаса застрял в горле. Гарри. Её Гарри выглядел так, словно его пережевал и выплюнул сам ад, если бы он был живым существом. Вены на шее и руках вздулись и посинели, лицо стало неестественно тёмного оттенка, а всегда горящие изумрудным огнём глаза налились кровью, которая почти полностью перекрывала яркий цвет. Этот парень не был похож на Гарри. Но она знала, что это он, потому что только он мог так смотреть на неё и, не двигаясь — всё равно тянуться. Разбудите же её кто-нибудь! Как только их взгляды встретились, слёзы тут же хлынули из глаз нескончаемым потоком. За спиной кто-то что-то говорил, пытался подойти, но для Гермионы в этот момент весь остальной мир поблек, сосредотачиваясь только в глазах лучшего друга, который… нет — да — умирал. Это было хуже любого кошмара. Их жизнь — сплошной кошмар. — Гермиона, — прошептал он так тихо, что ей пришлось наклониться ближе, почти прикасаясь своим лбом его. Ну нет, ну нет. Ну не мог Гарри. Только не он… — Что, Гарри, говори? Она действительно не верила собственным глазам. — Ты простишь меня? — после паузы спросил он. Это было невыносимо. — Мне не за что тебя прощать, — покачала она головой. — Есть, — сказал он на выдохе. — Я такой дурак. — Не говори так. Мерлин, — она подняла голову, смотря на всех и не видя никого перед собой, — да дайте же порт-ключ в Мунго! — крикнула она так громко, что горло сильно заболело. — Ни у кого его нет, — тихо, в противовес крику Грейнджер, сказал Гарри, и струйка тёмной — слишком тёмной — крови скатилась по его подбородку, в то время как с подбородка Гермионы на грудь друга беспрестанно падали слёзы. — Гермиона, Рон, — девушка сжала руку Уизли, не поворачиваясь к нему лицом. — Я совершил такую огромную ошибку. Простите меня. Я ведь так люблю в-вас… — Тише, Гарри, — дрожащим голосом сказал Рон. — Тебе нужно беречь силы. Гарри попытался сипло рассмеяться и подавился собственной кровью. Грейнджер заметила, как вены на шее друга начали темнеть ещё больше, и сжала руку Рона. В них обоих тлела вера, что Поттеру можно помочь, которую душило осознание, что это невозможно. — Гермиона… слышишь? — ещё тише, чем раньше, произнёс Гарри, но сейчас девушке даже не требовалось наклоняться: она с надеждой ждала момента, когда парень вновь заговорит. — Да. Да, я слышу тебя. — Не… не отдавай меня… никому. П-пож-пожалуйста. Ум-моляю. — Да, да, хорошо, — ответила Грейнджер, даже не пытаясь прекратить свои рыдания. — Я сделаю всё, что захочешь, только прошу тебя, Гарри, не смей закрывать глаза, слышишь!? — Гермиона вырвала руку из ладони Рона и, не боясь, потрясла Гарри за плечо. — Не смей засыпать, Гарри Поттер! Ну пожалуйста… — Очень… холодно, — одними посиневшими губами сказал парень. — Тут очень х-холодно. — Я… я согрею тебя, — девушка нащупала собственную палочку, что лежала на траве возле Гарри, и сжала её древко в руке. Не задумываясь, она создала маленький ярко-синий огонёк, который впервые создала когда-то очень давно, на первом курсе, в начале ноября, и поместила его тогда в стеклянную банку, чтобы погреть руки с Гарри и Роном во внутреннем дворе школы. — Я согрею тебя, Гарри. Гарри? Гарри, ты слышишь? Но Гарри, кажется, не слышал. И не дышал. А измученный взгляд, в котором плескался остаток изумрудного огня, стал холодным и застывшим. Неживым. Она так и не успела его согреть.