Маховик: Во Власти Времени

— Гарри, можно тебя на минуту? — вязкая слюна никак не хотела сглатываться. — Что-то случилось? — Дамблдор хочет поделиться кое-какой информацией насчёт нашего… перемещения. Гарри ни разу не сомневался, когда дело касалось Дамблдора, в этот раз он тоже с готовностью кивнул, поворачиваясь, чтобы отыскать Рона в толпе гостей, которая начинала уже становиться меньше. Гермионе хотелось рассказать в эту же минуту то, что сказал ей директор. Ей хотелось, чтобы мальчики знали, что её отправляют на миссию и, вероятнее всего, без них. Дамблдор предупредил девушку, чтобы она не говорила о миссии перед гостями — та была секретной, насколько поняла Гермиона. Она нашла в толпе Люпина, который, заметив девушку, сразу же отвёл взгляд. Гермиона тяжело вздохнула: надо было сказать ему, что они в курсе его заболевания. Складывалось впечатление, что доверять ребятам Римус стал чуть меньше. — Эй, у вас всё хорошо? — Гермиона подпрыгнула от неожиданности, когда внезапно появился Джеймс. — Да, всё в порядке. Ты не видел Рона? — Они с Бродягой спорят, какая команда по квиддичу лучше: "Пушки Педдл" или "Катапульты Кайрфилли". Боюсь, дело идёт к драке, — усмехнулся Джеймс. — Бедные, а они ведь даже не догадываются, что именно "Паддлмир Юнайтед" лучшая команда мира. Гермиона заметила, как поджались губы Гарри. Хоть она и не увлекалась квиддичем — она терпеть его не могла, если уж на то пошло, но помнила, что друг не поддерживал любимую команду своего отца. Очень благоразумно поступил он, не говоря этого Джеймсу, а то спорить начали бы не только Сириус и Рон. — Я найду его, — Гермиона улыбнулась Джеймсу, который пристально изучал девушку, она немного смутилась, но объяснила это тем, что она не проводила с другими Мародёрами так много времени как с Сириусом, который теперь стал чем-то неотъемлемым в её жизни. — Рон. — "Пушки" не становились чемпионами Европы с 1892 года. — Зато они дважды ими были, а "Катапульты" лишь один раз. — Зато какое зрелище они устроили в игре против "Крыльев Карасьорка ". — Самое обычное, — огрызнулся Рон, складывая руки на груди. — Ничем не примечательное. — Просто признай, что "Катапульты" лучше ради своего же блага. — Обойдёшься! Гермиона не сдержала усмешку после наблюдения за спором двоих любителей квиддича; честное слово, иногда ей казалось, что Рону ничего не стоило потратить целый день на обсуждения очередной игры любимой команды, даже Гарри был не так зависим от квиддича, как Рон. — Рон, Дамблдор хочет поговорить. — О чём? Девушка покачала головой и кивнула в сторону кухни, где всё ещё ждал Дамблдор. Сириус вопросительно поднял бровь, словно намекая, что в этот день он тоже может позволить себе быть в курсе тайн ребят, но девушка остановила его одним строгим взглядом, радуясь, что научилась этому ещё в Хогвартсе, подражая декану Гриффиндора. Директор собирался рассказать им кое-что касаемо их перемещения во времени и хотел, чтобы Гарри и Рон тоже присутствовали с Гермионой. Видимо, это действительно было чем-то важным. Дамблдор был на том же месте, где стоял тогда, когда девушка ушла искать Гарри и Рона. Возможно, он даже не пошевелился, ожидая ребят. Выглядел он более встревоженно, чем тогда, когда только появился в доме Сириуса, и девушку снова накрыла волна паники. — Молодые люди, — профессор слегка наклонился при виде Гарри и Рона, и Гермиона нахмурилась: перед ней и Люпином директор не кланялся. — Мисс Грейнджер сообщила, о чём я хочу с вами поговорить? — В общих чертах, директор, — Гарри прошёлся взглядом по Гермионе и нервно ей улыбнулся. — Я потратил несколько месяцев, чтобы изучить Маховик Времени, благодаря которому вы прошли Завесу и оказались в этом времени. Рон нервно переминался с ноги на ногу, было слышно, как Гарри стучал зубами и от этого напряжения, которое становилось всё сильнее и сильнее из-за того, что профессор тянул время, Гермиона начинала закипать, словно чайник. — И что Вы узнали? — не выдержал Гарри. Директор тянул время, словно это могло чем-то помочь им; наивный, время несколько месяцев назад перестало быть их союзником, теперь то, в чьей власти находились Рон, Гарри и Гермиона, было главным их противником. — Я подозреваю, вы задумывались над тем, что может произойти после вашего рождения, которого, если я правильно подсчитал, ждать не так долго. Вы, должно быть, плохо осваиваетесь в этом мире, но этому есть весьма логическое объяснение. — И какое же, директор? — Рон заламывал руки всё время, пока Дамблдор говорил. — Вы не являетесь частью этого мира. Гермиона с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть. Серьёзно? Самый мудрый человек из всех, кого она знала, сейчас сказал им настолько очевидную вещь? — Мы это и сами поняли, когда вернулись на двадцать лет назад, — Рон свои эмоции сдерживать не стал. Парень вообще переживал больше остальных из-за того, что случится, когда настанут дни их рождения, и ему больше остальных хотелось узнать ответ. — Я не сомневался в Вашей прозорливости, — сдержано ответил Дамблдор, слегка улыбаясь. — Ну, так уж и быть, скажу прямо: в дни, когда вы должны будете появиться на свет, произойдёт некое изменение, на которое, естественно, влияет Завеса. Ваши родители будут иметь детей так или иначе, но ими будете не вы. Гермиона заметила недоуменные лица Гарри и Рона. Директор говорил такие простые и очевидные вещи, но которые почему-то было очень трудно понять. Девушка подозревала, что сейчас они с друзьями выглядят, точно дети, которым толкуют что-то, чего они никогда в жизни не поймут. — Я приведу пример, — профессор сложил руки в замок и взглянул в глаза ребятам. — Рон, твоя мать так же родит ребёнка в день твоего рождения, но это не обязательно будет мальчик. Это будет совершенно другой человек, который никоим образом не будет связан с тобой. Только после того, как эти дети родятся на свет, вы сможете окончательно стать частью этого мира, так как ваши души будут принадлежать только вам. — Души, профессор? — голос Гарри дрогнул, когда он задавал вопрос. Гермионе так же стало нехорошо, когда она услышала о душах. Об одной душе, если быть конкретным. — Пока эти дети будут в утробе матерей, вы будете разделять с ними совсем небольшую часть своей души, просто чтобы они имели силы для того, чтобы появиться на свет. При мысли, что, пусть малая, но всё же её часть души будет отделена от девушки, кровь прилила к голове. Ребята, похоже, думали о том же, что и Гермиона. — Но, профессор… — Мистер Поттер, я понимаю, что это кажется невероятным, но это правда. Вреда это вам не принесёт, но иногда вы будете ощущать реальность немного иной, вы изменитесь. Это произойдёт тогда, когда часть души, о которой мы уже говорили, отделится и наполнит собою тех детей. — Но после их рождения?.. — вопрос в голову Гермионы пришёл совершенно нежданно. — После рождения, эта часть души вернётся к вам; именно тогда вы и почувствуете себя здесь как дома. Тогда вы обретёте дом, в котором будете чувствовать себя частью мира, без каких-либо препятствий. Слова директора вроде и не были такими страшными, какими их ожидала услышать гриффиндорка, но внутри себя она знала, что это ещё не всё; не всё рассказал им профессор. — Простите, а у моих родителей… — Гермиона отвела взгляд, когда голубые глаза Дамблдора на секунду встретились с её, и в них девушка увидела понимание. — У моих родителей ребёнок будет с магическими способностями? — ей было интересно, перенесёт ли её часть души ту магию, что жила в ней, в ребёнка, который ещё даже не родился. — Нет, — с полной уверенностью ответил директор. — Магия — то, что передаётся по крови от предка потомку. В вашем роду были маги, их магия выбрала Вас, больше её на кого-либо из рода Грейнджер не хватит. — Но душа… — Совсем крохотная часть души даст этому ребёнку ваш ум, возможно, характер, хотя я в этом сомневаюсь, может быть, у него будут глаза того же цвета, что и у Вас, но магия ему не передастся. Гермиона вздохнула; зато родителям не будет грозить никакая опасность из-за того, что в семье родится волшебник. Это будет просто ребёнок с её чертами лица и, может быть, умственными способностями, но это будет не Гермиона. — То есть никаким образом я не смогу стать вторым Роном Уизли? Мерлин, как это дико звучит. Взгляд Дамблдора стал более сосредоточенным, и Гермиона приготовилась услышать то, чего так долго ждала. — Вы сможете стать этими детьми, то есть самими собой, я имею в виду, если… — Профессор? — Если ваша душа полностью станет собственностью новорождённого. — В каком смысле полностью? — Если вам она больше не будет принадлежать… — Но это же… — Гермиона выдержала взгляд профессора, уже прекрасно зная ответ на главный свой вопрос; вопрос каждого из ребят. — Только в случае смерти душа, которая принадлежит сейчас вам, перенесётся в тех детей, и они станут вами. Произойдёт перерождение. Рон рассмеялся; это был нервный смех, который парень никак не мог унять. — Лучшей жизни и представить невозможно, — задыхаясь, просипел парень. — Чтобы стать собой — нужно всего лишь умереть. — Если коротко, то, да, вы всё верно поняли. Гермиона не знала, что стоит сказать; чуть раньше девушка понятия не имела, что случится с ними в скором будущем, теперь правда казалась такой реальной, но совершенно невозможной. Её угнетала мысль, что какое-то время часть души, пусть и совсем крохотная, будет принадлежать не ей, но вот факт того, что душа полностью станет душой того ребёнка, что ещё не родился, и этим ребёнком будет сама Гермиона в случае… своей смерти. От этих мыслей по позвоночнику расползался мороз, задевая костный мозг. Дверь резко открылась, и в дверном проходе показалась голова Джеймса. — Ой, простите, — парень виновато улыбнулся Дамблдору. — Я думал, здесь никого нет. — Нет, мистер Поттер, можете войти, — директор посмотрел на каждого взглядом человека, который знает обо всём на свете, но изменить ничего не может. Так понимала это девушка. — И позовите своих друзей, если гости уже покинули дом мистера Блэка. И мисс МакКиннон тоже. Она уже в курсе вашего задания, — последняя фраза предназначалась Гермионе, при этом профессор не смотрел на неё. Рон и Гарри переглянулись, всё ещё потрясённые теми новостями, что сообщил им директор. Через несколько минут в кухне уже толпились ребята, и отголоски радости до сих пор сопровождали их. Гермиона нашла глазами Люпина и Марлин, которые были гораздо задумчивее остальных. Блондинка встретилась с Гермионой глазами и улыбнулась ей, слегка поджав губы, Гермиона ответила тем же. Сейчас только они вдвоём были в одной лодке: только эта девушка знала, что чувствует Гермиона — безысходность; пусть МакКиннон и пыталась выглядеть необеспокоенной новостью Дамблдора, как и любой другой молодой человек, который планирует прожить долгую, насыщенную, волшебную жизнь, в которой не будет войны. Они желали мира, а значит, должны были делать всё возможное, чтобы этот мир обеспечить. Поэтому никто не пытался оспаривать решения старого профессора, чью голову покрывала седина, демонстрируя, что тот наделён многолетней мудростью, которую невозможно постичь в их юные годы. Никто не спорил, кроме… — Что?! — из задумчивости девушку вывел удивлённый голос Сириуса; он пытался сдерживать свои эмоции, но балансировал на грани, и Гермиона видела, что ещё немного, и парень сорвётся на крик. — Мистер Люпин, мисс Грейнджер и мисс МакКиннон отправляются на миссию, — голос Дамблдора был твёрдым, что означало лишь одно — решение изменить невозможно. — Это безумие! — рука Сириуса дёрнулась в странном жесте, но Джеймс быстро остановил его. Гермиона отвернулась, чтобы не видеть его лица. Именно такой реакции она и боялась, но кто сомневался, что парень так отреагирует? И ещё… — Гермиона будет одна?! — если во время разговора с Дамблдором Рон был в шоке, то сейчас он был в ярости. — Они с мисс МакКиннон будут рядом с отличными волшебниками. Да и не стоит обесценивать наших сильных девушек. — Никто не обесценивает их, — низко прорычал Сириус, и волосы на затылке Гермионы зашевелились, а дрожь пробила тело. — Но они будут одни, без нас. Они девушки, пусть волшебницы, пусть сильные, но они всё же девушки, — ей хотелось повернуться, посмотреть на Блэка, что стоял прямо у неё за спиной. Хотелось успокоить парня, сказать, что всё будет хорошо, но… Но. Она не могла этого сделать; это было неправильно и нечестно по отношению к Гарри и Рону, которые переживали за неё не меньше Сириуса. Но ей так хотелось посмотреть в серые глаза Блэка. — Вы джентльмен, мистер Блэк, — усмехнулся директор. — Но помимо того, что эти девушки волшебницы, они ещё и воины, которые участвуют в войне, победа в которой является главной целью Ордена Феникса. Гермиона и Марлин молчали, будто это не их обсуждали сейчас. Кто-то подошёл к ней слева, но Гермиона не смотрела, не могла позволить себе повернуть голову и увидеть, кто стоял рядом с ней. Она вздрогнула, когда руки её коснулась чужая рука, мягкая, нежная, девичья. Вздох, что вырвался из её грудной клетки, был вздохом разочарования, когда она всё же решилась посмотреть, кто сжимал так крепко её холодную ладонь. Лили улыбалась такой грустной улыбкой, в которой не было ни намёка на радость. Она пыталась подбодрить этим Гермиону, а на самом деле гриффиндорке хотелось разрыдаться прямо на этом месте, перед всеми, просто потому что она осознала наконец-то, что их отправляют на неопределённое время непонятно куда, непонятно с кем и непонятно зачем. Нет, конечно, девушка знала, за что они все борются, но почему она должна быть одна, она не понимала. Дамблдор ведь знал, что ребята были неразлучны и точно так же, как Гермиона, были обескуражены Рон и Гарри. Рон готов был спорить с директором, точно так же, как и Сириус; Гарри явно пытался держать себя в руках, сжимая и разжимая кулаки. А Гермиона просто стояла, принимая то, что должно случиться. В голову вдруг пришла мысль, что, если они и знают, что должно произойти с другими в будущем, то собственное будущее было покрыто пеленой и тайнами. В этом и состояла ирония: они знали будущее других, но своё для них было неизвестно. Может быть, кто-то знал, что должно с ними случиться, но не мог сказать, так же, как трио не могло сказать Мародёрам и остальным. — Мы боремся за будущее, мы боремся против Тёмных сил, и я собираюсь задействовать все возможные ресурсы, которые имеются в моём распоряжении; так получилось, что вы доверились мне, вы обещали, что готовы на всё, лишь бы победить в этой войне, так что я не совсем понимаю возмущение, которое у вас возникло. Дамблдор был настоящим лидером, эта мысль уже посещала Гермиону, но только сейчас она осознала, что директор плевать хотел на чувства молодых людей, которые совсем недавно только окончили школу. Победить в войне — было главной целью профессора, свои цели он навязывал другим и был готов жертвовать своими студентами. Он всегда таким был, и сейчас, и за Завесой. Старик отправил их за крестражами; поручил уничтожить их троим подросткам, которые вовсе не были готовы к войне, не были готовы к тому, что с ними случилось на этой войне. Но именно благодаря тому, что пережили Гермиона, Гарри и Рон, девушка была не так напугана новостью о миссии, её больше мучили мысли о возможном переселении душ в маленькие тела, которые могут присвоить эти души себе полностью, если вдруг кто-нибудь из них умрёт. Но ведь… всё равно это будут они? Гарри и Рон переживали из-за того, что Гермиона будет без них; девушка не сомневалась, они вполне могут отправиться за ней, нарушив наказ Дамблдора, и гриффиндорка решила, что сделает всё возможное, лишь бы парни остались здесь. — Каждый из вас важен, для каждого есть своя роль, которую вы сыграете, но в этот раз эту роль сыграют мисс МакКиннон, мисс Грейнджер и мистер Люпин. — И какую роль сыграет Люпин?! — Гермиона подскочила от неожиданности, когда высокий голос Сириуса снова разрезал напряжённую тишину. — Мистер Люпин будет внедрён в стаю оборотней с целью шпионажа для Ордена Феникса. — Это невозможно! — голос Джеймса был почти таким же громким, как у Сириуса. Римус молчал, как и Гермиона, потому что они не имели права жаловаться. Люпин так точно. Девушка видела, как парень отчаянно пытался доказать, что от него на этой войне может быть прок, он ждал момента, чтобы доказать это, и момент настал. Честно говоря, задание Римуса было самым логичным, хоть и ужасно опасным: он был оборотнем, никто не смог бы пойти вместо него в стаю, чтобы стать шпионом, а так как даже некоторые фениксовцы не знали, что парень оборотень, он идеально подходил на роль шпиона. Его друзья с готовностью могли отправиться с ним, даже Гарри и Рон, чтобы помочь, решились бы на эту затею, но это было бы безумием, отправить не-оборотня в стаю; их бы убили в первое же полнолуние. Римуса бросали в самое пекло, и он не сопротивлялся. — Решения не обсуждаются, — вслед за твёрдым ответом профессора, послышался оглушающий удар дверью. Это Сириус вылетел с кухни, и Гермиона была удивлена, что дверь не разлетелась в щепки. Джеймс последовал за другом, дабы успокоить того, бросая на ходу гневные взгляды и беззвучно ругаясь. С коридора слышались гневные крики, которые размазывались по воздуху и казались почти неуловимыми; Джеймс или Петтигрю, который смылся сразу за Поттером, наложили Заглушающие чары на гостиную, чтобы их не услышали. — Мисс Грейнджер, мисс МакКиннон, завтра Аластор, он, к слову, назначен командующим вашей группы, отправит вам письма с указанным местом встречи для трансгрессии, так же в письме будет указано точное место, куда вы отправитесь. Советую вам хорошо отдохнуть и набраться сил, потому что, если память мне не изменяет, отправляетесь вы послезавтра на рассвете. Дамблдор попрощался и вышел из кухни, оставляя бывших учеников со своими мыслями. Атмосфера была настолько напряжённой, что у Гермионы закружилась голова, и ей остро понадобился свежий морозный ноябрьский воздух, чтобы привести голову в порядок. Предположения и мысли метались в ней, словно снитч на поле для квиддича, который так часто ловил Гарри, ей тоже нужно было поймать их в кулак и держать крепко-крепко. Как только девушка сделала шаг, Рон поймал её за руку, беспокойно оглядывая её лицо. — Ты в порядке? — парень помнил о том разговоре в начале вечеринки в честь дня рождения Сириуса, и Гермиона чувствовала, что интерес к её персоне у Рона вырос. — Я хочу подышать, — Гермиона устало пожала плечами. — Мне действительно нужно отдохнуть. Как же быстро она утомлялась. И это она должна вскоре отправиться на миссию, которая неизвестно сколько времени займёт? — Гермиона, — всегда весёлый, звенящий и чарующий голос Марлин сейчас был напряжённым и напуганным. — Мы ведь справимся с этим, правда? Блондинка нуждалась в словах поддержки, которую сама давала Гермионе раньше. — Всё будет хорошо. Слова, которые так много значили для каждого из них, и каждый на подсознательном уровне не верил в их подлинность, но так нуждался. Просто услышать. Всё будет хорошо. Словно слова молитвы, которую читают даже неверующие перед чем-то неизбежным, свято веря, что это поможет им выстоять. В этом нуждались и они, в словах, что помогут им; в словах, в присутствии друг друга рядом, в поддержке. Гермиона хотела дать это каждому, кто нуждался, потому что нуждалась она, и девушка знала, что это вернётся, поделись она с другими. Марлин улыбнулась настолько грустной улыбкой, что показалось, будто это не лицо прекрасной голубоглазой девушки. Лили обняла её, скрывая за своими рыжими волосами. Гермиона быстро прошла мимо, направляясь в сад, в котором со всех сторон её обдувал холодный ветер, который хоть немного остудил её мысли, что сводили девушку с ума. Её жизнь казалась сном: кошмарным и прекрасным одновременно. — Решила сбежать? В Стаффордшире негде спрятаться, — Сириус подкрался незаметно, но девушка уже привыкла: парню нравилось, когда на него реагируют, а Гермионе нравилось рушить его самонадеянные планы. — Я не собираюсь сбегать, — сказала она, не поворачиваясь к Блэку. Гермиона слышала, как чиркнула спичка, зажигаясь. — Мне некуда сбегать, — прошептала она, но либо сказала это громче, чем намеривалась, либо у Блэка был потрясающий слух. — Я тоже так думал, — сигаретный дым окутал её уже дрожащее тело; она так торопилась выйти на свежий воздух, что забыла накинуть верхнюю одежду. — Думал, что некуда идти, когда сбежал из дома. Но были Поттеры. — Мне некуда идти, — покачала девушка головой, наслаждаясь запахом табака и ветра. В какой момент ей начал нравится запах сигаретного дыма? Возможно, в тот, когда дым, вперемешку с терпким ароматом, попал в лёгкие, вживаясь в неё? — У тебя есть куда идти, — мягко ответил Сириус, и Гермиона распахнула глаза, когда тяжёлая куртка Блэка накрыла её плечи. Куда подевался тот парень, который едва не проломил дверь собственной кухни при Дамблдоре? — Ты всегда можешь спрятаться в этом доме. Свежий воздух не помогал, потому что голова начала кружиться ещё больше, а кровь закипела в венах; девушка чувствовала, как она шипела, поднимаясь, стоило лишь только услышать голос черноволосого парня. — Испортили тебе праздник. — Последняя его часть, действительно, не слишком позитивная, но в остальном… Это лучший день рождения, что у меня когда-либо был. — Ну и Маркус ещё, — она скривилась при упоминании блондина, а Сириус фыркнул. — В жизни достаточно забот, чтобы воспринимать этого слизняка всерьёз. Маркус задел Сириуса за живое словами о семье, Гермиона видела это, но доказывать ничего не собиралась; Блэк всё равно бы не признался. — Мне так жаль, что Люпин уходит. Вы с ним только-только помирились, и он… — Он не против. В смысле, я зол, конечно, что он не говорил нам о своих намерениях быть внедрённым в стаю, но он сам захотел. Я лишь волнуюсь, — Гермиона слышала слова Сириуса, но смысл их так плохо поступал к её мозгу, пока она ощущала, даже сквозь кожу куртки, как её плечо касалось его руки чуть выше локтя. Парень был выше её, и сейчас она чувствовала себя маленькой девочкой, в огромном мире, что приготовил ей миллион испытаний. Гермионе не хотелось отодвигаться, она чувствовала себя в безопасности в эту минуту, и мысль об опасности на миссии пропала, и мысль о переселении душ тоже пропала. Она словно была спрятана в башне, где её никто никогда не найдёт. Но она выйдет, сама выйдет навстречу миру, потому что никто кроме неё не сделает этого. Она уже участвовала в войне, они побеждали; вообще-то они смогут победить, но только не сейчас, не в этом десятилетии, и кто-то даже не увидит этой победы, просто потому что не доживёт до дня, когда всё действительно закончится. — Ты хороший друг, — сказала она, когда Сириус достал вторую сигарету из пачки. — Настоящий. — Быть настоящим — моё призвание, — усмехнулся Сириус. — У тебя хорошо получается. Марлин сказала ей, что Сириус самый настоящий человек из всех, кого она знала, теперь в этом удостоверилась и сама Гермиона. От парня веяло искренностью, честными эмоциями и мнением; он не боялся быть другим, он не боялся идти против правил, он обожал нарушать все запреты и ему нравилось быть не таким как все, этим вызывая столько разных реакций на него. Он был не идеальным, но самым настоящим. Темнело, и Гермионе так было легче, когда она могла не прятать взгляд, смущаясь. — Я бы отправился с тобой. — Что? — С тобой… и Марлин, — Гермиона услышала, как от холода начали стучать зубы парня, стало неудобно из-за того, что тот отдал ей свою куртку, а сам стоял на ветру в одном свитере; им бы вернуться в дом, но ни один из них не решался сделать первый шаг. — Нельзя. — Я знаю, — успокоил парень Гермиону. — Хорошо. — Парни тоже расстроились из-за этого: Рон и Гарри. — Они были в шоке ещё до этого. — Почему? И она рассказала. Рассказала всё о том, что сказал им Дамблдор насчёт того, как будет происходить отделение души и что эти дети не будут настоящими Гарри, Роном и Гермионой. — Значит, — голос Сириуса был ошарашенным; они все слышали о подобном впервые, но и о Завесе они тоже услышали впервые несколько месяцев назад. — У Джеймса и Лили родится ребёнок, но это будет не Гарри? — Да. — Это может вообще быть девочка?! — Да… вообще-то. Было странно осознавать, что ребёнком, которому суждено спасти мир, будет девочка. История может измениться, если Избранного заменит Избранная? — Но он может быть собой, но младенцем, если… — Если он умрёт. По коже прополз мороз, а саму девушку затошнило от этой мысли. Никогда. Ни за что. Она не позволит. — Береги себя, пожалуйста. Гермиона вздрогнула, словно от мощнейшего разряда тока, когда Сириус прошёлся костяшками пальцев по тыльной стороне её ладони. Она бы отдёрнула руку, если бы смогла, если бы только захотела. Она не хотела. Скользкий страх покинул её, а на смену пришла нежность, которая, на самом деле, всегда жила внутри девушки, просто именно сейчас ей суждено было проснуться от долгого сна. Внутри всё сладко затрепетало, сердце, казалось, стучит прямо в голове, а не в груди, где оно могло бы проломить грудную клетку, если бы начало биться ещё сильнее. Под ложечкой засосало, и девушка тихо выдохнула горячий воздух, только бы Сириус не услышал. Холодные пальцы всё ещё были прижаты к руке гриффиндорки, которую она готова была отрезать, лишь бы она только оставалась в этом положении всё время. Сириус не выдавал никаких эмоций, словно ничего не происходило, словно он не чувствовал, как нервничала Гермиона, но она готова была провести на ветру хоть всю оставшуюся жизнь. Ей не было холодно, ей было жарко; внутри она сгорала, но боли не было. Они молчали, потому что никакие слова не описали бы того, что происходило, а некоторые могли вообще всё испортить. Сириус ласковым движением прошёлся по всей тыльной стороне ладони девушки, и на том месте, где его пальцы касались её, кожа горела. Гермиона знала, погрузись она сейчас в ледяную ванну, и вода закипела бы. Она только решилась повторить движение Сириуса, коснуться его так же, как он касался её, как парень убрал руку. Стало темнее, холоднее и более одиноко. Девушка опустила руку и повернулась в сторону дома. — Холодно. Ты замёрз. Гермиона сделала несколько шагов, чувствуя на себе взгляд парня, он не шёл. — Гермиона, — она повернулась, пытаясь отыскать в темноте серые глаза Сириуса. — Этот день рождения прекрасен тем, что ты сыграла в нём огромную роль. Сердце пропустило удар, когда Блэк в мгновение оказался прямо перед ней. Девушка чувствовала его горячее дыхание на коже, она могла бы поклясться, что слышала, как быстро стучит его сердце, но, возможно, это был просто ветер. Она не видела его глаз, но чувствовала, что смотрит в них, а он смотрит в её глаза. — Сам бы я никогда не нашёл таких замечательных дантистов, — прошептал он возле уха девушки, и до Гермионы не сразу дошло, что парень просто пошутил. Даже тогда, когда он отстранился, она ощущала его дыхание на коже, которая, в который раз за вечер, становилась гусиной, а огонь внутри неё никак не желал уменьшаться. — Холодно. Ты замёрзла. Она не замёрзла, но едва улыбаясь, пошла вслед за Сириусом в дом. Честно говоря, она бы пошла за ним сейчас куда угодно.

***

Ночь была холодной, и постель тоже была холодной. Мини, конечно, старалась, чтобы в каминах в спальнях, где все спали, горели дрова, но Гермиона прекрасно знала, что справиться с таким количеством работы в огромном доме очень трудно, и была благодарна домовику за то, что та с опозданием, но развела огонь в камине. Раскалённые угли прыгали в углу, где был расположен камин, и их потрескивание могло бы усыпить девушку, но только она не могла уснуть: её не усыплял ни дождь, что барабанил по окнам, ни усталость. Она столько думала о том, что должно случится и что случилось, что не заметила как провела полночи, глядя в потолок. Можно было вспомнить заклинания, которые пригодились бы во время миссии, но как только она начинала проговаривать их, тихо бормоча под нос, перед глазами восстанавливалась темнота, ветер обдувал её лицо, а нежные пальцы касались её руки. Девушка дёрнулась, сжимая правую руку в кулак; ту, которой касался Сириус. В коридоре послышались шаги, и Гермиона задержала дыхание, будто кто-то мог услышать, что она не спит глухой ночью, думая не о миссии, а о том, что произошло вечером. А что, собственно, произошло? Могла ли Гермиона ответить на этот вопрос? Нет. Мог ли ответить на этот вопрос Сириус? Возможно. Ей было бы легче, если бы он всё-таки что-то сказал, но парень, словно назло, оставил Гермиону со своими мыслями и догадками один на один. Шаги казались ближе, и на секунду показалось, что кто-то стоял прямо возле её двери, но спустя несколько минут, шаги удалились. Скорее всего, это кто-то из тех, кто остался в доме на ночь. Остались Лили и Джеймс, а ещё Марлин. Они решили вместе дождаться письма от Грюма, а послезавтра вместе отправиться на встречу с ним. Точнее, уже завтра. Оставалось приблизительно двадцать четыре часа до того, как Гермиона отправится на первую свою серьёзную миссию на этой войне без Гарри, без Рона. И девушка чувствовала, что оставляет здесь ещё частичку себя самой; ту, которая не принадлежала ни друзьям, ни Гермионе теперь. Будь она посмелее, разобралась бы с тем, что проснулось внутри неё, но сейчас она боялась, не хотела принимать то, что разорвало бы её душу на части, когда придёт время уйти.

***

У парня никогда не было проблем со сном, но сегодня… Сегодня был особенный день; эмоционального насыщения хватило бы на весь предстоящий год. Он всё ещё был потрясён новостями об опасных миссиях, на которые отправляют его друзей, он был в шоке от того, что Лунатика бросают в пасть оборотней, и не хотелось думать, что случится, если друга раскроют. А ещё Гермиона и Марлин… Как можно было отпускать их одних? Как Дамблдор мог поставить их в одну группу с параноиком Грюмом? Чем вообще они должны там заниматься? Сириус не спал. Не мог уснуть из-за тревоги, что брала вверх над контролем парня. Джеймс успокоил его, когда побежал за ним, но настоящее успокоение пришло только тогда, когда в сумерках он увидел хрупкую фигуру девушки, погружённую в себя. Она не слышала, как подошел Блэк, и улыбка коснулась губ парня, когда она вздрогнула от его голоса. Она рассказала ему о том, о чём Сириус никогда в своей жизни не слышал, более того, он не подозревал, что подобное могло быть реальным. Это казалось сказкой как, например, сказка о трёх братьях и Дарах Смерти или даже о Маленьком Принце. А то, что произошло после этого… Сириус никогда не отличался застенчивостью, всегда делал то, что хотел, и ему было абсолютно плевать на мнение окружающих людей. Это было в его крови, этим он жил, дышал, существовал, но тогда почему он боялся сделать то, чего так хотел? Он был, чёрт возьми, Сириусом Блэком, и одно только сочетание его имени и фамилии говорило о том, что парень не готов был быть трусом или смущённым мальчиком. Он ожидал, что девушка отпрянет, потому что такой уж была Гермиона, но, нет. Сириус вспомнил как позволил себе коснуться её гладкой руки — пальцами, чтобы не напугать, и почувствовал, как внутренности скрутила сладкая истома. Стало жарко, и парень сбросил тяжёлое одеяло, чтобы прохлада комнаты остудила то, что так внезапно накрыло его тело, пробираясь внутрь. Оконные стёкла дрожали от дождя, Сириус улыбнулся: ему нравился дождь, особенно нравилось ощущение защищённости, когда он был спрятан от холода и воды в стенах собственного дома. Парень выбрался из постели после того, как предпринял очередную попытку уснуть: ничего не получилось. В коридоре было темно, с картин, что висели на стенах, слышалось посапывание, а кто-то даже храпел; ни у кого, похоже, не было проблем со сном этой ночью, помимо Сириуса. Он остановился возле картины, которая всегда больше остальных нравилась Блэку; это была фреска магловского художника, и как-то Гермиона даже рассказала ему историю создания этого шедевра, которую он, естественно, до этого не слышал. "Сотворение Адама". Гермиона с упоением вещала о деталях и смыслах, которые были заложены изначально художником, а после люди пытались самостоятельно найти скрытые послания, которые, как они подозревали, оставил мастер следующему поколению. Но Сириус всегда думал, что любое творчество несёт совершенно разный смысл для каждого человека; невозможно, чтобы двое и больше людей мыслили совершенно одинаково, потому что так жить неинтересно. Он только после нескольких минут заметил, что стоит возле двери спальни Гермионы. Интересно, девушка спала или её, как и Сириуса, сегодня мучила бессонница? Поддавшись порыву, он взялся за ручку двери, прекрасно осознавая, что в случае, если Гермиона не спит, она вынесет ему приговор за то, что тот вторгся в её комнату без приглашения. Ведь должно быть приглашение, верно? Представив разъярённую Гермиону, после того как она была такой нежной этим вечером, парень убрал руку от двери. Он опустил голову, улыбаясь самой идиотской улыбкой, которую мог только представить; хорошо, что его никто не видел. Он не был трусом, он был умным. И он прекрасно понимал, что сейчас не время, но оно обязательно настанет, когда все будут готовы.

***

"05.11. 6:00. Лондон. Трафальгарская площадь. Не опаздывать. Первое место прибытия — Семь Сестёр. В зависимости от ситуации, будем отправляться туда, где наша помощь будет наиболее необходима". Грюм был немногословен, зато очень понятен и конкретен; в самом деле, сентиментальность в данном случае была бы лишней. Гермионе было всё понятно, Марлин тоже; похоже, девушка за ночь пришла в себя и теперь выглядела более уверенно, чем прошлым вечером; Гермиона старалась подражать блондинке и контролировать свои эмоции, не позволяя паниковать. К слову, паниковали все, кроме девушек. Гарри, как только проснулся, начал собираться вместе с Гермионой, доказывая всё время, что без него она никуда не пойдёт, пришлось вмешаться Джеймсу и Лили, которые объяснили парню, что самоуправства никто в Ордене терпеть не станет, и если он отправится с Гермионой, и, конечно, Рон тоже пойдёт за ними — Дамблдор будет в бешенстве. Гермиона никогда не видела профессора в бешенстве, она даже не подозревала, что такое возможно, но казалось, это была бы страшная картина. — Вы не можете пойти! — раздражённо выдохнула гриффиндорка. — А если ваша помощь понадобиться на других заданиях? — А если нет?! — не унимался Гарри. — Тогда большего счастья мне и не нужно, — пробубнила девушка, продолжая укладывать вещи в дорожную сумку. Парни ушли, не добившись своего, а Гермиона облегчённо выдохнула, оставшись наедине с собой. Она оглянулась, словно кто-то мог наблюдать за ней в её же комнате, а после быстрыми судорожными движениями сложила кожаную куртку и спрятала её на самое дно сумки. Она надеялась, что Сириус не станет искать её и не заметит, что Гермиона решила присвоить куртку, что так пахла Сириусом, себе. Вечером этого же дня, они сидели в гостиной и в полнейшей тишине пили чай. Мини пыталась угодить всем, но Гермионе особенно; девушка замечала, как эльф подавала сначала ей чашку с чаем и пирожные, а после уже Сириусу. Раньше бы девушка отказалась, чтобы домашний эльф ей прислуживал, но сейчас голову занимали лишь мысли о предстоящей миссии. — Ты ведь увидишь море? — Рон решил нарушить молчание. — Ла-Манш, да, — Рон неоднозначно кивнул, поджав губы. — Тогда я хочу что-то оттуда. — Например? — Ну, может быть, ракушку или ещё что-то. Эта просьба была такой по-детски наивной, но она разбила тот камень, что засел в девушке, и она искренне улыбнулась другу. — Хорошо, — она кивнула, очерчивая края чашки пальцем. Часы отмеряли десять вечера, и Гермиона поднялась с места, отставляя почти полную чашку чая на столик. — Мне нужно отдохнуть. — Спокойной ночи, Гермиона, — Гарри поднялся и крепко обнял подругу так, что у неё затрещали кости. Она знала, Гарри пожертвовал бы всем, чем только мог, лишь бы Гермиона никуда не уходила. Рон вслед за другом обнял девушку, и ей пришлось подняться на носочки, чтобы обхватить шею рыжего. Сириус наблюдал за ними, не проронив ни единого слова, но его взгляд говорил за него. И девушка не была уверена, что хотела бы слышать эти слова прямо сейчас, перед ребятами. Оказавшись в комнате, Гермиона прислонилась к двери и сползла на пол: если бы она могла, она бы заплакала. Она не знала, что ждёт их впереди, когда девушка вернётся к друзьям, вернётся ли вообще. Неизвестно было и то, где они будут останавливаться — Грюм написал, что утёсы "Семь Сестёр" — начало; возможно, их вообще раскидают по всей стране. Пора бы уже смириться с тем, что ни одна из её жизней не была в полном расположении девушки, а желания Дамблдора были всегда важнее желаний других людей. — Гермиона? — бархатный голос прозвучал, словно над головой девушки, и она открыла глаза, чтобы посмотреть, не было ли кого в её комнате. — Сириус? — она продолжала сидеть на полу, поджав ноги к груди; Гермиона говорила в пустоту комнаты, и голос её эхом отбивался от светлых стен. Это могло бы сойти за галлюцинацию — то, что она говорила с тем, кто стоял по другую сторону двери; возможно, там вообще никого не было, а всё происходило у неё в голове. — Ты боишься? — это явно ей не казалось; стало понятно по тому, как парень начал нервно стучать костяшками пальцев по деревянной двери. — Чего мне бояться? — Неизвестности. — Я вернулась на двадцать лет назад, зная будущее, что вот-вот настанет, о какой неизвестности ты говоришь? — горько засмеялась гриффиндорка. — Ты ведь не знаешь, что произойдёт с тобой. — Никогда не любила Прорицания, — Блэк тихо засмеялся, а Гермиона ухмыльнулась. — И я бы не хотела знать, что со мной произойдёт. — С тобой всё будет хорошо, — очень серьёзным тоном сказал парень. Она поднялась на ноги, которые стали ватными. Дверь со скрипом открылась, и в проходе показался Сириус: небрежно красивый, каким его всегда знала девушка. Он опёрся на косяк двери, и Гермиона сразу же встретилась с ним взглядом, от чего сладкое ощущение, словно патока, разлилось по телу, а запах табака наполнил всё пространство вокруг. — Гермиона… — парень достал руки из карманов джинсов, и девушка сфокусировалась только на них, чтобы Сириус не видел, как она покраснела. — Рон попросил у тебя ракушку, — девушка кивнула, не поднимая взгляда, всё ещё наблюдая за руками Блэка: у него были такие красивые руки. — Я прошу лишь одного, я ведь могу тоже что-то попросить? — он резко перешёл на шёпот, от которого сердце пропустило удар. Она решилась поднять взгляд и кивнуть, когда парень протянул руку, чтобы заправить выбившуюся кудрявую прядь за ухо. — Просто вернись. — Гермиона судорожно выдохнула, когда рука Сириуса соскользнула чуть ниже и опустилась на шею. — Вернись… Она зажмурилась, когда заметила движение, тело парализовало всего на миг, когда Сириус прижался губами ко лбу девушки. Это могло казаться невинным поцелуем, которым награждают матери детей или друзья друг друга, но только Гермиона чувствовала в горящих губах парня что-то, что заставляло её желать жить, желать вернуться, как он и просил. Девушка уткнулась носом в подбородок парня, потом чуть выше. К чёрту всё! У них не было времени, а это, возможно, был последний момент спокойствия, который у неё будет перед тем, как она попадёт в ад. Не было времени включать мозги и обдумывать свои действия и последствия, не было времени на страх, желание руководило сейчас ею, и она не хотела сопротивляться. Гермиона коснулась губ Сириуса едва-едва, словно тёплый летний ветер, что ласкает тебя на берегу моря, а, может быть, это были крылья бабочки… Неважно. Одно Гермиона знала точно — это то, чего ей так хотелось. Сириус прижался ближе, более настойчивым поцелуем разбудив что-то чужое в девушке; то, чего она никогда не знала. Она задыхалась, пока парень целовал её, логика не работала, тело била мелкая дрожь; Гермиона давно не была ни в чём так уверена, как в том, что Сириус нуждался в этом так же, как и она, и сейчас они могли получить это. Она обхватила шею парня руками, запутываясь пальцами в мягких волосах и прижимаясь так близко, что могла почувствовать напряжённые мышцы под тёплым свитером Блэка. Он в свою очередь сжимал её талию, до боли впиваясь пальцами в рёбра, не желая отпускать. Гермиона осознала, что готова была ослушаться Дамблдора, лишь бы никогда её не покидало чувство, которое не позволяло дышать; она готова была задохнуться, только бы в объятиях черноволосого. Девушка не сдержала тихий стон, когда язык парня по-свойски пробрался в её рот, и они, шумно дыша, чувствовали беспорядочный стук сердец, которые готовы были взорваться от приятного напряжения. Они отстранились одновременно, просто потому что им требовалось сделать вдох. Глаза Сириуса горели огнём, и они были такими тёмными, в которых можно было увидеть саму душу парня. Неужели она была такой же тёмной? Он улыбнулся ей и отступил на шаг, отпуская талию девушки; грудь его вздымалась и опускалась, так же как и грудь Гермионы. Она горела снаружи и внутри, и готова была выйти на улицу под дождь, чтобы остудиться. — Спокойной ночи, Гермиона, — хриплым голосом сказал Сириус и сделал ещё один шаг назад, пока девушка отступала вглубь своей комнаты, не в силах что-либо сказать. Сириус скрылся с лёгкой отстранённой улыбкой, и только тогда, когда послышался звук закрывающейся двери спальни Сириуса, Гермиона спряталась за дверью своей, прижимая руки к груди, в попытке успокоить гулко бьющееся сердце. Она прошла на ватных ногах к кровати, тяжело опускаясь на неё, второй рукой касаясь распухших губ, что налились кровью и горели огнём. Внизу живота сладко тянуло от желания, которое всё ещё не покинуло девушку. Думать она могла только о горячих, настойчивых губах, которым она так легко сдалась в плен. И сдалась бы ещё не один раз, только бы выпал шанс. Язык пощипывало от терпкости и стало понятно, что этот аромат был естественным запахом Блэка; был его вкусом. Вся в поту, девушка поднялась на дрожащих ногах и подошла к окну, открывая его и впуская свежий воздух внутрь. Капли дождя попадали на лицо, смешиваясь с капельками пота, что стекали со лба Гермионы. Она не могла позволить себе не вернуться с миссии, её ждали. Сюда рвалось сердце девушки, здесь осталась часть её души, и она должна вернуться, чтобы соединить все части воедино. Вот как, оказывается, теряются души.