Маховик: Во Власти Времени

Свет-мрак-мрак-свет… Они волнами ударяли Гермиону по глазам, когда она то выныривала из глубины на поверхность, то погружалась обратно, задыхаясь от недостатка кислорода. Она часто приходила в себя, но не могла удержать сознание дольше нескольких секунд, прежде чем густая липкая масса вновь утягивала её в лапы мрака. Каждый раз, когда девушка приходила в себя, тело начинало ломить, словно от ОРВИ, и она сама уже желала погрузиться в сон, чтобы не чувствовать себя настолько бессильной. Гермиона представить не могла, сколько времени прошло перед тем, как услышала отдалённые знакомые голоса, которые слышались будто из-под земли, — настолько монотонными и тяжёлыми они казались. Но с каждой прожитой секундой в трезвости, звуки становились всё ощутимее и назойливее. — Сколько она уже спит? — удалось разобрать гриффиндорке во время очередного «приступа» сознания, после которого, она была уверена, что погрузится в уже привычную тьму. — Три дня. — Три дня. Интересно. Видимо, её организму требуется немало времени для… перезагрузки. Мерлин, в голову как будто налили клея, что прочно склеил все её мысли, не позволяя начать думать трезво. Грейнджер находилась на той грани, когда перед глазами было ещё темно, но уши, как звуковые локаторы, неожиданно для неё начали улавливать самые низкие звуковые диапазоны: она бы с лёгкостью уловила сейчас инфразвуковые сигналы, не прилагая особых усилий. — Перезагрузки? — Вы помните, о чём мы с вами разговаривали несколько месяцев назад?.. Дальше Гермиона ничего не слышала, потому что её мозг, наверное, решил, что девушка слишком долго находится в сознании, и вернул её обратно в неизвестность. Это к лучшему, гриффиндорка всё равно ни черта не поняла бы из того, что могла услышать. Вряд ли она смогла бы вспомнить хотя бы собственное имя в эту минуту.

***

Её привели в чувство лёгкие удары по щекам, которые становились всё настойчивее с каждой минутой. Хотелось отбросить эти руки, — чьими бы они не оказались, — чтобы прекратился звон в голове, что вторил хлопкам по коже. — Гермиона, Гермиона, — позвал её настойчивый мужской голос прямо возле левого уха. Казалось, что возле уха. — Чёрт, она не просыпается. — Пусть спит. Слышал, что говорил Дамблдор? Ей нужно время. — Пять дней прошло, сколько ещё ждать? Хлопки возобновились с новой силой. Казалось, тому, кто пытался привести её в чувство, просто нравилось играть с её головой, как с каким-то мячом. — Да оставь ты её в покое, идиот, — неприкрытое раздражение послышалось в другом голосе, и нервирующие руки внезапно исчезли с лица Грейнджер, дёрнувшись, как будто их кто-то оттолкнул. — А если пройдёт ещё неделя, и она не очнётся? А если она не очнётся до того момента, как… — Замолчи или я тебе врежу, рыжий. — Боже, заткнитесь вы оба, иначе я вас оглушу. Звуки громкого спора заставили Гермиону громко застонать, — не потому, что ей было больно, а потому, что так она хотела заглушить шум, который ворвался в мир её дремы и спокойствия, вырывая её в светлую комнату, залитую солнечным светом. Девушка была укрыта, хотя за окном были все признаки скорого лета. Ей было жарко, и Грейнджер попыталась сбросить с себя тяжесть пухового одеяла, которое её сейчас неимоверно раздражало. Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы три расплывающиеся кляксы перед глазами собрались в более или менее знакомые силуэты. Они тоже плыли перед глазами, но стали хоть немного чётче. — Гермиона. Голоса стали тише, когда она разлепила глаза, наблюдая за парнями. Рон сидел возле неё, и, видимо, именно он ударял её по щекам, чтобы девушка очнулась; Сириус и Гарри стояли у изножья кровати, замерев на месте, не двигаясь. Во взглядах троих можно было заметить надежду, что Гермиона останется в сознании. — Гермиона, ты меня слышишь? — Рон наклонился к ней чуть ближе, словно действительно считал, что она потеряла слух. Взгляд девушки переметнулся к изножью кровати, откуда послышался негодующий вздох: — Она ведь не стала глухой за это время. — Завали уже, Блэк. — Сам завали. Дети. Мерлин, какие же они дети. Похоже, ничего не изменилось с того времени, как она потеряла связь с реальностью. А как давно она потеряла эту связь?.. Она попыталась заговорить, но звук, вырвавшийся из горла, напоминал трение наждачной бумаги по гладкому камню, и Гермиона тут же закрыла рот, чтобы не травмировать свои слуховые рецепторы. — Как ты себя чувствуешь? — вопрос прозвучал от всех троих парней одновременно, и они, ухмыляясь, переглянулись между собой. — Н…нор… нормально, — горло саднило, как всегда бывает после долгого сна. Стоило только попить воды, как всё прошло бы. Воды… Мерлин, она так хотела пить, что, наверное, будь у неё на то силы, убила бы ради стакана прохладной жидкости. Стакан с желаемым «зельем жизни» подлетел к ней по воздуху и остановился воле головы. Рон приподнял её голову, пока Гермиона дрожащей рукой держала стакан, разливая капли на бежевый пододеяльник. Грейнджер почувствовала себя гораздо лучше, когда жажда была утолена, а мир будто налился новыми красками. Она чувствовала себя… сносно, но было устойчивое чувство того, что она выпала из реальности на лет пять, не меньше: всё настолько казалось новым и давно забытым. Ей даже пришлось присмотреться, чтобы заметить маленькую родинку на правой щеке Рона, — она всегда там была? — Ты проспала пять дней, — опередив её вопрос, сказал Сириус. — Если ты сейчас не уснёшь, то это будет твоим рекордом, так долго ты ещё не спала. Парень улыбнулся своему высказыванию, пока Гермиона сверлила его взглядом, пытаясь понять, как вообще возможно столько спать. Нет, она знала, что люди отключаются на такое время, но для этого у них всегда есть веская причина: травмы, ранения, заклятия. Но у неё не было ничего из того, о чём она медленно вспоминала. Тогда какого чёрта с ней это произошло? — Выпей вот это, — Гарри достал из кармана пузырёк с полупрозрачной блестящей жидкостью и сунул его девушке в руку. — Оно поможет восстановить силы, — пояснил он, когда Гермиона безмолвно на него уставилась. Она вряд ли смогла бы противиться желанию избавиться от этой ломоты в теле и каши в голове, так что проглотила зелье одним глотком, чувствуя покалывание на кончике языка, не спрашивая, откуда оно у друга. Целебная сладковатая жидкость разлилась по телу приятной волной. — У тебя наверняка много вопросов… Нет, не много. Её мозги ещё не до конца функционировали так, как им стоило. — … но давай дождёмся Дамблдора, чтобы он всё тебе объяснил сам, — Гарри забрал пустой пузырёк из рук гриффиндорки и нежно ей улыбнулся. Гермиона кивнула, соглашаясь. — Чуть позже Мини принесёт тебе поесть, тогда мы поговорим, ладно? — Гарри обошёл большую кровать и коснулся Рона: — Пойдём. — Но Гермиона ведь не уснёт снова? — Нет, Рон, — Гарри походил сейчас на родителя, который уговаривает маленького мальчика надеть тёплую шапку, чтобы тот не простудился. — Мы придём позже. Теперь всё в порядке. Пошли. Рон посмотрел на неё, и Гермиона кивнула, чтобы заверить друга в том, что всё будет так, как сказал Гарри. Парни вышли, оставляя Гермиону и Сириуса наедине. Она подозревала, что Гарри сделал это специально, чтобы гриффиндорке было максимально комфортно после пробуждения. Не то чтобы с мальчиками ей было плохо или неуютно, но сейчас она сама чувствовала, что ей нужен был рядом кто-то… другой. Парень стоял на месте ещё несколько секунд после того, как Рон и Гарри скрылись за дверью, а потом двинулся по направлению к ней. — Господи, у тебя дар вгонять всех в шок и заставлять переживать за тебя, — это могло показаться упрёком со стороны Сириуса, если бы не его мягкий тон голоса, который разительно отличался от того, каким он говорил с Роном. Парень сел на кровать, наклонившись, чтобы снять обувь. Он выглядел потрясающе небрежно в обычной магловской одежде, словно бросая вызов всем ненавистникам подобного даже тогда, когда они его не видели. Обычная чёрная футболка и такого же цвета джинсы смотрелись на нём так, будто он мог посетить светский приём в подобном наряде. Одежда невероятным образом казалась второй кожей парня, подчёркивая его индивидуальность. Не такой. Не такой, каким его хотели видеть в семье, зато он чувствовал себя настоящим в этом образе. Серебряная серьга, при виде которой Гермиона впервые потеряла дар речи, только дополняла его, никоим образом не опошляя внешний вид Блэка. Он был красивым сейчас. Он был красивым всегда, вообще-то. А Гермиона даже представить боялась, как она сама выглядела в эту минуту. Она отодвинулась и положила голову на сгиб его локтя, когда парень опустился на кровать рядом с ней. От него пахло табаком и черникой, и Грейнджер задержала дыхание, чтобы этот запах полностью разбудил её. Он всегда действовал особым образом, заставляя чувствовать себя в безопасности. Как что-то родное, что уже проникло внутрь, переплетаясь с кровеносной системой, создавая прочные узлы. — Ты помнишь, что произошло? — его голос вытянул её из мыслей, когда девушка уже чувствовала, что сон собирается накрыть её новой волной. Нельзя. Она знала, что стоит ей уснуть сейчас, и, возможно, она очнётся не в скором времени. Зелье, которое дал Гарри, медленно, но действовало, Гермиона ощущала мягкие импульсы тепла и чего-то, что напоминало щекотку. Ей просто нужно было время, чтобы полностью прийти в себя. — Очень… — она прокашлялась. — Смутно. — Ты потеряла сознание, — волосы её колыхнулись от дыхания Сириуса. — Это я поняла. — Рыжий устроил такой переполох из-за этого. Кричал, что тебя нужно отправить в Мунго, что это может быть неизвестная болезнь, — Грейнджер уловила тень улыбки в голосе Блэка, и уголки собственных губ неосознанно поползли вверх. — Хорошо, что вы его не послушали. — Дамблдор его остановил. Старик появился здесь по другому делу, но как раз застал эту картину и сказал, что… — рука Сириуса, которая поглаживала спину гриффиндорки, на секунду замерла. — Ну, он появится и всё тебе расскажет сам. — Это из-за моей души. Она не спрашивала — утверждала, потому что прекрасно помнила слова директора, когда тот сообщал им о том, что должно случиться с их душами в момент, когда наступят дни, когда те дети появятся на свет. Гермиона почувствовала, как парень кивнул, подтверждая её слова, но говорить ничего не стал. — Наверное, Пожиратели действительно не нашли ничего необычного в моей крови, — задумчиво произнесла девушка, теребя край жаркого одеяла, которое не удалось отодвинуть из-за Сириуса, который лёг на него, прижав своим весом. — Беллатриса тогда сказала… — Совсем не важно, что сказала эта чокнутая, — прервал её Блэк и свесил одну ногу с кровати, нервно покачивая ею. — Полагаться на её слова — глупо. Сомневаюсь, что в момент, когда Лестрейндж хотела тебя убить, она думала о том, что там в твоей крови. Само наличие этой крови беспокоит её гораздо сильнее. Это было похоже на выговор, и Грейнджер понятия не имела, за какой период времени Сириус стал таким осторожным: не он ли кричал Пожирателю, — хоть и своему брату, — что вырвет ему сердце? Не он ли, смотря в глаза Волан-де-Морту, называл его больным ублюдком на свадьбе Поттеров? Поттеры. — Ты навещал всё это время Джеймса? — Нет, — покачал Блэк головой. — Он справляется, тем более, что Лили и Флимонт всегда с ним. Мистер Поттер вообще держится очень хорошо, по крайней мере, на людях. — Ему тоже тяжело, — произнесла Гермиона, и от этих слов по позвоночнику пробежал мороз. — Миссис Поттер была очень хорошей. — Очень хорошей… — задумчиво, смотря в потолок, согласился Сириус, проводя пальцами по её рёбрам. — Самой лучшей. Сириусу тоже было грустно, — это было заметно по его тону, который выдавал его настоящие эмоции, когда они заговорили о матери Джеймса. Нужно было уже привыкнуть к тому, что Сириус считал эту женщину и своей матерью. — Все в курсе того, что со мной произошло? — Гермиона немного отодвинулась, чтобы было удобнее смотреть Сириусу в глаза, когда он наклонил голову. Хотелось сменить тему, которую она же и затронула. — Нет. Мы пустили слух, что ты заболела странной болезнью, которая передаётся воздушно-капельным путём, поэтому ты не появляешься на собраниях. — Ладно, — кивнула девушка, опуская взгляд. Она чувствовала, как сознание с каждой минутой становится всё более ясным, наверное, зелье, которое дал ей Гарри, подействовало довольно быстро. Кожу изнутри словно что-то щекотало, заставляя гриффиндорку невольно вздрагивать от этого ощущения, а сонливость проходила медленно, как это бывает ранним зимним утром, когда за окном ещё темно, но свет, льющийся в глаза, не позволяет их закрыть. — Только нас с рыжим и Поттером удивительным образом начали избегать, — прыснул Блэк, дёрнувшись. — Видимо, подозревают, что мы тоже переносчики. — Уверена, что это не останавливает вас шутить по этому поводу. — Может быть, — хмыкнул парень. Звук из коридора отвлёк их, и Гермиона напряглась, когда доносившиеся оттуда голоса на повышенных тонах стали слышны возле самой двери её комнаты. Какого?.. — … и я имею право знать! — непрекращающийся поток слов влетел в комнату вместе со сквозняком, когда дверь резко открылась, а на пороге показалась белокурая голова. — О, Мерлин всемогущий! — вскрикнула Марлин, бросив взгляд на кровать, и тут же закрыла перед собственным носом дверь. — Я ничего не видела! — крикнула девушка из коридора, не отходя от спальни Грейнджер. Гермиона улыбнулась и почувствовала, как трясётся от немого смеха Сириус. Видимо, МакКиннон не впервые пытается прорваться в её комнату, и сегодня ей это удалось. — Марлин, к ней всё ещё нельзя! — послышался голос Гарри. — Я видела, что её лицо не зелёного цвета! Вы мне врали! — возмущённо прошипела блондинка, всё ещё карауля дверь. — Я не уйду. — Боже, ты невыносима, — устало выдохнул Гарри; казалось, именно на него выпала роль того, кто всё всем объяснял и пытался контролировать. — Иди к чёрту, — фыркнула Марлин, и Гермиона услышала глухой стук, будто кто-то приложил голову к двери. — Значит, лицо зелёного цвета? — вздёрнула бровь Грейнджер. — Слегка зеленоватого, а ещё фиолетовые пятна, — тихо засмеялся парень, и Гермиона ткнула его под рёбра. Сириус вздохнул, закатывая глаза и ухмыляясь уголком рта. Он вытянул свою руку из-под шеи Грейнджер и кивнул на дверь: — Она ведь действительно не уйдёт. — Я знаю, — кивнула Гермиона. Она так хорошо выучила характер блондинки, что могла бы ещё раньше догадаться, что та являлась в дом с требованием всё ей рассказать. Сириус перекатился, чтобы слезть с кровати, и Гермиона, наконец-то, смогла сбросить надоедливое одеяло с тела, комкая его возле ног. Блэк открыл дверь и изящно-небрежным жестом, сделав почтительный поклон и едва заметно приседая, впустил девушку в комнату. — Здравствуй, Марлин. Этот поклон мог бы выглядеть даже комично, выполненный парнем с серьгой в ухе и в футболке с принтом группы Queen, но только если бы этим парнем был не отрёкшийся от семьи чистокровный волшебник. Наверняка в детстве он брал уроки, как кланяться так, чтобы ни одна прядь не выпала из красиво уложенной причёски. Марлин взглянула на него так, будто это именно Сириус был здесь лишним, никаким образом не впечатлённая позёрством Блэка. — Привет, — отмахнулась она, переводя всё своё внимание на Гермиону. — Ну и пожалуйста, — пожал плечами Сириус и, подмигнув Гермионе, скрылся за дверью. — Мерлин, я так волновалась, — блондинка опустилась на кровать, где ещё несколько минут назад лежал Сириус; глаза её неустанно изучали Грейнджер. — Привет, — смогла лишь выдохнуть Гермиона, когда Марлин сжала её в крепких объятиях. — Тебе пришлось прорываться, да? — спросила она, когда МакКиннон её отпустила. — Эти трое охраняли тебя так, словно ты шкатулка с мудрёными секретами Ровены Рейвенкло, — прыснула Марлин, а Гермиона повела плечами от этого сравнения. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, заметив задумчивый взгляд Гермионы. — Мне лучше, — кивнула гриффиндорка. — Наверное, лицо действительно было зелёным из-за инфекции. Я ведь всё время пробыла без сознания, так что не могу быть точно уверена… — Сейчас твоя кожа отличного оттенка, — перебила её блондинка, приподнимая подбородок Гермионы вверх. — Разве что бледная немного, но это исправит гранатовый сок. Сама Марлин выглядела так великолепно, что Гермиона была уверена в том, что блондинка понимает, о чём говорит. Её волосы блестели на солнце, переливаясь золотом в некоторых аккуратно уложенных прядях; естественный румянец на щеках, розоватые губы. Девушка была красивой, и Грейнджер во второй раз почувствовала себя бледной поганкой рядом с красивыми людьми. — Я хочу в душ, — пробормотала она, пытаясь подняться с кровати. — Я тебе помогу, — тут же отозвалась Марлин, вскакивая с кровати. Она, похоже, была невероятна рада тому, что теперь с Гермионой всё в порядке. — Ты что?.. — Да ладно тебе, — махнула та рукой. — На скалах ты постоянно переодевалась при мне. — Да, но… Хорошо, — было сложно устоять перед девушкой, когда она прожигала внутри Гермионы дыру своим чистым взглядом голубых глаз. Грейнджер всегда испытывала смешанные чувства по отношению к такому вниманию со стороны МакКиннон: с одной стороны — это было приятно, но с другой… Гермиона не привыкла к такому. Гарри всегда был окружён вниманием, поэтому ей приходилось мириться с вниманием и к своей особе. Это, к слову, было невероятно тяжело во время Турнира Трёх Волшебников и статей Риты Скитер. Она привлекала внимание студентов и профессоров на уроках; она привлекла внимание даже Сириуса, но никогда она не получала такой безвозмездной заботы от какой-либо девушки. Марлин была совершенно чистой, совершенно бескорыстной и совершенно искренней. В мире войны таких людей оставалось не так много, а тех, кто оставался, ломали, пытаясь уничтожить. Или же они ломались без посторонней помощи. Голова ещё кружилась, когда Гермиона шла по направлению к ванной комнате, поддерживаемая блондинкой за левый локоть. Девушка села на край ванны, придерживаясь руками, наблюдая за тем, как Марлин включает воду и регулирует краны так, чтобы температура была пригодной для купания. — Снимай это, — она кивнула на пижаму Гермионы и тут же закатила глаза, увидев, как замялась девушка. — Я могу отвернуться. — Не надо, — покачала головой Грейнджер, замечая на лице блондинки удовлетворённую улыбку. Гермиона переступила через край ванны, отбрасывая одежду на пол и приседая. Она тут же вздрогнула от прикосновения холодного кафеля к тёплой коже. Гриффиндорка могла бы поклясться, что чувствовала, как сжались её сосуды при этом, вытесняя воздух из лёгких. Марлин взяла лейку и стала поливать её тело тёплой приятной водой, переходя с плеч на шею и волосы. Вода приятно стекала по телу, смывая всё произошедшее за последнюю неделю. — Марлин? — М? Гермиона понятия не имела, почему именно сейчас ей понадобились ответы на свои вопросы, когда в руках у МакКиннон было что-то тяжёлое, чем она могла воспользоваться, если бы ей не понравился какой-нибудь из вопросов. Но… это ведь была Марлин. — Рон. Это было первое, что пришло в голову, когда она увидела блондинку на пороге комнаты. И она помнила последний разговор с другом, помнила, каким убитым он выглядел, открываясь ей. Несмотря на все хорошие поступки МакКиннон, обида из-за того, что она не ответила взаимностью на симпатию Рона, поселилась внутри Гермионы. Она знала, что девушка не заслуживала обвинений, но хотелось услышать хоть что-то касаемо этой ситуации. — Рон что? — карамельным голосом спросила Марлин, растирая шампунь между ладонями, пока Грейнджер сидела в ванной, прижав колени к груди. — Ты понимаешь, — она подняла голову в тот момент, когда блондинка нанесла шампунь на её влажные волосы. — Ты нравилась ему. Нравишься. Марлин молчала, будто обдумывая ответ, а, может, она просто решила проигнорировать этот намёк. — Мне жаль, — наконец-то ответила она, смывая пышную пену с волос Гермионы. Жаль, что она нравилась Рону? Что за?.. — Ты о чём? — спросила Гермиона, поперхнувшись при этом мыльной водой, которая затекла в рот. Её шампунь имел запах персиков, но во рту начало неприятно жечь и щипать — никакой сладости, очередная обманка. — О том, что парни, с которыми я имела хоть какие-то отношения, никогда не получали того, что им от меня требовалось, — не спуская с лица мягкой улыбки, сказала Марлин и выключила воду. — Требовалось? — моргнула Гермиона, следя за воздушными движениями девушки, пока она брала полотенца. — Я не про тело, — закатила она глаза. — Я про чувства: влюблённость, симпатия, интерес, сочувствие… Я не могу этого дать, если его нет, понимаешь? Поднимайся. Гермиона послушно поднялась, и большое мягкое полотенце накрыло её плечи и обернулось вокруг тела, закрывая его. — Может быть, тебе неприятно это слышать, но Рон мне не нравится. Он милый, забавный, но никакие чувства внутри меня по отношению к нему не разгорелись. Я не хочу его обманывать. Марлин помогла Гермионе выбраться из ванны и, коснувшись палочкой, которая оставалась лежать на раковине всё это время, при помощи магии легко высушила непослушные волосы Грейнджер. — Даже с учётом того, что вы дружите, Гермиона, скажи мне: ты была бы рада, если бы мы начали какие-то отношения, зная, что у меня к Рону нет абсолютно никаких чувств, и я просто… использую его? Ну, или он меня. Понимание ситуации накрыло её, пока она чистила зубы. Марлин всегда была честной и открытой, и сейчас она ничего не скрывала от Гермионы. Можно было винить человека за это, если в их мире осталось так мало честных людей? Проблемой было то, что они плохо воспринимали правду, которая им не нравилась. Гермионе хотелось, чтобы Рон был счастлив, и вряд ли он был бы таковым в этом союзе. Точно так же, как и Марлин. Возможно, ему сейчас было больно и обидно, но вскоре парень поймёт, что решение, которое приняла Марлин, было невероятно мудрым для её лет. Кто знает, пользовалась ли она такими мальчиками, которые бесповоротно были в неё влюблены, но Грейнджер была благодарна за то, что девушка не отнеслась к Рону подобным образом. — Марлин? — вновь начала Гермиона, ополаскивая зубную щётку. — Да? — она отвечала очень терпеливо, и Гермиона действительно удивлялась её спокойствию. Они вышли из ванной, принося с собой мягкий аромат персикового шампуня и мятной зубной пасты в спальню. МакКиннон по-хозяйски открыла дверцу шкафа Грейнджер и начала там рыться. Гермиона не возражала, девушка присела на край кровати, придерживая края полотенца на груди. — Ты сказала, что парни, с которыми ты была, никогда не получали от тебя того, что им нужно было. — Именно так я и сказала, — кивнула блондинка, достав из шкафа платье бледно-голубого цвета, выставляя его перед собой, рассматривая. Сама она была одета в ярко-розовую блузку, что идеально оттеняла голубые глаза, и джинсовую синюю юбку до колен. Удивительно, насколько сильно некоторые волшебники хотели походить на маглов. — О всех парнях ты говорила? — гриффиндорка выпалила этот вопрос с такой скоростью, что едва ли Марлин уловила его суть, но губы девушки дрогнули, а уголки поползли вверх. Гермиону затопило такое чувство стыда, что ей хотелось спрятаться под кровать, только бы блондинка не видела её красного лица и закушенной губы. — Не о всех, — коротко ответила девушка, всё ещё не смотря на Грейнджер, но улыбка сохранялась на её белоснежном лице. — Кого это не касается? Боже, она чувствовала, как начинает гореть. — Того, о ком ты думаешь, но не решаешься спросить. Воздух выбили из лёгких. Сильным ударом, который пришёлся прямо в центр грудной клетки, поэтому в этом месте так заныло. Гермиона даже не заметила, как острые ноготки проткнули кожу на ладонях, пока она сверлила Марлин взглядом, а ладони покрывались тонкими полосками крови. — И что… что сейчас? Марлин засмеялась так резко и громко, будто всё время сдерживала себя, чтобы не сделать этого раньше, но сорвалась. Гермиона подпрыгнула от неожиданности и изогнула бровь, наблюдая, как девушка подходит к ней. В животе что-то дёрнулось и тяжело опустилось, когда она присела рядом с ней. — Я могла бы дать ему то, что помогло бы. То, в чём он нуждался, — Марлин опустила голову, смотря на собственные руки, в которых была зажата какая-то золотисто-бежевая ткань. — Но он никогда не просил этого. Он не нуждался в моих чувствах, он не нуждался во мне. — Но вы ведь были парой. — Потому что это было правильно, — фыркнула Марлин, поднимая светлый взгляд на Гермиону. Такой… тёплый. Девушке хотелось рассказать это, поняла Грейнджер. — Нам было хорошо и максимально комфортно вместе — на этом всё. А ещё Блэку нравилось бесить свою семью связью с полукровкой, а мне нравилось ему подыгрывать. Как бы ни странно и печально было это признавать, но Гермиона была убеждена в том, что Сириус просто использовал Марлин. Она была удобной для него, а девушка не спешила сопротивляться. — Но с твоей стороны это было больше, чем просто симпатия, верно? — Я держала это в узде. Я с самого начала знала, что ничего из этого не выйдет, поэтому и не предпринимала никаких мер, которые могли бы повлиять на моё будущее. И на будущее Сириуса, — МакКиннон толкнула задумчивую Гермиону в плечо, возвращая её внимание на себя. — Наверное, именно поэтому я не попадаю под эти каноны бывших девушек. Я хочу, чтобы он был счастлив, и я вижу, что он может быть таким рядом с тобой. Каким бы он ни был, но он настоящий, помнишь? Ей будто открывали глаза на человека, которого она знала, но увидела в совершенно другом свете и под другим углом. Картинка, словно в старом немом кино, не поменялась, но краски изменились. Она не стала хуже — она стала иной. — Как он вёл себя с тобой? — Гермионе было интересно узнать, каким парень был, когда он не испытывал ничего, кроме какой-то незначительной доли симпатии. — Так же, как и сейчас, — пожала плечами Марлин. — Сейчас, наверное, даже лучше, потому что с друзьями он всегда гораздо более приветлив, чем с теми, кому он не безразличен. Но, — поспешила она добавить, — благодаря тебе мы видим, что и Блэк способен меняться. Со мной он никогда не согласился бы просто полежать так, как с тобой, когда я застала вас. Он поменялся? Наверное. По крайней мере, Гермиона забыла, когда в последний раз называла его чёртовым эгоистом. Или он вёл себя так, только когда был с ней? Тогда, наверное, это действительно было что-то… Мерлин. — У тебя остались к нему чувства? — Грейнджер была на сто процентов уверена, что следующим утром пожалеет о том, что задавала подобные вопросы, но сейчас ею руководило что-то, чего она не могла понять. Девушке нужно было знать. — Только чувство признательности, тепла, доверия… Он мой друг, Гермиона, не больше и не меньше. Наверное, лучший друг, вообще-то. Девушка сжала ладонь гриффиндорки, подтверждая свои слова, и Гермиона подарила ей улыбку, которая, как она надеялась, была наделена теплом и поддержкой. МакКиннон так легко рассказывала это всё ей, как будто давно ждала подобного момента. Вообще-то, да, давно. Гермиона много месяцев избегала этой темы в их разговорах, но когда, наконец-то, они смогли всё обсудить, стало легче. Намного легче. Будто кто-то протёр запотевшие стёкла в очках, и теперь гриффиндорка могла видеть намного лучше. А ещё она в который раз поняла, насколько сильно ей повезло, что в этом мире была Марлин МакКиннон. Наверное, кто-то всё-таки сжалился над Гермионой и наделил эту девушку подобным характером. Марлин легко открывалась, в то время, как Гермиона много всего скрывала, — и от этого боль чувствовалась на физическом уровне, где-то под ребрами. А с другой стороны, признайся она, и всё разрушится. Весь тот мир, который и так похож был на карточный домик, что вот-вот рухнет, мог в самом деле рухнуть из-за одного только признания. — Ты можешь спрашивать меня о чём угодно, Гермиона, но всегда наш разговор будет заканчиваться тем, что я буду говорить, как сильно я рада за вас с Сириусом. Я не подлизываюсь, а говорю правду. То, что я держала в узде, испарилось, оставив по себе лишь приятные воспоминания. От них избавиться невозможно. Гермиона обняла МакКиннон, забыв о полотенце, которое съехало, когда девушка отпустила его края, оголяя часть груди. Блондинка расслабилась в её объятиях, и Гермиона на секунду даже забыла обо всём, что их ждёт впереди. Пока что всё было хорошо. Пока что хотелось наслаждаться этим. — Я, конечно, не против, — улыбаясь, сказала Марлин, — но если Блэк войдёт, то точно приревнует тебя ко мне. Я на все сто уверена, что могу составить ему достойную конкуренцию, а? — засмеялась звонким смехом блондинка. — Держи, надень это. В руках гриффиндорки оказалось светлое из струящегося материала платье, которое должно было доходить ей до середины бедра, открывая ноги. Оно не обтягивало бы её тело, потому что выглядело лёгким и воздушным; верх платья походил на обычный топ на тонких бретельках без лишних деталей, но что Гермиону привело в шок, так это почти полностью голая спина. Грейнджер не носила такие вещи, но это платье выглядело максимально по-летнему и максимально по-магловски, и девушка сдалась. — Эй, Гермиона, — окликнула её Марлин, когда она уже собиралась надеть платье. — Если я когда-нибудь всё-таки выйду замуж, то, скорее всего, мой муж тоже будет сероглазым брюнетом, — улыбнулась она. — Ничего такого, просто чёрный идеально сочетается с белым, — девушка немного помолчала, а потом улыбнулась, демонстрируя белизну своих зубов и подмигнула Гермионе: — А серый идеально сочетается с карим. Гермиона не была против. Как она могла быть против? Тем более, зная теперь, как Марлин относилась к многочисленным поклонникам, гриффиндорке искренне хотелось узнать, кто сможет покорить сердце белокурой красотки и заставить его биться сильнее. И сможет ли вообще. Он должен быть особенным, точно особенным.

***

Мини ловко переставляла тарелки и стаканы на столе перед носом Гермионы. Девушка отказалась есть в своей спальне, решившись спуститься вниз. Она чувствовала себя гораздо лучше, и, честно говоря, это её несколько удивляло, потому что, вспоминая своё состояние сразу же после пробуждения, Гермиона подозревала, что оно должно продлиться хотя бы несколько часов. — Мисс Гермиона хочет добавки? — пропищала Мини, держа в руках керамическую кастрюлю с кашей, и уши её забавно заломились. — Нет, Мини, спасибо, было очень вкусно, — улыбнулась ей Гермиона, чувствуя внутри себя, как жалость к этому существу набирает свои обороты. С эльфом все в доме вели себя очень достойно; Сириус был потрясающим хозяином, и Гермиона не раз замечала с каким благоговением на него смотрит домовая. Иногда слабо верилось, что парень мог так хорошо относиться к подобному существу, учитывая то, какие отношения у него были с Кикимером. Но Мини не была Кикимером — она была потрясающим эльфом, который заслуживал к себе только наилучшего обращения. Она столько раз помогала им, когда они оказывались в беде, этим невольно заставляя проводить параллели между ней и Добби. Оба эльфа были добрыми и верными, хорошими друзьями, только Добби был неимоверно счастлив, получив свободу, а Мини в страхе заламывала большие уши и прижимала их к щекам, как только Гермиона заводила речь о том, что свободным эльфам живётся лучше. Она словно боялась, что окажется без дома, обретя свободу, хотя все прекрасно понимали, что Сириус не решится на подобное — они все слишком нуждались в эльфе. — Мини так переживала, когда мисс Гермиона заболела, — сказала Мини, подходя ближе к Грейнджер. — Ты очень милая. — Мини считает, что мисс Гермиона положительно влияет на молодого хозяина. — Что?.. — Ой! — домовая будто только поняла, что сказала, и в испуге прижала маленькую ладошку ко рту. — Мини ничего не знает, — поспешно бросила она, кинувшись убирать со стола. — Мини ничего не видела. На порог кухни упала тень, а в следующую секунду дверь с едва слышным скрипом отворилась, и в дверном проёме показалась черноволосая голова Сириуса. Мини при виде парня сразу же выпрямилась, словно хотела показаться в его глазах куда выше своего роста, а ещё Гермиона заметила, как эльф вернула свои уши в стоячее положение, и теперь они напоминали крылья летучей мыши. — Где именно ты ничего не видела, Мини? — ухмыльнувшись, спросил Сириус, косясь на Гермиону. Мини смущённо опустила голову, качая ею. — Может быть, в библиотеке и в гостиной, и на кухне… — Следует запирать дверь, — подмигнул Гермионе Блэк, опираясь бедром о стол, и она закатила глаза на его слова. — Это всё потому что в комнате хозяина полнейший беспорядок, — вскинулась Мини, пожурив Сириуса, но тот даже бровью не повёл. — Леди не может находиться в такой атмосфере. — В моей комнате прекрасная атмосфера и даже не вздумай там убираться, — фыркнул парень, поворачиваясь к улыбающейся Гермионе лицом. Мини недовольно поджала губы, но спорить не решилась. Грейнджер допила чай и поставила пустую чашку на поднос, который поднесла Мини, жалея, что не может помочь домовой с уборкой. — Дамблдор написал, что скоро будет здесь. Сириус отодвинул стул, переворачивая его спинкой к столу, и сел, положив руки сверху. — Тебе помогло то зелье? — спросил он, раскачиваясь на стуле взад-вперёд. — Да. Я чувствую себя так… нормально, — Гермиона нахмурилась, подбирая правильное слово, которое в точности описало бы её состояние сейчас. — Спокойно. Словно ничего не произошло. Блэк задумчиво кивнул, положив подбородок на руки и чуть склонив голову влево, рассматривая её. — Тебе идёт это платье. Мне нравится, — улыбнулся он, и Гермиона могла поклясться, что физически ощутила взгляд парня на своём теле. Пробежали мурашки от этого осознания, и девушка сложила руки на груди, чтобы хоть немного прикрыть тело от изучающего взгляда. — Марлин дала его мне. Не уверена, что такое вообще было в моём шкафу. — Она хороша в подобных штуках, — он полностью лёг на собственное предплечье, лениво свесив одну руку со спинки. — Может лишь движением палочки создать какую-то вещь. Гермиона склонила голову, неосознанно отзеркаливая Сириуса и не разрывая зрительного контакта. В такие минуты ей казалось, что она начинает лучше понимать парня, особенно когда он выглядел таким расслабленным, ленивым, а голос его звучал тихо и спокойно, растворяясь в окружающей обстановке. Он будто становился удобным и мог подстроиться под любую атмосферу в такие минуты, ни капли не выбиваясь из общей картины. Это было странно, потому что обычно Сириус как раз таки выделялся из массы людей; да и когда его можно было заметить в одиночестве, сразу приходила на ум мысль, что он является слишком яркой деталью, — почти чужой. Сейчас же он идеально вписывался в интерьер собственной кухни. Редко когда можно было стать свидетелем такой картины, поэтому Гермиона смотрела, запоминала. — Она сказала, что считает тебя своим лучшим другом, — медленно проговорила Гермиона, пытаясь засечь на идеальном лице парня хоть какую-нибудь эмоцию. Сейчас он напоминал ей одну из мраморных статуй, которые хранятся во всемирно известных музеях; и, казалось, если бы они жили во времена Ренессанса, Сириус был бы идеальным натурщиком для художников и скульпторов того периода. Они бы абсолютно точно вдохновлялись парнем, создавая очередные шедевры; и в каждый из них была бы помещена частица Сириуса как чего-то неизменно прекрасного, что не испортило бы ни одно столетие. Потому что это было не на поверхности, а внутри, — в самом образе, — что нельзя было увидеть глазами, только почувствовать, ощутить, насладиться. — Она хорошая, — разломила Гермиона то молчание, которое возникло, пока они с Сириусом неотрывно наблюдали друг за другом. — Хорошая, — кивнул Сириус, медленно моргая. — И заслуживает настоящего счастья. Блэк неоднозначно повёл плечом, поднимая голову. В глазах его была грусть и сожаление, которое всё равно не приобрело словесную форму. Он знал, что поступал нечестно с МакКиннон все те годы, но признаться в этом мешала известная гордость парня. Возможно, однажды… Послышалось оживление в коридоре, и Сириус с Гермионой перевели взгляды на дверь, ожидая, что сейчас она откроется. Но она не открылась, и Гермиона, вдохнув, поднялась с места. — Он ждёт там, — сказала она, зная, что Сириус догадался, о ком девушка говорит. Только сейчас её накрывало волнами волнение, от которого невозможно было избавиться; под ложечкой неприятно засосало, а принятое зелье опять ощущалось щекоткой в районе рёбер. Гермиона сжала похолодевшие ладони, несмотря на то, что на улице было начало лета, в кулаки, чувствуя, как впиваются ногти в кожу. Опять. Сириус поднялся вместе с ней и задержался, чтобы выйти из кухни вместе. — Гермиона, — он придержал её за локоть, когда девушка уже потянулась к ручке двери. — То, что ты услышишь, может тебе не понравится, — сказал парень и толкнул дверь, прежде чем гриффиндорка открыла рот, чтобы ответить. Рон и Гарри о чём-то переговаривались с Дамблдором, когда Гермиона вошла в гостиную. Директор повернулся к ней и, кажется, вместе с его взглядом на неё обратились сотни тысяч других. Стало неуютно и зябко, словно температура в помещении упала на несколько градусов. Сириус подтолкнул её к волшебникам, коснувшись при этом оголённой спины холодной ладонью, и Гермиона едва прогнулась в пояснице, чтобы отстраниться. Холода ей сейчас хватало сполна. — Приветствую, мисс Грейнджер, — улыбнулся Дамблдор, поворачиваясь к ней всем телом. На нём была голубая шёлковая мантия, в кармане которой виднелась Бузинная палочка, и если молодые люди всем видом демонстрировали своё отношение к маглам, нося обычную одежду, то директор Хогвартса всем своим видом демонстрировал причастие к миру волшебников. Будто только на нём и держался этот мир, и старик должен был соответствовать своему давно приобретённому образу. — Добрый день, профессор, — подошла ближе Гермиона, здороваясь. Девушка обхватила себя руками и пожалела о том, что палочка осталась на столе кухни, — с ней бы было куда комфортнее. По крайней мере, она бы знала, куда деть руки. Сириус стоял позади неё, но Грейнджер не решалась повернуться, чтобы проверить его точное местонахождение; казалось, сейчас Дамблдор желает, чтобы её внимание было приковано только к нему. — Как ваше самочувствие? — Хорошо, — кивнула Гермиона, и глаза её на секунду задержались на Гарри, который нервно ей улыбнулся. Почему всё так напряжённо, и что, чёрт возьми, из сказанного директором должно ей не понравиться? — Я рад, что вы пришли в норму, — блеснул глазами профессор. — Ваши друзья очень волновались за вас. Вы напугали их, когда потеряли сознание. Из слов Сириуса можно было судить, что испугался больше всех Рон, который хотел отправить её в больницу. Интересно, как бы там объяснили её состояние? — Спасибо, профессор, — её голос был гораздо слабее голоса Дамблдора, который, казалось, заполнял все возможные пустоты в воздухе. Старик сцепил руки в замке и нахмурился: между светлыми бровями залегла глубокая морщина, будто в голове его активно метались мысли, и он старался их успокоить. — Полагаю, вы уже догадались о причине того, что с вами случилось? — Моя душа, — коротко ответила девушка, делая маленький шаг назад, когда директор, наоборот, сделал шаг к ней. Она не боялась его, она, скорее, боялась ему помешать, давая больше пространства. — Верно, — улыбнулся старик доброй мягкой улыбкой. Сколько времени она уже не видела подобного? — Что с ней, директор? Гермиона понятия не имела, что сейчас происходило с той частью души, которая переместилась в ребёнка, который должен был родиться. Её мать была сейчас на пятом месяце беременности, и было неясно имеет ли эта цифра хоть какое-то значение. Может, именно тогда этому ребёнку понадобилась часть души гриффиндорки? — В тот момент, когда вы потеряли связь с реальностью, вас покинула часть души, о которой мы с вами говорили несколько месяцев назад. Покинула часть души. Это звучало гораздо страшнее, чем было на самом деле, потому что Гермиона чувствовала себя почти так же, как и до обморока. Она думала, что это будет ощущаться, словно от неё действительно что-то отделяется, вроде части тела. Но потом она вспомнила. Боль. Тошнота. Уныние. Это всё одним кошмарным букетом навалилось на неё, погружая во тьму, которая спасла её от мук. Сейчас Гермионе казалось, что если бы мрак не утянул её в своё убежище, девушка отключилась бы от жуткого ощущения боли во всём теле. Так что она должна быть благодарна за то, что отделалась всего лишь почти недельным сном. — Профессор, вы расскажете Гермионе о перезагрузке? — вмешался Рон, но тут же закрыл рот, когда Гарри бросил на него осуждающий взгляд. — Я ведь сам не до конца понимаю. О перезагрузке? О какой ещё перезагрузке? — Естественно, мистер Уизли, можете об этом не переживать, — спокойно ответил Дамблдор. — Это процесс, который происходит сейчас с вами, мисс Грейнджер, — улыбнулся ей старик. — Вы отдали часть своей души будущему ребёнку, и вам может помочь только отдых. Перезагрузка. — Что это значит? — оторопела Гермиона. — Какой ещё отдых? — Понимаете ли, ваша магия настолько сильна, что она мешает частице вашей души помогать плоду полноценно развиваться. Магия чувствует эту пробоину, которая возникла в результате отделения души, и пытается вернуть эту часть обратно — притягивает её, чтобы сила была нерушимой. Гермиона всё ещё не понимала. Мерлин, как она могла называться умнейшей волшебницей столетия, если не понимала, что происходит с её собственной магией? — Иными словами: магия, которая таится в вашей крови, не желает, чтобы вы были… неполноценны. Она чувствует уязвимость, поэтому ваш организм так отреагировал в тот момент, когда магия пыталась удержать всего лишь крохотную часть души. Волшебство любит, когда его используют, а к нему вам пока что категорически нельзя обращаться, поэтому оно, таким образом, проявляет своё недовольство. Магия — это что-то целостное, а вас, мисс Грейнджер, сейчас нельзя таковой назвать. Гермиона приложила все усилия, чтобы ноги её не подкосились — её магия стала её же врагом? То, что всегда дарило силу даже в самые мрачные времена, сейчас отбирало её, когда девушка нуждалась в ней, чтобы оставаться… собой. — Вы сказали, что мне нельзя пользоваться магией, но как же?.. Директор поднял правую ладонь, заставив гриффиндорку этим жестом замолчать. Он выступил ещё немного вперёд, но на этот раз Гермиона не отстранилась. — Я могу показать, — задумчиво сказал профессор и, незаметным для глаз присутствующих движением, вытянул палочку из кармана, начиная чертить в воздухе перед носом Грейнджер незнакомые руны. Древняя магия. Сложная магия. Она видела что-то подобное в старых фолиантах, которые могли бы рассыпаться в руках, если бы не защитные чары мадам Пинс, которые обещали, что древние знания протянут ещё как минимум несколько столетий. Перед глазами появился мерцающий круг, повисший в воздухе. Это был просто круг до того момента, когда кончик волшебной палочки Дамблдора коснулся виска Гермионы, и из её головы поплыла серебристая нить, двигаясь к кругу, который стал мерцать, когда нить приблизилась к нему и замерла на месте, будто ожидая следующих указаний волшебника. Гермиону будто окатили ледяной водой, когда она, словно из стороны наблюдала за тем, что происходило в комнате. Никто не произнёс ни слова, но ей показалось, что она слышала, как сердцебиение каждого наблюдающего участилось. Это было чем-то совершенно новым, неизвестным никому из них до этого момента. Нить дёрнулась, будто её начало сдувать потоком ветра, но директор тут же направил свою палочку на мерцающий круг, и она поплыла по указанному маршруту. Гермиона ожидала, что что-то почувствует, когда нить соединится с кругом, который, казалось, начал уже вибрировать, посылая по воздуху странные потоки магии. Но с ней ничего не произошло, в отличие от круга, который вспыхнув, стал тёмно-бордовым. — Это вы, мисс Грейнджер, — указал длинным пальцем на круг Дамблдор. Если это то, что находилось внутри неё, то Гермиона представляла это несколько иначе. Нечто переливалось красками, словно на него разлили акварель, что создавала изумительные узоры. Цвета были совершенно разными — от бледно-зелёного до насыщенно-синего, но один цвет оставался неизменным — тёмно-бордовый. Он будто был основой для всех остальных цветов. Гермиона склонила голову, вглядываясь в круг, пытаясь понять, где же волшебник увидел в нём девушку. Краем глаза она заметила, что её движение повторили парни. — Простите, профессор, но, где здесь я? — спросила она, уже не беспокоясь о том, что старик о ней подумает. Она чувствовала себя сейчас глупой девчонкой и не скрывала этого. — Это всё, — махнул он рукой на круг. — Вы не в нём — он и есть вы. Гермиона моргнула, поняв свою ошибку, которая заключалась в том, что в круге она пыталась увидеть своё отображение. Мерлин, да это же… — Благодаря таким вещам можно полностью изучить волшебника, профессор, — ошеломлённо пролепетала Гермиона. — Все его слабости, страхи, уязвлённые места. Это всё просто может оказаться у кого-то перед глазами. Этим можно очень сильно навредить волшебнику, — подняла взгляд на Дамблдора Гермиона и увидела мягкую успокаивающую улыбку. — Этим можно даже убить, — голос её очень резко перешёл на едва слышный шёпот. — Если знать, куда бить, — спокойно кивнул директор, и Гермиона прикусила щеку изнутри. — Когда неопытный волшебник использует подобного рода магию, он по неопытности может причинить большой вред тому, кого исследует. Вплоть до летального исхода, как вы уже сказали. О, можете не волноваться, — тихо засмеялся Дамблдор, когда Гарри и Рон переглянулись между собой, становясь в ряд с Гермионой, а Сириус подошёл ближе, и девушка затылком ощущала, что парень стоит на расстоянии в полшага от неё. — Мне нравится причислять себя к ряду волшебников, которые знают, что делают, и которые полностью контролируют свои силы. Я не собираюсь причинять вреда мисс Грейнджер, я лишь хочу продемонстрировать, что с ней происходит. Перед её глазами в воздухе парила бестелесная форма её сущности. Это можно было сравнить с медицинской картой у маглов, в которой записаны все болезни; какие лекарства стоит принимать, чтобы продолжить жить; и что категорически принимать запрещается, чтобы эта жизнь внезапно не оборвалась. — Это ваша магия, — Дамблдор коснулся палочкой круга, и бордовый цвет вспыхнул так сильно, что ребятам пришлось прижмуриться. — Сильная, яркая, совершенно уникальная. Она является основой для всего остального: ум, внешность, здоровье. И учитывая то, насколько сильной является ваша магия, всё могло бы быть в порядке, если бы не одно но. — Какое же, профессор? — Вот это, — он вновь прикоснулся к красному кругу, и тот поменял окрас на прозрачно-голубой, — совершенно чистый, который разительно отличался от того цвета, которым обладала её магия. — Ваша душа. — Душа? Дамблдор молча кивнул. — Если вы присмотритесь… — директор замолчал. Гермиона подошла ближе, и необъяснимое желание прикоснуться к почти прозрачному кругу поглотило её. Она коснулась невесомо, будто от прикосновения её душа испарилась бы, как воздушное облако, на которое она сейчас походила. Круг завибрировал и пошёл рябью, отчего девушка тут же отдёрнула руку, словно обжёгшись. — … то заметите, — продолжил Дамблдор, наблюдая за действиями гриффиндорки из-за очков-половинок, — что душа… — Неполная, — закончила вместо старика Гермиона. Круг был прекрасен, она бы не нашла в нём недочётов, если бы не один минус: от центра к краю виднелась пустота, которая не сразу бросалась в глаза. Тонкая чёрная полоска блекла на фоне небесного цвета. Этой полоске не было здесь места — круг должен был быть полностью прозрачно-голубым. Значит, всего столько ребёнку в утробе её матери понадобилось души Гермионы? На фоне того, что у неё оставалось, это одолжение было незначительным, но, видимо, её магия была иного мнения. — Эта пустота заполнится в тот момент, когда ребёнок появится на свет. Всё станет на круги своя, но до того часа вам нужно будет полностью контролировать свою магию, не позволяя ей касаться души. Иначе… Волшебник снова притронулся к кругу, но уже рукой, и все заметили, как прозрачно-голубой цвет превращается в бордовый. Что это значит? — Чистая душа способна обуздать магию только в случае того, что она полностью цела, но если душа полна тьмы, она в состоянии это сделать, но уже совершенно другими методами. Круг становился бордовым постепенно, и Гермиона видела, как он начинал дрожать, когда голубого цвета становилось всё меньше. Магия агрессивно вытесняла её душу, не поддаваясь никаким принципам и моралям. — Дабы избежать катастрофы, вы, мисс Грейнджер, должны на время перекрыть доступ магии к душе. — Какой катастрофы, и что значит «перекрыть доступ»? — нахмурилась Гермиона. — Вот такой катастрофы, — директор кивком головы указал на круг, и они все повернули головы в тот момент, когда он стал полностью бордовым, а в следующий миг взорвался, сильнейшим потоком сбивая троих стоявших перед ним волшебников с ног. Они не успели упасть, потому что Дамблдор взмахом руки вернул их, ошарашенных и испуганных, в вертикальное положение. Сам он уверенно стоял на ногах, и Гермиона подозревала, что на профессора этот взрыв никоим образом не подействовал. — Что это было?! — взорвался, как несколько секунд назад волшебный круг, Сириус, выступая вперёд и не нарочно задевая Грейнджер плечом. — Какого чёрта? — Сириус, — потянула его за локоть Гермиона, чтобы он прекратил подступать к директору ближе. — Я хочу знать, что это такое?! — повернулся он к девушке и показалось, что в глазах, которые сейчас напоминали грозовое небо, блеснули молнии. — Что это было? — не унимался парень. Дамблдор, похоже, нисколько не удивился поведению Блэка и понимающе улыбнулся, качая головой. — Это была наглядная демонстрация того, что может произойти, если мисс Грейнджер решится использовать свою магию, пока её душа не полностью в её распоряжении. Иллюзия. Иллюзия? Гермиона, было, уже решила, что с ней что-то случится в следующую минуту после того, как круг взорвался, а директор просто решил показать, почему не стоит использовать магию? Сириус зарычал, и Гермионе с трудом удалось оттащить его, чтобы он стал рядом с ней. — Но я не могу не использовать магию, профессор, — попыталась она говорить спокойным голосом. — Сейчас война и… — Вы не будете сражаться до дня своего рождения, — ровно ответил Дамблдор. — Орден не поймёт. — Орден не будет знать, где вы находитесь. — Что? — Мы вас спрячем. На время, разумеется. — Даже если так, — выдохнула Гермиона, чувствуя, как ослабла за время разговора с Дамблдором. — Я не смогу без магии, это часть меня, она со мной каждый день, начиная с одиннадцати лет, как я смогу?.. — Тогда вы могли её контролировать, сейчас — нет. — Почему нет? — возмутилась девушка. Дамблдор ведь сам сказал, что она невероятно сильная, разве она не сможет успокоить свою силу, чтобы с ней не случилось того, что случилось с фальшивым волшебным кругом? — Разве не было ни одного волшебника, который не справился со своей силой в таких случаях? Неужели никому не удавалось взять её под контроль? — Эти случаи единичны, мисс Грейнджер. К тому же это были старые сильные волшебники, которые знали гораздо больше, чем мы с вами. Я не обесцениваю вас как волшебницу, но стоит признать, что иногда время — наш лучший друг. У тех волшебников оно было, у вас его нет, чтобы научиться контролировать магию без части души. Гермионе пришла на ум сумасшедшая мысль о том, как тогда Волан-де-Морту удается полностью контролировать свою магию, если его душа не то что неполная — она разорвана на части. А потом вспомнила — светлая душа. В душе одного из самых опасных тёмных волшебников столетия вряд ли было хоть что-то, что напоминало бы свет. Он контролирует свою магию совершенно другими методами, — так сказал Дамблдор, не называя ничьих имён. — Но я не уверена, что хочу это делать, — упрямо покачала Гермиона головой. — Если вы хотите сберечь свою душу, то вы будете это делать, — поджав губы, твёрдо сказал Дамблдор. — Это ради вашей же безопасности, ради безопасности вашего окружения, ради безопасности тех, кто вам дорог. Тем более, это на небольшой период времени, после рождения, всё будет так, как было прежде — я это уже говорил. Профессор обвёл взглядом гостиную, будто оценивая интерьер комнаты, и сказал: — Вы уже делаете всё возможное ради всего мною упомянутого, — взгляд его метнулся к Гарри, и Гермиона на миг оторопела. — Что я делаю? — Успокаиваете свою магию. Усыпляете её. Какого?.. Гермиона повернулась к Гарри, который упорно пытался игнорировать тот факт, что девушка прожигает его взглядом. Боже, какая же она дура… — Гарри? — сжимая кулаки, прошептала она. — Гарри? Гарри, прошу, скажи, что это не то, о чём я думаю. Гриффиндорка заметила, как сжался Поттер из-за её шёпота, потому что она сама понимала, что этот шёпот страшнее любого крика. И он молчал. — Какого чёрта, Гарри? — Это ради тебя же, как ты не понимаешь? — не выдержал друг, поворачиваясь к девушке. Скулы его сжимались, а глаза судорожно бегали по её лицу. — Ты вливал в меня что-то, чтобы моя магия становилась слабее! — рявкнула она, резко оборвав шёпот, не обращая внимания даже на то, что за этой картиной наблюдает Дамблдор. Она была в ярости, она была рассержена, она хотела придушить чёртового Гарри Поттера. Дважды. Дважды она пила то зелье: когда проснулась и перед обедом, потому что Поттер утверждал, что так силы вернутся ещё быстрее. Силы не то что не возвращались — они засыпали, сворачиваясь клубочком где-то в дальнем углу её сознания. — Это ради твоей безопасности, Гермиона. — Плевать мне на мою безопасность. Кто я без своей магии, Гарри? — она чувствовала, как слёзы сдавливают гортань и говорить становилось гораздо сложнее. Она забыла о волшебном круге, забыла о своей душе, о которой стоило заботиться. Она всё ещё не помнила о Дамблдоре. Её магия не желала расставаться с той злополучной частицей, но ей пришлось, — и теперь она в ярости, грозясь уничтожить всю душу гриффиндорки. И Гермиона понимала — она сама была в ярости из-за происходящего, как и из-за того, что её лучший друг скрывал от неё свойства зелья, которое активно ей предлагал. Злость толкала её на поступки, о которых она раньше не могла бы даже подумать. — Гермиона, это ведь всего на несколько месяцев, пока… — Иди к чёрту, Поттер, — бросила она, поворачиваясь к нему спиной, тут же наткнувшись на Рона, который выглядел не менее шокировано, чем девушка. — И ты всё знал… — Я ничего не знал, — пробормотал Рон, выпучив глаза. — Клянусь. — Да не ты, — она толкнула Уизли, чтобы подойти к Сириусу. — То, что я услышала, действительно мне не понравилось, доволен? — прошипела Грейнджер Блэку в лицо. — Не доволен, но я… Его речь прервал звонкий звук удара. Ладонь тут же начала чесаться и покалывать, когда Гермиона оставила красный след на фарфоровой коже Блэка. Он прижал руку к горящей щеке, поджав губы, явно сдерживая желание как-то ответить. И пусть. Он заслужил. Они все заслужили. Возможно, Сириус не знал о том, что произойдёт с её душой в случае использования магии, но он точно знал, что эту магию следует усыпить. И гриффиндорка была уверена в том, что он был в курсе того, какое зелье ей давал Гарри. — Гермиона, — крикнул Гарри, когда она уже поднималась по лестнице, не бросив ни на кого из них ни единого взгляда и не попрощавшись с Дамблдором. — Ей нужно всё осознать, мистер Поттер, — услышала Грейнджер на верхней лестнице. Следующие слова она слышала плохо, кажется, они обсуждали место, куда бы её можно было запихнуть до проклятого 19 сентября.