Маховик: Во Власти Времени

— Ладно, ты хочешь сказать, что знаешь, где Гермиона? — Лили уже третий раз спросила его об этом, и Сириус посмотрел на неё как на глухую, потому что только она, казалось, не расслышала того, что он говорил. — Эванс, — он тут же получил ещё один толчок от Джеймса в спину. — То есть я хотел сказать, достопочтенная миссис Поттер, вы же вроде не глупая, на курсе были лучшей. Так чего переспрашиваете меня одно и то же? Сказал же, что да. — Потому что ты можешь встрять в такие неприятности, Блэк, — огрызнулась рыжая, — что мы тебя потом не вытянем. К тому же ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой. — А вы сами не хотите? — его брови резко взлетели. — Зачем мы тогда здесь собрались, ждать в кабинете Дамблдора новостей от Министерства? Не хотите, я пойду один. — Я пойду с тобой, — тут же отозвался Гарри, и Сириус удовлетворённо кивнул, улыбнувшись парню. — И я тоже. Если ты уверен, что там есть Гермиона, и если все мои зубы будут в порядке, — Сириус ухмыльнулся, подбодрённый тем, что ответа друзей Гермионы долго ждать не пришлось. — Я уверен в этом. И я куплю тебе зубную пасту со вкусом клубники, малыш, — задорно улыбнулся Блэк, когда Рон закатил глаза на его слова. — Или свожу к хорошим дантистам, у меня есть кое-кто на примете. Он сам не понимал, откуда взялось хорошее настроение, когда они ещё даже не разработали план и не сообщили директору о том, что сегодня же отправляются освобождать Гермиону. Но он верил, верил в успех; и, честно говоря, из-за предвкушения встречи парню даже не хотелось разрабатывать планы, просто в эту же минуту сорваться и побежать на Гриммо, пусть даже если там сотни Пожирателей. — Да брось, мы все пойдём, — менее импульсивно, чем до этого, сказала Лили. — Я просто хочу быть уверенной, что там точно будет Гермиона и что мы выберемся из этого места живыми, раз уж там действительно собираются Пожиратели. Я ведь так понимаю, мы пойдём без мракоборцев? — Верно, — ответил вместо Сириуса Сохатый, и Блэк в миллиардный раз поблагодарил небеса за то, что имел друга, который понимал его без слов. — Мракоборцы закончат свою работу до того времени, как мы отправимся. Они стояли в коридоре, и каждый, кто прошёл бы мимо, подумал бы, что они замышляют очередную весёлую шалость. Весело ли должно быть, когда они нагрянут на Гриммо? Дамблдор придёт в ужас от того, что они запланировали проникнуть в самое ядро пристанища Пожирателей. Ну или он просто пожелает им удачи. Никогда нельзя было угадать, что скрывалось в седой голове старика. — Так куда мы отправимся? — Марлин чудом, которое было таким же, как и у Блэка, ожила, и теперь в голубых глазах горел огонь. Она томилась в ожидании и готова была в эту же минуту сорваться туда, где держали Гермиону. — На Гриммо, — ответил парень таким тоном, словно он надеялся, что друзья и сами додумаются до этого. — Я так и думала, — выдохнула Марлин, слишком громко хлопая в ладоши. Они оба были нетерпеливыми, почти подпрыгивали от желания поскорее найти кудрявую девушку, которая много значила в их жизнях. — На Гриммо, — поправив очки, протянул Джеймс, и Блэку на миллисекунду показалось, что друг откажется. Это вообще возможно? — Приглашаешь нас на чай, Бродяга? — Да, приглашаю вас посетить уютное гнёздышко «благороднейших», — фыркнул он, замечая, как поднимается уголок губ друга, насмехаясь, а в карих глазах зажигается огонь, который никогда не потухал во время учёбы в Хогвартсе. Чёрт возьми, он обожал Сохатого! Поттер всегда был весельчаком и авантюристом, у которого мысли в голове проносились со скоростью снитча на поле для квиддича. Война притупила все их забавы, а сейчас, казалось, это был первый раз за всю их военную деятельность, когда они не могли дождаться, чтобы отправиться прямо к врагам, страха не было. Возможно, это было не очень хорошо. Он прекрасно понимал, как рискует, так невозмутимо готовясь к этой вылазке, но отступать Сириус не собирался. Он никогда не отступал. — Тогда идём к Дамблдору, — прерывая гляделки лучших друзей, объявила Лили, — она оставалась здесь единственным здравым смыслом и трезвым умом, и не будь её сейчас с ними, они бы забыли сообщить о новостях профессору. Таким ещё был Римус, который пришёл бы в полнейший ужас от того, что творилось здесь, пока его не было. Директор задумчиво сложил руки домиком, нахмурив белые брови, когда они рассказали ему то, что задумали, но Сириус решил промолчать насчёт того, что его брат тоже находился среди Пожирателей сейчас. Он никогда не спрашивал директора, знает ли тот, что Регулус Блэк является Пожирателем — было стыдно. Старик знал, конечно, знал; возможно, если бы Сириус завёл об этом речь, профессор бы дал несколько полезных советов, озвучил бы мудрую мысль, которые вовсе не помогли бы Сириусу. А если он не знал, то парню было бы стыдно вдвойне, потому что… ну, потому что. Сириус предпочитал молчать до того времени, когда Дамблдор сам об этом не заговорит, если заговорит, конечно: он был довольно тактичным, чтобы осмеливаться беспардонно влезать в душу своим ученикам. — Вы уверены, мистер Блэк? В том, что мисс Грейнджер находится на Гриммо? — Это логично, профессор, — нетерпеливо ответил парень. — Гарри и Рон расска… — он умолк, когда увидел предостерегающий взгляд зелёных глаз из-под круглых очков Гарри. — Они просто натолкнули меня на мысль, что она может быть спрятана там, где сейчас собираются Пожиратели. А они ютятся именно там. — Откуда это известно? — Я просто знаю, сэр. Он изо всех сил пытался сдерживаться. Не было желания сейчас снова получать взбучку от директора, когда он мог и вовсе не пустить их. Поэтому нужно было создавать вид, будто Сириус полностью держит себя в руках и контролирует свои эмоции, не выходя за края. Было сложно, но он был хорошим актёром, поэтому брови директора немного расслабились и начали возвращаться на место над небесными глазами. — Вам следует действовать осторожно. Сириус едва сдержал облегчённый вздох, когда услышал фразу директора. Тот опустил руки и поочерёдно посмотрел на каждого стоящего перед ним молодого человека. — Сириус, лучше тебе проникнуть внутрь дома и начать поиски, так как, несмотря ни на что, это место, где ты вырос, и ты знаешь его лучше, чем твои друзья, — Дамблдор перевёл взгляд с него на ребят и очень серьёзным голосом продолжил: — Я запрещаю вам начинать стычки первыми. Ваши эмоции из-за того, что вы будете близки к своей цели, могут сыграть против вас, и вы можете почувствовать себя королями ситуации. Не позволяйте случиться этому с вами. Держите на уме только то, зачем вы туда явились и идите лишь по этой дороге, не сворачивая. Действуйте аккуратно и быстро, чтобы вас не успели заметить. Но если вдруг заметят, действуйте так, как должны: вы прекрасные волшебники, умные и умелые, и я в любом случае буду верить в ваш успех. Помните, вы на чужой территории, откуда вам следует выйти победителями, играя по своим правилам. Спасение пропавших людей — это маленькие битвы, которые могут решить итог этой войны, потому что главное наше оружие — волшебники, в которых мы нуждаемся. Министерство отмахивается от этого правила, а потом не понимает, почему мы проигрываем войну. Мисс Грейнджер и мистер Миллер — ваша битва, из которой вы должны постараться выйти, не используя ни единого заклинания, без единой потери. Дамблдор раздавал указания и установки так чётко и ясно, что было ощущение, что он к этому готовился: сидел здесь с Краучем, попивая бренди, а в голове уже созревал план, как и говорила Лили. Ему просто нужно было, чтобы они сами пришли к этому, словно проверяя их умственные способности. — Вас гораздо меньше, поэтому трезво оценим ситуацию и признаем, что вам не выбраться оттуда, если начнётся битва. К слову, могут пострадать маглы, если вдруг вы выйдете за границы дома, что не принесёт нам только проблемы и, снова же, потери. Но если так произойдёт, вы не должны строить из себя героев, это будет глупо в этой ситуации. Как только пленные будут в ваших руках, трансгрессируйте. — Мы всё поняли, профессор, — ответил Джеймс, беря Лили за руку. — Думаю, нам пора идти. Дамблор перевёл взгляд на большие часы, которые отмеряли два часа дня. Мерлин, время так медленно шло. — Отправляйтесь в полночь, тогда мракоборцы, не найдя никаких следов пребывания пленных, будут отозваны Министерством. За вами не будут следить. — Хорошо, профессор. — Будьте бдительны и аккуратны, умоляю вас, — казалось, Дамблдор специально продолжает говорить, чтобы не отпускать своих бывших учеников, хотя понимал, что сделать это придётся. — Воспользуйтесь моим камином. Он нервничал, переживал, боялся, в конце концов, и Сириус понял, что, несмотря на то, что старик распоряжался их жизнями, потому что они сами разрешили это делать, он беспокоился о каждом, кто попал в беду, ни разу не задумываясь над тем, чтобы бросить этого человека. — Мы будем в порядке, директор, — ответила Марлин, хватая Сириуса за рукав и двигаясь в сторону камина задом наперёд. — Да, Вы можете не волноваться, профессор, — пробормотал Рон, менее довольный тем, что ночью придётся лезть в пасть к спящему дракону в прямом смысле этого слова. Сириус не мог его за это винить, по крайней мере, у него не было времени на это. Хотя он понимал, что раз они уже однажды побывали в плену, то вряд ли хотят оказаться там вновь, но при этом они готовы рискнуть ради своей подруги собственными жизнями, что было гораздо важнее, чем страх. Дамблдор поднялся со своего места, провожая их задумчивым взглядом, в котором без особого труда можно было увидеть обеспокоенность и страх, но так же веру. Он действительно верил в их успех, и Блэку хотелось доказать, что они достойны этого. Ему хотелось доказать Дамблдору и всему миру, а ещё себе, и именно его личные мотивы, как сказал Дамблдор, играли в этой истории ключевую роль. — Он так быстро согласился, — сказала Марлин, когда они оказались в гостиной его дома, отряхиваясь от пепла. — Я думала, придётся его уговаривать. — Я тоже так думал, — сказал Гарри, выходя из камина вслед за ними, случайно задевая при этом Марлин. — Извини. — Ерунда, — отмахнулась девушка. — Думаю, нам следует отдохнуть. Нам понадобятся силы, даже если мы не будем сражаться. — Правильно, — поддержала её Лили. — Мы останемся здесь, ты не против, Сириус? Парень покачал головой, мол, нет, он не против, лишь бы только не проспали. — Я тоже. Не хочу возвращаться домой. — Молодец. Нечего перед важным заданием портить себе настроение, наблюдая за своим братцем, — хмыкнул Джеймс и тут же был «поощрён» смачным подзатыльником от жены. Сохатый тоже не переваривал Маркуса, и он всегда говорил, что того сбросили бы со скалы, родись он в Древней Спарте. Марлин фальшиво улыбнулась. Сириус был уверен, она действительно не хотела видеть Маркуса, но ещё он знал, что она боялась, что они не возьмут её с собой: посчитают слабой после прошлой миссии, бесполезной. Он бы не поступил так с ней, даже если действительно считал, что ей не мешало бы отдохнуть, но скажи он это блондинке тут же столкнулся бы со стеной, и тогда отдых понадобился бы ему. Сириус бы не позволил себе так поступить ещё из-за того, что Марлин нуждалась в том, чтобы поделиться своим светом, подарить кому-то свою дружбу, — в ней этого было много, а Гермиона была именно тем человеком, который это заслуживал. Гарри сел возле него, когда все разбрелись по комнатам, чтобы отдохнуть. Сириус не мог просто лечь спать, он считал, что это было бы неправильно — это он решил идти на Гриммо, это ему придётся спускаться в подвалы (не держат же они Гермиону в гостевой комнате?), чтобы вывести её оттуда, и ему следовало всё хорошенько продумать. Он не волновался. Почти. Перед глазами был чёткий план, сердцем которого была конечная цель. Но вот то, что им не разрешалось хотя бы оглушить нескольких Пожирателей, было проблемой. И именно это заставляло немного нервничать. Даже если они не нападут первыми, Пожиратели могут их заметить, а после… не хотелось даже думать о том, что может случиться после. И Блэк очень сильно сомневался, что всё пройдёт на сто процентов мирно и тихо. Сириус решил не фокусироваться на этом и просто откинул голову на спинку дивана, закрывая глаза. Гарри молчал, и парню было комфортно в этой тишине. Каждый из них думал о предстоящей ночи и о том, что в ней скрывалось и что их ждало. Кто. Гермиона. Она была их конечной целью, ради которой, собственно, всё затеялось. Никто не собирался её бросать, даже если она, возможно, сейчас думала совершенно иначе. — Она знает, что мы придём за ней, — тихо сказал Гарри, и Сириус немного поменял угол, чтобы лучше видеть парня. — Гермиона ждёт нас. Мы никогда не бросали друг друга — она знает это. Поэтому я уверен, что всё пройдёт хорошо. Просто потому что она знает, что мы спасём её, и она ждёт, — Сириус решил, что Поттер просто успокаивает себя, что было не странно, каждый мог поступать так, как было лучше для него. Блэк снова закрыл глаза, продолжая слушать, но чувствуя, что сон всё равно уносит его под тихий, спокойный голос Гарри. — Ждёт меня, Рона… и тебя. Он открыл глаза, и перед ними заплясали круги. Сириус дёрнул головой так резко, что серьга ударила его по щеке, ещё больше приводя его в чувство после слов Гарри. Хотелось глупо засмеяться, чтобы показать, что Сириус ничего не понял, но разве он был глупым? Тут актёрское мастерство парня подводило его. — Что? И это всё, что он смог произнести? Гарри улыбнулся заговорщицкой улыбкой. — Когда мы вернём Гермиону, вам придётся объясниться. Поттер хмыкнул и ушёл наверх, пока Сириус пытался проесть в нём отверстие, которое бы засосало парня в себя, и он больше не позволил бы себе привести Сириуса в шок. Для него никогда не было проблемой иметь открытые отношения. С Марлин всё было именно так, но… с Гермионой ведь у него не было отношений, таких, какими они считаются правильными. Это было что-то тайное, но только тайна против его воли становилась всё более явной. Сириусу не хотелось этого; ему нравилось знать, что есть что-то, к чему никто не имеет доступа, и, судя по последнему письму, которое надёжно было спрятано в одной из его любимых книг в его спальне, Гермиона тоже воспринимала происходящее так же, как и Блэк. Сириус выдохнул и мысленно улыбнулся. Почему-то была такая догадка, что он может получить по морде, если вдруг Поттеру не понравиться то, что он скажет, поэтому Гермионе придётся вернуться, чтобы вместе с ним пройти этот путь, если Гарри уж очень захочется узнать ответы. Хорошо, что с Джимом Сириус уже разобрался. Почти. Всегда это «почти».

***

Дверь громко звякнула, отворяясь. Гермиона притянула колени к груди, сидя на полу, и выискивая в тёмном коридоре того, кто к ней пришёл. К ней не заходили с того момента, как Снейп оставил её. Была надежда, что о ней просто забыли, но прошло немало часов, прежде чем с двери сняли запирающиеся заклинания, и в проходе показалась знакомая согнутая фигура. Кикимер. Эльф выглядел так, словно он упал в бочку с соплохвостами, потому что выражение его лица не демонстрировало ничего, кроме отвращения. Он едва мазнул по Гермионе взглядом, словно даже его внимания она не заслуживала. Наверное, Кикимер был единственным, кто ни капли не изменился за Завесой, почти всю жизнь испытывая ненависть к маглорождённым и полукровкам. Он изменится, правда изменится, но должно пройти несколько десятков лет, и такое же количество печальных событий, чтобы Кикимер наконец-то стал приветливым. — Госпожа, — прошелестел старый эльф, кланяясь, когда сразу же за ним в дверях показалась фигура Вальбурги. Чем Гермиона заслужила такую честь, что женщина уже дважды приходила к ней? Женщина смотрела на неё таким же взглядом, как и в первый раз: немного улыбаясь, прищуриваясь, но при этом голова была высоко поднята, что было понятно — она снизошла к Гермионе. Было ли это честью? — Снейп сказал, ты говоришь, — медленно произнесла женщина, — так скажи же и мне что-нибудь. — Я вам не рабыня, чтобы исполнять ваши прихоти! — она выпалила это, не подумав, но Вальбургу это, похоже, только развеселило. — Правда? — театрально удивилась она, поднимая чёрные брови и оглядываясь вокруг, смотря на серые стены, которые окружали девушку. — А кто же ты? Гермиона молчала, пока Кикимер гадко улыбался, а хозяйка дома вела себя с ней словно кошка с мышкой, играясь и наслаждаясь тем, что видит. — Ты грязнокровка, и ты автоматически причисляешься к рабам со дня своего рождения, — она говорила спокойно и ровно, не шипела и не плескалась ядом, как её племянница; Гермиона знала, Вальбурга абсолютно уверена в том, что говорит, с этой уверенностью она прожила всю жизнь. — И Вам не противно находиться со мной в одном помещении? — Мне интересно, — улыбнулась женщина, и её скулы ещё больше выделились на худом лице. — Как-никак, но вы тоже… люди. — Сочту это за комплимент. Гермиона оперлась руками на стену позади себя, чтобы подняться на ноги. Может быть, ей не было плохо от боли, но теперь у неё кружилась голова от голода. Мерлин знает, сколько она не ела, казалось, лет десять. — Сочти, — смотря в глаза, ответила Вальбурга. — Как тебя зовут? — Не помню. — Врёшь, — протянула Блэк, подступая ближе, и Гермиона вжалась в стену, чувствуя себя беззащитной. — Ты боишься меня? Эта фраза была таким клише. Почему те, кто имеют власть, думают, что их должны боятся? «Потому что власть есть страх», — прозвучал в голове чужой голос. — А мне стоит бояться Вас? — Я могу причинить тебе вред, — легко ответила женщина. — И Вы правда этого хотите? — собирая волю в кулак, спросила Гермиона. — Вам нравится то, что происходит? — Раз я позволяю этому происходить, значит, я не против, не находишь? — Гермиона понятия не имела, почему Вальбурга отвечает на её вопросы, в то время, когда сама девушка не ответила ни на один. — Но это не значит, что Вам это нравится. Хозяйка подняла одну бровь, выгибая её. Она казалась заинтересованной, даже весёлой, и на её лице невозможно было увидеть негативную эмоцию, которая бы оповестила Гермиону об опасности. Нет, она словно прятала это глубоко внутри себя, чтобы потом окатить свою добычу этим, как холодной водой. Добычу, да. Потому что она была похожа на орлицу, что нависает над жертвой и ждёт удобного момента, чтобы вонзить в неё когти и разорвать плоть на кусочки. — Не стоит так говорить, когда ты не знаешь всего. — Вы ведь живёте в страхе, боясь гнева Волан-де-Морта, — впервые Гермиона увидела промелькнувшую эмоцию на лице женщины — испуг, его она не спутала бы ни с чем. Руки на секунду сжались в кулаки, и Гермиона поняла, что она права. — Вы боитесь за себя, мужа, сыновей… — У меня один сын, — быстро исправила Вальбурга Гермиону, и девушка печально улыбнулась. Тут она могла бы пожалеть её, потому что жить с ненавистью в сердце к своему ребёнку, наверное, стоило огромных усилий, и это забирало немало сил. — Чему ты улыбаешься? — хрипло поинтересовалась женщина. — Тому, что благодаря таким установкам, по каким живут семьи, подобно вашей, дети теряют родителей, а родители детей. — Ты умная, — подходя ещё ближе, тихо сказала Блэк. Она выглядела лишь немного сбитой с толку, но при этом всё равно оставалась той же женщиной, которую Гермиона увидела впервые. — Мудрая. Жаль только, что тебе это не понадобится в будущем. Она повернулась к эльфу, и тот задрожал, когда взгляд хозяйки упал на него. — Делай то, зачем мы пришли. — Слушаюсь, госпожа, — ответил Кикимер, и возле него из воздуха появился поднос. — Снейп сказал, тебе надо поесть, чтобы восстановить… — она задумалась. — Он назвал магловский термин, который я даже не хочу произносить. — Гемоглобин, — глухо сказала Гермиона, вздрогнув, когда женщина хрипловато засмеялась, Кикимер при этом выглядел, словно понюхал носок великана. — Ты слышал, Кикимер? Давай поможем этой особи восстановить то, что она сказала. Тогда у тебя возьмут кровь для этого чёртового опыта, и больше ты не будешь тут умничать. — Что это значит? — Тебе нужно поесть, — объяснила Вальбурга, словно Гермиона была отставшей в развитии. Был ли смысл врать, что она не хотела есть, когда взгляд всё время возвращался к подносу, с которого тянуло ароматными яствами. Можно было отказаться и не притронуться ни одному кусочку, но тогда она бы просто умерла от голода, а в её планы теперь не входила собственная смерть, — вообще-то она собиралась выбраться отсюда. — Вы принесли мне еду? Серьёзно? — Не по доброте душевной, ты ведь понимаешь? Я бы вообще выбросила тебя из своего дома, как мусор, чтобы тут всё не провоняло тобой, но, — она хмыкнула, — Тёмному Лорду понравилась идея этого безродного Снейпа. Теперь я вынуждена находиться здесь, чтобы ты была сыта. Всемогущий Салазар, хуже и быть не могло! — она демонстративно закатила подведённые глаза и кивнула Кикимеру, чтобы тот поставил поднос на пол перед Гермионой. — А если я не стану это есть? — гриффиндорка переводила взгляд с Вальбурги на поднос; во рту было столько слюней, что она могла бы ими захлебнуться. — У тебя нет выбора, — пожала плечами женщина. — Ты либо ешь, а потом умираешь, либо не ешь, но всё равно умираешь. Заманчивая перспектива будущего у грязнокровки, правда? — Но Вы не позволите меня убить в своём доме: я слышала, что Вы против того, чтобы подобное творилось здесь. Гермиона заметила, что Вальбурга всё время приближалась, чтобы внимательнее её рассмотреть, словно пыталась найти в её облике то уродство, о котором все так рьяно говорили. Но она не подходила слишком близко, как будто боялась, что девушка болеет редкой магловской болезнью, которая передаётся воздушно-капельным путём и от которой тут же можно заразиться грязью, что жила в крови гриффиндорки. — Есть куча других мест, где тебя можно уничтожить. Не забывайся, девчонка, — она понизила голос, и показалось, что от этого тени, которые они отбрасывали, задрожали на серых стенах от страха, — ты до сих пор жива, потому что мне интересно наблюдать за таким низшим существом, как ты. Мои интересы быстро меняются. — И это то, что Вы хотите видеть? — ей бы прикусить язык, но, похоже было, что Вальбурга вовсе не против, чтобы Гермиона говорила. Она не воспринимала её всерьёз, а забавлялась. Видимо, тут было довольно скучно, если женщина решила убить своё время с ней. — Ваш сын причастен к страшным событиям, а Вас это устраивает? Как его мать, Вы потом не будете жалеть, что не прекратили это? Гермиона помнила, что говорил Сириус за Завесой: его родители поддерживали политику Волан-де-Морта и были вне себя от радости, когда Регулус стал одним из Пожирателей, едва ему стукнуло шестнадцать, но когда они узнали, насколько жесток тот, кто был кумиром их младшего сына, это напугало их. Да, они верили в превосходство чистокровных над остальными, но вряд ли догадывались, что из-за власти, которую так хотел заполучить Тёмный Лорд, придётся учиться плавать в реках крови. — Как мать, я буду счастлива, что мой ребёнок будет жить в чистом мире без таких, как ты, что нагло украли у магов магию. Но вам никогда, слышишь меня, никогда не быть полноценными волшебниками. — Мне жаль Вас, — ответила Гермиона и опустилась обратно на пол от усталости и от тяжёлого взгляда Вальбурги. Женщина не произнесла больше ни слова, видимо, решив, что Гермиона не заслуживает того, чтобы она продолжала с ней обмениваться фразами. Кикимер бросил на гриффиндорку взгляд полный отвращения и тут же начал кланяться хозяйке, едва не касаясь длинным носом пола. — Госпожа… — просипел эльф, и Гермиона с трудом смогла подавить желание закатить глаза. Вальбурга действительно производила неизгладимое впечатление своей внушительностью и величественностью, но порой девушке казалось просто комичным то, что эти люди считают себя чуть ли не богами, которым все должны кланяться и целовать их обувь. — Съешь это, — она снова насмешливо фыркнула, на лице больше не мелькали отголоски злобы, и спокойствие женщины снова пугало Гермиону больше, чем её настоящие эмоции, — чтобы это как можно быстрее закончилось. Не хочу тебя больше видеть. Вальбурга ушла, а за ней тут же засеменил эльф, бросив ещё один недовольный взгляд на Гермиону, и она бы могла показать ему язык, но вряд ли Гермиона могла позволить себе это; казалось, даже домовой эльф в этом доме был на несколько ступеней выше неё по статусу. Женщина оставила за собой последнее слово и снова беззвучно закрыла за собой дверь, заново запирая её заклинаниями. Всё было тщетно, и Гермиона понимала это. Не было смысла доказывать что-то женщине, которая из-за своих установок, с которыми выросла, отреклась от сына. Она всё понимала, но искусно делала вид, что не замечает этого, всё ещё считая Волан-де-Морта великим волшебником, хоть и достаточно жестоким, который не чурается смерти, когда только она может ему помочь приблизиться к поставленной цели. Она поймёт, что пыталась донести до неё Гермиона и насколько девушка была права, но будет поздно. И, возможно, только тогда женщина признает, что благодаря правилам, по которым жила, разрушила жизни членов своей семьи, включая и свою.

***

Она уснула. Гермиона понятия не имела, сколько проспала, но казалось, что несколько дней. При отсутствии солнечного света и свежего воздуха девушка потеряла счёт и теперь даже понятия не имела, сколько просидела в подвале дома на Гриммо. Гриффиндорка растёрла затёкшую шею и потянулась, отодвигая пустой поднос, на котором несколькими часами ранее было полно еды. Еда, к слову, была превосходная. Её посетила мысль, что еда могла быть отравленной, когда половина уже была съедена. Гермиона успокаивала себя тем, что вряд ли Пожирателям или Вальбурге будет толк вот так убивать Гермиону: большинство о ней вообще не знало, Снейпу она нужна была, а Вальбурге… тоже нужна, потому что именно под её наблюдением находилась девушка. Жареное мясо и салат, несколько кусочков мягкого хлеба, масло. Гермиона едва не рассмеялась, когда увидела, какую еду ей принесли. Можно было подумать, что Пожиратели были настолько благородными, что даже пленников кормили свежими вырезками, но Гермиона прекрасно понимала, для чего это всё делалось: её откармливали, как поросёнка, которого собирались потом подать на рождественский стол, как главное украшение стола. Нет, конечно, её не съели бы, но вот функцию она должна была исполнить такую же, как и поросёнок — принести пользу и удовлетворение. Девушка вообще-то собиралась отправить этот поднос в стену, чтобы продемонстрировать свою непокорность и упрямство, что до сих пор продолжали трепетать в ней, но она не смогла бы даже поднять тяжёлый поднос, тем более бросать его куда-то. Гермиона протёрла заспанные глаза, сильно надавливая на них, и уставилась на дверь, которая сейчас была единственным её врагом. Она была запечатана несколькими сильными заклятиями, которые сложно было бы снять даже с помощью палочки, и её без палочковая магия, когда Гермиона сидела здесь без воздуха и света, без каких-либо ресурсов, вообще была бесполезной. Тем не менее она встала и подошла к железной двери, тщетно дёргая ручку на себя, словно Вальбурга могла оставить её открытой. Нет. И кто бы мог подумать, какая ирония! Все Пожиратели ненавидели её кровь, но при этом сейчас некоторым из них, даже самому Волан-де-Морту, нужна была именно она. Гермионе самой было интересно, найдёт ли Снейп что-то, что выдаст её? Можно ли было понять по магии, которая текла в её сосудах, смешиваясь с кровью, что девушка прибыла из другого времени? И знал ли кто-нибудь из Пожирателей, что Завеса вообще существует? Ещё несколько раз подёргав холодную ручку двери, гриффиндорка раздражённо ударила по ней ногой — ничего, кроме дребезжащего звука, словно рой мурашек пробежал по ту сторону, не произошло. Гермиона в отчаянии прислонилась лбом к ней, прислушиваясь. Ничего. Ни единого звука. Она даже ни разу не слышала Джона после того, как его пытали в соседней камере. Возможно, его оставили в покое, возможно, перевели в другую, а, возможно… Нет! Стоп. Не стоило думать об этом сейчас. Размышлять об ужасных вещах, которые ты мог бы предотвратить, но по какой-то из причин не смог — было худшим, что человек когда-либо испытывал. Это как особый вид мазохизма. Когда появится Снейп? Гриффиндорка не теряла времени и разработала план, который едва ли мог получиться. Она уже поняла, что отвлечь Вальбургу не получится; женщина была словно закалённая, даже разговоры о детях её лишь немного сбивали с толку, но в основном, было ясно, что это она руководит ситуацией, держа её полностью под своим контролем. А вот Снейп, наверное, в силу его возраста и разбитого сердца, был более уязвимым, когда его пытались ранить. Главное, знать, куда бить. И Гермиона знала; оставалось только дождаться, когда он придёт, чтобы снова попытаться взять у неё кровь. Он надеялся на это, Гермиона же верила, что этого не произойдёт. Может быть, ей правда было интересно, что там есть в её организме, но позволять Пожирателям узнать об этом? Увольте. Она бы подставила под удар и Гарри, и Рона, и весь Орден. Могла ли она так поступить? Да, она хотела выбраться, но если на кону будет её жизнь или весь Орден, то… Ну вот опять! Девушка снова яростно ударила дверь, отходя от неё на шаг, когда она знакомо звякнула, но вот только не от её усилий, а потому что её открывали снаружи. Гермиона сделала ещё несколько шагов назад, когда дверь открылась, и она уже приготовилась увидеть в проходе Снейпа или снова Вальбургу, но это не был кто-то из них. В проходе показалась высокая, широкоплечая фигура парня, от взгляда которого потянуло сыростью с противным запахом плесени, и девушка подавила порыв зажать нос, чтобы не чувствовать этот запах, потому что ей было страшно и противно. Она опасалась загадочную хозяйку дома, которая идеально носила маски, и просто из-за того, что ты понятия не имеешь, что задумала женщина, было не по себе. Снейп тоже пугал с его жаждой оказаться полезным Волан-де-Морту. Но тот, кто стоял сейчас перед ней… он не смотрел на неё изучающе, как другие, он смотрел так, словно она была жертвой, и сейчас она была загнана в угол. Мальсибер. Гермиона узнала его, хоть и видела, когда он был гораздо старше и шире не только в плечах, но и в районе талии. Она и забыла об угрозе Снейпа, когда он сказал, что Мальсибер не брезгует такими, как она. Что значит «не брезгует»? Она впервые в жизни была бы не против, если бы ею побрезговали. Гермиона вжалась в стену, теперь по-настоящему боясь, когда Мальсибер подходил всё ближе и ближе, не произнося ни слова и улыбаясь, как бешеный ублюдок, оставалось только слюни пустить, и будет настоящий маньяк-убийца, которого разыскивала полиция, показывая его физиономию по телевизору, когда после третьего курса Гермиона проводила лето в доме родителей. — Вот так повезло, — пробормотал он скорее себе, чем Гермионе, и сердце вдруг остановилось. — Не приближайся ко мне, — словно дикому зверю, сказала она дрожащим голосом. Она действительно застряла в клетке с… кем? Животным, зверем, монстром, чудовищем? В голове были только сравнения и ни одной мысли о том, как она может избежать уготованной ей судьбы. Девушка осмелилась сделать рывок к двери, которая сейчас казалась такой далёкой, но она была открытой, — Мальсибер не запер её, сразу же обратив внимание на Гермиону. Крепкая рука, перехватывая, оказалась на её талии быстрее, чем девушка сделала второй шаг; она тут же почувствовала мощный удар о стену, больно ударяясь затылком, зубы громко клацнули, зажимая между собой язык, а перед глазами поплыли тёмные круги. Во рту почувствовался вкус железа, от которого тут же затошнило. Её руки парень завёл ей же за спину, вдавливая в стену таким образом, чтобы Гермиона не смогла их освободить, а если попытается, то точно вывихнет или же сломает одну из конечностей. Вторая его рука оказалась на шее, сжимая и поднимая Гермиону так, что её ноги не касались пола, и она задрыгала ими, как беспомощная марионетка. Окружающее её и так было нечётким из-за удара головой, а теперь ещё и поток воздуха не мог добраться до лёгких, и гриффиндорка чувствовала жжение в груди, от которого хотелось разодрать её в мясо, чтобы кислород хоть как-нибудь попал внутрь. Рука Пожирателя отпустила её шею, и она шумно втянула воздух, захлёбываясь им. Он продолжал держать её на весу, но теперь не при помощи рук, а прижав к стене собственным тяжёлым телом, и Гермиона попыталась вжаться ещё больше в стену, пытаясь отодвинуться от Мальсибера, несмотря на адскую боль в кистях рук, которые она выкручивала так сильно, что, казалось, они просто отвалятся, чтобы только не чувствовать на себе горячее дыхание парня и не ощущать твёрдость, которая настойчиво упиралась ей в бедро. Господи, лучше бы её убили сразу же. — Отпусти, не смей трогать меня, подонок! — она тут же получила удар по лицу, чувствуя особенно сильную боль в уголке губ, откуда потекла горячая кровь. Девушка попыталась брыкаться и кричать, но Мальсибер сильно сжал её щёки пальцами, вторая его рука тут же оказалась у неё на груди, сильно сжимая. Гермиона заскулила от боли, беспомощности и унижения, которые навалились на неё грузом в виде отвратительного здоровяка. — Ты — грязная сука, — прошипел он ей на ухо, обдавая его огненным дыханием. — И ты должна быть благодарна за то, что я делаю это с тобой. Он повернул её голову вбок и прошёлся шершавым языком от мочки уха по щеке до краешка губ с той стороны, где не было её грязной крови, оставляя влажную липкую дорожку на её коже. Мальсибер удовлетворительно рыкнул, когда проделал это движение вновь, теперь уже покусывая и всасывая кожу девушки в свой рот, явно наслаждаясь тем, что она не может его даже отпихнуть. Боже, это было отвратительно. Ей хотелось плакать, кричать и отбиваться, вот только он не позволял ничего этого делать, до сих пор прижимаясь своим телом к ней, а её руки всё ещё были в плену, Гермиона чувствовала, как они немеют. Ноги её разъехались в разные стороны, когда он коленом раздвинул их, прекращая слабые попытки девушки снова собраться в кучу. — Не дёргайся! — яростно прошипел он, накрывая её шею своими губами, грубо кусая и оттягивая кожу. Она и не могла, каждое движение отдавало лютой болью в плечах. Руки Пожирателя продолжали блуждать по телу Гермионы, и ей показалось, что было бы хорошо сейчас свалиться в обморок. Судя по всему, она была недалека от этого. Девушка вздрогнула от холодного касания его грубых пальцев к голой коже, когда он, нарочно разорвав свитер, просунул руку под него, двигаясь вверх, к груди. Казалось, жизнь оборвётся прямо сейчас, в момент, когда он немного отодвинулся и просунул руку к ширинке брюк. Мерлин, за что ей всё это? Гермиона почувствовала небольшое облегчение, когда вес тела Мальсибера сдвинулся, и она смогла пошевелиться. Да, руки всё ещё были зажаты между её спиной и стеной, но вот ноги стали свободнее. Мальсибер, видимо, решил, что девушка смирилась с тем, что её ожидает. Вообще-то так и было, пока… — Ай, сука! — истошно заорал он, тут же отпуская Гермиону, когда её нога проделала идеальный удар в пах Пожирателя. Приземлившись на ноги, Гермиона тут же кинулась в сторону от воющего от боли Мальсибера, который даже сейчас пытался схватить её. Взгляд упал на серебряный поднос, на котором ей подали еду, и она едва успела дотянуться до него, когда парень больно дёрнул её за волосы на себя. Прозвучал громкий удар и тошнотворный хруст. — Ах, ты, грязнокровая шлюха! Гермиона сломала ему нос, когда его уродливая физиономия столкнулась с дорогим подносом Блэков, который он тут же вырвал из её рук, отбрасывая в стену с оглушительным лязгом. Она не стала рассматривать то, как стремительно его лицо окрашивается в красный цвет собственной крови, которая лилась из сломанного носа, а помчалась к двери. Она открылась раньше, чем планировала Гермиона, но она уж точно не планировала врезаться со всей скорости в ещё одно появившееся тело в этой камере. — Тварь, — продолжал плеваться ядом, слюной и кровью Мальсибер, когда Гермиону кто-то оттолкнул от себя вглубь помещения. Она бы зарыдала от опустошения, которое накрыло её, когда дверь снова закрылась, будто оповещая её, что она никуда отсюда не вырвется. — Ты что тут устроил, придурок? — голос властный, холодный, рассерженный. Так похож на… Не может быть. — Сириус? — она прошептала это имя и поняла, что ошибалась только тогда, когда подняла тяжёлую голову к лицу вошедшего. — Если хотела оскорбить меня, могла бы просто плюнуть в лицо своей грязной кровью, её у тебя много возле рта, — ответил тот, кого она приняла за Сириуса. Но у них действительно были похожи голоса. — Кстати, почему она в крови? — Регулус обращался теперь к Мальсиберу, прожигая того взглядом серых глаз, окаймлённых тёмными ресницами, который стоял позади Гермионы, и она слышала его тяжёлое громкое дыхание, что, казалось, шевелило её волосы на затылке. — И что с твоим лицом? Ты, конечно, и до этого не отличался шармом какой-нибудь вейлы, но сейчас превзошёл себя и выглядишь даже более уродливо, чем обычно, — серьёзно прокомментировал внешность парня Регулус. — Это эта... эта грязнокровка, — прошипел Пожиратель, и Гермиона услышала, как присвистнул, забавляясь ситуацией, Регулус. — Мне сказали, — голос Мальсибера прерывался из-за отдышки, — взять у неё кровь. Гермиона оперлась на ближайшую стену, сильно зажмурилась, не осмеливаясь поворачиваться к Пожирателю и встречаться с ним взглядом. — Разорвав её на кусочки? — Какая разница, как бы я взял её у неё? — раздражённо бросил Мальсибер. — Она ведь грязнокровка, — выплюнул он. — И ты решил, что изнасилование сделает из неё чистокровную, что ли? Девушка резко распахнула глаза, не понимая, Регулус это говорит, или кто-то просто принял оборотное зелье и под его личиной устраивает Пожирателю разбор полётов. Слишком уж эмоциональным он был как для скрытых Блэков. В глазах огнём полыхала злость. — Снейп попросил меня сделать это, — огрызнулся Мальсибер, явно раздражаясь тону Регулуса. Показалось, парень подавил издевательский смех. — В доме Блэков ты можешь делать только то, что мы тебе прикажем. — Я вам не слуга, — прорычал тот. — А Снейпу, значит, слуга? — ухмыльнулся Регулус, переводя взгляд на Гермиону, которая не сводила с него глаз. — Или тебя привлекают задания, где выпадает шанс присунуть? Даже грязнокровке. Ты отвратителен. Меня тошнит от тебя. — Это Северус её поймал, она принадлежит ему, — прошипел Мальсибер, подходя ближе, и Гермиона, чувствуя его приближение, в попытке спрятаться, сделала шаг к Регулусу, который вышел напротив Мальсибера, задевая её плечом. — Это мой дом и всё в нём принадлежит мне, — Регулус был ниже Мальсибера, но известная выдержка Блэков делала его настолько внушительным и большим, что едва хватало камеры, в которой держали Гермиону, чтобы уместить в себе всё его «я». Гермиона фыркнула, услышав спор о том, кому она принадлежит. — Да пошли вы, — бросила она, затягивая полы кожаной куртки Сириуса, чтобы не был виден её разорванный свитер, и закрывая глаза. Голова кружилась, и стоять ровно было для неё испытанием. — Ты пришёл взять кровь? — спросил Регулус, не обращая внимания на Гермиону. — Бери и проваливай. Девушка едва устояла на ногах, когда услышала слова Регулуса. Нет, она трезво понимала, что сейчас ей сопротивляться не удастся, но она ужасно не хотела, чтобы Мальсибер снова её касался. По телу пробежал мороз, а те места на коже, которые он трогал, словно воспалились. — Даже не вздумай приближаться ко мне, — прорычала она. Конечно, её ведь так и послушают. Регулус смерил Гермиону холодным, безразличным взглядом. Она не смогла и дальше стоять и опустилась на холодный пол, стараясь не касаться затылком стены — он сильно болел после удара. В гигантских руках Пожирателя мелькнуло что-то острое; это точно не был аккуратный клинок, как у Беллатрисы, это больше походило на огромный кухонный нож, которым следовало бы разделывать тушу вепря, который он достал из кармана мантии. — Ты решил ей руку отрезать? Думаешь, она ей больше не понадобится? — Что ты хочешь от меня?! — рявкнул Мальсибер с полными ярости глазами. — Хочу, чтобы ты хоть на минуту включил свои мозги, если они шли в комплекте с тобой, конечно. Стой, я сам. Регулус присел перед ней на корточки, держа в руках аккуратный нож. Он успешно и очень мастерски трансфигурировал плоский поднос, который притянул к себе при помощи левитационных чар, в сосуд, куда хотел собрать её кровь. Парень не просил дать руку, как делал это Снейп, но и не дёргал её, пытаясь причинить боль. Вообще-то мог, хуже Гермионе всё равно не стало бы. Держа её за руку, но касаясь только рукава куртки, чтобы не соприкасаться кожей, Регулус сделал аккуратный разрез вдоль правой ладони, из которой тут же хлынула кровь, которая не отличалась абсолютно ничем от крови чистокровного Мальсибера, чьё лицо до сих пор было окровавленным. Младший Блэк наблюдал за тем, как капли крови скапывают в серебряную чашу, которая всё наполнялась и наполнялась, словно была бездонной. — Отнеси это, — сказал он стоящему за ним Пожирателю, когда чаша была почти полной. От вида собственной крови Гермиону снова затошнило. Мальсибер, видимо, не желая больше спорить с Регулусом и находиться с грязнокровкой в одном помещении, недовольно насупившись, бросая на Гермиону злобные взгляды, от которых хотелось спрятаться, вышел из камеры. Она могла бы поклясться, что дышать стало чуточку легче, даже несмотря на то, что Регулус сверлил её взглядом. — Ужасно выглядишь, — заметил он, как будто Гермиона сама не догадывалась об этом. — Спасибо, — слабо ответила она, пытаясь вытереть кровь возле губы, которая только размазывалась по подбородку. Пальцы стали липкими от неё. — Так как тебя всё-таки зовут? — Регулус отошёл к противоположной стене, прислонившись к ней, продолжая изучать девушку. — Я не стану называть тебе своё имя, — покачала головой Гермиона, опустив руки. Взгляд парня был таким колючим, что он бы с лёгкостью пронзил им её тело. — Ты думаешь, этим защищаешь своих родных? — он сложил руки на груди, демонстративно закатывая глаза. — Разве не всё всегда сводиться к тому, что мы хотим защитить того, кто нам дорог? — Гермиона села ровнее, пытаясь выдержать взгляд Блэка. Парень хмыкнул. Гермиона всмотрелась в его лицо получше. На самом деле это было за гранью фантастики: даже те, кого за Завесой уже не было, здесь казались настоящими, потому что Гермиона знала почти каждого, со многими виделась лично, но Регулус казался абсолютно нереальным, видением, кем-то вроде выдуманного героя из книг, который просто не мог существовать в реальной жизни. Она воспринимала Регулуса Блэка, как героя, о котором не знал никто из магического мира, даже с учётом того, что он сделал, какой подвиг совершил. Сейчас перед ней стоял этот парень, разглядывая так, словно она заморская зверушка. И он не был пока ещё тем героем, которым она его всегда представляла. Так или иначе, но вначале парень поддерживал Волан-де-Морта. — Кого ты хочешь защитить? — после паузы спросил он. Мерлин, и почему ему с Вальбургой так хотелось поговорить с ней? Действительно считали, что она не может связать двух слов, раз маглорождённая? Хотели убедиться в этом? — Друзей? Родителей? Орден? Сириуса? Кого? Гермиона вскинула голову так резко, что вновь ударилась затылком, скривившись, но боль сейчас отошла на второй план, потому что она оторопела. Как вообще?.. Он владеет Легилименцией? Если Регулус действительно залез в её голову, то почему Гермиона ничего не почувствовала? И что он только что сказал? Что? ЧТО? — Что? — она видела, как поднялся уголок губ Регулуса, когда её голос прозвучал уж слишком слабо и напугано. Парень, явно довольный собой, едва кивнул на Гермиону: — Он не носил её дома, но вот в Хогвартсе разгуливал вовсю. Наверное, чтобы привлекать этим девчонок. Щегол, — фыркнул Регулус. — Ты что, правда думала, я не узнаю куртку брата? Такие вещи в школе носил только Сириус. Идеально. Потрясающе. Она просто клад для шпиона — выдаёт тайны без единого слова. — Я не стану тебе ничего говорить, — пролепетала девушка, будто это ещё имело какой-то смысл. — Тебе и не нужно. Ты думаешь, мне действительно интересно услышать захватывающую историю вашего знакомства? Тебе повезло, что мать не поняла, кому принадлежит уродская одежда, что на тебе. — Везение — моё второе имя, — устало выдохнула Гермиона. — А первое? — Гермиона. Она ответила на автомате, поспешно, даже не замечая, что открыла ещё один секрет, который хотела сберечь. Вообще-то Гермиона ожидала насмешки или оскорбления, что подобное имя может носить только грязнокровка, но ничего подобного не произошло. Регулус просто кивнул. Девушка ждала, что и он сейчас выйдет из камеры, где она останется одна, прокручивая в голове всё то, что произошло за последних полчаса, а ещё пытаясь оттереть кожу порванным свитером там, где её касался Мальсибер. Но Регулус остался, словно наверху его ничего не привлекало, а в подземелье было гораздо интереснее. — Ты назвал Сириуса братом. Ты всё ещё считаешь его своим родственником, — вдруг произнесла Гермиона, неожиданно даже для себя. Брови Регулуса метнулись вверх на секунду, но он тут же снова стал невозмутимым. — Со слухом у тебя явно всё в порядке, — пробормотал парень. — Тебя так удивляет, что я произнёс это? — Твоя мать сказала, что у неё только один ребёнок, — ответила Гермиона. — Моя мать — немолодая леди, возможно, память ей изменяет, и она просто забыла адские муки, когда рожала своего первенца. Я же помню каждого Блэка, даже… отречённого. Удивление накрыло гриффиндорку такой волной, что она захлебнулась, не имея возможности ни глотнуть воздуха, ни произнести хоть слово. Она понимала позицию Сириуса и знала, как тот относится к своей семье и брату, но она совершенно не могла понять, как к Сириусу относился Регулус. Сириус однажды назвал младшего брата врагом и всегда отзывался о нём не очень лестно, но Регулус вёл себя совершенно иначе. Возможно, потому что Сириус не скрывал истинных чувств и эмоций, касаемо чего-либо, а младший Блэк, наоборот, не хотел этого демонстрировать, поэтому создавался когнитивный диссонанс, когда Гермиона пыталась понять, как в действительности относились друг к другу братья Блэк. — Почему вы делаете это? — прошло, наверное, несколько минут, прежде чем она снова смогла нормально говорить. — Разговариваете со мной, отвечаете на вопросы. Зачем? — Потому что понимаем, — тут же ответил Регулус, словно всё это время ждал только этого вопроса, — что другого шанса не будет. Больше никто не станет приводить в этот дом грязнокровок, вроде тебя. Мы просто в очередной раз хотим убедиться, что то, за что мы сражаемся — правильно. Вы не имеете права быть причисленными к настоящим волшебникам. Тем более, производить потомство, смешиваясь с чистокровными. — То есть убийства и всё то, что сейчас происходит в стране, ты считаешь правильным? — Важно только то, что думает и делает Тёмный Лорд, — холодно ответил Регулус, словно сейчас он стоял не перед пленницей, а за столом с Пожирателями, где все говорили только то, что хотел слышать Волан-де-Морт. — Это не твои слова, — покачала головой Гермиона, — это слова труса. Пожирателя. Она прекрасно осознавала, что ходила по тонкому льду, который вот-вот разломается, и она пойдёт ко дну. И девушка понимала, как неуместно было награждать этим словом Регулуса, который побледнел настолько, что слился со стеной. — Как ты смеешь говорить подобное мне? — голос парня изменился, и сейчас он казался рассерженным и оскорблённым. — Сейчас ты только доказываешь, что вы, грязнокровки, не заслуживаете того, чтобы жить среди чистокровных волшебников. Вы отравляете воздух, так ещё и смеете говорить такие вещи, за которые можно тут же получить Аваду. — Но я до сих пор жива, — ответила Гермиона, бледные губы Регулуса поджались. — Это нежелание или страх? — Отвращение, — прошипел Блэк, делая шаг вперёд, сжимая кулаки. — Мне противно даже думать о том, что я могу быть причастен к твоему убийству. — Правда? Ты заставляешь себя так думать, но внутри себя знаешь честный ответ, но, опять же, боишься признаться. — Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, грязнокровка, — раздражённо бросил он. — Я знаю, — уверенно, но сонно ответила Гермиона, чувствуя, что её глаза закрываются от усталости; шок прошёл, и теперь она чувствовала себя вымотавшейся. — Ты придёшь к этому, сам придёшь, увидишь, но я просто хочу, чтобы это открылось тебе быстрее, чем произойдёт что-то страшное. Он не произнёс больше ни слова, просто вышел из камеры, словно ему и тут осточертело, и он больше не мог продолжать слушать то, что говорила Гермиона. А гриффиндорка говорила правду, и, возможно, она задела парня, пробуждая его настоящего. Даже если он пытался отмахнуться от этого, Регулусу судьбой было начерчено познать эту правду, но, к сожалению, ценой собственной жизни.

***

— Сириус, ты уверен? Каждый из них задавал этот вопрос минимум три раза, так что он уже сомневался, что сможет сдержать себя в доме, потому что эмоции были накалены до предела, а друзья совсем не помогали. Как он мог быть уверенным на сто процентов хоть в чём-нибудь, когда дело касалось его семьи? Нужно было признать честно, он не был до конца уверен в том плане, который они придумали, но сдаться, уйти, бросить здесь Гермиону? Нет. Они знали на что шли, так что отступать никто не собирался. Сейчас ему было не так весело, как днём. Сердце колотилось в глотке, казалось, он им просто подавился. Цель. Главное, видеть перед глазами конечную цель. И Сириус видел: с кудрявыми каштановыми волосами и карамельными глазами. Она улыбалась ему и протягивала руку, прося о помощи. И можно было уловить аромат, на который следовало идти. Свежий, весенний, такой чёткий, что можно было представить, что Гермиона здесь, стоит рядом с ним. Он знал, что её держат в подземелье. Там было несколько подвальных помещений, куда он однажды забрёл в детстве, и от воспоминания о холоде, который там царил, даже сейчас бросало в дрожь. Парень должен был войти в дом через чёрный вход вместе с Джеймсом и Роном, которые должны были остаться у двери, чтобы открыть её, когда они с Гермионой и Миллером будут приближаться и, в случае чего, предупредить оставшихся на улице Гарри, Марлин и Лили, которые патрулировали центральный вход, окна и чёрный вход снаружи. Гарри заявил чуть раньше, когда они выдвигались в Лондон, что пойдёт вместе с Блэком в подземелье, но Сириус тут же пресёк это. Он не был уверен, что на дом не наложили какое-нибудь заклинание, которое бы разбудило всех, если бы хоть одна не-чистокровная нога ступила на порог, поэтому выбор был невелик, и он пал именно на Сохатого и рыжего, которые являлись чистокровными. Сириус не ответил на вопрос, который постоянно приводил его в состояние шока, а только кивнул. Мерлин, пусть никто больше никогда не спрашивает у него, уверен ли он в чём-либо. — Тогда вперёд, — подтолкнула его в спину Марлин, уходя в сторону крыльца. Они молча кивнули друг другу, зная, что слова сейчас будут лишними. Каждый из них боялся, даже если пытался не демонстрировать этого, чтобы не беспокоить друг друга ещё больше. Но, несмотря на молчание, Блэк бы мог поклясться, что в голове хором отчётливо прозвучало «удачи» голосами тех, кто был сейчас с ним. — Алохомора, — прошептал Сириус, и задняя дверь тихо скрипнула, приглашая внутрь. Удивительно, они настолько уверены в себе, что даже не потрудились запереться при помощи гораздо сильнейшего заклинания, которое не открывалось бы обычной Алохоморой. Было тихо как в доме, так и на улице, где даже звёзды не мерцали, а луна не решалась выглянуть из-за тучи, наверное, боясь испортить их план, и те, кто остался стоять снаружи, были погружены в полнейшую темноту, что было только на руку. Странно было делать шаг внутрь дома, который он всеми силами пытался выбросить из своей головы все годы, начиная с того, когда он сбежал отсюда к Поттерам. Он не хотел быть здесь, его воротило от одного только запаха этого дома, но он бы проник сюда ещё тысячу раз, чтобы вытащить Гермиону. Ностальгия не накрыла его, когда он оказался среди знакомых стен, где каждый уголок кричал о роскоши и богатстве, от которых его всегда тошнило, как и от зелёных обоев, которыми были обклеены все стены в доме. Сириус не чувствовал себя здесь хозяином, даже если и все знали до шестнадцати лет, что именно он унаследует это змеиное кубло. Нет, он и даром не принял бы этот подарок. Лучше уж остаться без жилья и ночевать на улице, чем вернуться в семейное гнёздышко, где его, конечно же, с нетерпением ждала вся большая и дружная семья. Джеймс и Рон остались ждать его в коридоре возле двери, и Сириус прошёл дальше, держа палочку перед собой и молясь, чтобы он не наткнулся ни на что, что могло бы создать шум. Сам дом и всё в нём словно погрузилось в сон, и Блэк знал, сделай он одно неверное движение, пронзительный крик оглушит его. Как ещё этого не произошло в момент, когда он вошёл сюда, оставалось загадкой: парень был уверен, что мать сделала всё, чтобы он даже забыл адрес, не то чтобы тайно проникать сюда. Но он помнил, и теперь, крадясь по коридору, где иногда едва слышно скрипели половицы, он чувствовал себя вором. — Госпожа? — противный, скрипучий, ненавистный голос показался громом, когда Сириус оказался возле кухни, а оттуда вышел Кикимер. На одну сотую секунды Сириус замер, принимая то, что его схватят, но тут же дал себе мысленную пощёчину, даже мысленного подзатыльника, такой мощи, что мозги сразу же начали варить так, как им полагалось. — Петрификус Тоталус! — шёпотом произнёс он. В полной темноте послышался глухой удар, — Кикимер встретился с землёй, как и планировал Блэк. Да уж, вот вам и без единого заклинания. Желание наступить на обездвиженного домовика, когда он проходил мимо, появилось неожиданно и показалось таким заманчивым, что Сириус пожалел, что он сейчас один и некому его отвлекать от подобного рода глупых мыслей. Парень шёл на ощупь в темноте, ориентируясь в пространстве только по памяти; к слову, она его не подводила, потому что, даже если он больше не считал это место своим домом, он хорошо знал каждый угол, где умудрялся хоть как-нибудь нашкодить в прошлом, когда никаких других занятий больше не было, а ему было очень скучно. Впереди послышался странный шум, будто кто-то тоже крался, как и он, и парень затаил дыхание, надеясь, что это ему всего лишь показалось или хотя бы, что его не заметили, но палочку в руке сжал крепче, прекрасно понимая, что она ему не поможет, если он хочет всё сделать по-тихому. Движение прекратилось также внезапно, как и появилось, и он уже подумал, не обзавелись ли родители животным, которое бродит по мрачному дому по ночам? Он был уверен: в доме есть Пожиратели, может, не так много, как ему казалось сначала, но их было точно гораздо больше, чем вся их спасательная компания. Концентрация тёмной магии на один квадратный километр просто зашкаливала. Сириус чувствовал, как она будоражила его ум и пускала по телу тысячу маленьких мурашек, что заставляли его кожу чесаться. Парень остановился возле места под лестницей, где несколько минут назад слышал движение, и провёл рукой вдоль стены, где должна была быть спрятана тайная дверь, которая вела в подвал. У него явно начиналась паранойя, потому что никаких следов того, что здесь было живое существо чуть раньше, не было. Его богатая фантазия была его даром и наказанием одновременно. Хотя… он снова это услышал, но теперь со спины, совсем рядом. Кто-то подбирался к нему. Он резко повернулся, видимо, разрушая планы того, кто уже нацелился на него. Сириус обладал хорошим зрением при дневном свете и неплохо видел в темноте, поэтому до лестницы он добрался почти бесшумно, ни разу не зацепившись или свернув не туда, и теперь парень видел перед собой человека, который точно пялился в ответ на него. Кто это был? Высокий мужчина, и он явно был пьян, запах дорого отцовского огневиски сильно ударил парню в нос, и он поморщился. Кем бы ни был Пожиратель, он сейчас стоял перед Сириусом, готов вот-вот заорать или же пульнуть в парня чем-нибудь. Блэк был уверен, не будь сейчас мужчина пьян, голова которого явно соображала туговато из-за количества выпитого, он бы так не медлил. Но его медлительность была только на руку. На правую, которой он замахнулся и заехал Пожирателю по морде так сильно, что заныли костяшки. Тело тяжело свалилось, создавая оглушительный шум, который явно услышали. Годрик. Не было времени ждать, когда до остальных Пожирателей дойдёт, что в доме что-то происходит, следовало действовать быстро и точно, как он и планировал. Быстро отыскав дверь, Сириус толкнул её, послышался щелчок, после которого он тут же скользнул в неё, в надежде, что среди нескольких камер быстро отыщет ту, в которой держали Гермиону. Он резко выпустил воздух из лёгких, когда пройдя несколько быстрых шагов, наткнулся на что-то. На кого-то, потому что он услышал испуганный писк, зарываясь в знакомую копну волос рукой.

***

Несколько часов Гермиона просидела на том месте, где её оставили Мальсибер, а позже и Регулус. Девушка просто тупо пялилась в стену, понимая, что, возможно, к ней снова придут, но теперь не для того, чтобы поговорить, изучить или взять кровь, — нет, придут для чего-то более страшного. Ужасного. Кошмарного. И сделать с этим она ничего не могла. Если и был шанс выбраться живой из этого подвала, то она его упустила. Теперь в девушке Пожиратели не нуждались, и в её теле уж тем более. Для приличия можно было хотя бы заплакать, но, казалось, слёзы у неё тоже забрали, как и кровь. Она сжимала и разжимала окровавленную ладонь в кулак, чувствуя острую боль, которая странным образом подействовала на неё отрезвляюще. Гермиона моргнула, снова, снова, но камера всё равно кружилась перед глазами, ещё больше после сна, чем тогда, когда она получила сильный удар. — Вот чёрт, — простонала она, пытаясь пошевелить затёкшими конечностями. Болело всё от головы до пяток, и девушке не оставалось ничего делать, кроме как лечь на холодный пол, чтобы хоть как-нибудь успокоить воспалённое тело. Она перекатилась на бок и закуталась в куртку плотнее, когда потолок начал кружиться ещё быстрее, а холод пробираться всё глубже, видимо, считая порванный свитер слабой защитой для её тела. Терпкий знакомый запах показался глотком свежего воздуха, в котором девушка так нуждалась, когда она уткнулась в ворот куртки Сириуса. Она только сейчас поняла, что всё время чувствовала его на себе, и она принимала это как нечто нормальное, обычное, то, что должно иметь право быть. То, что принадлежало ей. Запах табака и черники уносил её туда, где её всегда ждали; туда, куда она хотела вернуться, но уже даже её вера в это не была настолько сильна, чтобы воспринимать это как реальность. Она засунула руки в карманы и вздрогнула от прикосновения к чему-то маленькому и гладкому. Если несколько минут назад она не могла заплакать, то сейчас в глазах гриффиндорки была соль, и гораздо меньше её было в мировом океане. Ракушки, которые она собирала для Рона, начали теплеть в руке, а слёзы рекой потекли из глаз, которые она яростно стирала со щёк — не хватало ещё, чтобы Пожиратели увидели, что она плачет. Она всегда старалась сдерживать обещания, но в этот раз ничего не получится. Гермиона не могла ни вернуться, как хотел Сириус, ни вручить Рону ракушки, хотя желала этого больше всего на свете. Гарри ничего не просил. Он никогда ничего не просил — Гермиона старалась сама ему всё давать, потому что знала друга так хорошо, что понимала без слов. От размышлений её отвлёк звук открываемой двери, и в этот раз он показался каким-то особенно неприятным, прощальным. Девушка повернулась и села, ожидая, когда в камеру войдут, но… Никто не вошёл. Слышался только звук удаляющихся шагов. Гермиона немного наклонилась, чтобы посмотреть, возможно, её ждали за дверью, но там тоже никого не оказалось. Что за чёрт? Удерживаясь за стену, как за опору, она поднялась на ноги, делая пару шагов к двери. Если это была такая шутка Пожирателей, чтобы она сама вышла навстречу светлому будущему без грязнокровок, где и встретит свою кончину, то это была плохая шутка, в прочем, в духе приспешников Волан-де-Морта, — ничего удивительного. Никого не было за дверью, и никто не схватил её, когда она вышла из камеры в коридор, в котором стоял такой холод, что атмосфера в камере показалась уютной и домашней. Гермиона прижала ладони к глазам. Стоп. Это что? Дверь сама открылась? Её открыли? Что происходило? Удивление выросло в тысячу раз, когда опустив голову, в полутьме, которая была в коридоре, гриффиндорка увидела… лежащую на земле собственную волшебную палочку. Она валялась так, словно её кто-то случайно уронил. И случайность эта была нереальной. Ну не может же всё это происходить на самом деле. Или может? Ну же, Гермиона, тебя всё равно убьют, так что хотя бы попытайся! Пересиливая боль и головокружение, девушка рванула к палочке, которая приятно завибрировала в руке, оказавшись в ней. В самом деле, как и говорил Джон, ей было сложно без магии; это было её частью, без которой Гермиона не представляла своей жизни. Джон. Первая дверь была незапертой, вторая — тоже, третья, четвёртая… ни в одной из них не было инструктора. И она уже не верила в то, что он может быть здесь. — Джон? — Гермиона говорила тихо, словно её могли услышать. Никто не отвечал, и она захлопнула пятую дверь, где не оказалось мужчины. Оставалось ещё две двери, за которыми он мог быть, и ей повезло, что они находились почти у выхода из подвала. Наверху послышался сильный удар, и Гермиона сглотнула слюну, чувствуя, как немеют связки горла. Под ложечкой засосало, когда дверь, которая вела на выход, скрипнула. Гермиона не собиралась возвращаться в камеру, нет, в этот раз она точно оттуда не выберется, поэтому выставив руку с зажатой в ней палочкой перед собой и бросив печальный взгляд на две двери, девушка побежала навстречу неизвестности. Пробежала недолго, потому что, сделав пару шагов, она ударилась в грудь этой неизвестности, которая до боли знакомо пахла, и ощутила, как зарылась рука в её спутанные волосы. — Гермиона? Боже, Гермиона! Девушка, не веря своим глазам, в шоке уставилась на парня, который шептал её имя. Невозможно. — Сириус? Она подняла голову, пытаясь всмотреться в плывущее лицо Блэка. Это был он, точно он. — Давай, давай, — поспешно подталкивал её к выходу Сириус. — Где Миллер? Гермиона кивнула на две закрытых двери, которые не успела открыть. Сириус дёрнул на себя одну — удивительно, что он не вырвал её с петель, — и она оказалась открытой и пустой. Получается, их было только двое здесь? Последняя дверь была запертой, а значит, за ней кто-то был. Она испытала облегчение от того, что Джон был здесь. — Алохомора! — взмахнул палочкой Сириус, и Гермиона удивлённо на него посмотрела. Серьёзно? Алохомора? Он настолько был в себе уверен? — Не говори ничего, — ответил парень, когда заметил её взгляд. — Бомбарда! Казалось, дом задрожал, когда тяжёлая дверь взорвалась, вырывая даже куски стены. Сириус, как всегда, был до смерти деликатен. Он вышел из камеры, держа под локоть Джона. Гермиона едва не рассмеялась от радости, когда увидела, что с мужчиной всё в порядке. Он был измотан, как и она, но был в порядке. И его действительно перевели в другую камеру, потому что сначала он точно был рядом с ней. — Сможешь идти сам? — спросил его Сириус, Джон кивнул, и парень отпустил его. — Что они с тобой делали? — сдвинув брови на переносице, спросил мужчина, когда увидел Гермиону, всматриваясь в её лицо, которое, наверное, было ужасным из-за оставленных на нём синяков и засохшей крови, которая стекала до подбородка. Гриффиндорка повернулась, чтобы никто из них не смог больше смотреть на неё, но Сириус упрямо сжал свою руку на её запястье. — Всё это потом, сейчас нужно выбираться отсюда. Он толкнул дверь. В доме было темно, в отличие от подвала, где горел хоть какой-то свет, сверху слышались крики и топот ног, который становился всё громче и казался ближе. — Направо. Там тело, осторожно! — крикнул Сириус Джону, который старался не отставать от Гермионы и парня, что тащил её за собой, сжимая тонкое запястье так сильно, что, казалось, оно сейчас отвалиться. Гермиона не пыталась вырваться, наоборот, отбрасывая слабость и головокружение, она чувствовала, что сможет пробежать хоть несколько километров; быстро и сильно билось сердце, которое несколько минут назад могло вообще остановиться, а сейчас она была в безопасности в руках Сириуса. Ну почти… Потому что тьму осветила вспышка зелёного света, которая пронеслась над головами убегающих. Она понятия не имела, как Сириус ориентировался в темноте, и как Джону удавалось не отставать, сама девушка просто бежала в ту сторону, куда её тащили и подталкивали. — Они убегают, — разнёсся рёв по всему дому, а следом удар и грохот. — Грейнджер, беги быстрее, ты ведь умеешь, — кричал Джон, и Гермиона попыталась бежать ещё быстрее, попутно стараясь отыскать позади инструктора, чтобы он тоже бежал рядом с ней, как и Сириус, не отпускающий её руку ни на секунду. — Джон! — Я прямо за тобой, девочка, беги! В конце коридора, словно по команде, распахнулась дверь. Снаружи слышались крики и взрывы от заклятий, наверное, Пожиратели выбежали на улицу через центральный вход, и сейчас с ними сражались… кто? Кто был вместе с Сириусом? Гермиона увидела, как снаружи полился свет, но не магический, а лунный, словно луна сейчас была ориентиром, на который стоило бежать, и она освещала им дорогу. Коридор казался бесконечным, чем дольше они бежали, тем дальше была дверь. Девушка вскрикнула, поскользнувшись на полу, и нога её подогнулась, из-за этого она потянула вниз Сириуса и преградила путь Джону. Сириус одним рывком поднял её на ноги, но девушка заметила, как Пожиратель, лица которого не было видно даже при разноцветном свете заклинаний, который всё время бежал за ними, наставил палочку на остановившегося Джона. — Нет! — закричала Гермиона, направляя свою палочку на фигуру Пожирателя. Пожиратель или друг? Выбор, который она сделала за одну секунду. — Авада… — начала она. — Авада Кедавра! — взревел инструктор, толкая Гермиону так, что она опять упала, вырвав палочку из её руки, и зелёная вспышка, что вылетела из её палочки, осветила ошарашенное лицо Пожирателя. Мужчина свалился мёртвым грузом, а Джон снова сунул палочку девушки ей в руку, древко горело от того, что не владелец воспользовался им, к тому же использовал Непростительное. — Вставай! — Сириус сейчас казался тем, кто лучше остальных владеет ситуацией, но Гермиона понимала, что он напуган не меньше её.— Коньюнктивитус! — бросил он ослепляющее в появившегося в коридоре нового Пожирателя, и тот взревел от боли, прижимая руки к глазам. — Сириус! — истошно закричал знакомый голос. Гарри. Он был там и ждал их. — Быстрее! Блэку больше не пришлось тянуть девушку, потому что непонятно откуда взялись силы для последнего рывка, и она побежала, удобнее перехватывая руку Сириуса, которая, казалось, никогда не сможет разжать её, даже если захочет. Инструктор бежал прямо за её спиной, пропуская молодых людей вперёд, потому что коридоры в доме были узкими, чтобы уместить в себе трёх человек в одном ряду. Они выбежали на улицу в тот момент, когда в коридоре, через который они бежали, появилось несколько Пожирателей. Сириус перехватил своей влажной от пота рукой её и огляделся в поиске друзей. Их было немного, и Гермиона подавила упрекающий стон, когда поняла, как безрассудно они действовали, придя сюда, где Пожирателей было в несколько раз больше. — Сонорус! — Сириус приложил кончик палочки к шее. — Трансгрессируем! — голос его, казалось, был слышен даже в Австралии, а после Гермиона услышала знакомые хлопки, какими они бывают при трансгрессии, и друзья, которые сражались на площади, начали исчезать. Парень прижал её ближе к себе, и схватил Джона за предплечье, когда гриффиндорка почувствовала знакомый рывок, и они оторвались от земли, переносясь в безопасное место. Она была свободна, правда свободна. И даже если всё это было сном, то она не хотела просыпаться, потому что ей казалось, что ад, в котором она провела последний месяц, остался далеко позади, сгорая в собственном же пламени.