Маховик: Во Власти Времени

Сегодня вечером я по-настоящему хорошо проведу время Чувствую себя таким живым! А весь мир просто выворачивает наизнанку, да! Я парю в экстазе, Так не останавливайте же меня, не останавливайте меня сейчас.

***

10 сентября 1978 год. Дом Сириуса Блэка. — То есть ты был в команде Гриффиндора и стал ловцом на первом курсе? — брови Джеймса метнулись вверх. — Да, — Гарри коротко кивнул. Джеймс почесал затылок и перевёл взгляд на Сириуса. — Полагаю, ты был неплохим игроком. — Да ладно тебе, Джим! Хватит завидовать, — Сириус хлопнул друга по плечу, и Гарри улыбнулся. — Я ничему не завидую. Я просто в недоумении, почему, когда я весь первый курс упрашивал Макгонагалл дать мне разрешение играть в команде, она вечно отказывалась? Пришлось ждать второго курса. Сириус фыркнул и закатил глаза на слова Джеймса: — Ну да, не завидует. Ты ведь всего лишь дневал и ночевал на трибунах и доставал Макгонагалл своим: «Профессор, Вам никогда не найти игрока лучше меня», — все рассмеялись, когда Сириус изобразил писклявый голосок маленького Джеймса. Гарри представил, как его маленький отец бегает за деканом, уговаривая её взять его в команду, или как он горящими глазами наблюдает за играми и тренировками команды, уверенный, что скоро он тоже станет игроком. — Я вообще случайно попал в команду, — улыбаясь, произнёс Гарри. — Зря ты это сказал, Гарри, теперь он не уснёт, — выдал Сириус, за что тут же получил толчок от Джеймса. — Заткнись, Блэк, сам-то будто не мечтал играть в команде?.. — Меня взяли за выдающийся талант, Джим. К тому же с моим приходом в команде появилась харизма. — И исчезла скромность, — закончил предложение Римус, закидывая ноги на диван и устраиваясь удобнее. Гарри было весело. В компании отца и друзей он чувствовал себя хорошо. На фоне играла «Don’t Stop Me Now» из старинного граммофона Сириуса. Было уж слишком хорошо, как для правды. ”Don't stop me Don’t stop me Don’t stop me Hey hey hey!“ Прошло два месяца с того момента, как они прошли Завесу, и Гарри казалось, что он оказался там, где должен был быть всю жизнь — рядом с родными. Джеймс и Лили отлично к нему относились. Вообще, они начали хорошо к нему относиться с того момента, когда Гарри помог Джеймсу. Люпин был совсем другим. Не таким, каким Гарри его знал как школьного учителя. Он был более раскован в обществе своих друзей. Он всё ещё казался самым адекватным в их компании, но Гарри часто замечал и в его глазах искорки озорства, что вечно сопровождали Сириуса и Джеймса. Гарри видел, с каким обожанием смотрят друг на друга его отец и крёстный. Он знал, что они были лучшими друзьями, но только теперь он до конца понял цену их дружбы — они действительно были братьями, теми, что, не задумываясь, отдадут жизнь друг за друга. Лили была такой живой, мудрой и доброй девушкой. Иногда Гарри проводил параллель между ней и своей лучшей подругой. Они не были похожи внешне, но характеры были почти одинаковыми. Лили заботилась о каждом, о ком только могла, так же, как и Гермиона. Они были теми девушками, которые не должны бороться — к их ногам должен был пасть весь мир, — но они сражались, ни разу не уступая мужчинам. Они были сильными и храбрыми — настоящие гриффиндорки. А ещё он вспоминал о Джинни. Она тоже была настоящей гриффиндоркой. Он бросил её — теперь по-настоящему, и когда в голове возникал образ красивой рыжеволосой девушки, Гарри крепко зажмуривался, чтобы не видеть её печального взгляда. Только такой она ему представлялась — грустной и одинокой. Он не знал, было ли постыдным то, что если бы выдался шанс вернуться, то он бы отказался. Ему нравилось здесь вместе с родителями, которые стали ему друзьями; Сириусом, который был так счастлив, что Гарри и не представлял, что тот может быть таким; Люпином, у которого на лице читалась не печаль, а что-то, чего Гарри не мог и описать. Римус не остался один, друзья его принимали, несмотря на его проблему, и он казался тем, кто отдаст всё на свете, лишь бы друзья всегда были с ним. Был ещё Хвост. Но Гарри всячески пытался себя сдерживать, чтобы не придушить его голыми руками на том месте, где он сидел. Гермиона и Рон ясно объяснили, что вмешиваться сейчас нельзя. Гарри верил в то, что ему ещё выдастся возможность как-нибудь, но изменить историю. Он так отчаянно верил в то, что всё будет хорошо. Не верили, видимо, только его друзья. Рон грустил, но старался этого не показывать. Гарри знал, что тот чувствовал; те же чувства испытывал и он, но там, в своём времени, где он был известным мальчиком-сиротой, что должен победить самого опасного Тёмного Мага в истории. У него не было семьи, но были друзья. Друзья, которые в самые тёмные и сложные времена всегда были рядом. Сейчас он старался делать для них то же, что и они делали для него. Он старался не оставлять их, чтобы они не подумали, что он забыл о них; уговаривал спуститься к Мародёрам в гостиную и просто был рядом. Всегда рядом. Всегда вместе. Они сидели все вместе в гостиной возле камина, отдыхая после очередной битвы. Война была в самом разгаре и, как понял уже Гарри, была ничем не лучше Второй войны, возможно, даже хуже. Люди так же погибали, а Пожиратели были всё так же жестоки. Но даже сейчас они все вместе искали свет, а если не могли найти, то создавали свой. Казалось, из каждого из них сиял свет такой силы, что мог осветить всю Вселенную. Ребята принимали участие ещё в двух миссиях после первой и, к счастью, никто больше не пострадал. Правда, Гарри надеялся, что какое-нибудь заклятие попадёт в Петтигрю, но оно никак не попадало, потому что рядом с Хвостом всегда оказывался либо Люпин, либо Джеймс, либо Сириус, которые заслоняли его собой и отбивали заклинание. Сириус достал серебряный портсигар из внутреннего кармана пиджака, ноги его были небрежно заброшены на кофейный столик, что стоял возле него. Он предложил сигарету Джеймсу и Люпину, но те скривились, отрицательно качая головами. Тогда он кивнул Гарри, приглашая того угоститься сигаретой. — Не порть мне сына, Блэк! — наиграно серьёзным тоном произнёс Джеймс. Гарри удивился этому обращению. Было ясно, что Джеймс произнёс это в шутку, но он никогда раньше не называл его «сыном», и сейчас это показалось каким-то правильным и грустным одновременно. — Ох, Джим, — театрально вздохнул Сириус, — ты же знаешь, что я ещё даже не начинал. Блэк лукаво взглянул на Лили, которая тут же закатила глаза. — Ты дурак, Блэк, — сказала она, Сириус удивлённо приподнял брови. — Не ожидал от тебя такой подлости, Эванс. Помяни моё слово, я ещё стану крёстным отцом твоих детей. — Только в твоих мечтах, — бросила она Сириусу и улыбнулась. — Мне кажется, тебе достаточно того, что ты будешь шафером на нашей свадьбе. Гарри хотелось рассмеяться. Лили действительно не хотела, чтобы Сириус был его крёстным или же у них были такие отношения друг с другом, которые были построены на подколах и шутках? — Будто ты сама не мечтаешь о таком крёстном для своих детей, как я... — манерно сказал Сириус и чиркнул спичками, закуривая сигарету. Гарри дёрнулся, когда услышал смешок Гермионы, которая сидела справа от него в кресле, полностью забравшись на него. Она всё ещё была подавлена, но некоторое время назад начала выходить из комнаты и проводить время с ним, Роном и Мародёрами в гостиной. Иногда Гарри замечал, что девушка всматривается в детально проработанные статуэтки, что стояли на камине, или изучает картины, которые висели на стенах. Бывало, она вникала в разговор. Создавалось впечатление, что девушка хочет найти что-то, что её заинтересует, чем она сможет жить в этом мире, кроме войны и борьбы. Сириус уставился на неё любопытным взглядом, приподнимая одну бровь, этим выражением лица будто спрашивая, что именно её развеселило. — Ты серьёзно думаешь, что лучше всех на свете? — тон её показался Гарри необычайно живым. — Ещё я так считаю, — вмешался Джеймс, по-детски поднимая руку, пока Сириус и Гермиона играли в гляделки. Лили ткнула его под рёбра. Гарри следил за ними с особым любопытством. Он давно не видел оживлённую Гермиону, которая поставила бы кого-то на место. Этим человеком мог оказаться Бродяга. — А ты этого не замечаешь? — затягиваясь, ответил Сириус. — Если Гарри одолжит мне очки, то, может быть, увижу. Хотя, — задумчиво произнесла Гермиона, — я прекрасно вижу, что ты являешься снобом. — Лично мне и очки не нужны, чтобы увидеть твоё высокомерие, — не отводя взгляда от Гермионы, сказал Сириус. Ни один мускул на её лице не дрогнул. — Она не высокомерная! — Рон, похоже, воспринимал это уже как оскорбление, а не шутку. Гермиона накрыла своей рукой его руку и улыбнулась. — Угомонись, рыжий! — рявкнул Блэк. — Я ведь не сказал, что высокомерие — плохо, это меня она оскорбила. Гарри видел, как сжались кулаки Рона. Он явно не симпатизировал молодому Сириусу. «Он этого натерпелся» — пришла в голову Гарри мысль. Натерпелся насмешек в школе, от Малфоя и ему подобных. А Сириус всё ещё был похож на того Сириуса, которого Гарри видел в воспоминаниях Снейпа: задирой и проказником. Пусть Гарри старался не замечать этого, наслаждаясь обществом Мародёров, но они, похоже, были приятны только ему. — Да ладно вам, ребята, — решил разрядить обстановку Джеймс. — На пустом месте спорить ведь начали. У меня идея, — он хлопнул в ладоши прямо перед лицом Блэка, и тот моргнул, отводя взгляд от Гермионы. — Пойдёмте полетаем. Мы давно не летали. Заодно посмотрим на умение младшего Поттера, — Джеймс улыбнулся и подмигнул ему. — Ну не-е-е-т — уже темнеет, — проблеял Хвост, и Гарри резко поднялся. — Я не против. — Вот и отлично! — Джеймс радостно посмотрел на остальных. — А вы? — Я за, — немного поникшим голосом ответил Сириус, демонстративно разглядывая сигарету в длинных пальцах. — Я тоже, — взгляд Рона был прикован к Сириусу. Люпин и Хвост отказались, и Гарри вздохнул. Можно было бы скинуть Питера с метлы. — Ну что, наперегонки? Во-о-он до того огромного дерева на той стороне холма, — предложил Джеймс, когда они вышли в сад. Дом Сириуса был надёжно спрятан между лесом позади дома, рекой по правую сторону и холмом — по левую. Соседей не было, поэтому они не переживали, что их могли заметить. Сириус сбросил пиджак прямо на землю. Видимо, он не особо заботился о своих вещах, ну или их состояние не играло для него никакой роли. — Держу пари, Поттеры окажутся сегодня позади. Оба, и Уизли тоже, — улыбнувшись белоснежной улыбкой, сказал Сириус, и оседлал свою метлу. Гарри хмыкнул и переглянулся с Роном и Джеймсом. — Даже если я его не обгоню, сделай это ты, — сказал он Гарри так тихо, чтобы слышал только парень. — Пора поставить на место этого благороднейшего и древнейшего. Люпин подал знак, чтобы они стартовали, и Гарри оторвался от земли. Было непривычно: метла была не очень удобной, но в этом времени она была самая новая и лучшая, поэтому Гарри устроился удобнее и попытался сделать то же, что делал всегда, — слиться с метлой воедино. Его метла всегда была продолжением его самого, и Гарри постарался обуздать и эту. Он с Джеймсом и Сириусом шли метла к метле, Рон отставал всего на несколько дюймов. Внезапно Джеймс ушёл в пике, и Гарри заметил, что тот начал делать мёртвую петлю. Опасно, но жизнь ведь скучна без риска? Джеймс вырвался вперед, и Гарри налёг всем весом вперёд, ускоряясь, но Сириус не отставал. Он толкнул его, Гарри ответил тем же. Победил Рон. Никто из троих не понимал, как так получилось, но Рон лишь сказал, что дело в прирождённом умении справляться с метлой. Да уж. Если бы Джеймс не хотел обратить на себя всё внимание, выделывая разные трюки, а Гарри и Сириус не стали бы толкаться так, будто это было важнее гонки, то победил бы кто-нибудь из них. Но Гарри не стал этого говорить. Он радовался за Рона, который выглядел так, словно утёр нос всем Мародёрам вместе взятым. Так почему же он должен отнимать хоть немного счастья Рона в этом мире?

***

Может, найдётся замена, Есть много — в подобие мне – Дворняг, без пенни в кармане, Ищущих лакомств, как ты, на земле...

***

19 сентября 1978 года. Дом Сириуса Блэка. Гермиона потеряла счёт дням. Она не помнила, какой сегодня был день недели, да и в принципе, какая разница? Девушка привыкала. Стала искать смысл в этой жизни и меньше думать о прошлой. Потому что, как только она вспоминала о мире за Завесой — тут же глаза начинали неприятно щипать от слёз. Она устала плакать. Рыданий больше не было, лишь одинокая слеза перед сном, скатываясь по щеке, забивалась в складки её губ, отдаваясь солью на языке. Несмотря на своё нежелание участвовать в войне, она всё же не могла бросить Гарри и Рона, когда те вернулись с первого собрания Ордена Феникса с новым поручением от Дамблдора. Они воевали, снова воевали. Боевые заклинания для её палочки стали уже настолько родными, что девушка сомневалась, помнит ли ещё что-нибудь из Бытовой, например, магии. Они были рождены для этой войны. Она — их судьба и то, что ожидает их ещё много-много лет. И если они действительно должны жить в этом мире, то она не хотела быть вечно хмурой и депрессивной. Гермиона решила воспользоваться (кто бы мог подумать), советом Блэка: найти что-то, что заставит её полюбить эту жизнь. Теперь девушка не просто смотрела, а видела. Слушала разговоры среди Мародёров, иногда присоединяясь к их темам для обсуждения. Библиотека Блэка была такой огромной! Не Хогвартс, конечно, но гораздо больше, чем любая библиотека в подобном доме. Гермиона тайно брала книги, которые раньше ещё не читала, а здесь таких было предостаточно: эксклюзивные издания, семейные книги Блэков, которые были покрыты многолетней пылью, указывая на то, что их никто не читал и читать не собирался. Были ещё книги, которые Гермиона читала, но события в них были описаны только с одной стороны. Например, о восстаниях гоблинов семнадцатого и восемнадцатого столетия Гермиона знала только те факты, которые давало Министерство. Было особенно интересно узнать что-то новое, а когда девушка нашла записи Гырга Грязного (она даже не удивилась, когда нашла эти записи в доме Блэка), который был предводителем восстания в восемнадцатом веке, то впервые почувствовала себя, как в Хогвартсе: стремление к знаниям и интерес горели в её глазах. Она с большим интересом изучала картины: магловские и волшебные. Картины магловских художников были прекрасны. «Сотворение Адама» всё ещё была самой любимой картиной в этом доме, но некоторые волшебные картины, мимо которых всегда ходила девушка, стали здороваться с ней, весело подмигивая. Один рыцарь с картины даже сообщил, что Гермиона является его дамой сердца, и он готов вызвать любого на поединок, лишь бы доказать ей свои искренние чувства и добиться её сердца. Гермионе стало легче, но не настолько, чтобы полностью расслабиться и жить в удовольствие. Она хотела верить, что день за днём мир сможет привыкнуть к ней, а она — к нему. Гриффиндорка пробиралась на кухню. Была ночь, и ей не хотелось, чтобы кто-то её застал или заметил. Она проголодалась. Аппетит возвращался к девушке. Она так и не узнала, откуда появлялась еда в доме, но ей, если честно, было всё равно. Главное, что никакой эльф не страдал от нападок Сириуса, а всё остальное её устраивало. — Пытаешься сбежать? — бархатный голос прорезал тишину и кромешную тьму, в которой пряталась девушка. Гермиона подскочила на месте от неожиданности. — Сириус. Послышался звук зажигания спички, и на малую долю секунды Гермиона увидела лицо Блэка. Очаровательно ленивое выражение идеально подходило ему. Огонь потух, и в комнате снова воцарилась тьма, в нос ударил уже привычный табачный дым. — Скорее, сноб, — Гермиона не видела, но представила ухмылку на его лице. — Верно, — коротко ответила она и развернулась, чтобы пойти обратно в комнату. — Ты ведь пришла оттуда, направляясь в другую сторону, забыла? — Как ты узнал, что это я? — По запаху, — Гермиона фыркнула, и Сириус издал короткий смешок. — Правда, я хорошо различаю людей по их запаху. — Как пёс? — вдруг выпалила девушка, борясь с желанием спросить, чем же она пахнет. Блэк молчал несколько секунд, видимо, решая, отвечать на этот вопрос или нет. — Как пёс. Снова воцарилось неловкое молчание, и Гермиона не могла понять, оно намекало ей на то, что она должна уйти или нужно что-нибудь сказать? — Сегодня 19 сентября, — снова нарушил молчание Блэк. — Что?.. — С днём рождения, Гермиона. Она удивлённо моргнула, потом ещё раз. Серьёзно, ей сегодня 19? Возникло ощущение чего-то странного, но приятного и тёплого. Она бы соврала, если бы сказала, что ей не было приятно, что чужой человек запомнил дату её рождения. — Спасибо, — ответила гриффиндорка после очередного молчания. — Почему я тебе так не нравлюсь? — спросил Сириус, и Гермиона опять не знала, что сказать. Она ненавидела это чувство, когда тебя застают врасплох, и ты стоишь, точно полный дурак, едва открыв рот. — Ты относишься ко мне очень предвзято, — закончил парень. Не нравился ли он ей? Она не могла дать конкретного ответа: он был весёлым и имел незаурядный ум, и его было интересно слушать. В нём сочетались храбрость, мужество и изобретательность, она видела это во время битв, в которых они участвовали вместе. А ещё он был верным, хорошим другом. Это она узнала ещё за Завесой. Но его самоуверенность, самолюбие и высокомерие её убивали. Как может в одном человеке сочетаться что-то настолько идеальное и отвратительное сразу? Иногда ей казалось, что в Сириусе Блэке сидит два человека, либо же он надевает маски для разных случаев; в компании он блещет умом и извергает сарказм налево и направо, а в те редкие моменты, когда они оказывались один на один... Это был мудрый человек, ещё в молодом возрасте переживший много чего, начиная от семейных проблем и заканчивая битвами, где он видел множество смертей и потерь. Гермиона не могла объяснить почему его и его характер ей было проще переносить, когда они были вдвоём, чем когда находились в большой компании. — Ты слишком самовлюблённый, — ответила наконец девушка. — И это всё? Это скорее плюс, чем минус, — беззаботно ответил Блэк, и Гермиона была уверена, что тот пожал плечами. — Тебе так нравится потешаться над кем-то, — выпалила она, — насмехаться, выставлять людей идиотами. — Я никого не выставляю идиотом. Человек обычно и без меня прекрасно справляется, демонстрируя это. Гермиона раздражённо выдохнула воздух из легких: — Вот об этом я и говорю: ты осуждаешь людей, даже если говоришь, что это не так. Меня ты назвал высокомерной. — Не думал, что ты так близко примешь это к сердцу. Но я уже сказал твоему рыжему... — Его имя Рон! — сжимая кулаки, рявкнула Гермиона. — ...сказал рыжему Рону, что не считаю высокомерных людей плохими. Не всех, во всяком случае. — Тебе, видимо, не случалось сталкиваться с насмешками и презрением, да, Блэк? Он молчал. И Гермиона поняла, что ляпнула. Может быть, Сириус и был звездой в школе и Ордене Феникса, где на него глазели все молодые ведьмы, а он упрямо их игнорировал, но в своей семье — месте, где его должны были любить и обожать — он был белой вороной, позором рода, нелюбимым сыном. — Прости... — За что? — она узнала те холодные нотки в его голосе, и по коже пробежали мурашки. — Ну за... Ничего, — выдохнула девушка. Он поднялся с места, Гермиона слышала, как он преодолел расстояние между креслом и ней. И как он только ориентировался в темноте? Она не отступила от него, когда в нос ударил запах терпкого одеколона, дыма и крепкого алкоголя. И этот запах был приятным, таким, в котором хочется раствориться, расслабиться и уснуть. — Я ошибался, Гермиона, — сказал он так тихо, что она едва услышала. Его дыхание прошлось по её лицу, и она осознала, что Сириус стоял уж слишком близко. Она понимала, что нужно отступить на шаг, но ноги будто приросли к полу. — Если хочешь услышать, что ты не высокомерная, то я скажу тебе это: ты не высокомерная. Ты просто чертовски умная ведьма, которая ошибается в одном, — он говорил шёпотом, и с каждым сказанным словом его горячее дыхание шевелило её волосы, которые обрамляли лицо. — Я готов поспорить с тобой на что угодно, что некоторые высокомерные люди достойны уважения, а не презрения. И я могу тебе это доказать. Ты изменишь свое мнение обо мне. — Попробуй... — выдохнула Гермиона и только сейчас поняла, что задержала дыхание, чтобы оно, не дай Мерлин, не заглушило слов Сириуса. Он хмыкнул. Она всё ещё стояла на месте, боясь пошевелиться. — Если я выиграю — с тебя желание, — прошептал он над самым её ухом, и это подействовало на неё так, как будто ей вылили ведро холодной воды на голову — Гермиона наконец-то отступила на шаг от Сириуса. — А если я, то желание за тобой, Блэк, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Правильно, — довольно протянул Сириус. — По-видимому, мы оба получим, чего желаем, несмотря на то, кто победит, — он тоже сделал шаг назад, и Гермиона почувствовала облегчение от того, что он был на приличном расстоянии от неё. На лестнице послышались шаги, и Гермиона вышла из ступора, в который её привел Сириус, делая пару шагов в сторону идущего. — Это ты, Гермиона? — голос Рона был сонным. — Да, я, — ответила девушка, про себя молясь, чтобы Сириус молчал. — Я проголодался, — пожаловался друг, — пойдём что-нибудь перекусим? — Идём, Рон, идём, — Гермиона нащупала руку Рона, крепко за неё держась, прошла мимо всё ещё стоящего и ухмыляющегося Сириуса на кухню, куда держала путь с самого начала. Она каждым сантиметром кожи чувствовала, что тот следил за ними и ухмылялся, куда же он без этого?