Маховик: Во Власти Времени

Декабрь 1979 год. Гермиона тяжело выдохнула и отбросила от себя «Пророк», морщась и потирая пальцами глаза, будто такая её реакция могла как-то объяснить то, что она узнала из новостей. Кажется, после перерождения её чувства стали ещё более обострёнными. Ведь переживать оставалось только за мир, в котором она жила, которому принадлежала. С прошлым её уже ничего не могло связывать, поэтому всю себя Грейнджер отдавала настоящему. Они с мальчиками сидели в комнате Рона, — которая стала его, когда Гарри переселился в другую спальню, — с большой не застеленной кроватью, за что парень получил уничтожающий взгляд от Гермионы, когда она это увидела. — Что там? — Рон косо посмотрел на газету, не притронувшись к ней. — Это невозможно прекратить, — пробормотала Гермиона, заметив вопросительный взгляд друга. — С каждым днём их всё больше, они всё сильнее и ещё жëстче, чем раньше. А мы… Министерство явно устало и не контролирует эту ситуацию. — Но у них есть мракоборцы, — нахмурившись, сказал Рон, потянувшись и всё-таки взяв руки газету, бегая по строкам глазами. — Они ведь… — Они люди, Рональд, и, несмотря на свои должности, тоже устают. Ряды мракоборцев не пополняются с такой же скоростью, как ряды Пожирателей, понимаешь? Мало кто по собственной воле хочет становиться чумным доктором во время чумы, — задумчиво проговорила Гермиона, неожиданно вспомнив слова Джона. Девушка постучала пальцем по газете, протягивая ту Рону, указывая ему на статью, в которой сообщалось о гибели группы мракоборцев, которые «героически сопротивлялись и приложили все усилия, чтобы одолеть врагов всей Магической Британии». Они погибли все до единого. Каждый раз, когда Гермиона читала подобные новости, в которых фигурировали имена погибших солдат Министерства, она искала имя Джона, который, она знала, всегда бросался в самое пекло. Он даже за ней, девушкой, которую знал месяц, бросился в него, что уж говорить о товарищах. — Мерлин, — пробормотал Рон, вчитываясь в строки. — Гарри, ты видел? Гарри? Уизли неотрывно пялился в газету, не поднимая головы, пока Гермиона перевела взгляд на Гарри, который просто смотрел… в стену. Казалось, он не слышал их разговора на протяжении последних минут. Поттер выглядел… странно. — Гарри? — она позвала его, но парень даже не пошевелился, услышав звук её голоса. — Гарри, что с тоб… — она замолчала, когда Рон, поднявшись, толкнул друга в плечо, чтобы тот пришёл в себя. — Эй, ты тут вообще? — спросил он, оглядывая сбитого с толку друга, который переводил растерянный взгляд с него на Гермиону. — Ты слышал, о чём мы говорили? — А, — Гарри моргнул, медленно кивая, и Гермиона поймала его взгляд, вглядываясь в лицо. — Да-да. Так что там? Он был потерянным, словно находился где-то далеко, не рядом с друзьями, и Грейнджер нахмурилась. Ей не нравились такие моменты за Завесой, потому что всегда они обозначали лишь одно — Волан-де-Морт сумел проникнуть в сознание парня. Чуть позже этому обучился и Гарри, и это тоже было не самым приятным открытием для девушки. Но сейчас… этого ведь не могло произойти, верно? Гарри и Тёмный Лорд больше не были связаны. Да и Тому-кого-нельзя-называть не требовалось влезать в голову к парню, имя которого он даже не знал. Иронично. — Как ты себя чувствуешь, Гарри? — она, несмотря ни на что, продолжала всегда беспокоиться о друге, когда тот выглядел… вот так. — Нормально, — кивнул Поттер. — Со мной всё в полном порядке. Это вряд ли, потому что Грейнджер научилась читать Гарри и знала, что с ним что-то происходит. Что-то неправильное. — Да что ты так смотришь? — бросил Поттер, когда Гермиона не собиралась отводить взгляд от него. — Просто задумался. — О чём? Гарри недовольно вздохнул и закатил глаза. Это заставило Гермиону лишь сильнее переживать, потому что в школьные годы, когда с ним происходили странные вещи, парень реагировал в точности так же, словно всё в порядке, будто ничему не стоило придавать значения. Но Грейнджер придавала. Постоянно. Чувствуя, что если она этого не сделает, не сделает никто. Не то чтобы Рон был невнимательным к лучшему другу, просто ему всегда было легче, когда Гарри отмахивался и говорил, что всё в норме. Но гриффиндорка всегда наблюдала. Наблюдение — лучший способ узнать что-либо. — Отстань от него, — сказал Рон, поднимаясь с кровати и легко толкая её, когда она продолжала прожигать Поттера испытывающим взглядом. — Ты давишь. — Я волнуюсь, — возмутилась Гермиона замечанию. — Я просто… — Оставь это, — строго сказал Уизли, — и думай лучше о… — Гарри, что ты видел? — внезапно спросила гриффиндорка, обращаясь к Гарри, который на секунду облегчённо выдохнул. Плечи его напряглись. — Что? — С чего ты взяла? — Гермиона заметила, как, нахмурившись, он дёрнул головой. — Просто ответь, — нажала девушка. — Что. Ты. Видел? Рон рядом заметно напрягся, услышав вопрос подруги. Одна его щека вдруг покраснела, делая яркие веснушки незаметными. — Ты, — он неаккуратно сложил газету, кидая её на пол. Шелест смятой бумаги показался самым громким звуком в комнате, потому что ребята, кажется, прекратили даже дышать. — Ты действительно что-то видел? — Что? Нет, конечно, что за бред? — чуть громче, чем это требовалось, ответил Гарри, и протянул ноги вдоль кровати. Гермиона, сидевшая за письменным столом, на котором творился бардак похуже, чем у Сириуса, отвернулась и посмотрела в окно, за которым хлопьями падал снег. Такая реакция только подтверждала, что Поттер действительно что-то видел. Она несколько раз постучала ногтями по деревянной столешнице и сжала руки в кулаки. — А если это что-то связанное с Вол… — начала Грейнджер, но Гарри её тут же прервал: — Это просто воспоминание, ясно? — Какое? — гриффиндорка не поворачивалась, но тон её оставался настойчивым и требующим ответа. — Что за воспоминание? — О прошлом, — размазано ответил друг. — О Хогвартсе, о войне, о… — О? — почему-то ей казалось, что именно вот в этом вот последнем «о» скрывалась правда. — О крестражах. Просто вспоминал, как мы их искали. Вспоминал. Он хотел забыть это, словно страшный сон, вычеркнуть из своей жизни, никогда больше не впускать. И пусть им предстоял этот путь в будущем — снова уничтожить предметы, что хранили в себе части души Волан-де-Морта, сейчас ребята могли отпустить это. На некоторое время. И на Гарри это было совсем не похоже — вспоминать о том, что принесло им столько страданий. Из-за чего они чуть не потеряли себя. — Вот видишь, — протянул Рон, обращаясь к Гермионе. — Ничего страшного. Перестань уже контролировать его, он не маленький ма… — Закрой рот, Рон, — огрызнулась Гермиона, отворачиваясь от окна, за которым всего за несколько минут спокойный снегопад превратился в настоящую метель. Грейнджер посмотрела на Гарри, который отвёл от неё взгляд, смотря в потолок, будто его привлекала изящная лепнина на нём, а не подруга, которая сканировала его взглядом. Крестражи. Да, она поверила, что друг видел именно их, но она не верила, что это было обычное воспоминание. Не ведут люди себя так странно, вспоминая о чём-либо. Гермиона знала Гарри много лет, знала, когда тот врал, — плохо, к слову, — и сейчас была уверена, что парень был честен лишь наполовину.

***

— Да! Вот так, понял?! — Сириус победно вскинул руку, когда последняя шахматная фигура Джеймса повержено упала и скатилась на пол, создавая неприятный звук, ударяясь об пол. — Ты достал выигрывать, — недовольно насупился Джим, косясь на шахматную половину поля Блэка. — Подозреваю, ты мухлюешь. — Как можно мухлевать в шахматах? — невинно посмотрел на друга Сириус и перевёл взгляд на Римуса, который молча наблюдал за игрой. — Лунатик, скажи ему. Лунатик? — Сириус протянул ногу, чтобы стукнуть своим ботинок обувь Римуса, который даже не посмотрел на него. — А? Что? — Люпин моргнул, фокусируя взгляд на шахматной доске. — Да, Сириус победил. — Спасибо, — буркнул Блэк, поднимая одну бровь в недовольном жесте. — В картах ты постоянно это делаешь, — не мог успокоиться Джеймс. Сириус отвёл глаза от Римуса, хмыкая на заявление Поттера. Он лениво откинулся на спинку кресла, сдвигая при этом Питера, который, как в школьные времена, неотрывно следил за поединком Поттера и Блэка, и засунул руку в карман, ища новую пачку сигарет. — И, несмотря на то, что ты об этом знаешь, — расплылся в улыбке Сириус, — всё равно не можешь поймать момент, когда я оставляю тебя в дураках. — Но ты играешь нечестно, — продолжал Поттер, и Сириус закатил глаза, зажав ещё не подожжённую сигарету зубами. — Играть честно — не интересно, — коротко отчеканил он. — Какой тогда смысл играть, если ты заранее знаешь, что выиграешь? — вдруг спросил Римус. — Смысл в том, что ситуация под моим контролем. Я могу и не выигрывать, чтобы потешить чьё-то удручённое эго. Если захочу. — Почему? — Потому что могу, — фыркнул Сириус, отвечая так, словно его ответ лежал на поверхности. — А почему нет? — Это какие-то слизеринские замашки, — бросил Джеймс, отворачиваясь от Сириуса и не замечая, как у того сошла улыбка с лица и поджались губы. Блэк слышал, как рядом тихо выдохнул Пит, как всегда делал, когда обстановка между друзьями была вот как сейчас — немного накалённой. Ему нравилось наблюдать, и иногда Сириусу казалось, что Хвост жаждет подобных представлений, чтобы потешить своего внутреннего ребёнка. Главное, чтоб его никак не задевали. Мелкий трусишка. — Замашки Сириуса Блэка, — деланно ответил парень, щёлкнув пару раз возле лица зажигалкой, поджигая сигарету. Он снова надел маску безразличия, делая вид, что слова Сохатого его никак не задели. — Ты всегда пользовался спичками, — произнёс Люпин, — с каких пор тебе нравятся зажигалки? Сириус пожал плечами и стал крутить в руках серебристую зажигалку, которую ему подарил в прошлом году в этот же день Рон. Ему нравилась эта штуковина: она была удобнее, симпатично смотрелась, а ещё ею можно было поиграть, щёлкая и наблюдая, как язычок пламени дрожит от порывов воздуха. — Прошло не так мало времени, Лунатик, — загадочно ответил Сириус, выдыхая едкий дым, — некоторые мои вкусы изменились. — Это точно, — хмыкнул друг, улыбаясь Блэку в ответ. Сириус прищурился, вспоминая их первый с Римусом разговор в день рождения Блэка, когда они наконец-то остались одни, а шум и гам, которые сопровождали их всё время, пока ребята, перебивая друг друга, пытались задать Лунатику вопрос или просто поговорить с ним, стихли. — Я в шоке, — тихо сказал Люпин, когда Сириус так и не начал разговор. Блэк повёл бровью, и друг покачал головой, как бы успокаивая его. — В приятном шоке, разумеется. — Что именно тебя так шокировало? — Всё, — просто ответил Люпин. — Все будто стали другими людьми. — Тебе кажется, — ответил Сириус, окидывая друга изучающим взглядом. Вот кто действительно изменился. Визуально так точно. Он похудел. Очень сильно. Блэк удивился, увидев, как бледная кожа друга плотно обтягивала его лицо. Под глазами залегли тёмные тени, которые, судя по их насыщенности, сопровождали парня всё время. И, Мерлин, несколько русых раньше прядей будто выкрасили в серебряный цвет. Только вот Римус не решил вдруг сменить образ — всё было куда проще, но не менее ужасно. Он начал седеть. Ему было всего девятнадцать. Невольно вспомнился недавний диалог с Джеймсом о волосах Сириуса, и как он будет переживать о первой седине. Что ж, седина Римуса его сейчас волновала куда больше, чем своя собственная, потому что вот она была реальной. — Ну, я научился быть внимательнее к деталям, так что, нет, не кажется. — А ещё ты стал более нудным, чем был. Миссия не пошла тебе на пользу, — попытался пошутить Блэк, но только через секунду после того, как дебильная шутка сорвалась с его языка, за что хотелось удариться головой о стену, он понял, что сказал. — Прости. — А раньше ты бы вряд ли попросил прощения, — усмехнулся ему Люпин, слегка поджимая губы. — Да прекрати меня делать бесчувственным дерьмом, — наигранно возмутился Сириус, пытаясь стереть неприятный осадок от прошлой своей реплики. — Бесчувственным тебя вряд ли можно назвать, Бродяга. — В смысле? — Ну, у таких людей не горят глаза при виде определённого человека. А твои глаза выдают тебя, как бы ты не старался скрыть это. — Ты… — Сириус прошёлся пятернёй по волосам, не сдерживая улыбку, которая появилась сама собой — совершенно не контролируемая. — Я и не пытаюсь ничего скрывать. Уже не пытаюсь. — Ты бы и не смог, — улыбнулся Римус. — И мне, честно говоря, безумно нравится то, что нашлась та, которая смогла растопить кусочек льда вот тут, — друг указал пальцем на грудь Блэка, и тот нахмурился. — Хочешь сказать: у меня было ледяное сердце? — Касательно любви? Да, могу сказать. — С чего ты… — Ты встречался с Марлин, хотя не любил её, — это ли не признак того, что ты даже не думал о том, что делаешь ей невероятно больно? Разве человек, у которого сердце не покрыто коркой изо льда, способен на такое? Сириус с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза. Римусу никогда не нравились отношения Блэка и Марлин. Точнее, ему не нравилось отношение Сириуса к девушке. Люпин часто повторял, что его лучший друг поступает как настоящий кретин, а тот в ответ никогда не прислушивался к этим словам. Может, потому что они всегда были истинной? А кто любит подобную правду? — Ладно, — выдохнул Сириус, невольно признавая своё поражение в их с Римусом немом споре; друг хмыкнул и отвёл глаза. — И что ты можешь сказать сейчас? Глядя на всё… со стороны. Странно было произносить подобные слова, будто Лунатик за этот год стал кем-то чужим. Но Блэк не чувствовал, что рядом с ним находился чужак, просто, может быть, некую неловкость. Неловкость от предстоящих новостей для Римуса, потому что пока что Сириус был для него тем, кто осознал ошибки. Парню только предстояло узнать, что за этот год Блэк едва не сломил жизни многих людей, включая свою собственную. Как он должен был объяснять то, что начал охоту за собственным братом? Как он должен был объяснять то, что этот самый брат вдруг перешёл на их сторону? Мерлин, всё было сложно. Оставалось радоваться тому, что Лунатик одобрял его отношения с Гермионой. — Могу сказать, что именно этой новости я не удивлён. — Правда? — поднял брови на слова парня Сириус, начиная подбрасывать волшебную палочку вверх и ловя её одной рукой. — Почти всех она обескуражила. Ну, как всех? Рыжего и Гарри точно повергла в шок, особенно в момент, когда он не вовремя зашёл в комнату Сириуса почти год назад. — Потому что все не знали того, что знал я, — загадочно улыбнулся Лунатик. — Подожди, подожди, — Блэк вскинул руку, не позволяя Римусу продолжить, и, закрыв глаза, сделал вид, что вспоминает важную информацию. — Сколько там у тебя было по Прорицаниям «Превосходно»? Да, точно, — кивнул он, всё ещё не открывая глаза. — Тогда я тебе доверяю. Валяй. — Перестань ёрничать, придурок, — закатил глаза Люпин, когда Сириус посмотрел на него с присущим ему вызовом. — Помнишь, — он неловко прокашлялся, и взгляд голубых глаз немного смягчился, — ты тогда лежал в больнице, после свадьбы Лили и Джеймса. — Ну, — парень кивнул, пытаясь не подпускать к себе воспоминания о свадьбе Сохатого. Точнее, о её последствиях. — Мы тогда тайно пробирались в твою палату, потому что нас не пускали целители. Так вот, в ту ночь, когда к тебе пришла Гермиона, была не её очередь. — А чья? — Моя, — легко ответил Люпин, и Сириус улыбнулся ещё шире. — Я пообещал никому не говорить и, будь уверен, тебе бы тоже не рассказал, если бы не знал, что вы теперь вместе. Я тебе это сказал лишь для того, чтобы ты понял, что я подозревал об этом ещё тогда, — парень немного помолчал, а потом продолжил: — Может, Завеса — не зло? Возможно, она была создана, чтобы люди из других миров могли обрести своё счастье, пользуясь вторым шансом, который был им дан? — Мерлин, сразу видно — вернулся наш умник, — по-доброму улыбнулся ему Сириус. — Теперь я не буду спать ночь, чтобы обдумать твои слова, Лунатик. — Подумай, — кивнул Люпин. — Подумай над тем, как позволить Гермионе быть счастливой, потому что теперь её счастье, по большому счёту, — твоя забота. И он готов был. Готов был заботиться об этом, потому что знал, что Гермиона заслужила, она была достойна и, чёрт возьми, больше всех остальных. — Лунатик? — Что? — Римус отвлёкся от рассматривания настенных картин, которые с интересом подслушивали секретные разговоры друзей, и посмотрел на Сириуса. — Тебе было плохо? Там, в стае. Идиот, конечно, ему было плохо. — Я бы соврал, если бы ответил отрицательно, но, — он задумался, — там не было ужасно. В стае было… сносно. — Что тебе нужно было делать? — Я не могу тебе ответить, — тут же пресёк попытку узнать больше Римус. — Не потому что не хочу, а потому что не могу, понимаешь? Сириус кивнул, но на самом деле не хотел этого делать. Не хотел понимать, почему лучший друг отказывается отвечать на вопросы, связанные с миссией, хотя всего пару минут назад разложил личную жизнь Блэка по полочкам. — Однажды я расскажу, Сириус, — подбадривающе улыбнулся друг, и на его истощённом лице улыбка выглядела немного… пугающе. — Мне нужно привыкнуть к этой жизни, я не могу сразу же влиться в этот мир. Целый год я провёл с оборотнями и это, знаешь, повлияло на моё восприятие социума. — А как ты выбрался? — внезапно спросил Сириус, вспоминая, что никто из ребят не задал этот вопрос Римусу. — В смысле… за тобой не погнались волки? — Ну, ты ж не думаешь, что я ушёл из стаи в полнолуние? — склонив голову, спросил Люпин будто у ребёнка. — После него обычно стаю контролируют не так тщательно, как до. Незаметно уйти — довольно легко. Почему-то вот это «довольно легко» показалось Сириусу совершенно неправдоподобным, будто вымученным. Как и Лунатик. Он был уставшим. — Ты можешь остаться здесь, — предложил Блэк, понимая, что другу нужен отдых, и что тот не намерен больше разговаривать. — А завтра отправишься домой. — Нет-нет, я пойду. — Но уже поздно, — Сириус кивнул на окно, за которым не было видно абсолютно ничего, словно ночь проглотила мир — ни звёзд, ни луны. — Я не боюсь ночи, Блэк, — серьёзно ответил Римус, поднимаясь. — Теперь уже не боюсь. Кто-то ударил его в плечо. Ещё раз. И ещё. — Мерлин, Бродяга, ты что, уснул? — Джеймс возвышался над ним, пока Сириус тупо пялился в одну точку. Парень несколько раз моргнул, возвращаясь в гостиную Поттеров, в которой приятно пахло хвоей. В этом году Рождество было не таким праздничным, хотя Флимонт упрямо заявлял, что не позволит, чтобы дом в этот день остался без гостей. Мужчина яро поддерживал идею покойной жены, что люди в рождественский вечер должны быть в компании, не расставаться, быть вместе. Это якобы укрепляло их дух. Сириус огляделся, не обнаруживая Хвоста и Люпина в зале. Неужели он так долго находился в воспоминаниях? — Где парни? — Ушли на кухню, — парень махнул рукой в сторону, откуда доносились аппетитные ароматы. — Слушай, — Джим сел рядом, на то место, где раньше сидел Питер, и опустил руку на плечо Сириуса. Лицо парня выглядело так, словно он подготовился к сложной контрольной и теперь боится забыть хоть слово, настолько собранным он казался. — У меня новость. Ну, точнее, это не такая уж и новость, но… — Давай уже, — не выдержав напряжения, рыкнул Блэк, и Джим судорожно ему улыбнулся. — Мы собирались рассказать об этом за праздничным ужином. Всем вам, но мне хочется, чтобы узнал сейчас, — Сохатый посмотрел вверх, пытаясь скрыть улыбку. Только вот Сириус хорошо его знал, может быть, даже лучше самого Джеймса. — Поттер, неужто вы решили не сопротивляться старушке-судьбе и… Смешок вырвался из горла друга, и тот потёр лицо ладонями. — Мы не специально, то есть… — Ну да, — фыркнул Сириус, прищуриваясь. — Кто ж детей делает специально, правда? — Боже, ты такой придурок, — захохотал Джеймс, попутно толкая Блэка. — От всего сердца буду надеяться, что у вас будет девочка, — протянул Блэк, пытаясь подколоть друга, но тот лишь мечтательно улыбнулся. — И пусть. Пусть девочка. Тем более, — он округлил глаза и понизил тон до заговорщицкого полушёпота. — Сын у меня уже есть. — Купи ему погремушку, — засмеялся Блэк. — Наберись опыта. Джеймс не ответил, лишь закатил глаза, как бы без слов повторяя ранее сказанное, а затем немного нахмурился. И разница между счастливым Джеймсом, который должен был стать отцом и парнем, который бросал нервные взгляды на Сириуса, была колоссальной. — Ты не обижаешься? На то, что я сказал. Про слизеринские замашки, — было видно, что парень жалеет об этих словах, так что Сириус легко отмахнулся, для убедительности поднимая одну бровь с ленивым выражением лица. — Может быть, раньше я бы тебе хорошенько вмазал, но мне тут недавно сказали, что я изменился, так что на время забудем об этой традиции. Тем более, бить будущего молодого отца непозволительно — Ну и славно, — ответил Джим, одаряя Сириуса довольной улыбкой.

***

Февраль 1980 год. Он снова видел ту же картину, что всплывала каждый раз, когда Гарри терял контроль над собственным сознанием. Мерлин, он уже и забыл, как тяжело было удержать свои мысли, как нужно было постараться, чтобы его голова не была открытым ящиком, в которую можно положить всё что угодно. Поттер понятия не имел, что происходило, точнее, нет, что-то он знал, конечно. Например, то, что Лили была беременна, и сейчас часть его души принадлежала ребёнку, который должен был родиться в один день с ним. Джеймс и Лили рассказали, что ждут ребёнка в рождественский вечер, и все несомненно были рады. И только спустя пару дней парень задумался над тем, что должно произойти с этим ребёнком. Он станет Избранным? А если нет. А если судьба пожалеет ребят? Хотелось верить в это, но стоило ли надеяться? — Гарри, — сначала послышался голос Рона, только затем стук в дверь комнаты. Впрочем, друг не стал дожидаться ни ответа, ни приглашения войти, так что уже через две секунды был рядом с Поттером. — Как ты? — Нормально, — пожал он плечами, давая универсальный ответ. «Нормально» — ненавистное слово, которое не подразумевает собой ничего нормального. Люди отвечают «нормально», когда на самом деле им невероятно отвратительно. Все говорят «нормально», не желая открывать то, что терзает так сильно, что хочется выть от безысходности. И Гарри хотелось. Может, тогда стало бы легче? — Не только Гермиона замечает, когда ты врёшь, — тихо сказал Рон, приседая на край кровати. — Ты можешь мне рассказать, я выслушаю, ты же знаешь. Знал. Конечно, знал. Только рассказывать что? Что стоило поведать другу, чтобы тот не принял Гарри за сумасшедшего? Хотя… за всё время ведь не принял, даже тогда, когда весь мир кричал о том, что Гарри Поттер лишился рассудка и несёт полную чепуху, связанную с Волан-де-Мортом. Гарри тяжело выдохнул, отворачивая лицо к окну, попутно снимая очки и потирая двумя пальцами переносицу. — Это так глупо, — пробормотал он, уверенный, что Рон не услышал. — Всё это, — закончил он чуть громче. Рука Уизли легла на плечо Гарри, и он, не желая того, ссутулился под её весом. — Это что-то связанное с твоей душой? — спросил он, и Гарри кивнул. — Я не чувствую того, что чувствовала Гермиона, я не падаю в обмороки, да и мне не кажется, что я не в своей тарелке в этом мире. Всё абсолютно обычно. — Тогда в чём проблема? Мне казалось, мы должны радоваться тому, что так легко переживаем это. Не так, как Гермиона — ей запретили пользоваться магией, потому что она могла, в прямом смысле этого слова, уничтожить Гермиону. Нам, наверное, в этом плане повезло. — Как ты это переживаешь? — спросил Гарри, заметив, обескураженное выражение лица, словно Поттер спрашивал о чём-то невероятно глупом. — Я ж говорю: я ничего не чувствую. Вот абсолютно. Не то чтобы мне это нравилось, потому что до сих пор мне кажется, что мир не принимает меня. Но так было с самого начала, так что разительных перемен не произошло. Всё осталось по-старому — неуютно, но терпимо. — Мне жаль, — ответил Гарри, опуская голову на подтянутые к груди колени. — Но первое марта совсем скоро, наверное, после него тебе будет легче. — Надеюсь, — не сводя глаз с Гарри, произнёс Рон и кивнул на него, ожидая ответа парня. — Так что насчёт тебя? Гарри поджал губы, пытаясь сформулировать мысль, которая так его терзала. Но как можно было объяснить то, что сам понять не в силах? — Уже довольно продолжительное время, — начал он, сжимая руки в кулаки, — я вижу кое-что. То, что видеть не хочу. — О чём это ты? — Это началось, наверное, незадолго до рождества, ещё до момента, когда Джеймс и Лили сообщили о беременности. Это не похоже на легилеменцию, — поспешил добавить Гарри, увидев, что Рон начинает напрягаться. — Но картинки словно сами по себе возникают в моей голове. — Какие именно? — голос Рона был натянут, будто тетива, вот-вот грозя сорваться от волнения. — Это всегда одно и то же, — ответил он. — Мне поначалу казалось, что это действительно простые воспоминания, но я ведь не могу вспоминать об этом постоянно, даже когда сплю. Это… всегда поиск крестражей, — произнёс наконец-то Гарри, и Рон хмыкнул. — Ну, это понятно, — сказал он. — В связи с тем, что произошло с медальоном, это легко объяснить. Наверное, ты много о них думаешь. — Я ж говорю, что нет, — прервал размышления друга Поттер. — Это всегда происходит неконтролируемо, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы эти видения исчезли. Я вижу тот путь, который мы прошли. Всё происходит так, будто это реальность, а не просто воображение, понимаешь? — Ладно, — судя по всему, Рон ждал чего-то более устрашающего, и ответ Гарри его не поверг в шок. Парень был уверен, расскажи он об этом Гермионе, девушка бы перерыла всю библиотеку, ища ответы в старинных книгах. Рон же хотел верить, что всё в порядке. Как и Гарри, вообще-то. Без проблем жить было куда проще. — Есть ещё кое-что, что тревожит меня, — сказал Гарри, нарушив молчание. — Я переживаю… точнее… да, — устало выдохнул парень, — переживаю. Ребёнок, который родится — он будет Избранным? Ему будет назначено повергнуть Волан-де-Морта? Если так, то что тогда будем делать мы? Что делать мне? — Гарри, — добродушно улыбнулся Рон. — Тебе не кажется, что нужно отдохнуть? В смысле, ты исполнил своё предназначение, сделал всё так, как нужно, все счастливы. Если Избранным станет другой ребёнок, это не будет катастрофой. Ты — человек, и ты не можешь в каждой из своих жизней спасать всё остальное человечество, даже если геройство внутри тебя поднимает голову. — Это не геройство, — возмутился Гарри. — Верно, — кивнул Рон. — Это самопожертвование. Готов поспорить, ты уже разрабатываешь план, как вместе с новым Избранным будешь спасать волшебный мир, но, Гарри, это больше не твоя забота. Однажды ты уже сделал это, позволь проявить себя другому Поттеру. — Ты знаешь, что я не спасал мир, — глухо пробормотал Гарри. — Ничего бы не вышло, если бы не вы все. — Именно. Поэтому когда настанет время, мы будем рядом с тем, кому придётся исполнить Пророчество, потому что знаем, что в одиночку он не справится. Гарри тяжело вздохнул. В словах Рона определённо был здравый смысл. Поттер бы не смог второй раз сделать то, что сделал. Он знал, что сил не хватит. Поэтому, да, они должны просто быть рядом, чтобы направлять того, кому придётся пройти тот же путь, что и Гарри когда-то. Это был чистый ужас. — Это так отвратительно, — жмурясь, сказал парень. — Мы абсолютно бесполезны сейчас. Потому что мы обладаем таким количеством информации, которой не можем поделиться. Мы могли бы всё изменить. — И умереть. — Почему? — Запрет Дамблдора. Его заклинание, — друг поднял руку, и Гарри накрыло понимание. Они просто не могли рассказать о будущем, как бы не старались. — Постой, — Запрет Дамблдора. Поттер схватил Рона за запястье, и тот вздрогнул от неожиданности. — Мы не можем говорить о будущем, верно? — Да, — протянул Уизли и, наверное, пытался понять, что внезапно пришло в голову Гарри. — Но мы можем попытаться осведомить всех иным способом. — Что? Что? — А что? — Гарри вдруг оживился, горя этой идеей. — Мы можем хотя бы попробовать. Давай, — он немного протянул «м», размышляя над тем, каким образом можно было осведомить Мародёров и остальных. — Давай напишем какую-нибудь информацию из будущего и дадим прочитать Сириусу или Джеймсу, или Люпину. Рон нахмурил лоб, и это означало только то, что на парня нужно было немножечко надавить, и он согласиться на эту затею. — Пожалуйста, Рон. Вот оно. Рон поднялся с кровати, направляясь в сторону стола, на котором нашёл чернила и чистый пергамент. Гарри скрестил пальцы, только бы этот план удался. — А если с нами что-то случится? — повернулся к нему Рон. — Что может случится? Мы поклялись не рассказывать, но не клялись не писать о том, что произойдёт. — Мерлин, — простонал друг, взяв перо в руку и прикусив его кончик. — И что нам написать? — Дай подумать… Гарри предполагал, что сначала, чтобы проверить, сработает ли эта затея, нужно было дать незначительную информацию. Нельзя было просто взять и написать — Хвост будущий Пожиратель. Пока что нельзя было. Нужно удостовериться, что это сработает. — Информация должна быть как-то связана с войной,— пробормотал Рон. — Помнишь, Дамблдор говорил, что нельзя сообщать то, что может повлиять на исход войны. — Если ты ещё не заметил, — язвительно протянул Гарри, — то сейчас буквально всё касается войны. За что бы мы не зацепились, придём именно к ней. Просто… А ну, — парень отодвинул руку Рона и забрал у него перо. — Что ты собираешься писать? — друг заглянул в лист, на котором Поттер осторожно выводил букву за буквой, внутри дрожа от волнения. — Ты… уверен? — спросил Уизли, недоверчиво косясь в сторону Гарри. — Мы попробуем, Рон. Пожалуйста. Чтоб наверняка.

***

— Ты что, издеваешься? — буркнул Сириус, глядя на Гермиону из-под неплотно прикрытых век. — В смысле? — она округлила глаза от наигранного удивления, но уголки губ девушки предательски дрогнули, что не скрылось от глаз Блэка. — Я ничего не делаю, — покачала головой она, подойдя к большому окну и отодвигая велюровые шторы, чтобы впустить в комнату солнечный свет. Из-за резкого удара по глазам одним из солнечных лучей, что запрыгали по периметру комнаты, разбавляя её краски, Сириус полностью закрыл глаза и громко застонал, откидывая голову на мягкие подушки. — Ты не ответил, — вырвала его из полутьмы обратно в свет Гермиона. — Что я делаю? Сириус хмыкнул, дёрнув головой, и поднял на неё взгляд. Она, вообще-то, нарочно ничего не делала, но парень то и дело отвлекался на её ноги, которые она даже не удосужилась спрятать, будто назло играясь с ним. Блэк, естественно, ничего против ног Гермионы не имел. Просто они отвлекали. Мини начала настолько интенсивно обогревать комнату девушки, разжигая камин каждый раз, когда в нём дотлевал последний уголёк, что девушке приходилось спать в простой футболке. Футболке, без которой, чёрт возьми, ей было куда лучше. Мерлин, Блэк, прекрати вести себя, как животное. Так, всё было объяснимо: ноги действительно были потрясающими. Вот и всё. На них не смотреть было большим преступлением, чем смотреть. — Ты просто красивая, — ответил Сириус, когда Гермиона повернула в его сторону голову. — Тогда как я над тобой издеваюсь? — улыбаясь и не двигаясь с места, спросила девушка. — Твоя красота сводит меня с ума, — легко ответил Сириус, пожимая одним плечом. — Льстец, — хмыкнула Гермиона, закатывая глаза. — Ты думаешь, я вру? — вопрошающе изогнул Сириус бровь. — Я думаю, ты любишь бросаться громкими словами, — ответила она и подошла к своей кровати, на которой удобно устроился Блэк. Он проследил за её движениями, вновь задерживая взгляд на изящных ногах. Сириус перекатился на живот, утыкаясь лицом в подушку Гермионы и вдыхая аромат её волос. — Я мог бы обидеться на подобное заявление, — буркнул он, приглушённый подушкой. — Но ты не сделаешь этого, — уверенно сказала Гермиона, и Сириус почувствовал, как голова девушки опустилась ему на спину. Нет. Конечно, нет. Сириусу иногда казалось, что он готов принять её любое замечание, любой упрёк, любое нравоучение. И становиться лучше. Ради неё. — Не сделаю. «Потому что обижаться должна ты, а не я». — Гермиона? — Что? — Как тебе это удаётся? — Удаётся что? — в голосе девушки слышался искренний интерес, и Сириус улыбнулся от осознания, что он может так влиять на её настроение. — Быть настолько потрясающей, — Гермиона подняла голову, когда Сириус перевернулся на спину, чтобы посмотреть на неё. Такой потрясающей. Да, это словосочетание идеально описывало девушку. Самой лучшей. Самой прекрасной. Самой. Она подтянулась к нему ближе, нависая над Сириусом, и несколько непослушных кудрявых прядей упали на его лицо, нежно лаская кожу. Волосы Гермионы были настолько мягкими, что Блэку казалось, будто сами облака спустились, чтобы накрыть его, окутать своей поволокой. Чтобы он мог ощутить на физическом уровне, что значит счастье. Он действительно был счастлив. И объяснение этому чувству смотрело прямо ему в глаза, проникая своим взглядом под кожу, в кровь, в душу. В его сущность, меняя все составляющие. Потому что она так хотела. Потому что он позволял. Потому что они оба нуждались в этом, как в глотке свежего воздуха. — Я не настолько хорошая, как ты думаешь, — не моргая, ответила Гермиона, и её губы поджались. — Не существует хороших и плохих людей, сам знаешь. — Но я не сказал, что ты хорошая, — покачал головой Сириус, легко улыбаясь. — Я сказал, что ты потрясающая. Она тихо выдохнула, когда парень притянул её к себе и нежно поцеловал. С ней хотелось быть таким. Хотелось быть таким, каким он никогда не был прежде. Ни с кем. С собой тоже. Потому что Гермиона не была обычной девушкой. Она была чем-то невероятным, чем-то неземным, чем-то, что наполняло его грудь воздухом каждый раз, когда того хватило бы лишь на один вдох. И ради неё хотелось жить, ради неё хотелось находиться в этом мире, только бы она была где-то поблизости, чтобы в случае чего, поддержать его жизнедеятельность. Чтобы Сириус оставался настоящим. Для неё. И для себя тоже. Чтоб не терял то, что имело смысл. Он зарылся рукой в мягкие волосы, притягивая Гермиону ещё ближе. Это было их особенностью — каждый раз, находясь максимально близко, каждый из них хотел быть ещё ближе, хотел стать частью друг друга, раствориться в ощущениях и чувствах. Сириус нуждался в этом, как и Гермиона, которая льнула к нему, словно мотылёк на огонь. Именно на огонь, потому что, может, Сириус и горел для неё завлекающим пламенем, он имел свойство опалять. Как что-то нормальное, потому что природа огня — обжигать. И вновь распадаясь на молекулы и атомы, когда он сминал своими губами её — мягкие, податливые, — которые на вкус были как настоящая карамель с ноткой чёрного чая. Чёртов десерт. До недавнего времени Сириус был равнодушен к сладкому. Гермиона полностью опустилась на него, зажав между бёдер его талию. Тело девушки было мягким, лёгким, ватным, принадлежавшим ему. Голова кружилась даже в лежачем положении то ли от нехватки воздуха, то ли от осознания того, что душа Гермионы теперь принадлежала ему. Стоило ли говорить о том, что душа Сириуса давно была отдана ей? Она и так это знала, поэтому пользовалась. Пусть пользуется, пусть наслаждается. Потому что Сириусу не жалко. Гермиона сбережёт её, сохранит, защитит. Всегда так делала. Блэк прикусил её подбородок, и Гермиона тихо пискнула. — Ты опять колючий, — ухмыляясь, сказала она, пройдясь подушечками пальцев по его покрытой двухдневной щетиной щеке, будто по самому сердцу. Так чертовски приятно. — Прости, — выдохнул он, не отрывая взгляда от раскрасневшихся губ девушки. — Ничего, — покачала Гермиона головой, склоняя её вбок. Как он. — Мне нравится, — прошептала она, вновь окуная их в поцелуй. Они несколько раз стукнулись зубами, не рассчитав силы своего порыва оказаться ближе. Сириус сжал тонкую талию одной рукой, вторую просунув под футболку Гермионы, пройдясь кончиками пальцев по каждому позвонку, чувствуя, как гладкая кожа становится гусиной от этих прикосновений. Вот что имеет над ним власть — осознание того, что она реагирует, чувствует. Не было бы этого — не было бы ничего. Она судорожно выдохнула и потерлась о него, заставляя Сириуса самодовольно ухмыльнуться в ответ и с лёгкостью расправиться с застёжкой кружевного бюстгальтера, который на бархатной коже казался чем-то абсурдным. — Мерлин, — парень оттолкнулся от матраса и сел, сжимая в руках дрожащее тело Гермионы, пока она, не отрываясь, продолжала целовать его губы, спускаясь к подбородку, шее, ключицам. — Я так сильно… — Сириус, — простонала она, тихим выдохом заставляя кровь в венах закипеть. То, что он собирался сказать, вылетело из головы. Потому что её «Сириус» всегда действовало на него подобным образом: выбивало почву из-под ног, заставляло забыть, кто он такой, принуждало желать её ещё сильнее. Её «Сириус» имело над ним власть такой силы, о которой Гермиона даже не догадывалась. И, чёрт… Они резко оторвались, прекращая терзать пылающие губы друг друга, в тот момент, когда за дверью послышался быстрый топот ног и громкие голоса. Дьявол. Сириус раздражённо выдохнул воздух, понимая, что он всё это время не дышал. Будто это было неважно. Они переглянулись с Гермионой, одновременно закатывая глаза. — Я сверну шеи этим придуркам, — прорычал Блэк, когда Гермиона немного отодвинулась от него. — Какого хера они носятся по коридорам? — Сириус, — мягко произнесла девушка, коснувшись пальцами его губ, этим движением собирая на кончиках пальцев собственный вкус. — Нет, — он никак не мог успокоиться из-за того, что их прервали, и быстро поднялся, после того, как Гермиона слезла с его ног и села рядом. — Они меня бесят. — Это неправда, — покачала она головой, продолжая улыбаться, хотя в глазах, что стали чуть темнее обычного, читалась то же недовольство, которое Сириус даже не старался скрыть. — Куда ты идёшь? — Посмотрю, что они там делают, — бросил он, выходя за дверь в пустой коридор. Его дом был огромен, но каждый раз, когда Гермиона и он были вместе, кто-то обязательно должен был появиться поблизости, разрушая всё волшебство, которое возникало между ними. В гостиной никого не было, хотя парень был уверен, что Гарри и Рон побежали именно сюда. Он вновь недовольно выдохнул, сжимая руки в кулаки. — Дебилы, — буркнул Сириус, взглядом сканируя зал в поиске парней. Его внимание привлёк клочок бумаги, что лежал на столике, покрытый чернилами. Блэк нахмурился и взял его в руку. Глаза остановились на неаккуратных буквах, которые превратились в огонь в ту же секунду. В буквальном смысле. Пергамент просто загорелся, опаляя кожу парня. Собственный крик показался рёвом раненного зверя не так от боли, как от неожиданности. Пепел оседал на светлый паркет, пока Блэк тряс рукой, чтобы уменьшить боль и жжение. — Что случилось? — Гермиона появилась перед ним, казалось, в одно мгновение, обеспокоенно наблюдая за движениями парня. — Что это? — Если это шуточки этих… Я реально убью их. Девушка взяла пострадавшую руку Сириуса и осторожно провела пальцами по ладони. Она успела натянуть джинсы, и Блэк понял, что сладостное мгновение окончательно утеряно. — Небольшой ожог. Нужно смазать и… — Займусь этим, как только доберусь до них, — заявил Сириус, вырываясь из хватки Гермионы. — Нет, — она остановила его, схватив за локоть и потянув назад. — Я сама пойду. Займись рукой. Сириус закатил глаза и развернулся в сторону шкафчиков, где надеялся найти что-то от ожогов. Серый пепел всё ещё раздражал, и парень шаркнул ногой, размазывая его по полу. Херова бумажка полностью испортила его настроение.

***

— Что вы, чёрт вас побери, сделали?! — рявкнула Гермиона, влетая в комнату Гарри и только чудом не врезаясь в Рона, который не успел отойти от двери на безопасное расстояние. — Что за шутки? Пылая от возмущения и неодобрения поступком ребят, девушка уперла руки в бока, вздёрнув нос. Она смотрела на них, словно на провинившихся первокурсников, которые бродили по Хогвартсу после отбоя, нарушая правила школы, этим подставляя весь факультет. Сейчас, Гермиона была уверена, она выглядела куда устрашающе, наблюдая за перепуганными и обескураженными парнями. Они действительно выглядели так, будто не понимали, что натворили. — Гермиона, что… — Гарри не успел закончить бессмысленный вопрос, когда в него полетела его же кофта, которую Грейнджер схватила с комода. Бардак. В прямом и переносном смысле. — Это ты мне скажи, — вздёрнула она бровь, не намеренная продолжать говорить. — Я жду. Рон переводил взгляд с Гарри на неё, явно сбитый с толку. Она почти поверила в то, что парни не понимают, в чём дело. — Что за фокусы с этой бумажкой? — она выплюнула последнее слово, скривившись и закатив глаза. — Почему она воспламенилась? — Она воспламенилась? — Гарри спросил это так быстро и невнятно, что девушке пришлось дать себе три секунды, чтобы понять его и ответить: — Хотите сказать, что вы не знаете этого? — Нет, — в голосе друга проскользнуло чистое разочарование. Правда, Грейнджер слышала нотки грусти. — Сириус взял её, и она загорелась прямо у него в руке. Это ведь вы её там оставили. Рон устало потёр лицо ладонями, тут же зарываясь ими в рыжие волосы. Он что-то пробормотал, чего ни Гермиона, ни Гарри не услышали, и отошёл к окну, не глядя больше ни на кого. — Я ведь тебе говорил, Гарри, — вдруг переняв поучительную манеру подруги, сказал он и неоднозначно передёрнул плечами. — Это бесполезно. — Что бесполезно? — вновь повышая голос, спросила Гермиона, раздражаясь из-за того, что ребята вели себя так, будто её здесь не было. — Расскажи ей, — кивнул Рон в сторону Грейнджер, и она, склонив голову, не моргая, выжидающе посмотрела на Гарри, которого, казалось, страшно заинтересовал паркет, поэтому он не поднимал на неё зелёных глаз, в которых девушка могла бы отыскать правду. Всегда находила. — Мы решили… — начал Поттер, и Рон фыркнул на эту фразу. — Ладно, я решил, что, раз мы не можем рассказать о том, что должно произойти в будущем, то сможем написать письмо, чтобы они прочитали и узнали правду. — Ты рехнулся?! — крикнула она, сама не ожидая от себя того, что сорвётся. — Да, я знаю, что поступил, как безмозглый придурок, — бросил Гарри, отворачиваясь от неё и скрываясь от пронзительного взгляда. — Но я не могу так. — Как? Как ты не можешь, Гарри? — Гермиона, сжимая кулаки до такой степени, что ногти впились в кожу, обошла парня, чтобы опять оказаться перед ним. — Ждать, пока всех их настигнет что-то ужасное! — в ответ крикнул друг, наконец-то поднимая голову. Гермиона была уверена, что увидела, как его глаза наполнились слезами. Мерлин… — Лили уже беременна, — сказал он чуть тише, видно, вспоминая, что Сириус всё ещё в доме. — Пророчества осталось ждать не так долго, — закончил он совсем тихо, переходя на полушёпот. — Я просто не могу. Не выдержу, когда потеряю их всех. «Когда», а не «если». Гарри уже осознал после этого нелепого и крайне опасного поступка, что не в их силах менять что-либо, что касалось будущего. Они не имели на это права. Они дали клятву, которую нарушить невозможно было ни одним способом. Это было больно, но неизбежно. — Гарри, — сказала Гермиона намного ласковее, пытаясь немного успокоить парня. — Мы не в силах менять ход истории. Чёрт, да это опасно для нас же. — Мне плевать, — быстро сказал он. — Не хочу их терять, — он ударил носком ботинка резную ножку кровати. — Не хочу, — снова удар, но уже сильнее. — Не хочу, — удар, от которого, Гермионе казалось, его нога сильно заболела. — Никто не хочет, — произнесла Грейнджер, опуская руки на плечи Гарри, чуть сжимая их, чтобы заставить друга прекратить некий акт вандализма. Кровать казалась крайне ценной. — Но мы оказались в этом времени не для того, чтобы менять что-то. Это не наша задача. По крайней мере, теперь мы не можем ничего сделать, — тихо добавила она. — Но мы ведь спасли Регулуса, — буркнул Поттер. — Почему тогда… — Мы сделали это не нарочно. У нас ведь не было цели — спасти его. С Лили и Джеймсом дело обстоит инач… — Дело ведь не только в Лили и Джеймсе, — перебил её Рон. Грейнджер даже не заметила, когда он оказался рядом, всматриваясь в её лицо. — Что насчёт Сириуса? — Что? — Ты забыла, какая судьба уготовлена твоему возлюбленному? — с вызовом спросил Рон, и сердце девушки ухнуло вниз, а на голову словно свались лавина. Она не ответила, а Уизли продолжил: — Или ты найдёшь способ спасти его? Спрячешь, как спрятали Регулуса? Тогда история изменится, помнишь? — от парня, который пару минут назад жалел о глупом поступке с запиской не осталось и следа. Он выглядел разозлено. И он говорил такие правильные слова, каждое из которых проходилось по сердцу Гермионы тонкой глубокой линией, разрезая его. Каждое слово — раскалённое лезвие, что застревало в живой плоти, омываясь её кровью. Больно. Очень больно. — Сириуса ждёт Азкабан, — словно молот судьи, приговор которого не обговаривается. — Лили и Джеймс — погибнут. Хвост — скроется после предательства. Мы, конечно, можем убить его, — на лице Рона появилась ядовитая улыбка, которая не предназначалась Гермионе, но всё равно вызвала ещё больший девичий шок, — но тогда начнётся полный хаос. Поэтому мы должны просто наблюдать за всем этим. Смертельно больно. — Так, Гермиона? — не ответила. — Так?! — крикнул парень, и Грейнджер подпрыгнула от неожиданности, тут же ссутулившись. Её собственная строгость улетучилась под натиском гнева Уизли. — Ответь же. Она не уловила момента, когда возле её ног начали растекаться кляксы, созданные собственными слезами, что неконтролируемо падали с подбородка. — Скажи «да», и тогда нам с Гарри будет не так обидно. — Рон, прекрати, — Поттер попытался остановить друга, но тот не обратил на это внимания, продолжая испытывать Гермиону, которая, кажется, от надвигающегося ужаса потеряла дар речи и способность трезво мыслить. — Пусть пообещает, что не станет искать способ, как спасти Блэка, — прорычал Рон и схватил Гермиону за запястье, на котором был надет браслет с инициалами их имён. — Ради нашей дружбы. — Да она и не сможет, кретин. Отпусти её! — крикнул Гарри, ударяя Рона по руке, чтобы тот выпустил запястье Гермионы. — Мы проверили. Только если не захотим разрушить абсолютно всё. А я не хочу ничего разрушать. Грейнджер перевела затуманенный взгляд на Поттера, который оттолкнул Рона, и тот вновь отошёл вглубь комнаты. — Пойдём, я провожу тебя, — друг сжал её руку — намного легче Рона — и вывел из спальни. Она бы удивилась, будь в нормальном состоянии, что парень взял себя в руки. Казалось, он просто захотел защитить её от нападок Уизли. — Гарри, — тихо сказала она, когда они оказались возле двери в её комнату. — Что? — Ты только не бросай меня, что бы ни случилось, ладно? Вдруг осознание того, что они останутся одни — опять — накрыло её, и девушке захотелось услышать что-то, что остановило бы уничтожение души хоть ненадолго. Просто чтобы продолжать чувствовать, пока она могла. — Никогда, Гермиона, обещаю.

***

1 марта 1980 год. Она дёрнулась от громкого звука чистой искренней радости, который издал Гидеон Пруэтт. Орден собрался для обсуждения очередной миссии, на которую должны были отправиться некоторые волшебники, но из-за деталей, вроде выбора места перехвата или количества причастников на разных участках территории, фениксовцы собрались чуть ли не всем составом, обсуждая их уже несколько часов. Все были уставшими и разозлёнными — Грюм чуть ли не ядом плевался каждый раз, когда чья-то идея казалась ему полной катастрофой. Поэтому возглас одного из близнецов Пруэттов показался чем-то инородным в этом царстве угрюмости и серьёзности. — Фабиан, — Гидеон поманил брата пальцем, держа в руках письмо, которое две минуты назад принесла почтовая сова. Гермиона медленно повернулась в сторону Гарри и Рона, которые наблюдали за близнецами. Вообще-то, кажется, весь Орден наблюдал за громкими и весёлыми братьями, что привлекали к себе внимание, как всегда это делали Фред и Джордж. Удивительно было осознавать, как много всего переняло младшее поколение у своих дядей: они также были неспокойными, шустрыми и непоседливыми, то и дело, пытаясь кого-то то ли рассмешить, то ли подколоть. Грейнджер иногда даже казалось, что, возможно, Гидеон и Фабиан просто переродились в Фреде и Джордже. Если, конечно, для них это было возможно. Фабиан подошёл к брату, вглядываясь в письмо, и на его лице постепенно расцветала довольная улыбка. Гермиона знала, что в нём сказано. Несмотря на то, что они с Роном так и не помирились, — он пытался заговорить с ней, но Грейнджер чувствовала острую обиду и нежелание снова в какой-то момент получить подобные слова от парня, которые до сих пор прожигали в её груди дыру, которую никто не мог исцелить: ни Гарри, ни Сириус. С Сириусом было только тяжелее, потому что каждый раз, когда он вот так смотрел на неё, как сейчас, восторженно и почти по-детски, ей хотелось разрыдаться от беспомощности и немощности. Она так боялась его потерять и с трудом принимала душераздирающую правду, что однажды придётся смириться. Даже если душа вывернется наизнанку, разодранная в клочья. — Да, наконец-то, — Фабиан хлопнул брата по плечу и громко рассмеялся, смотря на орденовцев, которые, в отличие от ребят, не понимали, причины радости Пруэттов. — Молли родила, — торжественно объявил Фабиан. Вокруг послышались громкие поздравления, но Гермиона заметила, как напрягся в этот момент Рон, который за целый день своего рождения ни разу не ощутил никаких изменений. Вспоминая свой день рождения, Гермионе казалось это невероятно странным, потому что она буквально теряла связь с реальностью. — Гидеон, — Гермиона обратилась к парню, который продолжал сжимать в руках письмо. — Кто родился? — где-то на подсознательном уровне она знала ответ, но хотела услышать, чтобы убедиться в своей правоте. Он вернулся к письму, блуждая глазами по строчкам. — Девочка, — довольно произнёс он, а Гарри и Рон на заднем плане подавили вздохи шока. — Это девочка. Джиневра Молли Уизли.